Динамический потолок
- Скажи, Джек, почему тебя турнули из компании Боинг? К сожалению, в досье об этом ничего не сказано, - полковник Келли отпил глоток ароматного чая и уставился на меня жабьими глазами.
- К чему скрывать? Мне поручили перегнать новенький 737-й в Сан-Франциско. По дороге я поспорил со вторым пилотом, что смогу пролететь под мостом «Золотые ворота». Стоит ли говорить, что я выиграл?
- И каковы были ставки? – полковник поставил пустую чашку на стол и зачем-то полез в свой портфель. Ха! Хотел бы я посмотреть, как он лезет в чужой.
- Пять баксов, наличными.
- Дааа… Ну ты и лошара, Джек. Потерять такое место… Ладно. Короче, я вот по какому вопросу. Надо слетать на динамический потолок.
- На «Старфайтере»? – вряд ли я ошибался.
- На «Супер Старфайтере». Итальянская модификация F-104S, с двигателем 19-й серии.
Я налил себе новую чашку и посмотрел на орденские планки заслуженного тестюгана:
- Интересно, зачем? Рекорд высоты давно установлен Владимиром Федотовым на МиГ-25 – 37 с половиной километров. Вряд ли 104-й, даже итальянский, сумеет его побить.
- Мне надо снять барограмму. Для чего – это уж мое дело. А если что пойдет не так, обещаю тебе настоящие военные похороны, с оркестром и троекратным залпом почетного караула! Спорю на пять баксов, что ты не заберешься и на восемьдесят тысяч футов!
- Ах, так, да? Тогда по рукам!
Я хлопнул чаю и задал давно мучивший меня вопрос:
- Скажите, полковник. Почему «Старфайтер» считается сложным самолетом, «вдоводелом» и так далее? У меня он никаких особых проблем не вызвал. Только полный пи… восторг, сэр.
- Гм… Видишь ли, в чем дело… Вот ты в РЛЭ смотришь только предельные параметры. Как же ты определяешь скорость захода на посадку при разной загрузке? Я ни разу не видел, чтобы ты ошибся.
- Элементарно, мой дорогой Ватсон! – я позволил себе отпустить шпильку в адрес тестюгана, несмотря на его многочисленные награды.
- Если управление становится «ватным», а машина чуть проваливается, значит надо добавить газ. Если самолет приходится прижимать ручкой к земле, надо прибрать режим. Еще можно глянуть угол атаки, если есть индикатор, да и тангаж вполне красноречиво говорит сам за себя. В конце концов, есть же еще и чутье!
- Чутьеее, - протянул полковник. – И у многих в голове встроенный бортовой компьютер?
- Этот компьютер не помогает мне долго удерживаться на одном месте. Приходится зарабатывать на хлеб катанием детишек на собственном DH.89, - мрачно заметил я.
- Повторю еще раз. Все потому, что ты – лошара, Джек! Тебя даже из НАСА выкинули через пару месяцев. И за что? За воздушное хулиганство! Ладно, проехали. Посмотри-ка, с чем тебе придется иметь дело в этот раз.
Я взял цветную фотографию и невольно восхитился бело-синим красавцем с бортовым номером 102. Такая машина сделает честь самому Чуку Егерю.
Жуткий вой ввинтился тупым сверлом в самое сердце. Я скукожился на сидении, пытаясь спастись от всепроникающего визга, распиливающего на части черепную коробку. Есть зажигание! Я с каким-то садистским наслаждением надавил на оба тумблера стартеров, и жуткое завывание прекратило терзать мой усталый мозг.
Лампы «генератор выключен» погасли, и я дал команду усатому технику отсоединить аэродромный источник питания.
Вообще, люди очень сильно ошибаются, считая, что полет крылатой машины – достижение исключительно летчика. Вовсе нет. Полет – результат совместных усилий многих людей, огромная пирамида, на вершине которой, свесив ножки вокруг шеи усталого и голодного авиационного инженера, сидит веселый, отдохнувший и вкусно пообедавший в аэродромной столовой пилот. Увы, жизнь довольно несправедлива к специалистам, если не считать того малоизвестного факта, что в случае катастрофы почетный караул будет вышагивать отнюдь не за гробом представителя технического состава. Так что летчик все-таки имеет право на маленькие привилегии.
Я нажал кнопку передачи:
- «Обитель», я «Злыдень-102», разрешите выруливание.
- «Злыдень-102», выруливайте на полосу 11, РД «альфа».
- Понял, полоса 11, РД «альфа».
