Лед

Первое, что Амелл помнит: собственные руки, покрытые тонкой коркой льда и дикий вопль женщины, которая, судя по всему, была её матерью. Тело подрагивало от напряжения, мысли утекали, словно молоко из треснувшего кувшина. Воздух кругом трещал от энергии, загустел, тянулся за руками, как патока, которую маленькая Амелл раньше таскала у полной кухарки, готовящей сладкие пироги. Девочка задыхалась, как под толщей воды, от нахлынувшей непонятной силы, она рвалась изнутри, давила на ребра, обвивала тонкими невидимыми нитями пальцы, спутываясь и переплетаясь. Амелл забыла все, что было в её жизни до этого момента, кроме пары смутных образов, как будто все её существо появилось в ту же секунду, как морозные узоры с легким потрескиванием поползли по красивому витражу окна, распуская белесые цветы на ярком стекле. Она стояла парализованная, все также протягивая руки вверх, как в мольбе невидимому богу, боясь шевельнуться. Ей казалось, что двинь она хоть кончиком пальца, и вся эта бушующая вокруг и внутри энергия вырвется и задушит её, как хорек зазевавшуюся мышку.

Она почувствовала, как кто-то подошел сзади, дернул её за ворот мягкой рубашки, и реальность рассыпалась на тысячи мелких осколков, утягивая куда-то за собой.

Девочка очнулась на каменном полу, холод пробежал по позвоночнику, заставляя кожу покрыться мурашками. Амелл привстала, всматриваясь в окружающую темноту, глаза начали слезиться от усилия. Она уже было испугалась, что ослепла, но в щели между полом и тяжелой дубовой дверью появился тусклый свет, унимая скручивающий нутро страх. Амелл поняла, что заперта в старой кладовой, которой никто давно не пользовался, и даже слуги не захаживали сюда. Девочка хотела подняться, но руки до сих пор покрывал лед, который почему-то не хотел оттаивать, сковывая пальцы и мешая сжать ладони.

Дверь тихо скрипнула, отворяясь. Мягкий свет обрисовал чей-то силуэт, слепя и не давая разглядеть чужое лицо. Амелл прикрылась руками, царапая кожу льдом, отползла чуть назад к шероховатой серой стене. Она слышала, как лязгнул металл, и кто-то присел рядом.

— Дай мне свои руки.

Амелл навсегда запомнила лицо человека, который сидел сейчас напротив и сжимал ее обледеневшие запястья. Шершавые мозолистые пальцы соскребали корку с ладоней, и та отходила, будто бы старая отсохшая кожа. У женщины были русые бесцветные волосы, как у мышки-полевки, и серые глаза, в которых отражался свет от масляной лампы, оставляя на дне зрачков тусклые искорки. Амелл рассмотрела меч на её нагруднике, но никак не могла вспомнить, что этот символ значит.

— Как у меня мог родиться маг?! Проклятая кровь проклятой семьи, — из-за двери донеслись вопли матери, истерично рыдающей, какие-то душераздирающие звуки, которые человек в здравом рассудке, казалось, издать не смог бы. — Храмовники в моем доме, какой позор…

Амелл сжалась, крики матери, лицо которой она не помнит, пугали, заставляя вжиматься спиной в прохладный камень. Незнакомая женщина замерла, глядя на неё невыразительными огоньками зрачков, а потом, не дав девочке опомниться, подхватила её на руки и вынесла из кладовой. Запах металла ударил Амелл в ноздри, но она лишь сильнее уткнулась носом в стальной наплечник. Ей хотелось покинуть дом, наполненный истеричными рыданьями хозяйки, чтобы забыть их и не слышать никогда более.

Дальше её память будто бы размыло, как фигурки из песка от накатившей волны. Лишь парочка воспоминаний четко вырисовывались в голове, создавая внутри тянущее чувство грусти. Будь Амелл постарше, она бы с жадностью голодающего запоминала окружающие её пейзажи — бескрайнее море, заснеженные шапки гор, зеленые луга с душистыми травами и огромные засеянные поля. Но она была слишком мала и глупа, чтобы по-настоящему оценить их, оставляя в памяти лишь яркие расплывшиеся пятна.

