День донора.

(Рождественская сказка)

Будущее имеют страны, у которых

есть прошлое. Прошлое — это ведь

тоже богатство, почти материальное,

и оно переходит к потомкам вроде

фамильного наследства…

В.Пикуль. «Богатство»

В жизни регулярно случались моменты, когда Василию Соболеву, одному из немногих оставшихся на планете человеков, не везло просто катастрофически. Именно в это время ему казалось, что он нащупывает в своей генетической памяти что-то очень важное, нечто такое, что может круто повлиять на него самого и на жизнь окружающих его людей. И когда казалось, что вот она, незримая ниточка, связывающая разорванные звенья цепочек времен, событий и отношений, уже найдена, осталось только зацепить ее кончиком мизинчика и осторожно, очень нежно потянуть, как несчастья, неудачи и невезения начинали сыпаться на голову Соболева, словно из рога изобилия.

Локальные войны, землетрясения, цунами, политические перевороты, экономические кризисы, крушения поездов, авиакатастрофы, техногенные аварии, смены правительств, эпидемии неизвестных болезней – все это начинало происходить снаружи Соболева, казалось, лишь с одной единственной целью: не дать ему поглубже заглянуть внутрь себя.

К сегодняшнему дню Судьба уже достаточно потрепала этого человека. Ни кола, ни двора. Брошенная семья, отсутствие постоянной работы. Под глазами – мешки хронического безденежья, на щеках – вечная небритость, в одежде – не проходящая потертость и даже какая-то потасканность. При взгляде на Соболева слова Антон Палыча о том, что в человеке все должно быть прекрасно, прозвучали бы как-то неуместно и нелепо. Должно быть прекрасно. Да вот, почему-то не получается.

А на улице разгулялась самая настоящая новогодняя метелица. Кисейный туман снежных кружев, изворачиваясь, завивался то в одну сторону, то в другую, рисуя в белом от снежинок воздухе кисточкой морозных узоров следы неопознанных летающих объектов. Но даже праздничное ликование природы навевало на Соболева какие-то грустные, невеселые мысли.

Все в этом человеке было как-то не по-людски. И продолжая оглядываться на писателей, примазавшихся к классикам, он всем своим видом лишь подтверждает вывод, что человек – это только звучит гордо. На самом же деле, лишь какой-то внутренний свет, какая-то врожденная чистота, обезображивающие лик нашего персонажа, не позволяют принять его за БОМЖа, то есть за лицо Без Определенного Места Жительства. И то верно. Разве может быть бомжом человек, живущий на своей собственной планете? Ах, господину полицейскому нужен адрес подробнее? Пожалуйста: Зимля, третья планета от Желтого Солнца. И никакого юмора в этом нет. Просто мы говорим на разных языках.

Ну в самом деле, не объяснять же господину полицейскому, что я, Василий Соболев, тысячавотзабытого года рождения, временно не работающий, проживаю на даче главного полицейского начальника без ведома хозяина, что у меня сейчас жесточайшая душевная депрессия, связанная с полнолунием, что мне жить не хочется накануне Нового Года, вот, вам, господин полицейский, мои руки, надевайте кандалы и садите меня лет на кавырнадцать без права переписки… Вот, и мент растворился в снегопаде. Даже пообщаться не с кем в этом гребаном мире!

На месте исчезнувшего полицейского в снежных кружевах метели проявилось жалобно трепыхающееся на декабрьском ветру объявление «31 декабря – День Донора. Помоги …аждующему. Донорам – 1000 тенге + Новогодний подарок + справка».

Первая мысль: «Дешево же вы, падлы, нашу кровушку цените… Всего пятьсот тенге за стакан…»

Вторая мысль: «Да я литр крови отдам, лишь бы вспомнить, и чтобы ничего при этом не стряслось. Чтобы ни землетрясений, ни революций, ни наводнений… Хотя, какие могут быть наводнения в декабрьскую стужу?..»

Обе эти мысли тут же затоптала в рыхлый новогодний снежок подлая мысль номер три: «Тысяча тенге! Можно купить бутылку водки, пачку пельменей, самых дорогих сигарет, чай! Что еще для полного счастья надо? Двести тенге останется!»

Подала голос и депрессуха, оставшаяся от уходящего полнолуния: «Два стакана крови продать, водку выпить, пельмени съесть, а оставшуюся кровушку бесплатно разбрызгать по белу снегу, мол «нате, пейте кровь мою, кровососы гнусные». И не успел Соболев заткнуть пасть своей депрессии, как фраза из песни Высоцкого вылетела, словно не воробей, и растаяла в астрале: так в безбрежном океане растворяется микроскопическая капелька крови, сообщая необходимую информацию акулам пера, акулам бизнеса и прочим морским акулам.

Сразу же, будто подслушав мысленный спор внутри Соболева, услужливая метелица лаконичными снежными мазками изобразила перед ним здание станции переливания крови. Тебя никто за язык не тянул. Назвался груздем – полезай.

На заборе красовалось грозное объявление: «Осторожно! Территория охраняется служебными собаками!» Во дворе станции стояли две медицинские автомашины – автобус и ГАЗ-66. Сквозь морозный узор в одном из окошек автобуса виднелась кисть руки, сжимающая и разжимающая кулак. Пройдя мимо машин, Василий вошел в фойе. Доноры – люди, разных возрастов и внешностей заполняли помещение так плотно, что напоминали стадо в загоне, или очередь в молочном магазине советской эпохи. Спросив, куда идти, Василий побрел по коридорам станции в направлении плотоядно заманивающей стрелки с надписью «регистрация доноров».

В большом помещении, напоминающем школьный класс без парт, у Соболева взяли кровь из пальца на анализ, не сказав для чего, да он и не поинтересовался. Дали заполнить анкету, в которой он положительно ответил лишь на один вопрос «принимали ли вы алкоголь за последние 48 часов?» После этого его данные внесли в компьютер и выдали несколько листочков, которые надо будет отдать приемщице крови в машине. «Запомните, в машине, а не в автобусе», - напутствовала его женщина в белом халате.

