Всего – ничего
Всего – ничего… Надо просто взять, отрезать и оставить двадцать лет позади, а затем, не раздумывая шагнуть…
Иногда, случается время, когда прошлое, настоящее и будущее перестают говорить с тобой, словно они, внезапно, не предупредив хозяина, дали обет молчания. Внезапно обрели, призрачную, неосязаемую, имеющую лишь лёгкую контурную видимость развоплотившейся формы. И тогда, ставшая невесомым песком и ускользающая из дырявых ладоней жизнь, превращается в бесконечное падение. Точек внутренней опоры больше нет. Есть лишь внешняя иллюзия, частью которой ты являешься… И уже непонятно, кто кого порождает. Иллюзия тебя, или ты иллюзию…
Два луча.
Осень на закате своей быстротечной, чахоточной жизни раскапризничалась и по простоте душевной, выкинула на нас через небесную форточку мокрый, быстро тающий снег, больше похожий на истлевший от времени грязно-белый саван. Желая усилить эффект, наполнила короткие и бесцветные дни сырой неизъяснимой тревогой, напоминающей пустые заключительные кадры скучного чёрно-белого немого кино. Листья, оборванные пронизывающими, порывистыми ветрами, уже успевшими накопить стужу, нерадивая хозяйка беспорядочно разбросала гниющим, грязно-бурым ковром, разорванным на тысячи больших и маленьких кусочков, швырнув их под ноги озябшему городу, ощетинившемуся голыми ветками деревьев. Мне кажется: даже звонкий смех, подобный одинокому лучу солнца, случайно пробившемуся сквозь бесконечные свинцовые тучи, мгновенно обратится в унылый серый камень.
— А если два?
— Чего два милая?
— Ну, два луча!
— Ты про то, что серое, может, и вовсе не серое, а серебряное?
— Типа того.
— Хм! Почему бы и нет?!
Суеверия, -это монеты из фальшивого золота, которые мы всеми правдами и неправдами пытаемся всучить высшим силам, в обмен на удачу.
Всего – ничего… Надо просто взять, отрезать и оставить двадцать лет позади, а затем, не раздумывая шагнуть…
Иногда, случается время, когда прошлое, настоящее и будущее перестают говорить с тобой, словно они, внезапно, не предупредив хозяина, дали обет молчания. Внезапно обрели, призрачную, неосязаемую, имеющую лишь лёгкую контурную видимость развоплотившейся формы. И тогда, ставшая невесомым песком и ускользающая из дырявых ладоней жизнь, превращается в бесконечное падение. Точек внутренней опоры больше нет. Есть лишь внешняя иллюзия, частью которой ты являешься… И уже непонятно, кто кого порождает. Иллюзия тебя, или ты иллюзию…
Осень на закате своей быстротечной, чахоточной жизни раскапризничалась и по простоте душевной, выкинула на нас через небесную форточку мокрый, быстро тающий снег, больше похожий на истлевший от времени грязно-белый саван. Желая усилить эффект, наполнила короткие и бесцветные дни сырой неизъяснимой тревогой, напоминающей пустые заключительные кадры скучного чёрно-белого немого кино. Листья, оборванные пронизывающими, порывистыми ветрами, уже успевшими накопить стужу, нерадивая хозяйка беспорядочно разбросала гниющим, грязно-бурым ковром, разорванным на тысячи больших и маленьких кусочков, швырнув их под ноги озябшему городу, ощетинившемуся голыми ветками деревьев. Мне кажется: даже звонкий смех, подобный одинокому лучу солнца, случайно пробившемуся сквозь бесконечные свинцовые тучи, мгновенно обратится в унылый серый камень.
— А если два?
— Чего два милая?
— Ну, два луча!
— Ты про то, что серое, может, и вовсе не серое, а серебряное?
— Типа того.
— Хм! Почему бы и нет?!