По вечерам приходилось останавливаться на привалы, и храмовница разводила костер, усаживая девочку на мягкую подстилку. Женщина была молчалива и почти не говорила, но очень часто пела какие-то строки, расплетая свои бесцветные волосы:

— Где же лик Он отвернул свой —
Пустота во всех вещах:
В мире, в Тени,
В разумах людских и в их сердцах.

В эти моменты она горько улыбалась, а Амелл не могла оторвать взгляда от ярко-красного, давно зажившего ожога, пересекающего лицо храмовницы уродливым рваным шрамом. Свет от языков пламени причудливо ломался, освещая женщину, и откидывал неровные пляшущие тени на землю. Тогда девочка, поддаваясь какому-то порыву, вставала и садилась к храмовнице поближе, сжимая в своих ладонях старую потрепанную юбку женщины, и вслушивалась в хрипловатый, немелодичный голос. Но та быстро замолкала, укладывала Амелл обратно на подстилку, проводя по коротким спутанным волосам грубыми теплыми пальцами, и возвращалась на свое место, не произнося больше ни слова.

А потом они добрались до башни Круга, возвышающейся над мутным холодным озером Каленхад.

Витража из детства Амелл больше никогда не видела, как и своей семьи, которая не отпечаталась у неё в памяти. Она не знает, как звали храмовницу, и почему та пела лишь погребальные песни, и именно от этого горечь костлявыми пальцами сдавливает сердце, и нити, появившиеся с тех пор, вплавленные концами в пальцы, тревожно позвякивают, будто напевая струнами знакомую мелодию.

***

Амелл сжала пальцы, промораживая чужую кожу насквозь, до костей, тяжело дыша пропахшим металлом воздухом. Противник вздрогнул всем телом, татуировка на его лице искривилась, странно ломаясь, отдернул руку с кинжалом в сторону в попытке сбросить ледяную хватку. Женщина лишь сильнее вцепилась ему в горло, нити под руками тихо пели, вибрируя и отзываясь на её немую волю. Вена пульсировала на шее, обжигая ладонь, Амелл на мгновение показалось, что её чары не выдержат этого жара и растают, стекая по рукам талой водой. Вокруг все стихло, видимо, сражение уже закончилось, и в ушах отдавалось лишь биение собственного сердца. По загривку поползли мурашки от накатившей чуждой силы, и женщина поняла, что Морриган за спиной концентрируется, собирая сгусток энергии.

Они сильно оплошали, купились на трюк и угодили в ловушку к каким-то наемникам или бандитам во главе с татуированным эльфом. Морриган за мгновение перекинулась в громадного паука, рванула на кривых лапах к лучникам, разрывая клокочущей пастью глотку попавшемуся на пути арбалетчику и прикрывая Алистера от болтов и стрел. Амелл держалась позади, молнии потрескивали на пальцах, срывались разрядами, рикошетя от одного разбойника к другому. Женщина судорожно соображала, рассчитывая и точечно направляя энергию, боясь попасть заклинанием в Алистера или пса. Но нити вдруг тревожно звякнули, заныли, Амелл резко развернулась, роняя посох, резанула руками воздух, вспарывая его огнем, как кошка, рвущая тяжелую ткань занавеси. Тот самый эльф бесшумно подобрался с тылу, намереваясь убить одним ударом, вынырнув из тени. Женщина отшатнулась назад, скользя сапогами по мягкой траве. Ветер, начавшийся с утра, усилился, кроны деревьев громко зашептали меж собой понятные только им слова. Эльф выронил меч из обожженной руки и теперь смотрел Амелл прямо в глаза, морщась от боли. Их отделяли жалкие метры, и женщина, беспомощная в ближнем бою, бросилась вперед, повинуясь какому-то животному инстинкту, забыв о самосохранении, вцепилась холодными пальцами ошалевшему убийце в шею и здоровое запястье с кинжалом. И теперь они оба замерли — смерзшиеся, прикованные друг к другу, вглядывающиеся в чужие глаза напротив. У эльфа была теплая кария радужка, а по коже вокруг уже поползли морщинки, расползаясь лучиками.

— Стой, — хриплый голос вывел из оцепенения, Амелл вздрогнула, глядя на решившего заговорить убийцу. Она хотела уже ослабить хватку заклинания, но их тут же откинуло друг от друга.