Василий вновь оказался в фойе. Спросил последнего. Ему ответили, что сдача крови производится по номерам. Его номер записан на бумажке. Соболев тут же выяснил, что перед ним всего трое. Оказалось, что все остальные ждут своей очереди в автобус.

Видимо, в машине кровь брали только у новичков. Уже стоя в предбаннике кузова ГАЗ-66, сквозь щель в двери Василий увидел, как страшненькая девушка, сидевшая у окошечка, за которым принимали кровь, вдруг уронила все свое щупленькое тельце на колени, к ней тут же бросились медсестры, заслонили ее от посторонних взглядов. Через несколько минут девушка выходила из машины. Протискиваясь мимо Соболева, она почему-то виновато взглянула ему в глаза и прошептала: «Я уплыла…»

Заняв ее место, Василий протянул свою руку в окошечко и отвернулся: не хотелось видеть, как игла будет протыкать вену. Чтобы не томиться в ожидании пока наполнится кровью пластиковая емкость, Соболев начал медитировать. Прикрыв глаза, он повторял про себя будто молитву слова медитации: «С каждым днем моя жизнь становится все лучше и лучше во всех отношениях… С каждым днем моя жизнь…»

- Мужчина, как вы себя чувствуете? – это медсестра заглядывала в глаза Василию, пытаясь определить его состояние.

- Нормально, - отмахнулся он и услышал тревожный звоночек своего сотового телефона. Вообще-то на мобильнике давным-давно не было денег, но на прием входящих звонков он еще работал. Свободной правой рукой Соболев достал из кармана телефон, нажал клавишу приема.

- Ало! Василек! Это… – (Тут звонивший представился, но Василий сразу забыл и имя и фамилию, потому что никаких ассоциаций с ними у него не было. Говоря проще, Соболев никогда в жизни не слышал ни имени, ни фамилии звонившего). – Мы с тобой когда-то учились в одном вузе на Окраине Вселенной. Сейчас я в вашем городе по делам и хотел бы увидеться…

- Давай увидимся. У тебя ночевать есть где? – Василий попытался напроситься на ночлег, но звонивший понял его совсем иначе.

- Василек, не беспокойся, у меня времени осталось только чтобы поздороваться с тобой и попрощаться. Сможешь подъехать?

- Смогу только через час. Называй адрес.

- Улица Металлургов… – звонивший немного замялся, видимо выяснял адрес у  хозяина квартиры, потом поправился: Проспект Монголия, дом пять дробь один, квартира пятьдесят один. Запомнил?

- Запомнил. – «Чего тут запоминать: пять один, пятьдесят один». Василий разглядел свое отражение в погасшем экране сотового телефона и спросил у него: «Магол ли я?» Отражение кивнуло головой и тут же, словно смутившись, спряталось вместе с телефоном в карман потертых джинсов.  

Когда в жизни появляется определенная цель, все вокруг начинает совершаться с невероятной быстротой. Не успел Соболев спрятать телефон, как оказалось, что пластиковая емкость уже наполнена кровью. Медсестра за окошечком перерезала чем-то напоминающую пуповину тонкую трубочку от иглы к емкости, плеснула в пробирки несколько капель крови, выдернула иглу, закрыла место укола ватным тампоном. Другая сестра, которая недавно спрашивала Соболева о самочувствии, привязала коротким бинтом крест-накрест тампон к локтю и сунула в руку кусочек картона с цифрой «45».

- Повязку не снимайте два-три часа, сегодня и завтра пейте больше жидкости, талон отдайте там, где вам выписывали направление.

Натягивая на плечи куртку, Соболев вышел из ГАЗ-66, прошел в фойе станции и, ориентируясь по стрелочкам на стенах, дошел до класса без парт. Там у него приняли талон, велели дважды расписаться в ведомости, не глядя в глаза, протянули купюру в тысячу тенге и шоколадку. Купюру Василий, аккуратно свернув, положил в задний карман джинсов. Шоколадку сунул в нагрудный карман куртки: «как-никак в гости иду, с пустыми руками неудобно».

Пока сдавал кровь, метель окончилась. Из-за белесой пелены выглянуло солнце. От снежных сугробов начала подниматься легкая испарина. Внезапно потеплевший воздух передавал очертания предметов так четко и ясно, будто перед глазами была не постылая реальность, а праздничная рождественская открытка. Выйдя из здания станции переливания крови, Василий увидел отъезжающую от остановки маршрутку, махнул водителю рукой, чтобы тот подождал, в два прыжка преодолев подтаявшие лужи, добежал до ГАЗели, вольготно расселся на свободном месте. Тысячную купюру разменивать было жалко. Соболев сделал такое лицо, будто уже расплатился. Водитель настаивать на оплате проезда не стал. Наверное, чем-то отвлекся.

Маршрутка петляла по городу и дважды выезжала на проспект Монголия. Нужный Соболеву дом находился в самом начале проспекта, поэтому он ехал, рассматривая в окно наряженные к празднику улицы. Проезжая мимо особо засекреченной воинской части (настолько секретной, что даже начальник части не знал ее номера), Василий увидел на плацу взвод Дедов Морозов отрабатывающих своими посохами приемы штыковой атаки. «Интересно, – подумал он: если у воинской части нет номера, как же родственники пишут письма рядовым Морозкам? Неужели: На деревню, Дедушке?»

В окно ГАЗели было удобно наблюдать, как быстро тает снег. Из-за внезапно возникшего наводнения в одном месте маршрут даже изменился. Автобус проехал по улице, названной в честь какого-то Гоголя. Соболев отметил про себя, что названия улиц слишком часто меняются, даже запоминать не успеваешь. Само слово «Гоголь» не вызывало у него никаких ассоциаций. За всю прошедшую жизнь он ни разу не встречался с такой странной и смешной фамилией.