Пока я рулю, можно выполнить контрольную карту. Сопло – открыто, закрылки, стабилизатор – взлетное положение, табло отказов – не горит. Карта выполнена. Я готов к взлету с полосы 11 моего родного аэропорта Портленд, штат Мэн.
- «Обитель», я «Злыдень-102», разрешите взлет!
- «Злыдень-102», взлет разрешаю! Только не включайте форсаж – в прошлый раз машину с шоссе снесло.
- Взлет разрешили, «Злыдень-102». Не буду.
РУД (ручка управления двигателем) – максимал, прерывистая осевая линия замелькала все быстрее и быстрее, бросаясь под носовую стойку в каком-то самоубийственном порыве. Топлива залита ровно половина, самолет очень легкий: на скорости 180 узлов машина оторвалась от земли и свечой ушла в небо, покрытое белыми, как клочья ваты, облаками.
Едва убрав шасси и закрылки, я лег на курс 270, точно на запад, на высоте 5000 футов сдвинул РУД влево, и толкнул ее вперед, в положение «полный форсаж». «Старфайтер» загрохотал и легко пробил плотную белую завесу - одиннадцать тонн реактивной тяги ракетой вознесли меня на высоту 52000 футов.
- «Обитель», я «Злыдень-102», эшелон 52, разрешите работу в зоне.
- «Злыдень-102», работу разрешаю.
Скорость растет – 1.8 Маха, 2, 2.1… вспыхнула огненная лампа SLOW - перегрев компрессора! Не выключая форсаж, я потянул ручку управления на себя: лампа погасла, цифры в окошке высотомера начали сменяться с огромной быстротой. 60000 футов, 65000, 70000… Для меня теперь существует только триптих на сером иконостасе: высотомер, указатель скорости и индикатор угла атаки, я даже не заметил почти трехкратной перегрузки, вдавившей меня на несколько секунд в элегантное кресло с ручками из полированного ореха. Размечтался.
75000 футов, 80000 – 24 километра… ура, пять баксов мои! Я оторвал глаза от приборной доски и слегка офонарел от картины, словно нарисованной гигантским художником-сюрреалистом. Вряд ли это увидят не то что обреченные ползать ужи, а пассажиры современных лайнеров, снующих сейчас где-то далеко внизу, в верхушке тропосферы.
Белое солнце заливает половину кабины ослепительными лучами, а в противоположной стороне на угольно-черном небе немигающие бриллианты складываются в линии хорошо знакомых мне созвездий. И где-то далеко, над самым горизонтом, восходит узкий серп растущей луны.
Призрачный, белесый силуэт воздушного шара всплыл чуть ниже меня, я отчетливо увидел баллон и гондолу, неподвижно висящую на стропах. Глюк? Нет, кислородный прибор работает исправно, отмеряя положенные мне порции жизненно необходимого газа. Я вспомнил историю о трех советских смельчаках, покоривших еще в тридцатые годы прошлого века высоту 22 километра. К сожалению, их аэростат не был рассчитан на такой подъем… Но почему их призрак меня преследует? Это предупреждение? О чем?
Чего уж там себя обманывать, мне стало страшно – в настоящий момент я летел выше черты, до которой когда-то поднялся «Осоавиахим-1», и у меня не было никакого желания разделить с несчастными стратонавтами их печальную судьбу. Правда, у моего заслуженного тестюгана на этот счет совсем другое мнение.
К сожалению, динамический потолок – это мгновенная высота, и на 84500 футах стрелка вариометра переползла через ноль и ринулась к нижнему ограничителю. Мне стало не до потусторонних явлений. В теле образовалась не очень приятная легкость, желудок подкатил к горлу: отрицательные перегрузки человек переносит куда хуже положительных. Я выключил форсаж, и в окошке альтиметра снова замелькали цифры – теперь уже в обратную сторону.
Я сдвинул рычажок аэродинамических тормозов, и две выскочивших по обоим бортам растопырки эффективно притормозили мой 104-й до безопасной скорости. Тело налилось непомерной тяжестью, и на высоте 52000 футов линия горизонта опустилась и замаячила у меня перед носом.
Со второй попытки мне удалось забраться в стратосферу на 86000 футов, на третий раз альтиметр показал почтенную цифру 91000 – машина становилась все легче и легче. Никаких привидений больше не было.
На панели отказов вспыхнула янтарная лампа, сигнализирующая о низком уровне топлива, и я нажал тангенту микрофона:
- Говорит полиция штата. Шериф Прендергаст. Мы задержали подозреваемого, - интересно, из какой это книги?
