Третий лишний

      Третий лишний

      Глава 1

     Пятничным октябрьским вечером, моросящий дождь сбивал последние пожелтевшие листья на деревьях. Порывы холодного влажного ветра сотрясали окна и отбивали любое желание выходить из дома. Казалось, что стоит только высунуть нос за дверь, как тут же промокнешь до последней нитки исподнего белья, продрогнешь и станешь таким же серым, как унылая улица и поникшие черные деревья. Размокшая грязь и лужи, не оставляли ни малейшей возможности добраться до нужного места с сухими ногами. Однако даже такая погода не смогла остановить Дороти Палм – главную сплетницу Блусмберга.

Маргарет вышивала, греясь у камина, когда  Бетти сообщила о неожиданном визите.

 - Миссис Марвел, к вам пожаловала миссис  Дороти Палм!

 - В такую-то погоду? – удивилась хозяйка. - Она, наверно, насквозь промокла! Скорее зови ее сюда, - поторопила Маргарет служанку. – И принеси еще горячего чая с крекерами, -  в догонку крикнула она.

       Дороти была высокой худощавой женщиной, с нездоровым землистым оттенком кожи. При такой внешности, могло показаться, что леди не обладала завидным здоровьем, однако, у нее  было достаточно сил и энергии, если столь отвратительная погода не смогла остановить ее.

       Хозяйка оживилась, ожидая новостей от известной местной сплетницы. Уж если мерзлячка Дороти в такое ненастье не смогла усидела дома  и дождаться завтрашнего дня, значит, новость была действительно интригующей.

 - О, милая Дороти, скорее проходи! – радостно воскликнула Маргарет, как только женщина появилась в комнате. - Налью тебе горячего чаю. Не хочу,  чтобы ты заболела.

- О, да! – обрадовалась Дороти, удобнее располагаясь на кресле у камина и потирая замерзшие пальцы. Бросая таинственные взгляды, гостья неспешно сделала глоток чая и приготовилась сообщить новость, но желание сильнее заинтриговать боролось с ее нетерпением, поэтому она молчала, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не выпалить новость сразу.

- Ну?! – чуть было не сорвалось с губ миссис Марвел, однако она все же удержалась и лишь чуть ближе придвинулась к подруге, показывая всем своим видом, что внимательно слушает. Напряжение достигло пика, когда Дороти быстро выпалила:

 - Айзек вернулся!

 - Что?! Не может быть!  - от удивления у Маргарет глаза стали почти круглыми, а рот так и остался открытым. - Когда?

 - Совсем не давно, в начале этой недели! – не торопливо, с расстановкой продолжала Дороти. - Я зашла в «Храм вкуса», присмотреть новую шляпку и заметила, как солидная пара разглядывала образцы. Они ждали, когда им упакуют покупки. Я видела их только со спины, но сразу заметила, что мужчина одет со вкусом, а его дама очень изысканно и дорого. Джентльмен так заботливо  и трепетно поддерживал даму под руку, что я невольно продолжала наблюдать за ними. А когда он оплатили солидный счет и повернулся, то я чуть не потеряла сознание! Боже мой, чуть не вырвалось у меня, это Айзек Гринлд!!

- Не может быть! – прочти шёпотом произнесла Кэтрин  и прикрыла, открытый от удивления рот, ладонью. Ее глаза выражали полное изумление, а наступившее молчание было более чем красноречиво.

       Несколько лет назад Айзек Гриндл, после внезапной смерти матери - Мэлоди Гринлд, вступил в наследство и начал сам вести торговые дела. Его мать, оставшись вдовой в тридцать пять лет, проявила характер и недюжинный ум и стала единолично управлять компанией, хотя обычно другие вдовы в ее положении доверялись управляющему или родственникам. При жизни супруга, она оказывала сильное влияние на его мнение в делах, однако, став вдовой, весь ее суровый, властолюбивый характер проявился полностью. Но надо сказать, что справлялась она хорошо и семейные дела шли достаточно успешно.

      Айзек был высоким, склонным к полноте мужчиной, немного застенчивым и скрытным. У него было розовое лицо с карими, близко расположенными глазками, из-за чего он немного походил на поросенка. Его высокий лоб говорил о хорошей логике, однако постоянно открытый рот, по причине не проходящего насморка, портил картину и придавал его лицу намек на доверчивость и простоватость. Тем не менее, отталкивающей его внешность не была. Пока торговые дела шли успешно, Айзек  не был обделен женским вниманием. Конечно, он не был завидным женихом, но некоторые достойные невесты города рассматривали его кандидатуру, как возможного будущего супруга. Впрочем, серьезно он ни за кем не пытался ухаживать то ли из-за застенчивости, то ли из-за еще каких-то причин, но людская молва приписывала ему тайные чувства к некой даме, которая по только известным ей доводам не могла ему ответить взаимностью. Но точно этого никто не знал.

      Так же ходили кривотолки, что после смерти матери, Айзек особо остро почувствовал  свое одиночество и стал проводить вечера в компании молодых людей дурной репутации.  Из-за влияния друзей или отсутствия деловой жилки, или и то и другое, но, постепенно, торговые дела стали приходить в упадок.  Для покрытия долгов он был вынужден продать дом, а потом, прячась от кредиторов, с позором покинул город. Романтический натуры, поговаривали, что пить мистер Гриндл начал не столько из-за смерти родительницы, сколько из-за неразделенного чувства.

- Ты не понимаешь! – возмутилась Дороти. - Он не только вернулся в город, но и привез жену, купил дом, недалеко от тебя! Он респектабельно одет  и все  его поведение показывает, что он снова состоятелен! Представляешь?

- Невероятно! – воскликнула подруга.  - Но как?! Кто его избранница?

- Не знаю, - со вздохом ответила Дороти,  - но держатся так, что по ней видно, она из хорошей семьи.

- Ну, надо же! Не могу поверить…

- Знаешь, я тоже не могла! Но столкнувшись с ним нос к носу да при свете дня, сомнений не осталось. Но это точно он! Уотс сказал, что Айзек купил рядом дом и выплатил все долги! Подожди, ты скоро сама его увидишь!

       Не прошло и трех дней, когда чета Гриндл посетила воскресную проповедь. Одетый со вкусом Айзек с супругой гордо прошествовали к первым рядам и расположилась неподалеку от семейства Марвелов. Как успела заметить Маргарет, на миссис Гриндл было надето платье темно-зеленого цвета с белой полоской, обильно украшенный множеством тонкого кружева подол, бежевые перчатки и изящная шляпка с высокой тульей, украшенная цветами в тон и перьями. Цепкий взгляд более не смог ничего выхватить, потому как пара, к ее огромному сожалению, расположились немного левее и на один ряд позади. Ввиду неудачного расположения Маргарет не могла их рассматривать во время проповеди. Не может же истинная леди обернуться и показать свою заинтересованность. Истинные леди так не поступают, а уж миссис Марвел считала себя одной из самых достойных дам города.

 - Как же обидно! – подумала про себя Маргарет. - Вот сидит Айзек Гриндл, весь из себя, как рождественский гусак во главе стола, красуется, всех разглядывает, злорадствует, а я даже пренебрежительный взгляд просить не могу на него!

      Дабы показать свое пренебрежение и недосягаемость, чопорная миссис Марвел задрала подбородок повыше, до боли в позвоночнике выпрямила спину и так высокомерно и просидела всю проповедь, за что поплатилась. На следующий день она проснулась с острой болью в пояснице. Намазанная бальзамом спина горела и чесалась, напоминая, что гордыня – все таки грех, но зато миссис Марвел нравственно чувствовала себя недостижимой и благородной, не то что некоторые.

      При выходе из церкви, они все-таки столкнулись и уж тут-то к своему удовольствию Маргарет рассмотрела их хорошенько, а потом со злорадством и смакованием рассказывала знакомым, как бледна и невзрачна миссис Гриндл, про излишек румян на ее щеках и о том, как смутился Айзек от ее холодного и сдержанного приветствия!

     Еще неделю город гудел от такой новости, уже не по разу рассказывая друг другу подробности возвращения Айзека, а потом Гриндлы были признаны приятной парой и тепло приняты горожанами, хотя некоторая настороженность все же оставалась. Мало ли, вдруг он снова начнет чудить?

    Несмотря на спесивость, чопорность и некоторое высокомерие миссис Марвел была человеком доброй души, благочестивой женщиной, любящей и заботливой женой и матерью троих детей. Некоторая доля скаредности, увлечение сплетнями и слухами так же вносили заметные нюансы в ее характер.

    Маргарет старалась вести хозяйство рачительно, преимущественно это касалось найма служанок. Количество прислуги указывало на состоятельность и солидность семьи, тем не менее, не смотря на достаток, миссис Марвел искренне не понимала, для чего нужно нанимать трех служанок и каждой из них платить, когда разумнее найти одну и  платить только ей, но чуть больше, чем она зарабатывала бы в другом доме. За это «чуть больше» Маргарет изводила служанку придирками и недовольством, потому, как только у прислуги появлялась возможность найти другое место работы, она с радостью покидали дом. С каждым разом, находить новую служанку было все сложнее, поскольку слухи о скаредности и привередливости хозяйки дома быстро разнеслись среди обслуги Блумсберга.

     Все, что касалось детей, то на том миссис Марвел даже и не думала экономить. Наоборот, она с упоением нанимала для своих детей преподавателей и искренне верила, что ее сыновья - Джонатан и Питер достигнут значительных успехов. Что же касается ее младшей дочери Лидии, она для родителей была ангелочком. Девочку баловали, любили и старались ни в чем не отказывать. Глядя на нее, родители  были уверены, что дочь, когда подрастет, станет одной из самых завидных невест Блумсберга.

    Каждое воскресенье Марвелы в самых лучших одеждах, тщательно подобранных, посещали воскресную проповедь, которую слушали с несомненным вниманием. Не сказать, что проповеди преподобного Поупа захватывали  и отличались особым душевным вдохновением, скорее они были высокопарными, напыщенными и несколько затянутыми, во время которых скучающая паства, ерзая, пыталась размять затекшие части тела, придавая лицам благочинное выражение.

     Маргарет с нетерпением ожидала наступление выходных и заранее начинала готовиться к посещению церкви, дабы показать обществу себя  с супругом, хорошо воспитанных Джонатана и Питера и умницу Лидию. После завершения проповеди, она общалась с соседями и знакомыми, выслушивала похвалу и принимала комплементы, которые, по возвращению домой, записывала в записную книжку. Вечером, лежа в постели, миссис Марвел долго не могла заснуть от переполнявших ее счастья и гордости.

     Соседям супружеская чета Марвелов казалась почти идеальной. Маргарет и Николас не ругались, даже спорили редко. Впрочем, такое мирное, счастливое супружество выходило не из-за отсутствия спорных моментов, а по сложившейся семейной традиции, согласно которой супруг старался не перечить своей дражайшей половине. Правда, спорить с ней было бессмысленно, потому как упрямицу переспорить было почти не возможно.

     В случае, если дело принимало не тот оборот, к которому Маргарет стремилась, она бледнела, потом молча, прижимая руки к вискам, садилась в кресло и начинала плакать. Дети бросались к матери, уговаривали ее не расстраиваться, а Маргарет, вытирая батистовым платком слезы, причитала о неблагодарности близких, которые не желали принимать добрые ее начинания, не понимали, что она желаем им только добра. Если и это не имело успеха, то миссис Марвел охватывала слабость, оставляли силы и она заболевала. Приглашенный врач – мистер Споук, не мог понять причину ее недомогания, разводил руками, намекая на нервное перенапряжение, советовал  спокойный сон и отсутствие переживаний.

     А Маргарет с каждым днем становилось все хуже. Когда ее дрожащие руки уже не могли дотянуться до лежавшей на столике еды, дети – Джонатан, Питер и Лидия, начинали со слезами на глазах просить отца пожалеть мамочку, наделенную хрупким здоровьем, и умоляли уступить, чтобы она перестала страдать.

    Мистер Николас не был жестоким человеком, но и глупым тоже. Конечно, он догадывался о причине неведомой болезни супруги, но слезы детей, заламывание их детских рук  и грустные лица, заставляли его уступать вновь и вновь. Да и как спорить с единственной дочерью состоятельных родителей, если с пеленок она привыкла быть всеобщей любимицей семьи, которой потакали и выполяли почти любые прихоти.  Впрочем, если положить руку на сердце, он считал, что у него хорошая семья.

     Маргарет не была красавицей, но в юные годы она была хорошенькой, кокетливой барышней с чистой кожей, приятной улыбкой и хорошим приданым. Тем не менее, единственная дочь обеспеченных родителей выбрала Николаса, сына мелких торговцев. Немного успеха в виде поддержки будущего свекра и много трудолюбия позволило ему иметь неплохой доход и получить согласие родителей Маргарет на брак.

