Содденский Холм
«Все стояли насмерть, и множество полегло. Но чародеи… Каждый ребёнок у нас знает имена тех четырнадцати, выбитые на камне, что на вершине Холма стоит» (Йурга из Заречья, А. Сапковский «Ведьмак»).
Обычный холм, с обычным лесом и рекой,
Своей прохладою манящей, у подножья.
Обычный лагерь пионерский и покой.
Здесь жизнь обычная струится бестревожно.
В бору зелёном, средь дубов и тополей,
Играет в прятки увлечённая орава.
Людские дети всех сословий и мастей
Слились в игре одним весёлым дружным сплавом.
И невдомёк им, что когда-то в этот час
На этом месте, под таким же небосводом,
В бою неравном пали тысячи из нас —
Людей и эльфов — за священную свободу.
За жизнь, за счастье в этой жизни, за любовь
Мы клали души, не желая бранной славы,
И как вода на том холме живая кровь
Ручьём стекала на соцветия и травы.
А камень тот, что столь усердно малышня
Ногами топчет, о минувшем не радея,
Плитой надгробною явился для меня
И для тринадцати содденских чародеев.
Но что за дело тем, кто «после», до певца —
Реликта времени, сокрытого под спудом?
Им — счастье, молодость, им — солнце и леса,
Им — их неверие в меня и даже в чудо.
Но если сыщется из тысячи такой —
С душою чистой, неиспорченной сомненьем,
Что остановится пред древнею плитой
И рун потёртых докоснётся в удивленье,
То, свято верю, он увидит как во сне
Мой светлый взор под непослушною копною,
Мерцанье молний, город, тонущий в огне,
И взрывы сфер над гордо поднятой главою.
Услышит крики, звон оружный, заклинаний
Обрывки в страшной и кровавой кутерьме,
Слова, поблекшие, последних обещаний
И стоны Йеннифэр, блуждающей во тьме.
Обычный холм, с обычным лесом и рекой,
Своей прохладою манящей, у подножья.
Обычный лагерь пионерский и покой.
Здесь жизнь обычная струится бестревожно.
В бору зелёном, средь дубов и тополей,
Играет в прятки увлечённая орава.
Людские дети всех сословий и мастей
Слились в игре одним весёлым дружным сплавом.
И невдомёк им, что когда-то в этот час
На этом месте, под таким же небосводом,
В бою неравном пали тысячи из нас —
Людей и эльфов — за священную свободу.
За жизнь, за счастье в этой жизни, за любовь
Мы клали души, не желая бранной славы,
И как вода на том холме живая кровь
Ручьём стекала на соцветия и травы.
А камень тот, что столь усердно малышня
Ногами топчет, о минувшем не радея,
Плитой надгробною явился для меня
И для тринадцати содденских чародеев.
Но что за дело тем, кто «после», до певца —
Реликта времени, сокрытого под спудом?
Им — счастье, молодость, им — солнце и леса,
Им — их неверие в меня и даже в чудо.
Но если сыщется из тысячи такой —
С душою чистой, неиспорченной сомненьем,
Что остановится пред древнею плитой
И рун потёртых докоснётся в удивленье,
То, свято верю, он увидит как во сне
Мой светлый взор под непослушною копною,
Мерцанье молний, город, тонущий в огне,
И взрывы сфер над гордо поднятой главою.
Услышит крики, звон оружный, заклинаний
Обрывки в страшной и кровавой кутерьме,
Слова, поблекшие, последних обещаний
И стоны Йеннифэр, блуждающей во тьме.