- «Злыдень-102», прекратите шуточки!
- «Обитель», можете передать полковнику: пусть готовит пять баксов. Наличными. Работу закончил, эшелон 52, остаток топлива – тысяча фунтов. Необходима срочная посадка. Жду ваших указаний.
После небольшой паузы диспетчер продолжил:
- На 12 часов от Вас база ВВС Довер. Полосы 3900 и 2900 метров. Ваш код ответчика – аварийный, 7700.
- Че? Как я ващще здесь очутился-то, а? Передайте, пусть обеспечат посадку с прямой и без связи. У меня нет времени на мышиную возню.
Когда я падаю к твоим ногам, ты позволяешь слезам литься на меня... И я упал. Я положил самолет на крыло и рухнул вниз, словно камень, щелкая рычагом аэродинамических тормозов, не давая машине слишком близко подбираться к опасному рубежу, отмеченному на указателе скорости огненной чертой смерти. Белесая муть окутала кокпит.
Сейчас я выскочу из облаков… Что-то не так. Нет, вроде все в порядке: скорость в пределах допустимого, стрелка высотомера откручивается… откручивается стрелка высотомера… высота же, раззява! Высота! Проклятая облачность!
Я хватанул ручку на себя… Господи, какой же это кошмар, а? Противоперегрузочный костюм надулся и выжимает внутренности куда-то в сторону моей несчастной головы, ставшей тяжелее пудовой гири. Сквозь тьму в глазах я вижу, как стрелка акселерометра пляшет возле красной риски – 7.5g.
Передо мной мелькают черно-белые деревья, махметр показывает сверхзвук, но уже нет ни сил, ни возможности что-то менять. Остается только отдаться в рабство господину Жуковскому с его треклятыми летными законами и чугунной, немеющей рукой вцепиться в чудовищно упрямую ручку управления.
Наверное, где-то впереди маленький бугорок уже вывесил транспарант «добро пожаловать», и готов принять самолет в свои распростертые объятия, но все-таки удача предпочитает подготовленный ум. Стрелка вариометра плавно перевалила за мою любимую цифру «ноль» и трепещущий от осознания собственной крутизны друг «Старфайтер», набрав высоту, подобрался к самой кромке нависшей над землей туманной пелены.
Дрожащим, можно сказать, трепещущим взглядом новорожденного, я посмотрел на мрачную серую муть облаков, веселую зелень мелькающего под крыльями леса и щелкнул переключателем аэродинамических тормозов. Сейчас нет ни времени, ни горючего восхищаться красотами залива Делавер или переживать по поводу разочарования полковника Келли, которому придется отложить выгодное сватовство молодой вдовы – его собственной дочери. Прямо передо мной вышитым бисером рассыпались входные огни полосы 19 авиабазы Довер, и у меня есть ровно одна попытка посадить самолет. Ни о каком втором круге не может быть и речи.
Скорость 400 узлов, закрылки раз. 260 – шасси выпущены, зеленые горят, 240 – закрылки два, посадочное положение. 200… 180, так держать – белый и красный огни визуального указателя глиссады смотрят на меня глазами обалдевшей совы. Серая трапеция полосы вплывает в прицел, желтые шевроны полосы безопасности проскакивают под обрез приборной доски, торец! И только после касания асфальта основными стойками, ни в коем случае не раньше, я ставлю малый газ.
Легкий самолет остановился, пробежав менее половины полосы, и я порулил за невесть откуда взявшимся автомобильчиком аэродромной службы. Откуда они узнали, что я буду садиться именно на эту полосу? Вроде я ничего им не говорил – у меня просто не было времени на разговоры.
Странно, и почему у меня нет желания впадать в панику, дрожать от ужаса, кричать и делать прочие вещи, которые положены человеку, чудом избежавшему неминуемой гибели? Вместо всего этого хочется восхищаться выкрашенным в мышиный цвет С-5 Гэлэкси, возле которого мой «Старфайтер» чем-то смахивает на маленькую назойливую муху. К тому же надо разгадать очередную загадку: для чего к моему самолету спешат представители такой неприятной организации, как военная полиция?
Мне пришлось провести несколько неприятных минут в компании совершенно унылого, похожего на добермана, капитана, пока звонок полковника Келли не убедил его в важности выполняемого мной правительственного задания, суть которого он не может раскрыть вследствие чрезвычайной секретности. Да, я тоже умею выражаться канцеляритом.