      Причина, по которой избалованная Маргарет выбрала Николаса, была, с одной стороны, из-за возникших симпатий, ведь Николас был приятным молодым человеком, немного застенчивым и стеснительным, с другой стороны, решающую роль сыграли собственнические чувства.

      Пока она была холодна с Николасом, Эдна Бернер начала строить глазки ее Николасу! Ничто так не разжигает чувства, как ревность. Неделю Маргарет не находила себе места от ревности, а по прошествии оной, спросила Николаса, любит ли он ее? Получив положительный ответ, она так же призналась ему о взаимных чувствах, после чего Николас Марвел сделал ей предложение, на которое она, конечно, дала согласие. И через полгода они обвенчались.

     Через положенное время, Маргарет Марвелл родила первенца - Джонатана, потом Питера, а затем Лидию, которая казалась родителям самой чудесной и красивой ребенком на свете. Другие родительницы Блумсберга красавицей Лидию не считали, но признавали, что она все же была милой хорошо воспитанной девочкой.

     До двенадцати лет мальчиков учил мистер Батт, а после их отъезда в пансион, его пригласили обучать Лидию грамоте, арифметике. В меру своих сил родители Лидии старались дать ей самое лучшее. Музицировала девочка хорошо, однако особых вокальных способностей, усидчивости и старательности у нее не было. Тем не менее, все же образована она была достаточно, чтобы не расстраивать мать.

- Лидия, - неустанно повторяла миссис Марвел, - дети должны быть хорошо воспитаны и образованы! Невоспитанный и необразованный ребенок - позор для семьи. Читать должны уметь не только Джонатан и Питер, но и ты, чтобы понимать слово Божье.

 - Но мама!!! – начинала причитать Лидия.

 - Ты не должна лениться! – настаивала мать, не обращая внимание на причитания дочери.

       Лидия хорошо читала, но ей больше по душе были романы, которые тайком давала читать Люсинда, подруга и соседка.

 - Зачем читать Библию,– спрашивала она себя, - если на проповеди пастор Поуп все равно будет пересказывать Писание?

         Но спорить с матерью было бесполезно, потому ей ничего не оставалось как смириться.

- Ничего в городе интересного не случается. Если только соседская кошка родит хорошеньких котят, которых надо будет раздавать. Еще иногда приезжает цирк, в котором можно посмотреть и полюбоваться на атлетов, так похожих на героев любовных романов. Визиты подруг и надоевшие чаепития  с печеньем. Каждый день одно и тоже. Да со скуки помереть можно! – вздыхала Лидия. - Эх, вот бывает же на свете у людей приключения, путешествия или роковая любовь, как в «Опасных приключениях мистера Оливера»! Вот это жизнь! И такая любовь! Не то, что у меня. – от таких мыслей ей становилось грустно.

       Как любая юная романтичная натура, Лидия с упоением читала романы. Небольшая книга с описаниями героических поступков благородного Оливера была несчетное количество раз перечитана, отчего имела весьма потрепанный вид,  хранилась под матрасом, в большой тайне от матери.

       Ложась спать, она обожала перечитывать любимые моменты из книги. Отрывок, в котором храбрый Оливер перед лицом смертельной опасности признавался Сюзанне в любви, она знала почти наизусть. Засыпая, Лидия грезила о красивом бесстрашном незнакомце, который совершает подвиг и спасает ее от опасного и коварного злодея, который  тоже добивается ее расположения. А потом, после всех перенесенных опасностей, ее герой - спаситель, встанет перед ней на колено и признается в любви. Чуть позже они венчаются  в украшенной цветами часовне, совершенно случайно встретившейся на их пути, и уезжают далеко. Конечно, она будет скучать по родным, но они же будут часть приезжать друг к другу в гости, успокаивала себя она.

       Куда они поедут, Лидия не знала да и не столь важным для нее это было, главное, чтобы прекрасный незнакомец любил ее, и они были вместе, несмотря на опасности. Ее юная неискушенная девичья натура мечтала о любви всепоглощающей, чистой, искренней. В ожидании столь прекрасного чувства она жила мечтами, однако, к ее огромному огорчению, никого даже отдаленно похожего на Оливера рядом не было. Все ее знакомые мальчишки и друзья братьев совсем не походили на ее идеал.

     - Остается ждать и надеяться. – часто утешала себя Лидия.  В ожидании ее спокойная и благополучная жизнь  в родительском гнезде продолжала спокойно течь, без каких либо потрясений и забот.

Глава 2

 

   Наступил ноябрь. В доме царило оживление, во всю шла подготовка к именинам Питера.

    Бетти стояла на табурете и в поисках апельсиновой эссенции перебирала банки и бутыльки в кухонных шкафах. Возможно, она неудачно поставила стул или встала на край табурета, но он опрокинулся и она упала. На грохот падающего тела и звон бьющийся посуды примчалась миссис Марвел:

    - Бетти, Боже мой, какая же ты неуклюжая! – закричала Маргарет. – Да ты еще и посуду разбила! Я вычту из твоего жалования! Кроме того, это плохая примета!

       - Ой, ой… - выла служанка, держась за ступню.

       - Хватит причитать  и изображать смертельное ранение! - строго приказала хозяйка, - иначе я вычту, помимо стоимости разбитой посуды, стоимость сломанного стула! Да посмотри, бестолочь, ты еще и специи рассыпала!

      - Ой, как больно!! – не унималась Бетти, обливаясь слезами.

      - Николас! Николас!! - позвала Маргарет мужа. – Ты посмотри на эту лентяйку и лицемерку, она еще пытается меня разжалобить!

      Однако ее любимый супруг не отзывался. Он не любил встревать в ссоры жены с прислугой и хитростью пытался увернуться и в этот раз.

      - Николас! –  нетерпеливо закричала хозяйка что есть мочи  и топнула ногой, а потом, прихватив пышные многослойные юбки, развернулась и убежала прочь, в свою комнату, громко хлопнув дверью. Когда через полчаса Николас зашел к ней, Маргарет сидела в кресле, держа в руках чашку с чаем, и смотрела в окно. Подойдя ближе, он отметил про себя, что супруга недовольна.

      - Ах, Николас! Какая же она неуклюжая! Она все убрала? Я так сильно расстроилась.

      - Э... Видишь ли, дорогая, – осторожно, издалека начал супруг, - Бетти сломала ногу.

     - Как?! – с выражением ужаса в глазах воскликнула Маргарет. – А как же подготовка к празднику. Она успеет все сделать? Праздник должен получиться на славу. Я уже разослала приглашения, а новую прислугу найти так сложно, тем более за такое короткое время.  Мы не может из-за нее опозориться!!

     - Увы, милая, но нам придется искать замену Бетти.

     - Как!? – побагровело лицо супруги. – Как можно найти замену за столько короткое время? Николас, мы пропали! Все пройдет ужасно, мы опозоримся, над нами будут смеяться! – заплакала она.

     - Не плачь, - утешал ее супруг, поглаживая по плечу, - мы что-нибудь придумаем.

     На следующий день, миссис Марвел энергично приступила к поиску, однако поданное объявление   в газету, о желании найти прислугу, не дало никаких результатов, потому в следующий раз ей пришлось сообщить о повышении оплаты. День праздника неумолимо приближался, а замена Бетти еще так и не была найдена. Маргарет уже отчаялась найти замену и была  на нервах, когда после воскресной проповеди, к ней обратился преподобный Поуп:

     - О, миссис Марвел, рад вас приветствовать. Как вам проповедь?

     - Как всегда, очень проникновенна! После ваших проповедей, словно появляются крылья, возникает желание творить что-то, что бы позволило хоть немного искупить наши грехи. Вы так проповедуете и наставляете, что  не удается сдержать слезы. Мы вам так благодарны, Преподобный.

   - Ну что вы, миссис Марвел, это мой долг, нести слово Божье. Мне доставляет радость, что мои слова трогают сердца прихожан. – ответил он.

   - Не просто трогают, а подвигают к добрым поступкам. – продолжала нахваливать Маргарет мистера Поупа. - После вашей проникновенной речи хочется стать лучше. Но я не знаю, что бы помогло мне хоть на маленький шажок приблизиться к этому.

   - Ничего особенного, достаточно возлюбить ближнего своего, как самого себя. Это уже значительный шаг. Ведь принимать людей и любить их такими, какие они есть – это не так просто! Уж поверьте мне! -  заметил с улыбкой мужчина. От его шутки они рассмеялись.

    - Кстати, миссис Марвел, – неожиданно спросил он, - я слышал, вы до сих пор ищите прислугу?

    - Да! – оживилась Маргарет. В ее голове мелькнула мысль, что, возможно, Перподобный задает этот вопрос не с проста и, может быть, сможет посодействовать  в решении этой трудности. Как оказалось в дальнейшем, мистер Поуп как раз и имел подобную цель.

     - В наше время, найти хорошую прислугу, с честными и самыми хорошими намерениями не так просто, но я бы взял на себя смелость рекомендовать вам воспитанницу моей двоюродной сестры.

       Маргарет молчала. Такого оборота она не ожидала. Конечно, проповеди настраивают на совершение добрых поступков, но брать неопытную девчонку в столь важный момент ей совсем не хотелось. Ее радостная снисходительная улыбка напряглась и стала несколько натянутой.

     "Но, с другой стороны, - думала про себя она, - Преподобный не из тех людей, которым так легко отказать. Стоит только резко отказаться, как завтра ведь город будет знать, что у меня жестокое, черствое сердце".

     Только от одной мысли, что ее имя будут разносить сплетники по всему городу и с радостью смаковать подробности, заставило ее стиснуть зубы и произнести:

      - Я не могу ничего обещать, пока не увижу воспитанницу вашей сестры. Важно с ней встретиться, чтобы составить мнение и принять решение. Давайте отложим столь важное решение до личной встречи.

     - Конечно, Маргарет, вы правы и как всегда благоразумны. – обрадовался мистер Поуп. – Когда вам будет удобно встретиться?

     "Вот хитрец! Вот так сразу и берет быка за рога!" - злилась женщина, но вместо этого ответила:

    - Как насчет четверга? Часам к четырем? – в душе изо всех сил надеясь, что до этого четверга сотворится чудо, и она сможет найти более подходящую кандидатуру.

     - Благодарю, - ответил преподобный Поуп, улыбаясь. Но в этой улыбке чувствовалась настойчивость и хватка питбуля. – Вы очень добры. Мы с Ханной обязательно придем.

      - Ханна – это ваша двоюродная сестра? -  с сомнением в голосе уточнила Маргарет.

      - Нет, это ее воспитанница, - проницательно глядя в глаза, словно читая ее мысли, ответил Поуп.

      - Буду ждать. До свидания. – попрощалась миссис Марвел и направилась в сторону выхода.

      - Нет, Николас, ты слышал? – злилась она, -  воспитанница его сестры! Ха – ха! У нее даже имя не приличное. Если она выглядит так же, как звучит имя,  ноги ее в моем доме не будет!

     - Не расстраивайся, Маргарет, может быть, не все так плохо. Тем более, что помощница тебе все равно очень нужна. В крайнем случае, мы найдем ей замену, но чуть позже, или Бетти поправится и вернется. Только не расстраивайся, милая, - успокаивал ее супруг, похлопывая по руке. – Я совсем не хочу, чтобы из-за такой глупости ты переживала. До четверга еще целых четыре дня. Все может случиться.

       Однако до четверга чуда не случилось и еще до прихода Преподобного Маргарет поняла, что обстоятельства вынуждают ее нанять воспитанницу его родственницы.

     "Но это только на время." - успокаивала себя она.

      Часы показывали без пяти четыре, когда в дверь постучали. Из-за отсутствия прислуги, миссис Марвел вынуждена была спуститься вниз и лично открыть дверь.  Перед визитом, она почти успокоилась и смирилась со сложившейся ситуацией. Дверь открылась и, не успев произнести приветствие, вежливая улыбка исчезла с ее лица. Перед ней на пороге стоял полнощекий мистер Поуп, а рядом с ним робко стояла застенчивая девушка. Ее темные волосы были разделены пробором и строго собраны на затылке в простой пучок. Из-за дешевого темно - серого платья простого покроя она казалась бледной.

     - Боже мой! – начала Маргарет,  - да она совсем юная и неопытная! Что же мне делать? Я так надеялась на эту встречу.

     Почти театральным жестом, она протянула вперед соединенные в замок руки, показывая свое разочарование.

