Кот видел меня голой
Маша
–
Ты зачем меня сюда приволок?
–
Хм, как тебе сказать, чтобы не обидеть, – мужик перестал меня раздевать и
почесал шею под бородой, – Стечение обстоятельств, однако. С одной стороны,
если я тебя спас, то бросать уже жалко. А с другой, я в этом лесу пять лет
колдую один. Бабу мне надо.
Хотела вскочить, но острая боль в боку снова
придавила к лежанке. Тусклая лампочка под низким потолком размножилась, стены
закачались. Вот же влипла! Из огня, да в полымя.
–
Да не прыгай ты, ничего тебе дурного не сделаю! Мне здоровая баба нужна. Лежи
смирно.
Мужик
осторожно стянул остатки моих брюк. Клочья рубашки полетели на пол. Горячая
ладонь прикоснулась к голому телу:
–
Ааа!
–
Все-все, ласточка, все, милая. Всего-то два ребра сломаны, вывих и синяков с
десяток. Потерпи чуток.
Спаситель
растер мне бок и ногу чем-то вонючим, обвязал тряпками и накрыл тяжелым
стеганым одеялом.
–
Есть-пить хочешь?
–
Нее…
Кот Панфутий
Очнулась.
Еще третьи петухи не пели, а она уже глазья продрала. Вон, смотрит на меня
своими черными зыркалками. Да кот я, кот. Пришел вот на тебя полюбоваться, да
полечить чуток. Сижу аккуратно, больную ногу твою грею. А ты спи! Спи.
Маша
Сплю.
Дети выросли, женились, замуж вышли. С мужем развелась. То ли потому, что
разлюбила, то ли потому, что спился до дебилизма. А может просто свободы
захотелось. Ушла. Взяла свою подружку-гитару, чемодан вещей, палатку и ушла. На
бардовский фестиваль поехала. Их много летом по стране. Приехала туда, а там
нет ничего, отменилось мероприятие. Пошла пешком до трассы. Остановилась
попутка. Вот тут и началось. Дожить до сорока лет и забыть об элементарных
правилах самосохранения! Стыдно. Повезло, что крик мой этот дед услышал. Да дед
ли? Двух похотливых молодцев спаситель уложил за пару секунд. Сплю.
Нога
болеть перестала. Интересный кот. Какой-то таинственный. Недаром что чёрный.
Или это в темноте так показалось. Но в лунном свете глаза горят не очень
ласково, зато песню поет громко и красиво, память будоражит. Дети выросли,
женились… Сплю.
Лесник
–
Ну что, Панфутий, как тебе женщина? – шаркая валенками, дед донес миску с
молоком до печки и поставил на чисто выскобленный пол, – иди, завтракай.
«Нор-р-рмальная
женщина, кудр-р-р-рявая. Непугливая, но глупая. В лес одна пошла. Дети у нее
выр-р-росли, поженились. С мужем р-р-развелась. Шляется по фестивалям, песни
поет. Мр-р-р-р» – огромный черный кот облизал пустую посуду и, вспрыгнув на
скамью, уселся столбиком возле хозяина, жмурясь на сковороду с глазуньей.
–
Ты смотри, ей только мышей и птичек не носи. Не оценит. Ногу полечил? – спросил
лесник, макая ржаную горбушку в растекшийся рыжий желток.
«Мур-р-р,
тебя что ли ждать».
–
Я сейчас до ключа съезжу за живой водой. Смотри за гостьей, не отпускай со
двора. Заблудит, ищи потом.
«Началась
суета. Вот что значит – баба в доме».
Переобувшись
в удобные разношенные берцы, дед вышел в залитый утренним солнышком двор, сунул
два пальца в рот и громко свистнул. Из-за бревенчатого угла послышался топот, а
затем выбежал тонконогий гнедой конь, потряхивая вороной гривой и танцуя по
росяному подорожнику:
«Ты
звал меня, хозяин? Я всегда рад! Садись скорее! Домчу, хоть на край света!»
–
Ну, на край света нам, Цыганок, не надобно. А до родника доедем. Может и
подале, – хозяин легко вскочил на теплую гладкую спину жеребца и выехал со
двора.