Вот и необходимая остановка. Выйдя из маршрутки, Василий нос к носу столкнулся с вооруженными до зубов Дедом Морозом и Снегурочкой. Среди разнообразнейшего арсенала у Деда Мороза был осиновый посох, а у Снегурочки на шее болталось ожерелье из головок чеснока. Оба были обуты в армейские зашнурованные берцы. Снегурочка кровожадно шевелила носом и, повиливая хвостиком из новогодней кисеи, игриво строила Василию глазки. Ее зубки были оскалены так, что открывали розовые десна, а из пасти разило популярной жвачкой «Orbit». Дед Мороз нежно потрепал Снегурочку по холке: «Ты перепутала, милая, это всего лишь донор».

Соболев положил обе руки на затылок и хотел было уже повернуться к Деду Морозу спиной для обыска, но почему-то представил, насколько нелепо будет сегодня выглядеть эта сцена.  Чтобы выйти из глупой ситуации, пришлось наиграно возмутиться: «почему это у вас Снегурочка без намордника?» На плече Деда Мороза ожила армейская рация, и тот сделал знак заткнуться. Оба, и Дед Мороз и Снегурочка, навострили уши, отчего их новогодние тюбетейки сползли на самые затылки.

«Внимание всем постам в районе Дворца Спорта, – прошепелявила рация:  В вашем секторе появился опасный вирус Троян. Передаю ориентировку: программа-робот и двое мужчин азиатской внешности, возраст не определен. Предупреждаю, робот особо опасен. При обнаружении, уничтожать немедленно и без предупреждений».

Несмотря на то, что в республике, в очередной раз отменившей празднование Дня Республики, был официально принят государственный язык, рация говорила по-русски. Только поэтому Василий все понял. Дед Мороз подмигнул ему, мол, «извини, брат, не до тебя, служба», и бодрой рысью помчался за рвущейся с поводка Снегурочкой.

Соболев посмотрел на часы сотового телефона. В обещанный час он, кажется, укладывается. Василий уже не помнит, нажал ли он кнопку звонка, или постучал костяшками пальцев, но дверь открылась сразу, будто его специально поджидали. Симпатичный мужчина лет тридцати, лицо которого украшала недельная небритость и короткая, под ноль, стрижка, бросился к Соболеву с объятиями: «Василек, как я рад, что ты с нами».

Вообще-то «Васильком» до сих пор Соболева называла только мама, друзья звали его или «Васьком», или «Васисуаличем». Да и выглядел парень слишком молодо: когда Василий в очередной раз получал фрагменты высшего образования, этот юноша, наверное, еще под стол пешком ходил.

- Знакомьтесь, – представил его молодой старый знакомый: Василий Соболев, гордость факультета, легенда института…

Быть легендой института было очень приятно… Единственная загвоздка была лишь в том, что Соболев не помнил за собой никаких качеств, чтобы его величали подобным званием. Напротив, Василий преуспел именно в своей скромной незаметности, научившись быть прозрачным даже для автобусных контролеров. Возможно, из него получился бы хороший разведчик. Но организации, занимающиеся внутренней и внешней разведкой, по тем же причинам Соболева не замечали.

При всем своем желании Василий не мог вспомнить и пригласившего его парня. Если говорить честно, то и обучения в вузе Соболев не помнил тоже.

Вместе с молодым-старым институтским товарищем в квартире были еще двое. Обаятельный мужчина лет сорока, с подбитыми сединой висками, его звали Оскар и очень красивая девушка по имени Афродита. Копна светлых, соломенного цвета, волос обрамляла смуглое личико и тяжелой волной низвергалась на плечи.

Таких красивых девушек Василий Соболев не видел уже несколько лет…

…С тех самых пор, как фонд Сороса совершил грандиозный бонус, подарив всем мужчинам республики по надувной резиновой женщине. Как утверждала реклама, среди этих подарков вы не нашли бы двух одинаковых. Мужчины сразу оценили преимущества резиновых подруг перед своими бывшими половинами. Во-первых, резиновая кукла всегда была безотказна, как бритвенный станок «Jillet». Во-вторых, она никогда не просила денег, подарков, внимания, слов любви. В-третьих, у нее никогда не было критических дней, беременностей, абортов. В четвертых, резиновая кукла никогда не предлагала скрепить отношения браком, венчанием или брачным договором. В-пятых, с ней было интересно проводить свободное время так же, как и с машиной в гараже. В шестых, резиновая подружка никогда не устраивала скандалов, если мужчина приходил нетрезвым, поздно, или с надувной куклой соседа. В-седьмых, она никогда не писала заявлений в полицию, профком или партийные организации, если мужчина в сердцах отрабатывал на ней приемы кикбоксинга, карате или боевого самбо. Восьмое, резиновая женщина никогда не изменяла без разрешения своего обладателя. Девятое – резиновая женщина никогда не старела в отличие от людского аналога. Наконец, возможно, это самое главное, от резиновой любовницы пахло гораздо приятнее, чем от людских особей женского пола. В общем, резиновый подарок обладал только положительными характеристиками.

Мужчины с изменением брачной ориентации стали как бы даже выше ростом, они распрямили спины, расправили плечи: еще бы, ведь их теперь никто не держал под каблуком, не строил, не унижал. Теперь они не пытались излить душу психоаналитику-собутыльнику: после работы, наскоро перекусив в пиццерии, мужчины устремлялись домой к своей виртуальной любви, которая в отличие от любви женской выглядела чистой и непорочной.

А женщины… Феминистки добились, наконец-то, полного равноправия женщин с мужчинами. Гендерная политика, проводимая правительством, дала свои результаты.