Женщину швырнуло на землю, протащив на спине назад, больно раздирая кожу на предплечье. И не успела она опомниться, как Морриган подхватила её под руку, резко вздергивая вверх, поднимая, и зашипела разозленной кошкой.

— Ты что это такое вытворить решила? Умом ли тронулась, иль Алистер заразен оказался?

— Я попала в несколько щекотливую ситуацию.

— Лишилась бы головы, и больше не было бы таких ситуаций.

Амелл промолчала, отряхиваясь, но получалось лишь размазывать грязь по мантии, запачканной травой и походной пылью. Нити странно молчали, женщина оглянулась, ища взглядом неудавшегося убийцу, и у неё невольно вырвался тихий вздох. Вся поляна была усеяна трупами головорезов, кое-кто был разорван на куски — явная работа Морриган, кровь впитывалась в землю, пачкая зелень багрянцем. Пес прилег на сухом месте, тяжело дыша, а Алистер, весь в пыли и поту, присел у бессознательного тела эльфа. Амелл подобрала свой посох, откатившийся к поваленному дереву, и пальцы кольнуло, словно он весь был усеян сотнями иголок, впивающимися в кожу. Женщина сильнее сжала руку, прогоняя это ощущение, и вновь взглянула на эльфа. По всей видимости, когда их откинуло заклинанием Морриган, он налетел головой на старую корягу и отключился.

— Надо бы избавиться от него, коль не хотим мы неприятностей, — ведьма проследила за её взглядом, складывая руки на груди. Перо на её плече нервно подрагивало, было видно, что Морриган устала, но старалась как можно незаметнее скрыть это.

— Он хотел что-то сказать. Я думаю, нам стоит его расспросить.

— Убийцу вздумала расспрашивать? Совсем дурная стала.

Амелл направилась в сторону Алистера, который все также стоял, устало разминая шею. Что-то в этом эльфе было не так, женщина видела в чужих глазах странное смирение и не понимала, откуда оно могло взяться у убийцы. Он бы успел её заколоть, пока она стояла столбом и хватала ртом воздух как рыба, по дурости выпрыгнувшая на берег, без посоха и хоть какого-то дистанционного преимущества. Амелл опустилась рядом на колени, с усилием переворачивая эльфа на спину.

— Что ты хочешь сделать? — голос у Алистера был хриплым, а волосы смешно торчали, взлохмаченные и поалевшие.

— Допросим.

— Ты уверена?

Амелл молча кивнула. Они должны хотя бы попытаться узнать, кто его послал. Внутри почему-то зажглась маленькая искорка интереса, тусклая, но никак не затухающая. Амелл тряхнула головой, еще больше спутывая и без того всклоченные короткие волосы. Ветер утих, заставляя деревья умолкнуть. Дыхание эльфа участилось, видимо, он стал приходить в себя, а зародившаяся искорка стала жечься изнутри, подталкивая к действию.

И женщина с размаху влепила эльфу звонкую пощечину.

***

— В сторону! — Амелл кинулась вперед, тогда как остальные, повинуясь команде, бросились врассыпную. Ноги не слушались, разъезжаясь по черной жиже, руки подрагивали от перенапряжения, пояс со склянками и посох казались непосильной тяжестью, тянущей вниз. Матка жалобно выла, вопли отражались от склизких стен и, казалось бы, шли отовсюду, оглушая, не давая сосредоточиться. Отрубленные щупальца все еще извивались в судорогах, неспособные дотянуться до женщины, и та встала напротив огромной туши.

Матка тянула к ней свои короткие руки, желая схватить, разорвать, сожрать внутренности, обезумевшие от боли глаза пялились, пригвождая к месту, не давая двинуться, кожа гноилась, изо рта текла тягучая слюна. Амелл сорвала с пояса бутылек с зельем, вытаскивая пробку зубами. Лириум противно горчил на языке, раздражая небо, тонкой струйкой потек по подбородку, обжигая кожу.

Вой усилился, матка неистовствовала в попытках достать эту маленькую, надоедливую букашку, причинившую так много боли, расплывающуюся ярким пятном перед глазами.

