Поздняя осень

За день до отъезда навестил кладбище. Перед тем, как надолго уехать из города, я всегда приезжал сюда, к моей любимой Людочке. За полгода, что здесь не был, так и не обнаружил следов посещения могилы кем-нибудь из ее родственников. Памятник на новом основании теперь стоял надежно, но новая фотография на нем так и не появилась, и предназначенный для нее овал до сих пор зиял пустотой. Что ж, запишу в свой символический список "Работа для Толика”.
За час привел в порядок могилку и заказал окраску оградки.
"Что еще я могу сделать для тебя, любимая? Как жаль, что это уже ничего не изменит в опустевшей без тебя Вселенной. Я не смог сделать для тебя самого главного – спасти от неминуемой смерти. А все остальное – бессмыслица. Оно лишь пустяк для тщетного успокоения твоих родных и близких, которые еще помнят тебя. Ты где-то здесь, любимая, совсем близко, но как далеки мы теперь друг от друга. Как бы хотелось, чтобы хоть на миг исчезла страшная бездна, разделившая нас. Чтобы я смог протянуть руку к твоей руке и снова ощутить ее тепло и нежность, как тогда, когда часами сидел у твоей постели, любуясь твоей красотой, которую не смогла победить болезнь, но которую безжалостно уничтожила смерть. Но, я помню твое цветение, мой самый яркий неповторимый цветочек. Помню тебя совсем маленькой хорошенькой девочкой, одетой в хлам с чужого плеча. Помню наши детские игры, как я защищал тебя – свою младшую сестренку. Помню тебя маленькой мамой твоей двухлетней сестры. Помню, как мы ухаживали за нашими малышами и играли с ними. Помню, как ты поразила меня блестящим выступлением на соревнованиях, а я понял, что люблю тебя, и буду сражаться за твою любовь хоть со всем миром. Помню нашу весну, когда впервые заглянул в твои глаза и утонул в них навсегда. Помню наши дни счастья, когда мы любили друг друга так искренне и чисто, как бывает лишь, когда любовь взаимна. Помню решимость и одновременно слезы в твоих глазах, когда мы расставались на долгие годы, а я не мог понять, что произошло, и почему ты так внезапно переменилась ко мне. Помню день нашей встречи через столько лет разлуки, искалечившей наши судьбы. Как же прекрасна ты была в тот день, любимая! Помню вечер, когда ты приняла предложение и стала моей невестой. Помню месяцы, проведенные у твоей постели, когда ты безнадежно болела, не жалуясь на судьбу. Помню наш последний разговор накануне твоей смерти. Ничто не подсказало тогда, что вижу тебя живой в последний раз. Ты простилась со мной без слез, с улыбкой, словно мы расставались ненадолго. Помню все наши разговоры в детстве и в юности, и в последний год твоей такой коротенькой жизни. Я помню все, любимая, и никогда не забуду того, что связано с тобой. Потому что не было ничего ярче и светлей в моей жизни, чем наша с тобой дружба и наша большая любовь навсегда”, – мысленно говорил я любимой, а, по сути, самому себе.
И снова заморосил затяжной осенний дождик, а я стоял и стоял у могилы моей любимой Людочки, ясно осознавая, что этот холмик – самое дорогое, что оставляю в родном городе, который теряю окончательно и бесповоротно.