Вот только красивых девушек, которыми республика раньше гордилась, почему-то вдруг не стало. Видимо, уехали искать удачу в те малоразвитые страны, которым не досталось резинового надувного счастья…

…Таких красивых девушек, как Афродита, Василий не видел уже много лет…

Квартира, в которой оказался Соболев, выглядела совершенно не жилой. Скорее всего, она была одной из тех, которые сдают на несколько часов бизнесменам для проведения деловых встреч. Возможно, что и сейчас квартира продолжала использоваться с этой же целью. За время всего вечера, проведенного Василием с новыми знакомыми, в квартиру ненадолго заходили какие-то деловые люди. Оскар на некоторое время удалялся с ними к журнальному столику, пришедшие обменивались с ним коробками, дипломатами, чемоданами, в общем, совершали какие-то коммерческие сделки. Среди множества лиц, посетивших квартиру, Соболеву показалось, что промелькнули лица нескольких высокопоставленных городских чиновников, нескольких почетных граждан города, а также директоров Станции переливания крови и местного телевидения.

Когда поток посетителей на некоторое время прерывался, Оскар возвращался к столу и присоединялся к общему застолью.

Кажется, я не назвал по имени только одного персонажа, находящегося сейчас в квартире – того небритого, коротко стриженного парня, который и пригласил Соболева в эту компанию. Василию было неудобно переспросить имя, и он прислушался, как называют его Назым и Оскар. А называли они его в большей степени, чем странно – хан. Василий решил, что это такое имя. Нам трудно куда-либо деться от этого заблуждения, поэтому в дальнейшем повествовании и мы будем называть институтского приятеля Василия Соболева именем Хан.

Сначала выпили, как водится, за встречу, потом – за вiльну Окраiну Вселенной, потом – за Новый Год. В очередной раз, перехватив сомневающийся и недоумевающий взгляд Василия, Хан обратился к нему напрямик:

- Думаешь, наверное, почему так молодо выгляжу? А что ты хочешь, восемь пластических операций.

- ??? – (в моем лексиконе не хватает слов, чтобы выразить недоумение Василия).

- В аварию попал…

- В автомобильную? – сочувственно поинтересовался Соболев.

Собеседники почему-то рассмеялись. Афродита даже хихикнула в кулачок.

- Можно сказать, что в автомобильную, - улыбнулся Хан.

- Асфальтовый каток его переехал, – сдерживая смех, объяснил Оскар и почему-то посмотрел на Василия с укоризной.

- Если сравнивать массу тел, то каток был в четыреста раз тяжелее, чем Хан. – Это уже констатировала Афродита.

- Три года я был без сознания. Меня лучшие медики Европы в Голландии по частям собирали.

- Это мы тебя собирали. По кусочкам от асфальта отдирали! – улыбнулся Оскар.

- По молекулам! – поддержала Афродита.

- Зачем же по молекулам? – не понял Василий.

- Чтобы, не дай бог, ни одна цепочка ДНК рогатым ангелам не досталась! – попытался объяснить Оскар.

- ??? – (это опять Василий).

- Имея всего одну молекулу, можно клонировать нашего Хана, а потом подвергнуть клон пыткам и мучениям. – снизошла до разъяснения Афродита.

- Ну и пусть пытают клона, сколько им влезет, - не понял опять Василий. – Хану-то что от этого?

- Так ведь я же буду сопереживать и сочувствовать… - улыбнулся Хан и тоже с укором посмотрел на Василия, мол, неужели не помнишь?

Василий не помнил. Поэтому он больше молчал, прислушиваясь к тому, о чем говорят собеседники. Хан же, специально втягивал его в разговор, постоянно задавая какие-то вопросы о прошлом.

- Ты помнишь, на площадке между первым и вторым этажами в институте висел большой портрет Го-го-ля, сделанный мозаикой?

- Не помню, – честно признался Соболев, а сам подумал: «Вот уже второй раз сегодня я сталкиваюсь с этой странной фамилией.

- Там под портретом цитата Го-го-ля была… вот убей меня бог, не могу вспомнить, что в ней написано было… а ведь мы каждый день мимо ходили… – имя «Гоголя» Хан произнес нарочито медленно, словно нараспев.

- Гоголя помню, а цитату… нет… – Соболев попытался соврать, но неожиданно увидел перед глазами заплаканного длинноносого хлопчика, с которым когда-то свела его Судьба, и не столько понял, сколько угадал, что это и был Мыколка Гоголь. А ведь он тогда этого не знал. Верил, что не сможет мальчишка бесследно потеряться…

…Кажется непостижимым то, что когда-то было реальностью. Толстая беременная луна заливала призрачным липким светом красивое трехэтажное здание. От этого всепроникающего свечения начинала раскалываться голова и было страстное желание где-нибудь спрятаться. Человек, не задумываясь и не сомневаясь в своих действиях, приблизился к свежевыбеленной стене и вошел в нее как в замершую волну сметаны. Ночью в этом здании никого не должно быть. Толстые стены – великолепная защита от лунного света.

В  долгожданной и наконец-то наступившей темноте показалось, что Он попал на черную лестницу. Впрочем, так оно и было. Теперь, в сумраке, можно было отдышаться, успокоить головную боль и собраться с еще не потерянными мыслями.

Человек чувствовал ту незримую охоту, которая ведется за ним, хотя бы только потому, что знаний с каждой ночью становилось все меньше и меньше. Было ощущение, будто кто-то ворует его память, его мысли, его жизненный опыт. Потерять все это насовсем было обидно. Было страшно стать сумасшедшим.

Человек прислонился спиной к толстой наружной стене. Стена чуть прогнулась, но не пропустила Его наружу, обратно. Внезапно. Человек насторожился: во мраке черной  лестницы каким-то неосознанным чутьем ощутил, что Он здесь не один. Через мгновение послышались и горестные детские всхлипывания.

Чтобы не напугать ребенка, Человек обернулся черным Котом (для кошачьего взора темнота сразу рассеялась). Несколькими ступенями выше на толстой дубовой доске сидел мальчик, подросток. Худенькими ручками охватывал себя за голову и всхлипывал. Человек-Кот ощутил тоску детского одиночества и потерся о колено мальчика.