    - Ну что вы, миссис Марвел! – начал успокоительную речь мистер Поуп. Более двадцати лет он читает проповеди, так что силы убеждения и умения увещевать паству у него имелось достаточно. – Не стоит судить по внешности! Тем более, что Ханна очень старательна и чистоплотна! Она, конечно, еще юна, однако  достаточно долго помогала вести хозяйство моей сестре, и надо заметить, весьма неплохо справлялась со своими обязанностями.

    - Вы правы, Преподобный, - парировала миссис Марвел, - однако, к своим близким мы относимся с большим снисхождением, чем к другим. Ведь Ханна была воспитанницей вашей близкой родственницы, не так ли?

    - Ханна была не просто воспитанницей, а почти членом семьи, -  перебил ее мужчина, понимая, куда клонит Маргарет. – И смею вас уверить, что любящие родители всегда с большим пристрастием относятся к своим чадам, желая им добра. Поэтому, - продолжал он, - к Ханне относились, хоть и с любовью и заботой, но со всей строгостью. Так ведь, Ханна? – обернувшись к спутнице, он вопросительно посмотрел на нее, но в его голосе чувствовалось подбадривание.

    - Да, мистер Поуп. – негромко, но хорошо слышно ответила девушка. В ответ Преподобный Поуп тепло улыбнулся, а потом снова повернул голову  в сторону Маргарет, и продолжил:

    - Поскольку Ханна сирота, то рано или поздно, ей все равно пришлось бы искать работу. Моя сестра - Кларисса, старалась научить ее всем необходимым навыкам, которые позволили бы Ханне искать место прислуги и наилучшим образом выполнять возложенные на нее обязанности…

   - Но… – попыталась перебить его Маргарет, но этого ей сделать не удалось. Не останавливаясь, Преподобный продолжал говорить:

   - Но вы можете быть уверены, что Ханна  - старательная и прилежная девушка, и смею вам, Маргарет, напомнить, что очень чистоплотная!

      Возможно значительный опыт общения пастора имел решающее значение или ситуация у скаредной миссис Марвел была безвыходной, но она поняла, что других вариантов, кроме как согласиться, у нее нет. К этому времени, она успела разглядеть Ханну  лучше. Можно даже сказать, что, разглядывая будущую служанку, она проглядела все глаза, выискивая любые недостатки. Их не было. Платье хоть и очень простое, из дешевой ткани, но чистое. Черты ее лица были миловидными, с большими серыми глазами, обрамленными темными ресницами. Но мышиный цвет платья и нелепый пробор с сильно прилизанными волосами делали ее блеклой и похожей на мышь.

     "Ну что ж,  - напомнила себе Маргарет, - это только на время".

     И выдохнув, произнесла: - Хорошо, мистер Поуп, вы меня уговорили.

      Маргарет  не была бы собой, если бы не попыталась сэкономить хотя бы цент. «Пенни сберег – пенни заработал», - любила повторять ее мать. Но поторговаться о снижении оплаты не получилось. Преподобный Поуп уперся, как осел, и чуть что, начинал причитать, что Ханна - бедная сирота. Ругая себя за поданное объявление в газету, в котором сообщалось о повышении оплаты, и скрепя сердцем, миссис Марвел так же вынуждена была согласиться на высокую, по ее мнению, плату служанке.

    - Ах да, я совсем забыла, - попыталась использовать свой последний аргумент Маргарет, - у нее, как я поняла, нет рабочего платья? Я могу выдать  отрез ткани в счет будущей оплаты.

    - Не беспокойтесь, любезная Маргарет, - с легкой иронией ответил Поуп,  - у нее есть все необходимое, чтобы как можно скорее приступить к работе. О вашей доброте и щедрости я непременно не забуду упомянуть присутствующим в это воскресенье. Не сомневаюсь, что ваш пример вдохновит и других на столь же благородные поступки.

     Лицо женщины стало красным. От злости она не могла вымолвить ни слова. Подобная похвала больше походила на тонкий укол. Жители города и так были наслышаны о ее рачительности и особом отношении к обслуге, так что прилюдная похвала ее щедрости, скорее будет похожа на унижение. Кроме того, местные матроны с любопытством будут расспрашивать Преподобного об оплате труда  приютской сироты, а после этого Маргарет уже не сможет снизить прислуге жалование, ссылаясь на отсутствие опыта или расторопности.

     Попрощавшись и не ожидая ответа, мистер Поуп покинул дом, ругая про себя скаредность и мелочной Маргарет.

    Ханна осталась с миссис Марвел, которая была вне себя от ярости, но в присутствии прислуги не могла позволить себе взорваться и осыпать оскорблениями мистера Поупа, поэтому все раздражение и злость достались новой служанке. Показывая дом и рассказывая об обязанностях, голос Маргарет был холодным и раздраженным. Позже, первая неделя в доме Марвелов, совпавшая с подготовкой к именинам Питера, вспоминалась Ханне, как страшный сон. Она не была робкой и изнеженной натурой, но поначалу не проходило дня, когда она бы не плакала.

     Рабочий день начинался рано. Вставала Ханна первой, чтобы успеть убрать золу, разжечь печь, раскрыть окна и поправить занавески. Потом она наводила в комнатах порядок и ставила греться воду, которую надо было принести с улицы. Когда дом просыпался, она бегала по ступенькам вверх-вниз, меняя постельное белье и застилая кровати. Также приносила чистую подогретую воду для умывания. Если вся семья собиралась за столом, подвала чай и легкий ужин, затем убирала и мыла посуду. После чего сразу приступала к приготовлению обеда.

      Покупка продуктов тоже лежала на ней и была изматывающей обязанностью. После каждой покупки, отчитываясь о каждом потраченном центе, Ханне приходилось выслушивать, что она лентяйка и неблагодарная мерзавка, потому как, по мнению хозяйки, покупает дорогие продукты и тратит хозяйские деньги попусту. Что бы Ханна не делала, как бы ни старалась, миссис Марвел она все не нравилось. Казалось, что Маргарет раздражает само существование служанки в доме.

     Маргарет пыталась уговорить выздоровевшую Бетти вернуться на прежнее место работы, но ослужанка отказалась, объясняя свое решение тем, что, теперь уже бывшие, хозяева нашли ей замену. Не скажет же она, что у такой склочной скряги, со скверным характером работать согласятся только в безвыходном положении или по не знанию характера нанимательницы. Не зря говорят, что рыба ищет, где глубже, а человек, где ему лучше. Раз уж Бетти удалось устроиться лучше, то возвращаться она даже не подумает, как бы ее не уговаривали, тем более что обида за черствость и отсутствие сострадания у нее осталась. .

     - Если миссис Марвел так печется о своем добром имени и боится слухов, то она их получит. – говорила Бетти родным. - Прислуга, хоть и маленькие люди, но язык имеют большой.

     У Ханны же ситуация была как раз безвыходной: без рекомендации найти работу в приличном доме не возможно, потому она терпела придирки хозяйки, хотя подобное было не в ее характере.  Преподобный совершил почти чудо, уговорив взять ее без рекомендаций. Добрая миссис Брэдлоу подарила воспитаннице ткань для пошива  рабочего платья. Если бы не ее доброта и забота, то Ханне пришлось бы почти 3 месяца работать на заводе, чтобы скопить необходимую сумму для покупки ткани. Она видела безруких детей, покалеченных бездушными промышленными машинами, потому работы на заводе боялась до ужаса.

     Первая рабочая неделя пришлась в самый раз перед именинами Питера и оказалась одной из самых тяжелых в ее жизни. Ханна была уже взрослой и не была беспомощной как раньше, но все же придирки Маргарет причиняли ей боль.  Другие члены большой семьи относились к ней более снисходительно. Мистер Марвел делал вид, что ничего не замечает. Ему не пристало интересоваться заботами служанки, тем более, что это работа, за которую ей платили жалование. Для него было важнее, чтобы супруга была в хорошем расположении духа и чаще улыбалась, а  пока что она все время была раздражена и часть ее раздражения переходила и на мужа.

     Лидия был доброй девочкой, подражавшей своей  любимой матери, такая же избалованная и требовательная. Чтобы угодить ей, Ханне приходилось весь день носиться по дому, выполняя поручения, но она хотя бы не изводила ее придирками и служанка уже за это была ей благодарна.

     Пожалуй, самое доброе отношение к единственной прислуге  было у братьев – Питера и Джонатана. Они редко бывали дома, возвращаясь из пансиона только на каникулы, потому доставляли меньше хлопот, чем другие члены семьи. Кроме того, миловидность  Ханны, особенно ее улыбка позволила легко расположить их. Она это знала и без застенчивости пользовалась женскими уловками, когда сталкивалась с ними в коридоре один на один. От ее улыбки и пристального взгляда лица братьев-сорванцов  покрывались предательским румянцем. Подобного кокетства с  главой семейства она себе не позволяла, опасаясь неприятных последствий в виде домогательства  или  ревности его супруги. И то, и другое служанка старалась всеми силами избежать. Несмотря на год, проведенный в приюте, она оставалась скромной и целомудренной особой, но не стеснялась использовать свое обаяние для облегчения своей не простой жизни, тем более что они не раз выручали ее из сложных ситуаций.

   Ханна была не только наблюдательной, но и проницательной, потому быстро сообразила, что только честным трудом расположить к себе хозяйку не возможно, и решались на хитрость. Каждый раз, в те редкие моменты, когда миссис Марвел была в хорошем настроении, служанка говорила ей комплимент, которые та очень любила. Со временем Маргарет привыкла к похвале и стала к ней относиться чуть более терпимо. Тогда Ханна начала расхвалить в ее присутствии Лидию. Какая же мать устоит, когда хвалят ее ребенка, особенно любимую дочь?

   Со временем, но не так быстро как того хотелось Ханне, она смирилась и перестала принимать близко к сердцу брюзжания и придирки хозяйки, относя их не на свой счет, а на невыдержанный, капризный характер Маргарет. С того момента на замечания и недовольство, служанка реагировала более спокойно, кивала головой и обещала все исправить. Ей очень нужна была эта работа.

   Спать она ложилась  уже глубокой ночью, когда оставались силы только на то, чтобы дойти до кровати. Растирая ноющую поясницу и уставшие ноги, ее охватывали тоска и отчаяние.

  – Боже,  хорошо хоть не приходится стирать! – грустно радовалась Ханна после долгого рабочего дня. Стирка не входила в ее обязанности, она только собирала белье и отдавала его приходящей прачке, потом принимала чистое, расплачивалась и раскладывала по местам чистые вещи. В минуты страшной усталости, Ханна вспоминала руки прачки и начинала радоваться, что ей так повезло с рабочим местом. Смех сквозь слезы, но что поделаешь: для сироты из приюта стать горничной в хорошем доме – означало большую удачу. Работа в доме Марвелов давала ей надежду, что в следующий раз, с хорошим рекомендательным письмом, она сможет подыскать более спокойное место.

    Отработав почти год, Ханна достигла значительных успехов. В доме миссис Марвел она нашла чудесную кулинарную книгу, с яркими, вручную раскрашенными картинками, которую Маргарет подарила ее мать. В доме она считалась большой ценностью и береглась, точнее стояла на книжной полке, за стеклами в кабинете мистера Марвела. Как-то в порыве раздражения, хозяйка достала книгу и, раскрыв, потрясла ею перед носом служанки, чтобы та, наконец-то, уяснила, как нужно украшать сладкий пирог. Потом громко захлопнула ее и унесла.

   Чтобы узнать, где эта книга хранится, Ханна снова решилась на хитрость. Она испекла замечательный пирог с кленовым сиропом и абрикосами, а когда Джонатан – младший сын Маргарет, похвалил его, смутилась и скромно произнесла:

    - Спасибо,мистер Джонатан. Мне этот рецепт подсказала ваша матушка. Она нашла его в красивой красной книге с яркими картинками. Я не сомневалась, что в красивой книге могут быть написаны только такие же чудесные рецепты.

    - Правда? – удивился юноша. – Ханна, а ты не могла бы чаще готовить что-нибудь такое же вкусное и сладкое? – добавил он краснея. - Нас в пансионе не особо балуют сладким, а я… – он хотел сказать, как сильно он любит сладости, но Ханна не стала дожидаться его признания  и  со смущение добавила:

    - О, мистер Джонатан, я тоже обожаю сладкое, особенно с медом и джемом! – и опустила ресницы. – Я бы с радостью готовила пироги и пирожные, только… - она остановилась и многозначительно замолчала.

   - Все дело в той книге, да? -  догадался мальчик. - Мама ее ни за что не даст?

    - Да. – Ханна стояла с печальным лицом. Казалось, что более бескорыстной сладкоежки мир еще не видывал. Однако, другой, такой же любитель сладкого, быстро понял, о чем идет речь.

    - Ханна, а ты умеешь читать?

   - Да, мистер Джонатан.

   - А что, если я… - он замялся, - а что, если я достану эту книгу, ты сможешь еще что-нибудь приготовить?