Амелл перекинула посох в другую руку, вытягивая вперед дрожащую правую, сжала её в кулак, собирая нити и впитывая текущую по ним энергию. Она закончит с этим безмозглым существом, способным только пожирать плоть и рожать десятки жаждущих чужой смерти тварей, с этой некогда бывшей женщиной, изломанной и измученной, изуродованной чудовищной прихотью порождений тьмы, одним ударом — из милосердия, повинуясь собственной жалости, засевшей где-то под ребрами.

Тепло затаилось в сжатой ладони, нарастая, вытягивая все силы из женщины. Оно увеличивалось, пока не начало обжигать пальцы, заставляя разжать кулак, выпуская небольшой круглый сгусток магической силы. Яркий, нестерпимый свет ослепил глаза, привыкшие за столько времени к постоянной полутьме.

Амелл почувствовала, что вот-вот, и она не сможет закончить заклинание, полностью опустошающее её тело, превращая его лишь в пустой сосуд. Женщина быстро сжала сгусток в ладони и швырнула в деформированное, раздувшееся тело.

Душераздирающий вой вырвался из глотки матки, огненный всполох насквозь прошил грудину, опаляя даже камень за её спиной. Пена потекла изо рта, туша забилась в конвульсиях, пока полностью не затихла.

Амелл глубоко вдохнула воздух, воняющий паленой плотью, вытерла тыльной стороной ладони подбородок. Голову раскалывало, будто Огрен вмазал по затылку булавой, запястья онемели, кожу стянуло словно на морозе. Женщина облокотила посох о камень, потерла руки друг о друга, стараясь размять оледеневшие пальцы, и с ладоней посыпалось что-то холодное.

— Вовремя, — Амелл передернуло, капелька пота стекла по виску.

Снежинки оседали на пол, тая, растворяясь в черной жиже под ногами, а пальцы покрывались ледяной коркой, которая расползалась узором по линии вен, сковывая руки.

— Нагово отродье, лучше бы дала мне снести этой тварине башку, — Огрен пнул ногой щупалец, откидывая его в сторону. — Ну и вонища же от неё.

— Не хуже чем от тебя, мой друг.

— Заткнись, эльф.

— Не мог промолчать, вы с маткой могли бы посоревноваться в силе ошеломляющих противника запахов, — Зевран подал Лелиане руку, помогая подняться, ту отшвырнуло еще целым щупальцем, дезориентируя на минуту.

— Спасибо.

— Умоляю вас, прекратите, сейчас не время, — собственный голос показался Амелл слишком тихим, будто она говорила шепотом, но эльф с гномом сразу умолкли, оборачиваясь к ней.

— Кидай колдовские штучки, эта хреновина уже издохла, чего сырость разводишь.

— Не могу.

— Что это значит «не можешь»? — Огрен подошел к ней, хватая за запястье и рассматривая покрывший их лед. — Эка забавная вещица.

— С тобой все в порядке? — Лелиана, немного прихрамывая, приблизилась, взглянула обеспокоенно, крепче сжимая лук в руке. Она еще не отошла от удара о каменную стену и напрягала глаза, стараясь сфокусироваться на лице собеседника.

— Все хорошо. Просто нервное перенапряжение. Когда силы чуть-чуть восстановятся — он сойдет. Не стоит переживать, — Амелл приходилось склоняться вперед из-за гнома, до сих пор держащего её ладонь, и по телу разлилась противная ломота. — Нужно было взять с нами Винн или Морриган, они бы сняли лед. Моя ошибка.

— Может, просто сколем?

— Мне нравится твоя кровожадность, певчая, — Огрен весело усмехнулся, отпуская чужую ладонь. — Сдерем с кожей, а там, возможно, через недельку выберемся с Глубинных троп к Винн, может и не успеют еще отсохнуть.

— Я не это име… — бард нахмурилась, недовольно глянув на гнома.

— Давайте просто сделаем передышку, мы все устали и нам необходим отдых, мои драгоценнейшие товарищи, — Зевран влез в разговор, перебив Лелиану на полуслове.

— Устроим привал, моей небольшой проблеме это поможет, — Амелл перевела взгляд на эльфа, шепнув одними губами «Спасибо». Тот лукаво улыбнулся в ответ, больше не говоря ни слова.