Я вдруг припомнил точно такой же день поздней осени семилетней давности. Точно так же над городом плыли низкие серые тучи. Изредка сквозь редкие просветы пыталось пробиться солнышко. Листопад уже прошел, и деревья стояли скучные, голые. Я ненадолго отошел от постели уснувшей Людочки и смотрел из ее окошка, пытаясь представить ощущения любимой, когда совсем недавно она, как и я, грустила в одиночестве и смотрела на это небо, на эти деревья и окна домов напротив, где жили чужие незнакомые люди.
– Толик, – вдруг услышал голос любимой и обернулся. Людочка уже проснулась и теперь смотрела на меня и улыбалась своей удивительной улыбкой. Тут же бросился к ней, сел у постели и взял ее руку, протянутую мне, – Я уже минут десять за тобой наблюдаю. Чем это ты так увлекся?
– Людочка, ты уже проснулась, а я не заметил, – виновато улыбнулся в ответ, – Изучаю вид из твоего окошка.
– Ну и как? – мгновенно потускнев, спросила Людочка. Я неопределенно пожал плечами, – Да, Толик. Я попала сюда, как в чужой город. До сих пор не привыкла. Там у нас все знакомое, родное. Там хоть изредка могла увидеть тебя. А здесь. Смотрела на незнакомых людей, и мне становилось грустно и одиноко. Особенно в такую погоду. Не люблю осень. Даже зима лучше.
Людочка замолчала, и я удивленно молчал. Не удержавшись, все же спросил:
– Людочка, а разве ты хотела меня видеть? Мне казалось, ты избегала наших встреч, даже случайных.
– Толик, какие же мы с тобой дураки. Почему ты не прислал мне хоть одно твое стихотворение еще тогда? И не было бы этих тоскливых лет, – косвенно ответила любимая на вопрос, который не давал покоя все долгие годы нашей нелепой разлуки, – Толик, а как ты сочиняешь стихи?
– Людочка, я не знаю. Они возникают сами по себе. Иногда мгновенно, иногда мучительно долго. Это как озарение – рождается куплет, за ним другой. Иногда что-то записываю, а чаще забываю. Но всегда помню ключевую фразу. По ней можно сочинить много других стихов.
– Да-а-а. Непросто. Толик, а ты можешь прямо сейчас сочинить стихотворение про осень?
– Людочка, я не знаю, получится ли так, сходу. Никогда не сочинял по просьбе. Но, для тебя попробую, – ответил любимой, и сердце тут же забилось в ускоренном ритме.
"Людочкин экзамен”, – подумал я. В юности она любила меня экзаменовать. "А ты донырнешь до средины реки?” – вдруг спрашивала на пляже. И я, выбиваясь из сил и почти задохнувшись, выныривал на средине. Нырял я лучше, чем плавал, да и река тогда, до строительства плотины, была намного уже, чем стала потом.

А сейчас – за дело. Людочкин экзамен я обязан сдать с первой попытки. Только что я смотрел на низко нависшие тучи, на едва пробивающееся сквозь них солнце. Правда, эту осень воспринимал необычно радостно, потому что она вернула любовь моей Людочки через долгих пять с половиной лет духовной разлуки. Но, любимая болела, и это не давало радоваться в полную силу. И Людочка грустила по той же причине. Я чувствовал, что временами на нас обоих будто наваливается неодолимая тоска, словно эти свинцовые тучи. Я сосредоточился на этом образе, и мгновенно возникла ключевая фраза.
– Людочка! – вскрикнул так, что она вздрогнула от неожиданности, и испуганно посмотрела на меня, – Есть ключевая фраза. Слушай. "Морем тоски наливается небо – серое небо свинцовых раздумий”. Ну, как?
– Толик, здорово! Я тоже думаю, но у меня ничего не выходит. А ты за пять минут сочинил.
– Да ничего еще не сочинил, – ответил ей, и минуты через три выдал очередную фразу, – Людочка, послушай. "Выглянет солнце и скроется снова, с осени взглядом столкнувшись суровым”. Ну, как?
– Да-а-а. Похоже, мне с тобой посоревноваться не удастся. Я все повторяю твою фразу, а у самой ничего не выходит.
– Выйдет, – успокоил любимую.
Оказывается, она захотела посоревноваться. Она всегда любила со мной соревноваться, особенно в беге. Бегала она хорошо. Я не очень, но выносливости хватало. И мы часто бегали по улицам, взявшись за руки. Как же давно это было.
– Людочка, слушай, – отвлек любимую от ее сочинительства еще минут через пять, – "Смотрит печаль на свое отражение в зелени вод потемневшего озера”. Ну, как?
– А я помню то озеро, – вдруг обрадовалась Людочка, – Я угадала? – улыбнулась она.
Еще бы! Мы ездили туда на электричке. Я уже давно знал зеленоватое от тины, но очень чистое озеро в небольшом лесочке. И когда Людочка и ее подружка Ирочка отказались купаться в нашей грязной речке, предложил съездить на озеро всей нашей компанией. Это было совсем недалеко. Оказывается, она его помнила, хотя мы и были там всего один раз.