   - Да! – воскликнула радостно служанка, прижав ладони к груди, от чего казалась такой хрупкой и искренней. В этот момент, видя ее радость и счастливую улыбку, Джонатан готов был тот час же броситься за книгой.

   - Только, Ханна, будь осторожна с книгой! А то нам с тобой  достанется! Я смогу достать ее на некоторое время не заметно, чтобы мама не заметила ее отсутствия.

    - Обещаю, мистер Джонатан! – глядя ему в глаза, очаровательно улыбалась Ханна, на ее щечках появились милые ямочки.

     "Может быть, в другом месте эти рецепты очень пригодятся." – подумала про себя служанка и записала раздобытые новые кулинарные рецепты в небольшую записную книжечку.

    Поздним майским вечером, когда на улицу опустились сумерки, и лишь небольшой ярко желтый полукруг заходящего солнца оставался виден за украшенными молодой листвой деревьями, Ханна завершила штопку белья и поднялась в свою комнату. От усталости кружилась голова. В тесной комнате, расположенной под самой крышей, было душно, стоял спертый воздух. Чтобы избавиться от затхлого запаха, исходящего от старого матраса, и впустить в комнату свежего воздуха, она встала на стул и открыла небольшое окошко, располагавшегося почти под потолком.

    Свежий порыв теплого весеннего ветра обдул ее руки и принес в комнату из сада аромат цветущих фруктовых деревьев. Из распахнутого окна хлынуло громкое трещание цикад и сверчков, которые невозмутимо пели только им ведомую колыбельную. Тишина ночного дома резко сменилась неожиданно громкой трещоткой, вокруг все закружилось и она почувствовала странное состояние, словно все происходящее было не с ней, а кем-то другим.

    Ее охватило ощущение, что она почти бестелесная и невесомая, наблюдает за чьей-то чужой жизнью, а ее телом, как деревянной куклой, управляют неведомые руки безжалостного комедианта, который одновременно рассказывал две истории: грустную и обнадеживающую. Коварный рассказчик ее судьбы странно перемешал эти два повествования, от чего кукла то грустно плелась по дороге жизни, то начинала резко скакать, изображая радость и веселье.

 – Наверно, это от усталости. – объясняла себе свое состояние Ханна. – Если работать, как рабыня, и дальше, то скоро мне еще и не такое причудятся.

    Сняв платье и вынув шпильки из волос, она подошла к кровати и села. Сил, чтобы разуться,  не было, поэтому она решила немного полежать, а лишь потом снять обувь. Всю вторую половину дня она только и думала о том, как доберется до своей коморки, положит голову на тощую подушку и забудется крепким сном. Когда желание исполнилось и она лежала на кровати, сон не шел, зато в голову лезли всякие глупости, от которых на душе становилось тошно и наворачивались слезы.

      "Могла ли мамочка подумать, когда наряжала меня в красивые платья и вплетала ленты в мои длинные волосы, что пределом мечтаний ее дочери будет устроиться горничной в большой богатой дом? И что свое восемнадцатилетие я проведу за мойкой полов, тасканием воды и чисткой чужой обуви?"   - спрашивала она себя, вспоминая свое раннее детство. 

     "Сколько лет прошло? – размышляла она. - Почти восемь, с тех пор как  оказалась в сиротском приюте."

    Воспоминания о приюте до сих пор снились ей по ночам, от чего она просыпалась  и долго не могла уснуть. Разительный контраст между счастливым детством, проведенным с любящей заботливой матерью, баловавшей ее, учившей музицировать и петь и жесткостью сиротской жизни, в которой ее били и заставляли попрошайничать делал ее глубоко несчастной. Перед глазами Ханны ожили детские воспоминания, как мама расчесывает ей волосы, а потом любуясь, говорит маленькой Ханне: «Ты еще совсем малышка, но уже такая милая! Когда вырастешь, я уверена, ты станешь красавицей!», - потом она нежно погладила дочь по волосам и крепко обняла.

   А потом серые стены холодного приюта, где были злые, вечно голодные дети, которые ее сразу не взлюбили. Отчего-то вспомнилось, как  приютские сестры сняли с нее платье, купленное матерью, насильно отрезали ее длинные волосы, чтобы легче было бороться со вшами. От воспоминаний, как у нее отбирали еду или плевали в ее тарелку, Ханне стало плохо. Старшие девчонки дразнили ее зазнайкой и били, если она не могла выпросить денег у сердобольных прохожих. Она зарыдала. Жизнь быстро и неожиданно из доброй сказки превратилась в страшную историю.

    После тяжких раздумий о своей жизни она еще долго не могла заснуть, а потом  долгожданный сон незаметно сморил ее, но он был тревожным и не придал сил ее уставшему от тяжелой работы телу.

   Проснувшись утром, Ханна поняла, что уснула так и не разувшись, из-за свешивающихся с кровати ног, разболелись колени. Мельком глянув в разбитое зеркало, висевшее на стене, она заметила отекшие заплаканные глаза. Самочувствие было ужасным.

    - Ханна, ты как трутень, еле шевелишься! – возмущалась миссис Марвел. – Быстрее! Я тебя разбаловала добрым отношением! Будешь медленно работать, найду тебе замену!

    "Ну да, к тебе толпы желающих шли!" – огрызалась тихо служанка, стараясь, чтобы ее слова не долетели до хозяйских ушей.

    К концу дня на Ханне не было лица и миссис Марвел решила, что она заболела, однако никаких послаблений не сделала. Уставшая и злая служанка, добиралась в свою комнату уже почти ползком на четвереньках, клятвенно обещая себе начать поиски другой работы.

Глава 3

 

Лидия Марвел сидела в комнате  подруги. Их родители часто наносили друг другу визиты, потому дружба девочек одобрялась и семьей Лидии, и семьей Лизы Вортнэл.

    Она пили чай с воздушным бисквитом, пропитанным джемом и весело болтали, обсуждая новый журнал «Королева».

- О, Лиза, смотри какая прелесть, какой лиф! – воскликнула Лидия, показывая пальчиком на понравившееся ей бальное платье розового цвета, богато отделанное кружевами и розами. – Только представь себя в таком платье! – восхищалась она. – Я бы в таком чувствовала себя принцессой.

- Да, красивое, - согласилась ее подруга, а потом добавила, -  но мне кажется, что оно скорее подойдет более взрослой даме.

- Вечно ты вредничаешь и портишь мне настроение. – обиженно сказала Лидия, по-детски надувая губы, но, чуть успокоившись, все же спросила: - Почему ты так думаешь?

     Может Элизабет и говорила часто неприятные  для подруги слова, но Лидия знала, что сказано это было не со зла. Как не обидно было признаваться самой себе, ее подруга была проницательной и совсем не глупой и к огорчению мисс Марвел Элизабет всегда говорила правду. От того замечания подруги задевали ее сильнее, тем не менее, любопытство и осознание правоты Лизы заставляли ее интересоваться чужим мнением, как бы неприятно оно не было.

- Посмотри, какое низкое декольте, я бы в таком чувствовала себя неловко. Представь, как будут на тебя смотреть. – объясняла терпеливо Элизабет, вздыхая. Легкомысленность подруги ее несколько раздражала, но, все-таки, в глубине души она хотела хотя бы немного походить на Лидию.

- Да! – с грустью согласилась Лидия. - Ты права, как всегда, но все равно, оно такое красивое. Как бы я хотела такое же платье. Интересно, мама согласится мне такое купить?

- Ну, может быть, когда придет время, у тебя будет платье ничуть не хуже, а может даже лучше! – утешила ее подруга.

     Лидия улыбнулась подруге. Элизабет была невысокой худенькой девочкой, с умными, проницательными глазами. Свободное время она предпочитала проводить за чтением книг, особенно ее увлекали исторические сочинения, также много рисовала, была интересным собеседником  и казалась Лидии умной и почти всезнающей.

     Подруги были совсем не похожи друг на друга, и все же, не смотря на различия, дружили. Элизабет была скромной и застенчивой, Лидия же любила быть в центре внимания. Лидия предпочитала красивые, нарядные платья, делавшие ее ярче и привлекательнее, а ее подруга носила только темные платья из черной или серой ткани.  Если Лидия любила петь и танцевать, то в пуританской семье Элизабет танцы считались грехом. Как бы ни казались девочки совсем не подходящими друг другу по характеру, они хорошо ладили.

    В семье Вортнэлов, кроме дочери, был еще старший сын – Вильям,  обучавшийся в колледже для мальчиков в Аллентауне. Хотя семья Вортнэлов жила значительно скромнее, по сравнению с достатком Марвелов, родители Элизабет очень хотели, чтобы Вильям после колледжа поступил в университет и стал юристом, потому изо всех сил экономили и старались дать сыну хорошее образование.

- Лиза, у тебя есть еще те апельсиновые или мятные конфеты, которыми ты угощала меня в прошлый раз? – поинтересовалась Лидия.

- Они уже давно закончились, а попросить маму купить, я забыла. Она покупает их в лавке Томпсонов.

- Правда? Это же совсем не далеко, давай купим? В этот раз я угощу тебя.

- Давай не сегодня. Вчера Вильям приехал из Аллентауна и мама решила устроить небольшой праздничный ужин. Останешься с нами? – она выжидательно посмотрела на Лидию.

- Если  миссис Вортнэл не будет против, то с удовольствием. - мило улыбнулась Лидия

- Ну что ты! Наоборот, чем больше народу соберется за столом, тем веселее. Тем более, что с Вильямом приехал его друг. Думаю, будет интересно.

- А как его зовут?

- Ален.

- А какой он? – сразу заинтересовалась подруга.

- Вот останешься и сама все увидишь. .

- А вдруг он такой противный и страшный, что я даже ни кусочка не смогу проглотить? – спросила мисс Марвел, изобразив брезгливость.

- Нет! – успокоила ее Элизабет,  - скорее наоборот.

- Правда? – обрадовалась Лидия, предвкушая новое интересное знакомство и приятным молодым человеком.

- Вот сама увидишь и решишь. – попыталась Лиза хоть как-то урезонить подругу. Увидев, как у Лидии загорелись глаза, она немного пожалела о сделанном предложении.

    В ожидании праздничного ужина они провели почти полтора часа, в течении которых подруга не переставала изводить Элизабет расспросами и просьбами рассказать о госте подробнее.

"Все-таки терпения и выдержки Лидии не хватает." – убедилась Лиза, рассказывая Лидии  все известное про Алена по второму разу.

      Когда пришло время спускаться в гостиную, где был накрыт стол и все готово для начала семейного ужина, Лиза была выжата как лимон, зато Лидия была возбужена и в предвкушении чего-то  очень интересного, не могла угомониться. Ожидая знакомства, она не могла спокойно стоять на месте. Ей было почти шестнадцать и она  понимала, как важны  новые знакомства и связи, которые в будущем смогут помочь ей устроить брак. Вот именно в ожидании столько значительного события она не могла успокоиться.

     Раздался звон колокольчика и все, кто был дома, начали собираться за столом. Лиза и Лидия спустились в низ, где уже восседали миссис и мистер Вортнэл. На хозяйке было темное платье, рукава которого были оторочены черным кружевом, а хозяин, импозантный лысеющий мужчина в жилете, прятался за газетой, которую читал.

- Располагайтесь, девочки. – приветливо сказала миссис Вортнэл, улыбаясь. – Мальчики как всегда, немного опаздывают.

- И ничего удивительного! – раздался голос из-за газеты, - я тоже всегда опаздывал.

- Тогда понятно в кого пошел Вильям, – рассмеялась супруга,-  но все же, Эдвард, гордиться здесь нечем. – мягко заметила она.

    Лидии было удивительно и странно наблюдать за супругами Вортнэл. Все в их отношениях было совсем не так, как у ее родителей. Мать Лизы была спокойной улыбчивой женщиной, прислушивавшейся к мнению супруга. За все время, сколько она видела родителей подруги, Лидия ни разу не заметила, чтобы миссис Вортнэл перечила мужу. Ее мягкость как-то совсем не сочеталась в темным и строгим платьем, которое скорее свойственно женщине с твердым характером, выросшей в пуританской семье.

    Ожидание было не долгим, разговор даже не успел завязаться, когда на верху раздались уверенные, торопливые шаги. Две высокие мужские фигуры быстро спустились по лестнице и предстали перед взором сидящих в комнате.

- Добрый день, мама, папа. Добрый день, Лиза и мисс Марвел. Рад вас приветствовать,  - бодро произнес Вильям. – Позвольте вам еще раз представить моего лучшего друга – Алена Уилсона.