Я провел на базе Довер пару замечательных дней. И пока я осматривал экспонаты местного музея авиации и щелкал переключателями в кабине древнего Б-17, неутомимые техники готовили мой «Старфайтер» к обратному перелету.
Я едва успел выбраться из кабины после посадки в Портленде, как к самолету подошел здоровенный мужик лет сорока в камуфляже. «Капитан Джек Риппер?» - спросил он, и после утвердительного ответа резко, не дав ни секунды на размышление, ударил меня кулаком в живот. К счастью, еще надутый после полета противоперегрузочный костюм сильно смягчил удар. Шкафоподобный тип повалил меня на землю и мутузил до тех пор, пока ухмыляющиеся охранники не сказали ему сочувственным тоном:
- Ну, хватит, довольно. Он, конечно, заслужил, мы тебя понимаем, но если он потеряет летную годность, нам будет не очень, скажем так, хорошо.
- Да в чем дело? – закричал помятый я, вскочив на ноги. Вот теперь мне действительно стало страшно. Неужели звуковой удар вызвал сердечный приступ у кого-то из его родственников?
- Пойдем, - ходячий шкаф схватил меня за руку и потащил в помещение охраны. Сопротивление было бесполезно.
В караулке тип в камуфляже достал пачку фотографий:
- Смотри! – на снимках был чудовищно искалеченный лес – облетевшая листва, поломанные деревья, по ним словно ураган прошел. Несколько изуродованных туш лосей валялось вверх копытами.
- Хорошая охота! – попытался съязвить я, и мне показалось, что я получил по шее ковшом шагающего экскаватора.
- Это все ты, ты! Я – главный лесник национального парка Бомбей Хук, над которым вчера ты выделывал свои кренделя!
Что ж, мне было предъявлено серьезное обвинение. Но подобного быть не могло, ибо не могло быть никогда.
- Дружище, а тебе не приходило в голову, что подобных разрушений от прохода небольшого самолета на сверхзвуке не бывает? Грохнет, напугает. Может, кое-где выбьет стекла, но не более того.
- Правда? – спросил лесник тоном только что проснувшегося медведя. – А двигатель? Ну, реактивная струя или что там еще?
- Может сломать несколько веток, сдуть с дороги машину. Но погубить стадо лосей?
- Это не лоси, это олени.
- Ну, простите, сэр. Я в этом не разбираюсь. Так что не надо мне тут – ищи браконьеров с динамитом или кого еще.
Мы расстались друзьями. Лесник, которого звали Сэмми, серьезно извинялся, и даже пригласил меня на фотоохоту. Я люблю поснимать, но животные и птицы – не моя специализация. Хотя, как знать. Когда я выйду на пенсию… мои мысли прервал некстати появившийся полковник. Его и без того жабьи глаза были готовы выскочить из орбит прямо к подошвам коричневых ботинок на толстой подошве:
- Ты знаешь, что? – нормально зычный голос моего заслуженного тестя прерывался. – Ты должен был наглотаться земли!
- Как? – изумился я. - Разве расшифровка самописцев уже готова?
- Самолет вообще не должен был выйти из пике – высота мала!
- Но он вышел. Иначе Вы бы сейчас искали новую партию для своей дочери.
Келли поморщился. Мне показалось, что где-то рядом квакнула лягушка.
- Понимаешь – то, что произошло, не вписывается ни в какие законы аэродинамики. Траектория искривлена так… Может, экранный эффект, подхват?
- Может быть. Точно, подхват. Иначе и быть не может.
Про себя я решил обязательно помянуть трех отважных стратонавтов, вынесших на руках мой безнадежно падавший самолет. Наверное, один из них взялся за нос, а двое других за консоли крыльев, и так они вытащили меня из того безнадежного положения, в которое я, жалкий неудачник, загнал себя сам.
- Да… подхват, подхват, - повторял полковник. – Что ж, запишем в загадки. Дуракам везет, как говорится. Ладно, держи пять баксов. Заработал, честно. Собственно оплату за испытания я переведу тебе чуть позже.
- И что там интересного на барограмме? Кроме моего падения в бездну.
- Барограмма – ерунда, предлог. В общем, твоя миссия была связана с НОРАД и загоризонтными радиолокаторами. Больше никакой информации я тебе дать не могу – секретность, сам понимаешь.
В этот день я с комфортом добрался до дома на предмете моей белой зависти: роскошном Додже ВК-53 полковника. Почему-то мне пришло в голову что, несмотря на все эти реактивные полеты, я скучаю по детворе, весело галдящей в пассажирском салоне четырехкрылого фанерного «Дракоши».