Маша
Как
вкусно пахнет! Травами, хвоей, нагретым деревом и печкой – деревенским уютом.
Сейчас открою глаза, а я – маленькая девочка, гощу у бабушки на каникулах.
Выйду в горницу – на столе крынка парного козьего молока и ватрушки румяные. А
бабуля уже в огороде что-то делает, пока солнце не распалилось.
Ох,
как больно! И совсем я не маленькая, и бабушки любимой давно нет на свете. А
вместо её деревни давно дачный поселок с двухметровыми заборами вырос.
Но
вот же, широкий стол посреди горницы, а на нем крынка с молоком, а рядом кружка
белая с надписью «Иван». А в блюдце под льняным полотенцем хлеб черный широкими
пластами нарезанный. Ходики с гирями-шишками на стене тикают, маятником
помахивают. И кот чёрный на скамейке неподвижно сидит на меня глазеет. А я
голая. Так смотрит, как будто оценивает. Надо в одеяло хотя бы закутаться.
Молоко
уже покрылось желтой плёночкой сливок. Значит, хозяин давно ушел. Ах, как
вкусно!
–
Киса, тебя как зовут? Молочка хочешь?
Кот Панфутий
Спрашивает,
а сама меня не понимает. Панфутий меня зовут. Кто же от молока откажется.
Спасибо, говорю! Не, совсем не понимает. Ну, ничего, не все сразу. Интересно, а
готовить-то она умеет? А печку топить? По идеи городская никому не нужная даже
в городе баба к жизни в лесу вообще не приспособлена должна быть. И зачем она
нам такая?
Хотя,
с другой стороны, скучно хозяину тут, наверное, без женщины. У меня и то Масяня
на севере и две Мурки на юге. Пусть. Может добрее будет, сметану прятать
перестанет. А вот и он приехал. Пр-р-ривет.
Лесник
–
Привет-привет. Как тут дела?
«Мур-рмально»
Поменяв
у порога снова берцы на валенки, лесник прошел в загородку, где на широкой
кровати из-под стеганого одеяла выглядывали два испуганных карих глаза и
макушка со спутанными темными кудрями.
–
Вот тебе одежда. Наряжайся, – бросил он в ноги пухлый пакет. – Тепло сегодня.
Можешь во двор выйти, солнышко полечит. Умыться где, причесаться и всё такое
разное, Панфутий покажет.
–
Панфутий – это кто? – женщина опустила одеяло до плеч.
«Пфф!»
– донеслось из горницы.
–
Это кот. Меня зовут Иван. А тебя как?
–
Ма-ма-маша.
–
Вот и славно. Одевайся, мамаша.
Ситцевая
занавеска в синий цветочек, заменяющая дверь, взметнулась за спиной Ивана, и
женщина снова осталась одна.
Прошло три дня
–
А ведь и правда, живая вода. Ваня, вы же меня за три дня вылечили. Перелом сросся
и раны затянулись! Чудо! – женщина сидела на скамейке в залитом солнцем
палисаднике и перебирала гречку. Над пурпурными георгинами порхала
бабочка-капустница. Лесник в трех метрах от цветника примащивал на «козла»
толстый сухой сук:
–
Ну, еще не вылечил. Пару дней не скачи, пусть окрепнет тело.
–
Интересно, почему нашим врачам об этой воде неизвестно?
–
Почему неизвестно?! Известно. Про эту воду испокон веков сказки слагают. Просто
не все верят. А главное, не у каждого в руках она целебная. Другой возьмет в
ладони, только мокрота останется. Водица эта только мне вверена предками моими.
Ну, может еще кому, не знаю. Люди думают, что заговор нужен и ошибаются сильно.
Приходили тут трое давеча меня о словах волшебных пытать. Такие все бритые, с
оружием, в наколках на мотоциклах приехали, – Иван замолчал, взял ножовку и
принялся сосредоточенно пилить сухое дерево.
–
И что?
–
И ничего.
–
Как ничего?
–
Так, ничего. Нет слов никаких заговорных. Только водица живая целебная. И
только из моих рук.