На что Ален Уислон тепло улыбнулся и поздоровался:

- Добрый день. Рад с вами увидеться, особенно в столь теплой семейной атмосфере. Вильям часто рассказывал о вас, поэтому теперь мое любопытство будет вполне вознаграждено личной встречей с вами.

- Спасибо Ален! – с благодарностью ответила хозяйка. – Нам тоже очень приятно вас видеть в нашем доме. Друзья Вильяма и наши друзья.

      Мистер Уилсон в ответ улыбнулся такой обаятельной улыбкой, что хорошее настроение сразу же стало, словно витать в воздухе, все улыбались и ни у кого уже не осталось ни капли сомнения, что вечер удастся на славу.

- Ну что ж, если все спустились, давайте не будем изводить себя ожиданием начала пиршества  и приступим к трапезе. -  хозяин дома подал знак, что можно приступать к ужину. Все домочадцы оживились.

     Ароматные запахи витали в воздухе, дразня голодных, но Лидии уже было не до угощений. В ее доме, званые ужины были гораздо торжественнее и угощение подавали более изысканное, но…  тут был мистер Уилсон, обаятельный молодой человек, который мог расположить к себе лишь одной улыбкой. Лидия смотрела на него, не отводя глаз.

   Ален был высоким, немного худощавым молодым человеком, с самой милой улыбкой, которую только видела Лидия. Когда он улыбался, были видны его белые зубы, а на щеках появлялись небольшие ямочки. Ровная осанка придавала ему дерзости, которой, судя по его глазам и манере держаться, ему было не занимать.

    Оказав чете Вортнэл и их дочери положенные приличиями знаки внимания, он посмотрел  на Лидию. Поскольку все были одеты в темную и строгую одежду, она на их фоне казалась чудесным цветком из оранжереи. Лидия любила красивые платья, но сегодня она особенно порадовалась, что утром предпочла надеть не простое платье, а более изысканное. Сидя за столом, мисс Марвел чувствовала, что гость рассматривает ее, поэтому старалась сидеть прямо и не показывать вида, что заинтригована им тоже.

     Разговор, который шел за обеденным столом, был самым обычный в таких случаях. Вильям, как примерный сын, рассказывал родителям об учебе, преподавателях и своих успехах, а его друг лишь иногда вставлял в беседу пару слов, но супруги постепенно располагались к гостю все больше и начали задавать вопросы и о нем самом.

- Ну что вы, миссис Вортнэл, моя семья совершенно ничем не примечательная. Это ваша семья такая большая и дружная, поэтому лучше расскажите о себе или о Вильяме. Он не любит рассказывать о себе, может вы просветите меня о его ранней юности? -  и он пронзительно посмотрел своими голубыми глазами на миссис Вортнэл, показывая собеседнику, что весь в его внимании. Хозяйка дома  обрадовалась похвале и в захлеб начала рассказывать о детстве своего сына.

      Интересно это было гостю на самом деле или нет, Лидия не поняла, но признала, что ход был ловкий. Пока хозяйка рассказывала, никто не приставал к нему с расспросами, а он сам получил возможность спокойно, с чувством собственного достоинства есть и изредка поглядывать на нее.

- Какой же он красивый, находчивый и гордый! – восхитилась про себя Лидия, стараясь реже смотреть на Алена, но ей это плохо удавалось. Она пыталась как можно лучше рассмотреть его и запомнить, чтобы потом можно было вспомнить его лицо.

Элизабет ужинала молча, изредка поглядывая то на гостя, то на Лидию.

- Лиза, я не узнаю тебя. - начал подначивать брат, - обычно ты любишь поговорить, а тут из тебя даже слова не вытянуть. Ты хорошо себя чувствуешь?

     Элизабет собралась духом и, стараясь не выдать своего волнения и гнева, как можно более спокойно ответила:

- Вы беседуете столько оживленно, что мне не хочется перебивать вас. –  она натянуто улыбнулась  и вновь стала смотреть в свою тарелку. - К тому же, что рассказывает мама, ты это и сам хорошо знаешь, поэтому от моих рассказов тебе не будет интереснее. А маме, рассказывать о твоем детстве доставляет огромное удовольствие. Не стоит ее лишать этого, правда? – она посмотрела брату прямо в глаза и он не стал дальше развивать эту тему.

- Уважение и любовь к родителям – это так по-христиански, - неожиданно заметил гость. – И ваше старание угодить матери достойно похвалы. – теперь он смотрел на Лизу и улыбался ей.

- Благодарю. – сухо ответила Элизабет и не стала развивать разговор дальше.

    Да, гость был красивым, находчивым и очень обаятельным, она смущалась в его присутствия, но в то же время, он ей был немного неприятен. Она не могла себе объяснить, что именно в Алене ее раздражает, но с каждым разом он казался ей еще более не настоящим и скрытным.

"Не понимаю, что они в нем нашли? – спрашивала она сама себя. – Да, он очень красивый, но разве этого достаточно, чтобы так восхищаться человеком, совершенно его не зная?"

    Хотя Элизабет готова была многим пожертвовать, если бы это помогло ей стать красивее.

   Лиза уже заметила, что Ален старался не распространяться о своей семье и если ему напрямую задавали подобный вопрос, он аккуратно менял тему разговора. Как объяснил ей брат, Ален был единственным сыном, и его мать уже давно была вдовой, жившей в стесненных обстоятельствах.

 "Возможно, дело именно в этом?" -  подумала она, но все же он казался ей не настоящим и очень скрытым. Теперь же, видя, какие он бросает взгляды на Лидию, она заметила, как сильно он меняется. Что-то холодное проступало в его взгляде.

     Когда ужин окончился, собравшиеся еще немного побеседовали, а потом глава семейства предложил сыну и дочери показать гостю Блумсберг и проводить Лидию до дома. Молодым людям  затея пришлась по душе и они быстро собрались на прогулку.

- Ален, наш город небольшой, поэтому особенно рассказывать нечего, так что мы быстро управимся. – уверил друга Вильям.

- Я не согласна с вами, Вильям. – собравшись духом, произнесла Лидия, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание гостя. – Блум́сберг, хоть и не большой город, но жители гордятся им. Совсем недавно мы отпраздновали столетие его основания.

- Правда? – заинтересовался Ален.

- Да. – смущенно улыбнулась Лидия, заметив проявленный к ней гостем интерес, и продолжила: - В честь столько значимого события, город украсили цветами и разноцветными лентами. Горожане организовали ярмарку, где можно было купить сувениры на память о юбилее города. Около ярмарки установили карусели, проводили веселые конкурсы, у здания мэрии играл оркестр, где все желающие могли танцевать. А еще Блумсберг посетил цирк!

    Ален пристально смотрел на нее, и лицо мисс Марвел слегка покраснело, но она продолжила:

- Акробаты балансировали под куполом цирка, жонглеры, силач-геркулес, поднимающий тяжеленную штангу и несколько людей одной рукой, канатные плясуны и мимы, дрессированные собаки, мартышки, голуби, лев и даже огромный медведь, который катался по арене на колесе! Представляете, какое это было не забываемое событие!

- Увы, мисс Марвел, даже все моя фантазия не может вообразить столь яркого зрелища. - его голосе чувствовалась легкая насмешка, но Лидия ее не заметила, зато Элизабет внимательно посмотрела на него. Он не отводил глаз от Лизы до тех пор, пока она первой не отвернулась.

 - И что же дальше? – поинтересовался он.

 - Праздник прошел славно и оставил в памяти горожан и гостей Блумсберга, самые радужные воспоминания. - закончила свой рассказ Лидия.

- Радужные воспоминания остались почти у всех, не считая, тех, кто по причине сильного увлечения крепкими напитками ввязались в драку и наутро проснулись с некоторыми повреждениями частей тела и лица. – неожиданно уточнила Лиза и вызвала громкий смех у Алана.

- Ну, как же без этого? – расмеялся он. – Вы наверно еще забыли упомянуть тех, кто в праздничной обстановке не уследили за своими кошельками, часами и другими ценными вещами?

- Вы правы, мистер Уилсон, к сожалению, и без этого не обошлось. – ответила она, почти игнорируя собеседника и стараясь на него не смотреть, словно разговаривала сама с собой.

Увидев, что подруга перехватила у нее инициативу, Лидия попыталась вернуть все внимание к своей персоне.

- Ну и что! – упрямо и возмущенно воскликнула она, почти притопнув ногой, - зато столетие Блусмберга получилось красочным и интересным.

- Да, - согласилась спокойно Элизабет, заметив, как рассердилась подруга, - но, увы, люди обладают избирательной памятью,  а иначе как объяснить, что город, основанный в 1802 году неким Людвигом Эйером, в 1872 отпраздновал столетний юбилей?

    Лидии нечего было ответить, к ее стыду, даже в истории своего города, она была не сильна и сейчас впервые пожалела об этом. Тем временем, Лиза продолжала:

- Разве только что долгой памятью некоторых старожилов  нашего города и предпринимательской хваткой нашего мэра, - улыбнулась она, -  которые неожиданно вспомнили, что самым первым известным поселением на этом месте была лесозаготовка, построенная в 1772 году Джеймсом Макклюром. При сравнении, как ни посмотри, но все же столетие праздновать более торжественно и парадно, чем семидесятилетие.

- Я и не подозревал, что вы такая интересная собеседница. – похвалил Лизу Ален, надеясь, что комплимент поможет расположить ее к себе, но все оказалось тщетным, Элизабет даже бровью не повела.

Лидия была просто вне себя от ярости.

"Ну, надо же, такая тихоня и  на тебе! Кто бы мог подумать?" – злилась она про себя, стараясь мило улыбаться.

Тем временем, молодые люди неспешно шли по главной улице Блумсберга мимо кондитерской «Роттердам».

- Лидия, ты не хочешь купить конфет, о которых говорила утром? – любезно напомнила  Лиза.

- Нет, в следующий раз куплю. – почти огрызнулась Лидия.

Алан почувствовал некоторое возникшее напряжение, между девушками и с удовлетворением решил продолжить познавательный диалог.

- А как вы обычно проводите время, вне столетних юбилеев города? – обратился он к Лидии.

- По вечерам мы гуляем по городу, посещали кофейню или наносили визиты знакомым и друзьям. А летом, по воскресениям, после воскресной проповеди, устраиваем пикник в парке. Церковь находится тут неподалеку, а рядом расположен городской парк. Если вам интересно, можем зайти туда.

- С удовольствием. – согласился Ален.

    Прогулка растянулась почти на два часа. У Лидии, не привыкшей к столько долгим прогулкам, горели ноги, но она не спешила домой и терпела боль почти с христианским смирением, которое раньше ей было совсем не свойственно. Провожая ее домой, Ален шел рядом с ней, оставив немного позади Вильяма и Элизабет.

    В течение недели, которую провели Вильям и Ален в Блумсберге, они каждый день виделись Лизой и с Лидией, которая была им очень рада. Каждый раз, перед тем как выйти из дома, она долго вертелась перед зеркалом и особо тщательно выбирала подходящее платье. Все-таки Ален ей очень нравился.

    Когда  настало время молодым людям вернуться в Аллентаун, Лидия и Ален договорились писать друг другу письма. После его отъезда, она долго плакала и даже немного похудела, и осунулась.

Глава 4

 

   Купив газету, Ханна начала читать объявления, надеясь найти подходящее место работы. Но как только она пробежала глазами по первой странице, сразу стало ясно, не такое это простое дело. Объявлений о поиске горничной было мало, поскольку сезон еще не наступил.

"Если за такую же плату предстоит выносить то же, что я имею сейчас, стоит ли искать? – размышляла она, скребя песком чайник. – Господа разные бывают, однако, спесивые и капризные попадаются  чаще, чем хорошие. Могут обвинить в краже или порче вещей, а потом долго вычитать из жалования. Может новая хозяйка будет хуже Маргарет? Тут я знаю чего ожидать, а что будет там? Вот бы знать? - чем больше Ханна размышляла об этом, тем страшнее ей становилось. Она уже  была готова отказаться от своей затеи, но одно объявление не давало ей покоя.

    Достопочтенное семейство, проживающее по адресу: ул. Свободы, 56, ищет горничную. Требования к соискательнице: вежливая, внимательная, аккуратная, скромная,  знающая грамоту, чистоплотная. Проживание обеспечивается. Жалование 15 долларов в месяц. Собеседование проходит по средам, в 3 часа дня пополудни.

 "Целых 15 долларов в месяц! Значительная сумма! И на съем комнаты не тратиться, это уже значительная экономия. – подсчитывала в уме Ханна. – Наверняка, у них можно будет что-нибудь перекусить, хоть кусочек старого пирога, – это еще небольшая экономия. Вот бы получить это работу! – размечталась она."

   Адрес, указанный в газете, находится где-то совсем рядом. Поразмыслив, служанка поняла, что этот дом находится еще ближе, чем она предполагала.