- Василек! – словно старому знакомому обрадовался мальчишка и посадил Кота себе на колени. «Так вот, кто первый меня Васильком назвал…» – вспомнил Соболев. А тогда Он утешающе замурлыкал, вкладывая в задремавшего гипнотическим сном ребенка копию всех своих знаний, опыта и памяти. Ничего страшного, можно жить, имея две памяти, два сознания. Если не нарвешься на психиатра, то никто и не подумает обвинить тебя в шизофрении… Я выживу. Я не погибну.  Потом я найду этого мальчика. Пусть пройдет несколько лет. Пусть даже он станет взрослым или стариком. Я обязательно выживу, Он сохранит мою память…

«…Я был прав. Не может мальчишка бесследно потеряться…»

- Цитату не помню. Да и Гоголя тоже. Вы, наверное, меня с кем-то путаете, я никогда с Гоголем не учился, – Василий попытался придать своему голосу как можно больше искренности и правдивости.

Ответом ему был веселый смех.

- Сейчас большая редкость человек, не умеющий врать. – Хан глядел на Соболева в упор: с такой доброжелательностью доктор осматривает безнадежного больного. – Ты и не мог учиться с Го-го-лем… Ведь Го-голь давно умер.

- Как умер?! – всполошился Соболев и этим, несомненно, выдал свою заинтересованность.. Только что обретенная надежда рухнула. – Он ведь еще совсем ребенок!

- Как умер, как умер!? – передразнил Соболева Оскар, – Очень просто умер. От старости!

Внезапно Соболеву тоже захотелось умереть. Как-то сразу, в одно мгновение жизнь потеряла всяческий смысл.

- Не переживай, – попытался успокоить Соболева Хан, – Го-голь был великим писателем и оставил после себя множество рассказов, романов и повестей. Вдруг в его рассказах и найдется нужная тебе информация?

Василий заинтересовался мыслью Хана, но постарался этого не показать.

- Ты знаешь, – продолжал Хан, – А ведь у меня есть занятный сборничек… И даже с автографом автора… Сейчас на аукционе этот автограф можно за миллиарды назарбаксов продать…

Соболев твердо решил в ближайшее время взять книгу Гоголя в библиотеке, но, похоже, Хан умел читать мысли. 

- Библиотека тебе не поможет. После языковой реформы в начале двадцатого века из русского языка исчезли несколько букв. Согласись, что получать информацию на современном русском языке – то же самое, что пользоваться программой, которую покоцал вирус…   

- Это все равно, что носить валенки, съеденные молью! – поддержал Хана Оскар.

Предложение было слишком заманчивым. Но Соболев ничего не мог предложить взамен. Ему требовался тайм-аут.  На некоторое время он решил сменить тему разговора.

 Внезапно, он ощутил, что знает и давно забытый диалект Окраины Вселенной, на котором общался с этим самым Гоголем

- А де ты тапер працуешь? – неожиданно для себя, обращаясь к Хану, Василий применил это знание на практике.

- Я врач, у меня два кабинета в столице, - ответил Хан на языке провинции Ян-Гоу.

- Ого! – восхитился Василий, – ты владеешь государственным языком?

- Так я же занимаюсь восточной медициной, мне необходимо знать этот язык.

- Нас запеленговали. – Вклинилась в разговор Афродита. – Мобильным группам отдан приказ прочесать сектор Дворца Спорта.

- Район Дворца Спорта достаточно большой, – сказал Оскар: думаю, часа четыре у нас еще есть. Давайте выпьем за День Донора!

- Нет, пусть лучше Василий сам скажет тост, – предложил Хан.

Соболев взглянул на часы в своем сотовом. С того момента, как он покинул маршрутку, прошло полтора часа. «Быстро же время летит», – подумал он. Прежде, чем спрятать сотку в карман, Василий полюбовался лицом Афродиты, матово отразившемся в погасшем экране телефона.

Разлили водку. Соболев подцепил на вилку жареный пельмешек, по привычке поискал отражения в рюмке и оторопел: лицо Афродиты, стоявшей за его спиной неузнаваемо изменилось. Из смуглой кожа стала снежно-белой, изо рта, очерченного ярко-красной помадой, торчали длинные желто-коричневые клыки, зрачки глаз светились нездоровым светофорным огнем. Выгнутая поверхность рюмки делала отражение каким-то искаженным и нереальным.

«Не оборачиваться! Вести себя как обычно», – отдал себе приказ Соболев, волевым усилием посылая импульс энергии Ци из нижнего дань-тяня себе за спину. Он даже не смог отдать себе отчета в том, откуда он знает, что надо делать. Просто в критические моменты жизни, его действиями управляла какая-то высшая астральная сила. Пьяный импульс, нехотя и сильно покачиваясь, отправился по назначению, но уже в районе солнечного сплетения безнадежно заблудился в паутине энергетических каналов.

Откуда-то зная о том, что с вампирами бесполезно состязаться в быстроте и реакции, Соболев поднял рюмку и, глядя прямо в глаза Оскару и Хану, начал, растягивая время, медленно произносить первый пришедший в голову тост: «Пусть с каждым днем наша жизнь становится все лучше и лучше во всех отношениях…» – Ничего не произошло. Тогда Василий добавил уже от себя: «Несмотря ни на что». Снова ничего не произошло. Слова для тоста не лезли в голову, тогда Василий завершил: «и вопреки всему…»

Энергетический импульс наконец-то добрался до финишной прямой: между сонной артерией человека и клыками вампирши уже не было ни плоти, ни паутины энергетических каналов – была только пустота реального мира, которую каким-то образом необходимо преодолеть. Поняв, что безнадежно опаздывает, импульс рванулся, будто наскипидаренный, прямо в эту отвратительную пасть, обрамленную длинными желтыми клыками. И, как всегда, промахнулся…

В реальном мире ничего не происходило. Оскар и Хан внимательно слушали тост. Показывая, что он уже все сказал, Василий опрокинул рюмку в рот и потянулся губами к жареному пельмешку. Пельменя не было. Более того, в руке не оказалось даже вилки. Пришлось водку занюхать кулаком. Оскар смотрел на него как кролик, разглядывающий удава. Хан готов был расхохотаться, о чем говорили лучики-смешинки вокруг глаз. Поняв, что опасность миновала, Соболев позволил себе обернуться.