Я поколдовал еще минут пятнадцать над текстом и прочел Людочке стихотворение, которое назвал ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ:

В поле стогов
Потемнела солома,
Рыжая грязь
На разбитых дорогах.
Выглянет солнце
И скроется снова,
С осени взглядом
Столкнувшись суровым.

Морем тоски
Наливается небо,
Серое небо
Свинцовых раздумий.
Вымерло все.
Лишь гонимые ветром,
Туч косяки
Проплывают угрюмо.

Смотрит печаль
На свое отражение
В зелени вод
Потемневшего озера.
Кажется, в мире
Застыло движение
Под леденящим
Дыханием осени.

Людочка была в восторге:
– Толик, ты за полчаса сочинил стихотворение! Даже не верится. Прямо на глазах. Знаешь, так хочется сходить в наш парк или в сад Шевченко. Как же там было хорошо! Ты помнишь?
– Людочка, я все помню. Все места, где мы бывали с тобой, когда я был твоим Ромео, а ты моей Людочкой, – слишком смело начал я, но тут же осекся: Людочка взглянула на меня с такой болью и тут же, не сказав ни слова, отвернулась к стенке. Похоже, она не готова к подобным разговорам. Что-то ее удерживало. Наше объяснение состоялось позже, примерно через месяц после этой встречи. А пока мы заново открывали друг друга. Похоже, первый экзамен я выдержал. Через минутку Людочка уже повернулась ко мне, как ни в чем не бывало:
– Толик, а наш клен у входа в общежитие уже осыпался? Он всегда такой желтый-желтый. Я так любила рисовать его листочки. Толик, если там еще осталось что-нибудь, принеси, пожалуйста, букетик кленовых листочков. Принесешь?
– Людочка, ты еще спрашиваешь.
– Толик, а помнишь зимний вечер, когда Светланка захотела спать, и ты расстроился, что мне надо уходить? А потом я вышла, и мы с тобой гуляли вокруг угольной кучи.
– Конечно, помню.
– Ты тогда так рассмешил. Сначала, когда попросила достать из моего кармашка платочек. У меня обе руки Светланкой заняты. А ты застеснялся, как девочка. Я сперва не поняла. Думала, боишься испачкаться. А когда догадалась, стало так смешно. Еле сдержалась. Ты же всегда был для меня, как подружка. Я тогда только поняла, что мы с тобой выросли. А потом, когда стал считать, сколько снежинок на моих ресничках. А снежинки падали и таяли, и ты не мог сосчитать. Я потом весь вечер смеялась. И все это у нашего клена.

Людочка еще что-то рассказывала, а я уже не слышал. Передо мной, как наяву, всплыл тот вечер. Крупными хлопьями тихо падает снег. И стоит такая звенящая тишина.
– Людочка, послушай, – перебил любимую, когда она на секунду задумалась, что-то вспоминая, – Ключевая фраза. "Легкие пушинки, белые снежинки, падают и тают на твоих ресницах”. Ну, как?
– Нет слов. Я только что об этом сказала, а ты уже придумал. Нет, Толик, у меня ничего не получится. Буду ждать твое зимнее стихотворение, – слегка расстроилась Людочка.
Но, судя по тому, как пожала мою руку, она нисколько не жалела, что проиграла соревнование. Людочка улыбнулась и на время затихла, очевидно, чтобы не мешать мукам творчества. Минут через десять прочел любимой маленькое стихотворение ЗИМНИЙ ВЕЧЕР:

Легкие пушинки,
Белые снежинки
Падают и тают
На твоих ресницах.