"Возможно, я даже знаю этих людей! Нужно будет поговорить с соседскими служанками."

    Приняв решение, она успокоилась. На душе стало легче только от одной призрачной надежды, которая у нее появилась. Весь день Ханна была в хорошем настроении.

    Следующем утром, отправившись за провизией, она решила зайти в мясную лавку, располагавшейся неподалеку. Когда зашла в магазинчик, за прилавком стояла жена Вильяма, любившая посплетничать. Других посетителей, кроме зашедшей Ханны не было, поэтому миссис Виллард была рада поболтать и оказалась еще более словоохотливой, чем обычно.

- Доброе утро, миссис Вилард! Как поживаете?

 - Спасибо, Ханна, неплохо, - радостно ответила продавщица, оживившаяся при появлении покупателя. - Что сегодня будешь брать? Могу предложить  вырезку, она совсем свежая.

- Спасибо, миссис Вилард, я посмотрю. Но я еще бы хотела спросить не по ассортименту магазина. Может вы, все-таки, что-нибудь знаете.

Торговка оживилась, предчувствуя новый повод для сплетен.

- Не заходит ли к вам кто-нибудь из дома, который расположен тут совсем не далеко, на улице Свободы, 56? Они подали объявление о поиске горничной. Хотела узнать немного, что это за люди. Не знаете?

- Хочешь найти другое место? – прямо спросила женщина.

- Хотела бы, но боюсь, - честно ответила Ханна. – не подскажете?

- Дай подумаю. – ответила торговка и почесала пальцем подбородок, словно была некая связь между почесываем и мыслительным процессом. – Ну, вроде Сьюзен, ничего плохого про них не говорила. Она уже около двух лет на них работает. Не жаловалась.

   Ханна обрадовалась, но радость быстро улетучилась.

- Как бы я не хотела, но наверно не получится. Если место хорошее,  желающих будет много.

   Женщина усмехнулась одним уголком губ, наклонила голову, а потом произнесла:

- Ты не хоти, а пойди. Это лучше, чем раскисать и гадать: получится - не получится.

   От неожиданности глаза Ханны округлились.

- Ну, что ты на меня так смотришь? – улыбалась продавщица. – Думаешь, в городе не знают характер Марвел? Да не смотри ты так на меня! Говорю же, пойди и узнай. Я никому не скажу, что ты меня спрашивала. Сама знаешь, если Маргарет прознает, что с ней будет! Давай пожалеем бедняжку! – тут уже миссис Вилард откровенно потешалась.

- О, спасибо! Я буду вам очень признательна.

- Да не за что, - ответила торговка. – Пусть у тебя получится.

    Ханна выбрала кусок вырезки, расплатилась и отправилась к бакалейщику. Возвращаясь в дом Марвелов, она немного замедлила шаг, когда проходила мимо дома, указанного в объявлении. Хотела убедиться, что это и есть именно тот самый дом и что она ничего не напутала. Он был большим, недавно покрашенным, а клумбы с цветами, расположенными около парадного входа были окучены и приведены в порядок.

"Значит штат прислуги у них больше, чем один человек, это хорошо." – отметила она. Однако в памяти мелькнуло воспоминание, которое ее настораживало.

    Обычно по воскресеньям рано утром, пока улицы безлюдны, Ханна мыла ступеньки, ведущие ко входной двери. Стены и перила были покрашены светлой краской и сильно пачкались. Чтобы хорошенько  их отмыть, приходилось стоя на четвереньках, долго скрести щеткой. Однажды, занимаясь мытьем ступеней, она ощутила на себе чужой взгляд. Обернувшись, она никого не заметила.  Через некоторое время, убирая прядь волос, упавшую на лицо, она резко откинулась назад и махнула головой в бок, и боковым зрением заметила, как шелохнулась занавеска в окне соседского дома. Пристально рассматривая окно еще некоторое время, ничего подозрительного она больше не заметила.

"Показалось." – подумала Ханна и успокоилась.

    Сейчас, проходя мимо этого окна, ей почему-то вспомнилась эта история.

    Попасть на собеседование незаметно для миссис Марвел, да еще в рядом стоящий дом, было почти невозможным делом. Придумать подходящий предлог, чтобы отлучиться, не получалось. По торговым лавкам Ханна ходила утром, прачка приносила белье на дом, а ничего более дельного на ум не приходило.

"Будет слишком подозрительно. – переживала она, но еще выжидать подходящего момента было нельзя. – Пока дойду до них, более расторопная служанка уже займет место. – от этих мыслей она злилась, но поделать ничего не могла."

"Не попасть на собеседование – плохо, но остаться и без новой работа, и без нынешней – это ужасно. – такие мысли сдерживали Ханну от спешки, грозившей обернуться катастрофическим провалом. – Так можно остаться совсем без работы, а потом придется хвататься за любую, даже самую грязную работу, лишь бы не остаться голодной и бездомной. У Марвелов  тяжело, но стать прачкой, это уже падение на дно. Прачки зарабатывают слишком мало, потому им приходится подрабатывать… -  от одной этой мысли ей становилось страшно так, что мурашки шли по коже."

      Первую половину среды Ханна металась, выискивая любою возможность отлучиться. Она уже была готова отказаться от своей затеи, когда миссис Марвел с дочерью изъявили желание посетить модистку. Воодушевленные предстоящими покупками, они в спешке собрались, что для них было совсем не свойственно и уехали. Стоило им отъехать, служанка  отпросилась у мистера Марвела под предлогом, что у нее неожиданно закончилась мука, которой не хватает для пирога совсем чуть-чуть, сняла передник и резво убежала из дома. Рискованно, но это был единственный шанс.

     Как воровка, стараясь пройти незамеченной, Ханна шла в обход, надеясь, что из хозяйского окна ее не видно. Потом перебежала улицу, и постучала с дверь. На ее стук дверь открыла полная пожилая женщина, с седыми волосами, спрятанными под кипельно - белым чепцом. Открыв дверь и увидев еще одну соискательницу, ее лицо из приветливого превратилось в надменное, выражавшее крайнее пренебрежение.

- Добрый день. Я по объявлению. Вам еще требуется горничная? – выпалила Ханна и почувствовала пристальный взгляд.

     Внимательно осмотрев Ханну с головы до ног и оценив, открывшая дверь надменно процедила сквозь зубы:

 - Подождите здесь.  - и оставив ее у входа, ушла.

    Осмотревшись вокруг, она оценила лестницу с резными белыми балясинами и до блеска натертыми воском темными перилами, высокую хрустальную люстру на потолке с лепниной. Огромное окно в пролете ярко освещало светом всю прихожую, от чего декоративный столик из темного дерева с позолоченными элементами и стоящая на нем ваза со свежими цветами отражали падающий свет бликами и только подчеркивали респектабельность дома и достаток хозяев.  Такую роскошь Ханна видела впервые.

    Ей неожиданно сильно захотелось получить это место. Возможно, такое ощущение сложилось из-за больших окон, дававших много света, но ощущение спокойствия, тишины произвели на нее неизгладимое впечатление.

"Боже, пожалуйста, помоги мне!" – взмолилась она и от волнения задрожала, хотя в доме было тепло.

- Следуйте за мной. Миссис Гриндл не здоровится, но вас примет мистер Гриндл. – резко и достаточно громко произнесла пожилая женщина, когда вернулась, даже не посмотрев на Ханну.

     Сжав руки в кулаки, Ханна проследовала за ней. Остановившись у двери, служанка открыла дверь и пропустила ее. Войдя в небольшой кабинет, уставленный книжными шкафами со стеклянными дверцами, она увидела фигуру крупного мужчины, сидевшего в кресле. Он курил, положив ногу на ногу, не обращая на нее внимания.

    Рабочий кабинет она не успела хорошо рассмотреть, поскольку сильно смутилась, от волнения ей стало не по себе.

   Мистер Гриндл оказался мужчиной чуть больше тридцать лет, насколько Ханна могла определить в силу своего незначительного опыта общения с мужчинами. Он казался очень уверенным в себе. Это впечатление еще больше подчеркивала вальяжная поза, в которой он расположился в кресле.

 "Какой заносчивый поганец! – разозлилась она, но не подала виду. Стараясь показать свою гордость, Ханна выпрямила спину как можно прямее и  подняла голову выше,  но ее ноги дрожали.

    Наниматель не обращал на нее внимания до тех пор, пока не потушил сигару, а потом резко повернул голову и оценивающим долгим взглядом несколько раз окинул Ханну с головы до ног, словно выбирал не прислугу, а лошадь. Его взгляд был придирчивым и, казалось, он замечал любые мелочи.

- Вы ищите работу горничной? – внезапно раздавшийся в тишине его голос был низким и немного  хриплым. Ханна вздрогнула. Мистера Гриндла она представляла себе немного не так.

- Да. – тихо сказала она, кивнув головой.

- Тогда смею вас разочаровать, - продолжал он, сделав небольшую паузу.

 От слов "смею вас разочаровать", у нее ёкнуло сердце.

"Опоздала!" – опешила Ханна и почувствовала себя подавленной. Ее поникшее настроение ощутил мужчина. Еще раз окинув ее оценивающим взглядом, несколько выходящим за рамки допустимого, его губы изогнулись в подобии усмешки, потом он продолжил:

 - Смею вас разочаровать, мисс? – спросил он, намекая, чтобы она представилась.

 - Мисс Норт. Ханна Норт.

- Так вот, мисс Норт, смею вас разочаровать, - сказал он уже в третий раз, вальяжно раскинувшись в кресле, - но в объявлении несколько не точно была указана вакансия. – Мы ищем не только горничную, но и в некоторой степени сиделку для моей супруги.

После сказанного он снова замолчал, давая Ханне время опомниться от удивления.

- Насколько серьезно больна ваша супруга, мистер Гриндл?

- Не так серьезно, чтобы сильно занедужить, но и не так легко, чтобы это не портило жизнь. – задумавшись ответил он на ее вопрос. В его ответе Ханне показалась какая-то насмешка и в то же время сожаление, но выражено это было так тонко, что она это скорее почувствовала интуитивно. Потом он посмотрел ей в глаза и спросил:

 - Вас это удивило? -  в его лице чувствовалась насмешка.

"Наверно ему нравится смущать, - подумала Ханна, - но со мной это не так-то просто будет сделать."

Изобразив легкую улыбку уголками губ, ответила:

 - Нет, мистер Гриндл. Меня не так легко удивить. – она решила идти в наступление.

     Услышав ее ответ, он отвернулся. Ханна не могла видеть выражение его лица и решить, правильно ли поступила, ответив ему несколько вызывающе, или  ей следовало бы вести себя несколько скромнее. Некоторое время он сидел неподвижно, устремив свой взгляд в окно, а потом повернулся и спросил:

- Кажется, выработали у Марвелов?

- Я еще работаю у них, мистер Гриндл.

- Почему же вы решили искать другое место? – он смотрел ей прямо в глаза и не отводил взгляда, словно пытался не дать ей увильнуть от ответа. Ханна молчала. – Я жду ответа, - настаивал Айзек Гриндл.

- Я бы не хотела обсуждать моих работодателей, мистер Гриндл. – упиралась Ханна.

- А почему бы и нет? – давил он.

- Это не красиво.

- Даже если это касается вашего будущего? – это уже был шантаж.

- Никакому нанимателю не понравится, если его прислуга будет слишком болтлива. Вы потом, мистер Гриндл, будете сомневаться во мне, поэтому я не хотела бы сейчас обсуждать миссис Марвел.

- О, вы кажется сейчас упомянули причину, по которой ищите новое место работы.- рассмеялся мужчина. - Вы мне нравитесь, Ханна. Мне нравится, как вы не опускаясь до сплетен, честно ответили на вопрос. – признался Айзек.

    Как себя вести в такой ситуации, Ханна не знала. В голосе и поведении мужчины чувствовалась некая интонация, намекающая на его симпатию к ней. Она представляла себе разговор с нанимателями  несколько по-другому, хотя, в глубине души, это льстило ее самолюбию.

- Когда вы сможете приступить к работе? – спросил он, давая понять, что нанимает ее. Ханна испугалась.

- Я еще не говорила миссис Марвел, что ищу работу и хочу покинуть их дом. – тихо ответила она, стараясь не смотреть на него. Сказано это было тихо, но он услышал.

- М? -  на его лице появилось благодушное настроение. – Если вы сообщите об этом, Маргарет заставит вас месяц отработать, пока не найдет вам замену. Учитывая ее характер и скупость, искать вам замену она будет долго. Что вы будете делать?  - заданный обычным тоном вопрос был вполне уместен при найме новой прислуги, но она чувствовала, что он наслаждался моментом  и развлекался. Айзек Гриндл заметил, что служанке очень хотелось получить работу в его доме, и теперь давал понять, что Ханна может остаться без нее, отнюдь не по его вине.