–
А эти, которые приходили? – Маша отставила на скамью плошку с коричневыми
зернами и, перешагнув через низенький заборчик палисадника, стала возле
поленницы. – С ними-то что? Ушли что ли?
–
Машенька, ты нас сегодня кашей кормить будешь? Я Белочку подоил, молоко в
погребе. Ты туда не лезь, там ступеньки крутые. Я сам достану, – сменил тему
Иван, укладывая поленья и вытряхивая опилки из пышной темно-русой бороды.
–
А вы мне источник покажете?
–
Конечно. Через два дня полнолуние будет. Самое время к озеру наведаться.
Прошло еще два дня
Ночной
лес острыми пиками темного рельефа вырисовывался на фоне звездного неба.
Верхушки ольхи и ивняка серебрились, отражаясь в чернильной глади спящего
озера. Огромная круглая луна смотрелась в озеро, освещая пологий берег
мертвенным светом. Противоположный крутой край водоема сливался с высоким лесом
непроглядной чернотой. Где-то вдалеке на той стороне завыл волк. Ему вторил
дуэтом другой. Женщина поежилась и придвинулась поближе к костру. Привязанный
неподалеку Цыганок переступил копытами и фыркнул, тряхнув красивой головой.
Иван обернулся:
–
Не бойся, парень. Они сами нас боятся, – и, повернувшись к Маше, продолжил
рассказ. – Это озеро волшебное. Оно не только раны лечит. Оно любой непорядок в
порядок превращает. Вот бывают люди внешностью на людей вроде похожи, а по
делам и думам – чистые звери. Так эта вода все ошибки исправляет.
Иван
подбросил в огонь лапник, и костер взвился фейерверком искр. Приятный смоляной
аромат отпугнул обнаглевших комаров.
–
Как исправляет?
–
Ты давеча спрашивала, куда это братки подевались, которые меня пытать
приходили. Тут они. Слышишь? – волчий вой понемногу отдалялся и вскоре совсем
стих. – Все. Убежали за холм. Я их к озеру этому привел, а они сами уже в воду
полезли. Оздоровиться хотели. Так совпало, что и полнолуние было, и рассвет
самый…
Иван
улыбнулся, глядя на огонь.
–
А! Я поняла, значит, все ваши животные, которые с вами живут – это люди?!
–
Они были людьми. И им было плохо, потому что их души не могли приспособиться к
человеческой жизни. Видимо, изначально душа принадлежала коту, как у Панфутия,
или лошади, как у Цыганка. Она страдала в человеческом теле, и озеро это
исправило. Они сами пришли ко мне и попросили помощи. Сейчас им хорошо, каждый
из них в своем теле.
–
И Белка?
–
Нет, козу я купил в соседней деревне. Кстати, я сейчас подумал, а что если ее
искупать в волшебной воде, может быть у меня в доме какая-нибудь Василиса
Прекрасная поселится? С рогами, – Иван смеялся долго и искренне, вытирая слезы
запястьем, а Маша смотрела на него, улыбаясь и чувствуя какую-то непонятную
тихую ревность к этой козе.
Утро
Небо
на востоке посветлело. Луна желтым блином укатилась за спящие черные сосны. По
воде поплыли первые пряди тумана, вплетаясь в камышовый строй, гася звезды на
озерной глади. Нереальная тишина периодически прерывалась уханьем удода и
кваканьем лягушек на дальнем уже почти невидимом в тумане берегу.
И
вдруг там за излучиной в озеро упал первый солнечный луч. Он пробежал в толще
воды, множась, рассыпаясь, разбегаясь миллионами лучиков в разные стороны, и
все озеро вспыхнуло изнутри, засияло розовым, изумрудным, золотистым,
подсвечивая снизу еще не разбуженные солнцем кроны ив и вязов.
Маша
стояла у самой светящейся кромки и боялась пошевелиться. Это было такое чудо,
которое она никогда не видела и никогда не забудет. Вот оно – волшебство!
–
Ты точно решила?