Этот вечер зимний,
Этот воздух синий, –
Долго будет помниться,
Долго будет сниться.

– Толик, ты стихи печешь, как блины. Про осень есть, про зиму есть. Теперь весна и лето, и получится, как у Чайковского – "Времена года”. Ну, как? Одолеешь? – поставила новую задачку Людочка.
А передо мной уже разворачивалась картина весны. Весна – это яркий солнечный свет, это потоки тепла, пробуждающие от зимней спячки. Первый куплет возник мгновенно.
– Людочка, послушай. "В волнах весеннего света, в грозах прозрачного мая рвется чудесное лето, зиму с пути сметая!”
– Здорово. А почему май прозрачный?
– А какой? Я и другие слова подбирал. Он у меня всяким побывал. Но мне показалось, так точней. В мае всё светлое, прозрачное. И люди весной ярче, особенно девушки, – пояснил ей свой выбор.
Когда упомянул о девушках, Людочка рассмеялась. Минут через пятнадцать понял, что больше, чем два куплета, не выходит. Но и с двумя текст выглядел цельным. И я прочел Людочке стихотворение ВЕСЕННИЙ СВЕТ:

В волнах весеннего света,
В грозах прозрачного мая
Рвется чудесное лето,
Зиму с пути сметая!

Тусклые серые краски,
Полосы грязного снега, –
Все исчезает, как в сказке,
В вихре его разбега!

– Ну, Толик, осталось мое самое любимое время года, – подбадривала любимая, – А ты можешь придумать, чтоб летом было море? Я еще ни разу не видела моря. Только во сне. Так хочется увидеть и море, и другие страны. Особенно теплые, где всегда лето, – высказала свои пожелания Людочка.
А я уже почувствовал, что она скоро снова уснет часа на полтора-два.
– Я постараюсь, Людочка, – пообещал ей. Минут через десять взглянул на нее. Она еще не спала, – Людочка, послушай начало. "Волны синего моря мне сегодня приснились. О могучие скалы они с шумом дробились”.
Людочка вяло улыбнулась и прикрыла глаза. Тут же возникло название стихотворения – ЛЕТНИЙ СОН. В полчаса я его окончил:

Волны синего моря
Мне сегодня приснились.
О могучие скалы
Они с шумом дробились.

Серебристым потоком
Брызги к небу взлетали.
Отражалось в них солнце
И лазурные дали.

Те безбрежные дали,
Где незримой чертою
Небо словно сливалось
С голубою волною.

Там, за синим простором,
В море солнца и света,
Неизвестные страны –
Страны вечного лета.

Пока Людочка спала, взял четыре тетрадных листочка и переписал на каждый из них по стихотворению. В верхней части каждого листка написал: "Моей любимой Людочке. Ромео”. Я подписался именем, которым Людочка любила звать меня в нашу первую весну. Рядом с осенним стихотворением нарисовал Людочкин любимый кленовый листочек. Зимнее стихотворение украсила снежинка, весеннее – улыбающееся солнышко, а на летнем изобразил море, скалы и парус.

Эти четыре листочка и пятый с четверостишьем, которое вручил любимой в день нашей помолвки, Людочка взяла с собой. Они лежат в кармашке ее любимого платья. В нем она встретила меня после многолетней разлуки, в нем была в день нашей помолвки, в нем похоронена. Так она пожелала, и ее мама все выполнила в точности.
Я долго думал, почему она так распорядилась. Ведь у нее были обе тетради моих стихов, посвященных ей. Мы обсудили с ней каждое стихотворение. Они все ей нравились. Многие знала наизусть. А выбрала только эти пять.
Иногда мне кажется, я понял ее выбор. Эти стихи возникли, когда мы с Людочкой вновь обрели надежду на счастье. Пусть призрачную.