- В каком смысле, мистер Гриндл? – решила уточнить она. Ее голос оказался немного осипшим от волнения. Теперь Ханна смотрела не на него, как в начале встречи, а себе под ноги.

- Я спрашивал, что бы будете делать, если через месяц, Маргарет не сможет найти замену и предложит вам остаться, повысив жалование? – он смотрел на нее испытывающим взглядом.

- Если я найду другое место, - как бы вскользь ответила Ханна, -  то я не соглашусь и не останусь.

- Вам могут не дать рекомендательного письма. – он уже откровенно развлекался. Видя, в каком безвыходном положении оказалась соискательница. Он показал свет, и она как мотылек отчаянно желала попасть к нему, но на пути оказалась преграда. Мотылек мечется, бьется о стекло, но ничего не может сделать.  А ведь место было уже почти ее.

- Но я добросовестно работала! – испугалась и одновременно разозлилась Ханна. Об этом она не подумала.

- Вы Ханна - еще юны и так наивны, - с усмешкой ответил мистер Гриндл, потом он встал, снова подошел к окну, и стал смотреть на улицу, сцепив руки за спиной.

    Ханна тоже молчала. Как ей поступить она не знала. Терпеть выходки миссис Марвел было тяжело, но остаться без рекомендательного письма – это означало остаться без работы и, в конце концов, оказаться на заводе от безысходности и отчаяния или скатиться до прачки.

    Стоя у окна, так и не повернувшись, Айзек Гриндл продолжил:

- Начиная с сегодняшнего дня, даю вам месяц, чтобы уладить ваши дела. Если по окончании срока вы не приступите к работе, я не стану вас ждать и найму другую горничную.

    Ханна не могла поверить своим ушам! Удивленными глазами она смотрела на него, а потом, опомнившись, снова помрачнела. Пальцы ее обеих рук были сцеплены, что выдавало волнение и подавленность. Опустив глаза, она произнесла:

- Боюсь, мистер Гриндл, что мисс Марвел может не дать мне рекомендательного письма. – Ханна была готова расплакаться. Ее будущее рушилось из-за злобной и мстительной хозяйки. В этот момент, она ее просто ненавидела.

- Думаю,  в этом ничего страшного.

- Вы примите меня без рекомендательного письма? – изумилась она.

- Да, вы правильно поняла. Жду вас не позднее, чем через месяц. – добавил он и сел за стол, показывая, что разговор окончен.

     Выйдя на улицу, Ханна еле переставляла ноги, руки ее дрожали.  У нее даже не было сил радоваться. Из-за  переживаний она расплакалась. До дома Марвелов было рукой подать, и, скорее всего Маргарет с Лидией еще не вернулись, поэтому она облокотилась руками на белый заборчик и сделала вид, что любуется цветником. Немного постояв, успокоившись и приведя свои мысли в порядок, она направилась к дому Марвелов.

     В доме было тихо, хозяйка еще не вернулась, значит, ее отсутствия не заметили. Можно было спокойно продолжить приготовление пирога. От радости, что все обошлось, она почти летала, но сосредоточиться не могла. Все ее мысли были о другом – о мистере Гриндле.

    Манера общения Айзека Гриндла, как он смотрел на нее, не давали ей покоя. В глубине души, интуитивным женским чутьем, Ханна чувствовала, что в его отношении к ней есть что-то такое, чего она не может выразить. Это снисхождение к ней льстило ее самолюбию, но и, одновременно, пугало.

    В приюте она видела, как служанка принесла новорожденного ребенка, зачатого  от хозяина дома. Прошло достаточно лет, но рыдания горе-матери, отдававшей малыша в приют, звучали у нее в ушах.

    На ее детский вопрос, почему мать не оставила ребенка себе, ведь отец ребенка богат, сестра Анна, смотревшая за детьми, ответила, что служанка – это развлечение и шалость для хозяина дома, но всю ответственность несет сама девушка, тем более что она нарушила все мыслимые общественные приличия. Мало того, что ее выгнали с позором и скандалом, так теперь она не сможет найти работу, и ей останется идти на завод или другую грязную работу. И еще сестра Анна добавила, что, как правило, девушки не выдерживают и опускаются на дно, становясь проститутками, потому что их грехопадение им никто не даст забыть.

     Работы по дому было достаточно и время за работой бежало быстро. Она  не заметила, как миссис Марвел вернулась домой. Хозяйка была довольна и  возбужденным голосом рассказывала мужу впечатления от посещения модистки:

 - Николас, совсем недавно в журнале "Королева" мы с Лидией увидели новый фасон платья и решили заказать новые платья модистке. Ты только представь, какая хорошенькая Лидия будет в нежно розовом платье. Ни у кого в городе еще нет такого наряда! Это мне сказала сама модистка! Мы с Лидией первыми оценили новые фасоны! О, Николас, я так рада! У нас такой отличный вкус! Только представь, как все удивятся, когда мы выйдем на прогулку! Дамы города обзавидуются и будут спрашивать, где мы купили их! – Маргарет тараторила, не переставая и не давая мужу вставить ни слова. Хотя, мнение мужа тут и не спрашивали. Николасу оставалось только соглашаться, кивать головой и радоваться ее отличному настроению.

     Лидия тоже была довольна поездкой. Она как и мать, любила внимание и наряды и обладала таким же неистребимым желанием утереть нос подругам. Кроме того, она получила столь долгожданное письмо от Алена Уилсона, в котором он сообщал ей, что думает о ней и нетерпением ожидает каникул. Окрыленная Лидия обдумывала ответ, который бы был достойным для юной леди. В тоже время, она опасалась, что тон ее письма будет холодным и это оттолкнет Алена. Любая ее корреспонденция проходила через руки матери, потому, чтобы избежать контроля и придать их переписке некоторую таинственность, мисс Марвел просила отправлять письма служанку. Письма для Лидии Ален так же слал  на имя Ханны Норт, которая получала их на почте. Таким образом, молодые люди в письмах могли более свободно писать о своей симпатии, однако не переступая за грани дозволенного.

     Заметив, что хозяйка в хорошем настроении, служанка обрадовалась. Ханна надеялась, что миссис Марвел не будет сильно ругаться, узнав, что она решила перейти в другой дом. Но все же она побаивалась сообщить о своем намерении. Это была ее первая работа и ей в первый раз предстояло известить хозяев. Осталось набраться смелости и сделать это.

"Если смогла решиться на собеседование, то сообщить об уходе – это не так сложно, главное не трусить." – твердила себе Ханна, но оказалось, что сказать проще, чем сделать.

     Ужин закончился, посуда была убрана со стола и перемыта. Лидия музицировала, а хозяйка, слушая ее, занималась рукоделием.  Она была спокойна. Решив, что это самый подходящий момент, Ханна, стоя за дверью в коридоре, выждала, когда Лидия доиграет вальс до конца и сделает паузу, и пыталась подобрать слова, чтобы наиболее лаконично и просто сказать о своем уходе, но как назло, ничего путного в голову не приходило. Внезапно, Лидия перестала играть и Ханна решилась. Они тихо постучалась и вошла.

 - Миссис Марвел, прошу прошения, что отвлекаю вас… - слова застревали у нее в горле, язык заплетался. Особенно после того, как миссис Марвел отвлеклась от вышивания и, подняв голову, стала внимательно смотреть на Ханну. – я хотела вам сообщить, что хочу получить расчет.

     Видя, как лицо  хозяйки багровеет, Ханна испугалась, но собралась с силами и продолжила:

- Я готова отработать месяц, пока вы будете искать замену.

     Лицо Маргарет стало злым.

- Ах ты, неблагодарная дрянь! – завопила хозяйка высоким голосом. - Ты будешь работать столько, пока я не найду замену, а потом можешь убираться куда тебе угодно!

- Нет, миссис Марвел, я отработаю месяц, как положено. Больше я не смогу ждать.

    Шея миссис Марвел напряглась, ее глаза сузились и стали походить на щелочки, а на переносице появились две глубокие морщины. Такой хозяйку Ханна еще не видела за все два года работы. Оттого, что служанка перечит, Маргарет затрясло, ее рот исказился и,  не в силах совладать с охватившей ее яростью, она заорала:

- Пошла вон, отсюда! -  и схватив  фарфоровую статуэтку слона, изо всех сил швырнула ее  в служанку. 

   Не успев понять, что случилось, Ханна  почувствовала сильный удар. Подняв руку и прижав ее к месту ушиба, она почувствовала, что что-то липкое и теплое стекает по лицу. 

"Это кровь." – поняла она и удивилась. Не испугалась, а именно удивилась.  А миссис Марвел не унималась и продолжала кричать:

-Убирайся! Пошла вон из моего дома! – от вида крови ее будто прорвало и она не могла остановиться. Лидия притихла и тихо сидела за пианино, боясь пошевельнуться. На крики Маргарет прибежал Николас. Не желая разбираться в случившемся и не обращая внимания на кровь, стекавшую по лицу служанки, он грубо вытолкнул ее из комнаты, громко захлопнув дверь.

"Вот и все! – подумала Ханна, направилась в свою комнату, собирать вещи. - Будто я не человек, а тварь, хуже собаки."

    Придя в себя от произошедшего, она, перепрыгивая через ступеньки, побежала в свою коморку, чтобы собрать пожитки и как можно скорее покинуть этот дом. В душе Ханна была точно уверена, что рекомендации она не получит, даже если останется на три месяца, пока будут идти поиски новой прислуги.  Вещей у нее было мало, потому быстро сложив их  на  старую шаль, служанка завязала ее узлом и стала тихонько спускаться по ступенькам, пробираясь к выходу.

По всему дому был слышен истеричный крик миссис Марвел:

 - Эта неблагодарная дрянь смела мне перечить! Николас, она вывела меня из себя своим неуважением  и я из-за нее разбила свою любимую статуэтку, что ты мне подарил… - она говорила что-то еще, перемешивая крики своими всхлипами, но Ханне все это было знакомо. Пока ее никто не пытался остановить, она спешно забежала на кухню, смочила платок в холодной воде и, прижав его к виску, кинулась прочь.

"Пусть жаба подавится своими рекомендациями!" – решила беглянка и, уходя, изо всех сил хлопнула дверью на прощание.  Уже на улице, постояв немного под свежим ветерком, и успокоившись, она задумалась, куда же идти.

     Идти с пятнами крови в дом Гриндлов нельзя, а больше податься некуда. Что же делать?  Ханна вспомнила о мистере Поупе. Уйти от Маргарет и не сообщить ему, это будет неуважительно по отношению к его трудам, которые он приложил, стараясь найти для нее место.

"Нужно будет первой рассказать ему о случившемся, пока Маргарет раньше меня не добралась до него." – трезво рассудила Ханна и направилась в храм Божий. Когда она зашла в церковь, расположенную недалеко от городского парка, на ее счастье преподобный Поуп был на месте, обсуждая с  местными прихожанками предстоящее венчание их родственницы.

      Стараясь не привлекать к себе внимание, она присела на скамью в стороне. Оставаться на улице, означило привлечь к себе внимание, а ей этого совсем не хотелось. И так, пока она добиралась до пастора, ее несколько раз останавливали женщины и предлагали помощь, от которой Ханна вынуждена была отказаться. Принятие их помощи, предполагало продолжение разговора, а она старалась избежать его, боясь, что не удержится и расплачется. Все-таки она была плаксой. Всем любопытным Ханна отвечала, что засмотрелась и не заметила низко расположенной ветки, о которую и поцарапалась. Может, ее рассказ не вызывал доверия, но во всяком случае дальнейшие расспросы прекращались. Дойдя до церкви, она от обиды уже плакала. Два  года терпеть бесконечные придирки, необоснованное недовольство и брюзжание, и в итоге оказаться ни с чем.

- О, Боже! – воскликнула миссис Пибоди, увидев Ханну. На ее восклицание обернулись и остальные дамы. – Что случилось?

- Ну вот, - подумала Ханна,  - началось.  Через час весь город будет сплетничать. Прощай моя работа. Прощай. - от осознания такой перспективы и от жалости к себе, она начала рыдать.

     Дамы, предвкушая душещипательный рассказ и возможный повод для сплетен, отвлеклись от обсуждения предстоящей церемонии и подошли в несчастной жертве, чтобы с прискорбием на лице выслушать ее трагическую историю. Увидев, что платье, плачущей особы с пятнами крови, а на лбу хороший кровоподтек с раной, прихожанки пришли в дикий восторг. Все-таки не часто в городе случается что-то интересное и шокирующее. Но к их огромному сожалению, Преподобный Поуп - хороший знаток человеческих страстей и пороков, быстро разгадал намерения любопытных прихожанок и поспешил на помощь воспитаннице. Взяв за руку, он увел ее в комнату и плотно закрыл дверь. Компания сострадательных дам проследовала за ними и затихла, приложив уши к дверям.