Машенька
вздрогнула то ли от слов стоящего рядом мужчины, то ли от холода. То ли от
страха! В последний раз, взглянув на свое обнаженное такое привычное тело, она
быстро, боясь передумать, вошла в воду. Озеро приняло ее неожиданно нежно и
тепло. Оно обволакивало и в тоже время давало полную свободу. Никого и ничего, кроме нее, не было в мире.
Только она, растекающаяся в блаженстве, перемешивающаяся молекулами, атомами с
животворной влагой…
«Кем
бы я ни вышла на берег, мне уже хорошо. Я счастлива! Во мне сила и нега,
нежность и любовь. Да, столько любви и жажды любви, что все это не вмещается в
меня, в озеро, в это небо с сияющим полукругом у горизонта. Ах, уже рассвет.
Пора возвращаться в мир. Как быстро! Как жаль!»
Она
медленно выходила из озера. Восторженная эйфория отпускала постепенно. Лишь почувствовав
свой земной вес, Маша опустила взгляд, чтобы посмотреть на себя ту, какой
стала. Руки, плечи, облепленные мокрыми прядями волос, грудь в капельках воды,
живот, ноги… Ничего не изменилось! Она осталась человеком, женщиной! Он всё
наврал!
Как
только эта мысль созрела и утвердилась, женщина сразу же замерзла, задрожала,
по коже побежали противные «мурашки». Натянув валявшиеся тут же на траве брюки
и куртку, она поспешила к костру. Лесник сидел спиной к озеру и к ней.
–
Иван!
Мужчина
сначала встал, а потом резко повернулся. Стон облегчения вырвался из его
груди:
–
Я знал! Я чувствовал, что ты – Женщина!
Маша
прижалась к его куртке, зарылась носом в плечо:
–
Зачем? Зачем ты меня обманул? Ведь все неправда. Да?
Лесник
нерешительно обнял подрагивающие плечи:
–
Ты замерзла. Нам пора домой. Садись на Цыганка, а я костер залью.
Маша
Я
наливала себе из самовара уже третью кружку горячего чая, заваренного на
зверобое и душице. Внутренний озноб постепенно таял. Рядом на скамейке сидел
столбиком Панфутий и довольно жмурился. Хозяин куда-то ушел. В печке
потрескивали дрова. Было тепло, вкусно и комфортно. Ну и что, что обманул.
Просто он хотел меня заинтриговать. Конечно, живой воды не бывает. Естественно,
коты и лошади не умеют разговаривать, они такими и появились на свет. Озеро
замечательное, но волшебства там, как в обычном самоваре. Хотя…
–
Ну, вот и я. Не соскучились?
Ой,
кто это такой молодой и красивый в горницу зашел, ко мне подходит…
–
Мр-р-р! Хозяин, ты тоже в озере искупался, что ли?
–
Да нет, просто побрился, – засмущался Иван
–
Без бороды, конечно, ты моложе. Только не забудь, что на носу зима. Лишняя
шерсть не помешает.
Панфутий
говорит, и я его понимаю. Иван – красавец. А кот разговаривает. Кот, Иван, а
там еще Цыганок. Это всё – правда!!!
Последняя мысль, которую я подумала, перед тем, как грохнуться в обморок, была: «Кот видел меня голой! Как стыдно…»
Я прочитал «трамваями». Думаю «уау, круто!» Оказывается, всего лишь «травами».
Стон с урезанными возможностями — лайт версия. :) Наверное, все же «стон облегчения».
Про вкусные запахи. Иногда даже про стиль написания говорят «вкусный»)))
Рассказ прочитала на одном дыхании, что вообще-то редкость, обычно заставляю себя читать, особенно рассказы. И идея, кстати, очень понравилась, что-то в ней есть: простое, будничное, житейское. Всё в нас самих. И чудо, и волшебство, и звериная сущность. И каждый в праве выбирать кем ему быть, опускаясь в живой источник души, и раз за разом осмысливая себя самого.
Ну и очепятка,
Возможно, баба всё-таки нужна, или тогда уже бубу надо.
*подозрительно присматривается* А на Креативе мы с вами не сталкивались?
Его во что бы то ни стало нужно на Нереальную новеллу!