Внешний вид Афродиты вернулся к первоначальному состоянию. Одним глазом девушка косила на Василия как-то удивленно и недоумевающе. Вместо второго глаза у нее был пельмень, которым Соболев только что пытался закусить.  Из пельменя торчала рукоятка вилки.

- Этого не может быть, – услышал Василий шепот Оскара.

- Это у вас случайно получилось? – в шепоте Афродиты слышались и надежда и виноватость одновременно.

- Я  же предупреждал, – в голосе Хана звучали торжествующие нотки. – Соболев это легендарная личность, он всегда находил выход из любого безвыходного положения.

- Чаще мне удавалось попадать в эти безвыходные положения… – Василий, кажется, с выходом еще не определился.

- Афродита, деточка, у нашего гостя испачкались столовые приборы. – Оскар вновь приобрел уверенный тон. – Дай ему, пожалуйста, чистые.

Афродита радостно бросилась к мойке, отмывать вынутую из глаза вилку. Василий с восхищением смотрел ей вслед:

- Красивый у вас биоробот! Гораздо лучше надувных кукол! – Соболев поднялся из-за стола, вышел в прихожую, достал из нагрудного кармана куртки шоколадку и грациозно вручил ее девушке.

– Не переживай, Афродита. За эту шоколадку заплачено кровью. – В доказательство Василий закатал рукав рубашки и продемонстрировал локоть, перевязанный крест-накрест бинтом.

Пока Соболев ходил за шоколадкой, Оскар достал из кармана какой-то прибор, напоминающий портативный компьютер и показал экран Хану: «А ведь вы действительно учились в одном ВУЗе, правда в разное время…»

- Василек! – голос Хана приобрел строгие деловые интонации, – Прежде чем позвонить тебе, мы навели справки: у тебя нет ни семьи, ни жилья, ни работы. Сегодня Новогодняя ночь и мы можем сделать ее для тебя волшебной. Скажи, чего тебе хочется больше всего на свете?

- Смотри, – с улыбкой пригрозил Соболев, поймаю тебя на слове.

- Поймай. Хочешь семью? Ты можешь создать ее с Афродитой. Никто, кроме тебя не знает, что она биоробот. Да и ты этого не знаешь, а только предполагаешь. Афродита же, способна, как и обычная женщина, рожать, вскармливать, воспитывать (впрочем, это одно и то же), быть любящей, верной и преданной. Хочешь жилье? Как тебе эта квартира? В ней четыре комнаты. 120 квадратных метров. Вот документы на нее. Здесь надо вписать только фамилию владельца. Нужна тебе работа? Ты только скажи, кем тебе хочется быть?

- И это все? – неподдельно удивился Василий: – А где «мерседес-дзинь» темно-зеленого цвета? Где трехмачтовая бригантина с алыми парусами? Где, в конце концов, собственный остров на Мальдевах?

- А ты, братец, наглец! – в разговор вклинился Оскар. Он явно хотел указать Василию на его место в иерархии распределения материальных доходов. – У тебя нет задрипанного «запородца», у тебя нет даже надувной лодки, твое море – это искусственный пруд за горо…

Оскар внезапно замолчал, встретившись глазами с Ханом. Так в армии зарвавшегося новобранца способен остановить всего лишь один взгляд офицера.

- Твое материальное состояние будет зависеть от той профессии, которую ты для себя пожелаешь, – Хан продолжал гнуть свою линию.

- Тогда я желаю быть… желаю быть, – Василий честно попытался вспомнить все профессии, которыми ему приходилось в жизни заниматься и которые не принесли никакой ощутимой радости. – Желаю быть Президентом Республики!

- Но ведь ты не знаешь государственного языка! – возмутился Оскар.

- Когда я стану Президентом, я издам указ, что Президент Республики не только не должен знать государственный язык, но и не обязан быть даже грамотным. Зато в гареме Президента обязательно должно быть не меньше дюжины вот таких же надувных биороботов!

- Я не надувная! – возмутилась Назым. – Кстати, мобильные группы начали прочесывать нечетную сторону проспекта Монголия.

Все посмотрели на часы.

- Минут сорок у нас еще есть, – неуверенно сказал Оскар.

- Хорошо, – продолжил Хан, – сегодня в полночь, поздравляя страну с Новым годом, Президент Республики вручит тебе свои полномочия. Ты согласен?

- Нет у вас сорока минут, – возразил Василий. – Ваш информатор задерживает сообщения примерно на полтора часа.

- С чего ты взял? – Тон Оскара стал похож на интонации следователя во время допроса.

- Скучно с вами. Не хочу я быть президентом. Вечно под охраной как заключенный!

- А что хочешь? Может быть тебе деньги нужны! Сколько?

- ВСЕ. – Не стал скромничать Василий.

- Как ВСЕ? – Не понял Оскар.

- А так, – уперся Соболев – ВСЕ деньги, которые имеются на Планете.

- Но зачем? Что ты с ними делать будешь? Для чего тебе ВСЕ деньги? – Оскар начисто был лишен чувства юмора.

- Действительно,– поддержал Оскара Хан, – Зачем тебе все деньги, ты ведь можешь и без денег прожить? 

- Я-то могу прожить без денег… – Улыбка Василия растянулась до самых ушей, – Я хочу посмотреть, как ВЫ без денег жить будете!