Они перебрались чуть вглубь по темному тоннелю, убираясь подальше от зловонного трупа матки, и устроились в небольшой выщербленной пещерке, разбредаясь кто куда. Амелл не боялась за остальных, уходя чуть вперед, оскверненная кровь молчала, их маленький отряд перебил всех порождений тьмы поблизости. Женщина тяжело вздохнула, усаживаясь на каменный выступ, прижала к груди онемевшие руки, баюкая их, словно ребенка.

Слова Геспит не выходили из головы, болезненно скребясь изнутри. Матки — воплощенное издевательство, извращенное искажение женской природы. Сколько несчастных было утащено порождениями тьмы во время предыдущих Моров, скольких из них изломали, превращая в мерзкое, жрущее все подряд нечто. Мурашки пробежали по позвоночнику, собираясь на загривке.

Сбоку что-то шевельнулось, Амелл вжалась в стену, глянув в сторону, откуда исходил шорох. Зевран появился внезапно, как будто материализовался прямиком из воздуха. Женщина расслабилась, оторвалась от стены, наблюдая за тем, как эльф садится рядом.

— Не понимаю, как тебе удается оставаться дьявольски веселым, — Амелл попыталась вновь растереть пальцы, и на мантию упали несколько снежинок, тая, впитываясь в ткань.

— Нет смысла разводить плесень там, где её и так навалом, верно?

— Лучше довода и не придумаешь, — женщина улыбнулась уголками губ, складывая руки на коленях ладонями вверх. — Спасибо, что остановил перепалку… и сам прекратил.

— Как я мог позволить, чтобы нежную кожу прекрасной дамы содрали с её изящных рук? — эльф тихо засмеялся, морщинок у глаз стало больше, Амелл видела, что он утомлен, но при этом сидит сейчас с ней и пытается балагурить.

— Слишком много лести в одном предложении. Тебе нужно отдохнуть, неизвестно когда еще выдастся такая возможность.

— А чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь?

Женщина вздохнула, отворачиваясь. Словесные баталии не её конек, вряд ли удастся переубедить Зеврана. Она чувствовала, что тот продолжает на неё смотреть, и невольно передернула плечами.

— Эта матка… Она же была когда-то женщиной.

Повисла неуютная тишина, камень, на котором она сидела, оставался холодным, мешая быстрее отогреться.

— Я перережу тебе горло.

— Спа… Спасибо.

Эльф уловил её мысли тогда, когда она не сформировала их толком даже для самой себя. От его слов мысли улеглись, хотя бы чуточку приглушая тревогу, навсегда засевшую в сердце. Нити потихоньку оттаивали, начиная наигрывать тонкую, тянущую мелодию. Тяжесть постепенно уходила, делая голову блаженно пустой, хотя сна все равно не было ни в одном глазу.

— Дай мне свои руки.

Внутри что-то трепыхнулось, щекоча, поднимаясь к горлу и сбивая дыхание. Чужие теплые руки обхватили запястья, притягивая к себе, растирая ладони и смазывая узор.

— Забавно, лед не такой уж и холодный.

Шершавые пальцы прошлись по венам, отогревая кожу, вода стекала вниз, намочив мантию. Амелл понимала, что у неё дрожат губы, но глаза были сухими, словно их высушил жаркий летний ветер, опаляющий лицо.

Вся её жизнь состояла из зацикленного круговорота встреч и потерь. Темнота сменялась тусклым светом, безнадежными попытками оттаять, и каждый раз все заканчивалось дурацким, преследующим её льдом, промораживающим до самого нутра, как будто Амелл сама была глупой блеклой ледышкой, навечно вкованной в горное озеро, никогда не знавшее оттепели. И вот сейчас закручивался новый виток этого бесконечного цикла, и страх начал мерзко расползаться по телу.

Она пошевелила пальцами. Онемение уходило, возвращая на свое место тепло. Но Зевран так и не отпустил рук, и Амелл, решаясь, легонько сжала прохладными пальцами его ладонь.
Где-то в отдалении слышалось громкое сопение Огрена, самостоятельно решившего, что Лелиана подежурит за него. Та, наверное, недовольно хмурилась, глядя на уснувшего гнома, скучая по своей лютне, оставшейся на поверхности.