Оскар покрутил пальцем у виска, а Хан выложил самый весомый аргумент?  

- Хочешь стать… бессмертным?

Василий прижал к губам указательный палец: «Тс-с-с!!!» Все прислушались. Тишину пустого подъезда огласил заливистый лай Снегурочки и неотвратимая как Судьба, тяжелая поступь Деда Мороза.

- Ты согласен? – Хан перешел на шепот.

- А что за это? Регулярно сдавать кровь пока не кончится? – также шепотом спросил Соболев.

- Он еще торгуется! – возмущенно прошептал Оскар.

- Кровь не может кончиться. Она восстанавливается через каждые два месяца. – Похоже, Хан не терял надежды облагодетельствовать Василия.

- Тук-Тук! – послышалось из-за двери, – к вам пришел Дед Мороз и подарочки принес!

- А не откроете, мы вам дверь выломаем! – радостным голоском подхватила Снегурочка.

Василий успел заметить, что чемоданы, коробки и дипломаты, лежащие горой на журнальном столике в углу комнаты, вдруг стали прозрачными и через секунду растворились, как будто их никогда там не было.

Видимо, у Деда Мороза была универсальная отмычка. Послышался шум открываемого замка, и через мгновение в комнате появилась Снегурочка. Бросив презрительный взгляд на Ародиту, она внимательно обнюхала мужчин, узнала Василия, радостно вильнула ему хвостом и, крепко взяв за плечи, облизала лицо. По комнате разнесся запах жевательной резинки «Orbit».      

Вслед за Снегурочкой в квартиру вошел-ввалился и Дед Мороз: «Па-а-апрашу документики!» Хан, Оскар и Назым как по команде закатали рукава и предъявили перевязанные крест-накрест локти. «Доноры… Понятненько… Кто хозяин квартиры?» Через Василия передали Деду Морозу раскрытую домовую книгу. Краем глаза он успел заметить, что в квартире прописаны двое: Василий и Афродита Соболевы.

Дед Мороз поднес к губам портативную рацию: «Пятьдесят первая квартира – чиста. Трояна нет. Хозяева и двое гостей отмечают День Донора». И уже без рации, поднеся ладонь к околышу тюбетейки: «Всего доброго, с Новым годом!» Уже на выходе из комнаты Снегурочка обернулась и, загадочно улыбнувшись, послала Василию воздушный поцелуй. Поцелуй нежной бабочкой-капустницей взвился под потолок и оттуда рухнул прямо на пол, сбитый тряпкой для мытья посуды. «Точное попадание!» – отметил про Афродиту Соболев.    

- Чем нравятся мне люди, – сказал Оскар, – так это тем, что они очень легко позволяют себя программировать. Но они скоро вернутся. Уходим сейчас же.

- Подожди! – Хан обратился прямо к Василию, будто гипнотизируя, глядя в глаза. – Отвечай быстро, не задумываясь! Почему Го-голь сжег второй том «Мертвых душ»?

- Там была инородная информация. – Поддавшись давлению Хана, Соболев сболтнул то, чего говорить не хотел.

- Все правильно, – задумчиво подтвердил Хан. – Именно по этой причине Гоголя объявили сумасшедшим…

Афродита подошла к Соболеву и, взглянув в глаза, будто выстрелила в упор: «Неужели тебе нравится эта… Снегурочка-Пандурочка?»  Как-то неожиданно было слышать в голосе биоробота нотки женской ревности.

- Надо говорить «Пандорочка», – поправил девушку Василий.

- Удивляюсь, – проворчал Оскар, – всякую дрянь помнит, кроме самого важного! Может быть именно поэтому его Судьба просмотрела…

- Кстати, насчет жизни, – вспомнил Хан, – Афродита, вручи нашему другу временный талон на бессмертие. Лет через двести, когда войдет во вкус, он сам нас найдет.

- Вот, держи, – впихнула Афродита в руку Василия пластиковую карточку с цифрами «45». Голос ее стал монотонным и размеренным. Соболев невольно поддался этому замедленному ритму. – Число на талоне должно соответствовать возрасту и быть кратным девяти. Вот, у меня – с цифрами «18», поэтому я всегда выгляжу на восемнадцать лет. У Хана талон с числом «27» - он так и выглядит, будто ему еще и тридцати нет…

- Все понял, – медленно, словно засыпая, сказал Василий, – у Оскара, значит, талон с числом «36».

- Никогда и никому не давай и не показывай свой талон, – Афродит говорила певуче растягивая слова, будто гипнотизировала, а сама, встав на цыпочки, уже тянулась губами к его губам, томно прикрыв глаза, тело ее вздрагивало от ощущения близости Человека…

…«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…» Василий уже готов был ответить на поцелуй Афродиты, но, внезапно, рецепторы носовой полости подали сигнал тревоги. Запах! Запах изо рта девушки был отвратительным, он до тошноты отдавал незахороненной мертвечиной. Соболев резко отдернул голову и ударился затылком о стенку автобуса. Голова быстро начала трезветь. Чья-то рука с кусочком ваты назойливо пыталась попасть в его поле зрения. «Нашатырь, – догадался Соболев: Неужели уплыл?»

Он открыл глаза и посмотрел на незнакомую медсестру. Та, увидев трезвый взгляд, профессионально, крест-накрест перебинтовала правую руку Василия. В левую сунула пластиковую карточку:

- Повязку не снимайте два-три часа, сегодня и завтра пейте больше жидкости, талон никогда никому не показывайте.

Натягивая на плечи куртку, Соболев, слегка покачиваясь, вышел из медицинского автобуса. На улице уже стемнело. В освещенном оконце стоящего рядом ГАЗ-66 виднелась чья-то рука монотонно сжимающая и разжимающая кулак. Мела поземка. Василий прошел в фойе Станции переливания крови. Здесь ничего не изменилось. Доноры все так же заполняли помещение, но взгляды их были направлены к экрану висящего на стене телевизора. Здесь передавали какую-то новогоднюю программу. Доноры шелестели обертками шоколада и монотонно жевали в унисон. Синхронно. У каждого на шее, словно опознавательный бейджик, болтался временный талон на бессмертие.