А Амелл и Зевран сидели в темноте, крепко сжимая мокрые ладони друг друга, боясь выпустить чужие пальцы из рук. Женщина думала о том, что в этот раз нужно вырваться из этого удушающего круговорота, чтобы погребальные песни, засевшие в голове с детства, больше не пригодились. Она больше не пойдет под гору по накатанной колее.

И горечь, так щемящая раньше, чуть припустила, почти давая вздохнуть полной грудью.

***

Камень форта насквозь промерз, и ослабевшие ноги скользили по полу. Амелл не удержала равновесия, упала на и так саднящие колени. Под ребрами, у сердца, заныло, будто бы кто-то сжал внутренности пальцами, звонко хрустнув костяшками. И Амелл зарыдала. Слезы катились по щекам, подбородку, заливали грязный, пыльный воротник некогда бывшей бирюзовой мантии, она выла волком, скребла пальцами по камню, оставляя иней под ногтями. Отчаяние, скопившееся за этот год, вылилось как река, вышедшая из берегов. Женщина рыдала от облегчения, будто весь груз ответственности, отягощающий её плечи, рухнул и, ударившись оземь, развеялся в пыль. Зловонная туша дракона, пораженного скверной, прогнившая, кишащая жрущими её червями, пялила на Амелл свои мертвые, стеклянные глаза, а та сгорбилась, будто из хребта вынули стальной стержень, который держал, не позволяя прогнуться, сломаться как ветке под порывами грозового ветра. Ссутуленная, дрожащая женщина размазывала слезы по лицу руками, растирая грязь и кровь по щекам.

Теплые руки обняли за плечи, прижали к груди, заставляя выпрямиться, оторваться от притягивающей к себе земли. Амелл старалась глубоко вдыхать прохладный воздух, унимая начавшуюся истерику.

— Все закончилось, — женщина с трудом выговорила слова, заикаясь от все еще сотрясающих её тело судорог.

Зевран поддерживал её, щурясь от крови, заливающей правое веко, кожа над бровью была рассечена. Амелл протянула руку, попыталась собрать кончиками пальцев расползшиеся магические нити, накопить хотя бы кусочек, крупицу силы, чтоб остановить кровотечение, но эльф перехватил её за запястье.

— Но-но-но. И так пустая совсем, отключишься еще. Будет совсем неинтересно, что мне делать-то с безвольным телом?

Женщина сдалась, опуская руку, откинулась на чужое плечо. Привычное теперь тепло успокаивало, дрожь почти ушла, и Амелл хотела было улыбнуться, но силы угасали как тлеющая, гаснущая свеча. Глаза начали слипаться, женщина то и дело безуспешно смаргивала белесую дымку, вслушиваясь в мягкий тембр чужого голоса, уже плохо разбирая слова.

— У тебя нездоровая тяга к холоду, я всегда тебе это говорил, моя дорогая. Все кругом промерзло, даже трупы, по-моему, к камню приледенели. Отойдешь от сражения, отвезу тебя насильно на мою прекрасную родину, прогреем твои птичьи косточки на жгучем солнце, сгоним бледноту. Ты знаешь, что у тебя веснушки начали бледнеть? Конечно же, не знаешь. Это непростительно для такого милейшего создания. В Антиве ты расцветешь, и мне придется еще больше опасаться того, что какой-нибудь лихой ловелас тебя уведет. Изабела меня предупредила, что первая в списке кандидатов.

Амелл подхватили на руки, придерживая разошедшийся подол мантии, и взамен пустоты нутро заполнило чувство спокойствия, которого не было с тех пор, как она покинула Круг, тепло окончательно разлилось по всему телу. От слов Зеврана хотелось рассмеяться, великий льстец превращал нескладную, бледную женщину в горячую антиванскую красавицу, но сон уже почти полностью утянул её в Тень, и Амелл не смогла поддержать свою любимую тему для их бессмысленного спора.

Она поедет с Зевраном в Антиву по собственной воле, подальше от всего этого ферелденского холода, мороза, прихватывающего щеки, вечного снега, засыпающего глаза при резких порывах ветра. Мысли спутались, смешались, оборачиваясь в размытые образы.

И Амелл заснула.

А иней на крыше форта Драккон начал таять.