Ориентируясь по стрелочкам на стенах, Соболев, слегка покачиваясь, дошел до класса без парт. Там у него приняли талон временного бессмертия, велели дважды расписаться в ведомости, не глядя в глаза, сунули тысячную купюру и шоколадку. Тысячу Василий, аккуратно сложив, положил в задний карман джинсов рядом с другой такой же купюрой. Шоколадку развернул и надкусил, а обертку из золотистой фольги демонстративно бросил на пол. Медицинский персонал станции принял это как должное.

Когда повернулся к выходу, ощутил, что за время его нахождения здесь, в интерьере помещения произошла большая перемена. Причем, перемена такая, на которую никто из присутствующих не обратил внимания. Соболев попытался рассуждать логически: «Когда я вошел в этот класс без…» Тут он увидел ЕЕ. Без нее помещение выглядело пустым и неуютным. Теперь все встало на свои места. В центре комнаты находилась огромная, рассчитанная на четверых учеников, ПАРТА. На краю парты, со стороны Соболева лежала небольшая книжица в мягкой потрепанной обложке.

Не без душевного трепета Соболев взял книжку в руки. Микола Гоголь. «Вечера на хуторе блiз Дiканьки». Книга издана давно. Все «Еры» и «Яти» на месте. Окраiньска мова и русский язык вновь стали единым целым. Сразу же, на второй после обложки странице помещена выведенная гусиным пером дарственная надпись «Чорному Коту Ваську с благодарностию от Дятла» и размашистая подпись Гоголя.

Едва перелистав книжицу, Соболев ощутил в себе прилив мощной космической силы, он вновь ощутил себя ЧЕЛОВЕКОМ, который и звучит гордо и пишется с Большой буквы. ЧЕЛОВЕК не пошёл к выходу, он направился к стене между двух окон и стена, чуть замешкавшись, пропустила его. В классе с одной-единственной партой никто не вскочил со своих мест. Медсестры лишь с подозрением посмотрели друг на друга.

На улице бушевала поистине сказочная новогодняя метель. Пушистые снежинки величиной с ладонь резвились в темном небе и, будто маленькие детки, мягко и бесшумно укладывались каждая в свою постельку.

Пройдя сквозь стену, Соболев по самую грудь провалился в рыхлый новогодний сугроб. Колючий снег сразу же залез и в ботинки и под ремень на поясе. Обескровленное тело не хотело и не могло огибать здание по грудь в снегу. Вернуться в помещение станции тем же способом сквозь стену тело не могло тоже: для этого необходимо было выполнить сложнейший акробатический прыжок из снега обратно в здание.

Человек поступил проще. Он изменил пространство вокруг себя. В радиусе метра Соболева начал окружать не снег, а какой-то вязкий туман. Самое главное – в тумане была возможность передвигаться. Послышался сердитый лай, и путь преградила четверка кровожадных псов, охраняющих Станцию переливания крови. Непонятно каким образом Соболев превратился в Белого Кота. Кот сначала попытался стать незаметным на белом снегу, но собаки его чувствовали по запаху. Кот попытался скрыться от собак на верхушке ближайшего дерева, но вместо этого почему-то увеличился до размеров лошади. Собаки, поджали хвосты, но с дороги не убрались. Два гигантских прыжка – и Кот уже на заборе, ограждающем Станцию. Еще бы один прыжок на улицу, но Кот прямо на заборе превратился опять в Соболева.

От потери крови или от высоты у Соболева закружилась голова и он верхом уселся на двухметровый забор. Внизу, пытаясь ухватить его за лодыжку ноги, бесновались служебные собаки. Соболев только подумал, что надо бы спуститься вниз, как железобетонный забор под ним начал таять и он каким-то нелепым способом съехал на землю. Нелепым – потому что правые рука и нога Соболева были уже за забором, а левые нога и рука все еще оставались на территории Станции. Этой оплошностью воспользовался один из псов, вцепившийся Соболеву в ногу чуть ниже колена.

От боли Василий рванулся на улицу, хватка собаки ослабла. Услышав визг, Соболев обернулся. Из железобетонного забора торчали только собачья голова и ее передние лапы. Хвост и задние лапы остались за забором. Собака смотрела на Соболева как-то недоумевающее. С ее клыков стекала кровь Соболева. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ кровь.

ЧЕЛОВЕК уже устал от экспериментов. Необходимо было вновь затаиться, чтобы подлечить разорванную лодыжку, почитать Гоголя, да и вообще, собраться с мыслями. Но и собаку так бросать не следовало. Соболев вынул сотовый телефон и набрал номер пожарной охраны. Экстренные службы мобила вызывала бесплатно.

- Ало! Пожарная! Требуется ваша помощь. В железобетонном заборе Станции переливания крови застряла собака. Да. До утра не доживет. Я не пьяный. Пожалуйста, приезжайте.

Из какого-то озорства Соболев поднес трубку к уху собаки, но та вместо лая разразилась отборной бранью на русском языке. Трехэтажные нагромождения ненормативной лексики выслушивать в свой адрес, да еще от собаки, согласитесь, не очень приятно. Соболев, скучая, оглянулся вокруг.

Где-то далеко ночное небо озаряли огни города. Василий увидел отъезжающую от остановки маршрутку, сделал ей вслед неприличный жест обеими перебинтованными руками и, повернувшись спиной к матерящейся собаке, захромал в темноту бурана.

Кажется, память стала возвращаться… Не зря говорят: книга – лучший подарок!

Наступил Новый Год. Началась Новая Жизнь.

Leonid PlиGin

г.Усть-Каменогорск

30.12.2010