 - Ханна, что случилось? – встревожено расспрашивал Преподобный. – На тебя напали?

Ханна отрицательно покачала головой, продолжая всхлипывать и размазывать слезы по щекам.

- Да не молчи же ты! – он крепко сжал руку пострадавшей и мощно тряс ее, то ли выражая так свою моральную поддержку, то ли вытряхивая  из нее признание. – Откуда этот ужасный синяк? Почему ты не на работе? Тебя ограбили?

      Он уже передумал все возможные варианты, один хуже другого, когда Ханна сквозь рыдания смогла произнести:

- Миссис Марвел не дала мне рекомендаций, когда я сказала ей, что хочу перейти на другое место работы.

- И? – осторожно подталкивал ее пастор к дальнейшему рассказу.

- И она рассвирепела, закричала, чтобы я убиралась прочь, обозвала меня и швырнула в меня слоном.

 - Кем? – опешил мужчина.

 - Слоном. - повторила Ханна, сквозь слезы, а видев на его лице изумление, не смогла удержать улыбку и пояснила. – Статуэткой.

 - О, Боже! Да что же это такое! Расскажи сначала и подробнее.

- Я нашла новое место  у Гриндлов, и сказал об этом Миссис Марвел. Она…

- Ты ей так и сказала, что нашла новое место у Гриндлов? – уточнил он.

- Нет, что вы! Тогда бы она меня наверно убила бы.. и я бы так легко не отделалась. – попыталась пошутить Ханна, указывая на синяк и рану на лбу. – Я сказала, что хотела бы получить расчет, и что готова, как положено, еще месяц отработать у них, пока она будет искать новую работницу. Но она стала кричать, что я буду у нее работать столько, сколько ей понадобится. А когда я отказалась, она швырнула слоном и стала кричать, чтобы я убиралась вон из ее дома. Потом прибежал мистер Марвел, он вытолкнул меня из комнаты. – она грустно вздохнула. – И мне ничего не оставалось, как собрать свои вещи. В таком виде идти к Гриндлам было невозможно, они бы испугались и отказали бы мне. А больше мне идти было некуда.

- Да уж. – вздохнул преподобный, похлопав Ханну по руке. – Что же теперь  делать? Почему ты решила, что она не даст тебе рекомендаций?

- Разве вы не знаете ее? – просила его Ханна.

- Увы, знаю. – грустно заметил он.

- Вы еще не слышали, как она кричала и какие гадкие слова… - надрывно выдала Ханна, а потом снова разрыдалась да так сильно, что начала икать.

"Да, немного драматизма не помешает." – думала она, продолжая водопадом лить слезы.

- Ну тихо дорогая, успокойся. – попытался утешить ее пастор.  - В жизни бывает и пострашнее ситуации. Хорошо, что только слоном, а не чем-то более увесистым. - а осознав, что он только что сказал,  не смог удержаться и рассмеялся, от чего Ханна тоже улыбнулась.

- А Гриндлы возьмут тебя без рекомендаций?

- Я надеюсь. Мистер Гриндл предположил, что миссис Маргарет может так поступить, поэтому сказал, что в любом случае наймет меня.

- Мистер Гриндл? – удивился препододный.

- Да, миссис Гриндл себя плохо чувствовала, поэтому он беседовал со мной. Они ищут не только горничную, но и сиделку для миссис Гриндл.

- Тогда понятно. - успокоился встревоженный мистер Поуп, который уже было почувствовал неладное. – Тогда не все так плохо.

    Сделав несколько кругов по комнате, мистер Поуп, несколько успокоился, а потом сказал:

- Давай-ка сделаем так. Ты сейчас успокоишься. – он сделал еще несколько шагов и продолжил. -  У тебя есть сменное рабочее платье?

- Да.

- Тогда ты сейчас успокоишься, сотрешь остатки засохшей крови на лбу, только не мочи саму рану водой, иначе может остаться шрам. Потом переоденешься в чистое платье. А потом… – он замолчал.

 - Я не вернусь к миссис Марвел, - сразу предупредила Ханна, предугадывая ход мыслей пастора. - Я ее боюсь! А если бы она попала бы мне в глаз или выбила зубы?

     Ханна не покривила душой, но все же ей не хотелось возвращаться и отрабатывать целый месяц, выслушивая злобные выпады и ожидая следующий приступ раздражения Маргарет.

- Тогда, - продолжил преподобный,  - ты переоденешься и пойдешь к Гриндлам. Если они изменят свое решение и откажутся тебя принять без рекомендательных писем, то нам придется пойти к Маргарет и уговаривать ее простить тебя. – сказав это, преподобный Поуп с сожалением посмотрел на Ханну. – Если же они примут, то обойдемся и без ее прощения, - хмыкнул он себе под нос.

    Постучав тихонько кулаком по столу, мистер Поуп окончательно пришел в себя и решительно сказал:

- Давай поторопимся, пока еще не стало совсем поздно.

Глава 5

  Направляясь к дому четы Гриндл, Ханна всю дорогу не переставала ругать себя. Жизнь показала, что доверие – это дорогая вещь, и для бедных оно обходится слишком дорого. Состоятельным людям легко обмануть или обвести вокруг пальца простого человека, чем они и пользовались. Учитывая совсем не давний свой опыт, эта уверенность в ней только крепла. Чем ближе она подходила к двери, тем оглушительнее билось ее сердце. Ей казалось, что его стук могут услышать другие люди, хотя рядом никого не было.

   Уже у самой двери, она пригладила рукой волосы, выдохнула и, задержав дыхание, постучала. Раздались шаги. Дверь открыла все та же неприветливая пожилая женщина, которая была так холодна с ней в прошлую встречу.  Увидев, снова на пороге Ханну, с заплаканными глазами и красным носом, женщина презрительно скривила губы и грубо спросила:

    - Чего надо? – ее лицо при этом выражало такую брезгливость, что  она почти потеряла дар речи. Однако робеть или показывать оскорбленную гордость сейчас было не время и, пока еще не захлопнулась перед ней дверь, Ханна взяла себя в руки и ответила:

   - Я пришла, чтобы приступить к работе.

    На нее недоверчиво посмотрели, а потом, немного помолчав,  женщина сказала:

  - Подождите здесь. – и захлопнула дверь. Ханна осталась ожидать на улице.

  - Вот глупая! – сорвалось у нее, - Какая же я идиотка!

    В глазах защипало, но не успела она разрыдаться от жалости к себе, как дверь снова открылась:

  - Проходите в кабинет. –  сухо бросила прислуга.

     Поднимаясь в кабинет мистера Гриндла второй раз за день, Ханна почувствовала себя несчастной и полной отчаяния. Если в прошлую встречу в случае отказа она ничего не теряла, то в этот раз от его порядочности зависело ее будущее, даже вся ее дальнейшая жизнь. В подавленном состоянии она снова вошла в кабинет. Дверь тихо закрылась.

    - Ну, надо же, – снова разговор начался с насмешки. –  судя по вашему виду и стремительному возвращению, надо думать, что Маргарет привела веские доводы и вы решили остаться у нее в услужении?

    - Нет. – тихо отвечала Ханна. -  я ушла. Надеюсь, что вы тоже не переменили своего решения, и ваше предложение о работе все еще имеет силу.

   Наступила тишина.

   - А я думал, что Мэри перепутала, когда сообщила мне о вашем  скором возвращении и желании поговорить о работе. – он откровенно издевался.

   - Нет, мистер Гриндл, я бы хотела приступить в работе, - медленно, но отчетливо повторила Ханна.  – Ваше предложение еще имеет силу? – спросила она, пытаясь скрыть страх и дрожь в голосе.

  - А если нет, что вы будете делать? – спросил мужчина, напустив на лицо циничную ухмылку.

    От его слов у нее екнуло сердце, и кровь отхлынула от лица, из-за чего оно стало почти белым. Заметив, что его шутки, достигают цели, мистер Гриндл остался доволен.

  - Ну, что же вы молчите, Ханна? – допытывался он. – Вам ведь больше некуда идти?

    Ханна отрицательно покачала головой, показывая, что он прав.

  - Я, право, уже смирился с тем, что вы сможете приступить к работе только через месяц и Сью – служанка, которую вы должны будете заменить, уже дала согласие отработать этот месяц, пока вы будете улаживать свои дела. – он сидел, положив ногу на ногу, и постукивал пальцем правой руки по столу. – Ах да, забыл уточнить, Маргарет дала вам рекомендательные письма?

    Ханне поняла, что он наслаждался сложившейся ситуацией. Не каждый же день решается судьба человека, пусть даже простой служанки. Он продолжал стучать пальцем и улыбался, откровенно разглядывая ее с головы до ног. Ей нечего было ему ответить, он и так все знал. От такого поворота событий она не смогла сдержаться, слезы полились сами. Она расплакалась. Однако, Айзек Гриндл не унимался:

    - Предполагаю, Маргарет не только дала хвалебные рекомендации, но и оказалась великодушной хозяйкой, оценившей ваше трудолюбие и чистоплотность. А? – продолжал он издеваться, прекрасно осознавая, что делает ей больно. - Судя по синяку, сияющему на вашем лбу, как звезда на рождественской ели, такой благодарности  и щедрости вы даже и ожидать не могли? – он открыл портсигар, достал сигару и закурил, выпуская облачко сизого дыма.

    Ханна рыдала, уже не сдерживаясь. Ей было стыдно рыдать, как ребенок, но она не могла остановить слезы. Удавалось сдержать всхлипы лишь на несколько мгновений, но потом еще более сильный всхлип все-таки прорывался, и выходило еще хуже, чем было.

    - Лучше уж плакать красиво, - почему-то такая мысль неожиданно пришла ей в голову, от которой Ханне стало одновременно и смешно, и грустно. – Такая трагическая ситуация, а в голове только такие дурацкие мысли. – но ничего более дельного в ее уставшую  и многострадальную голову не приходило.

    Красиво плакать Ханна умела с детства, что ее не раз выручало. Всю силу  и значимость своего необыкновенного умения она ощутила еще в приюте, когда разрыдалась на благотворительном вечере перед попечительским советом. Дело закончилось тем, что попечительница приюта - миссис Брэдлоу не смогла равнодушно смотреть на слезы хорошенькой девочки, и под влиянием эмоционального порыва решилась взять ее на воспитание, пока жестокая действительность приютского быта не коснулась своим тлетворным влиянием маленького ангела.

   Научил Ханну этому, даже скорее усовершенствовал ее талант, Косой Фин, который хоть и был полным придурком, не умевшим ни читать, ни считать, но быстро подметил, что новая сиротка своими слезами добивается гораздо больше, чем другие дети своими выходками и рыданиями.

    За то, что ее больше других выделяли некоторые приютские сестры и относились более снисходительно, Ханну возненавидели другие воспитанники приюта и изводили как могли, воруя у нее и так скудную еду, отбирая вещи или просто избивая. Если бы Косой Фин не заступился за нее, чем бы это могло окончиться, ей было даже страшно представить.

   О, нет, Фин не был великодушным мальчишкой, скорее он был расчетливым эгоистом, который быстрее других заметил, что попрошайничать у Ханны получается гораздо лучше, чем другим. Ханну перестали бить, но за его покровительство всю свою добычу она отдавала ему, что не мешало Фину самому иногда колотить Ханну.

    Другие приютские девчонки и даже мальчишки пытались подражать ей, но у них так не выходило.

    "Это или мой талант, или что-то еще, чего у них нет." – решила для себя девочка, однако старалась пользоваться слезами не часто, чтобы еще более не раздражать других воспитанников. Связать свои успехи с хорошей внешностью и красивыми глазами она не додумалась. Тем более, что, попав в приют, она осталась без своих длинных волос, с синяками и в лохмотьях, перешитых из других обносков, от чего казалась себе жуткой уродиной.

    И в этот раз, оказавшись в безвыходной ситуации, ей оставалось надеяться на только сомнительный талант. Расслабившись и стараясь, чтобы всхлипывания стали более приглушенными и не такими надрывными, как ранее, она выпрямилась и вскинула выверенным движением голову чуть набок, чтобы мистер Поганец мог видеть ее слезы, стекавшие по щекам. Через некоторое время, дав ему насладиться устроенным зрелищем, Ханна начала изящно пальчиками вытирать слезы,  то с одной щеки, то с другой, одновременно не забывая, чтобы ее грудь порывисто вздрагивала от сбившегося дыхания. Она старалась изо всех сил, но мистер Гриндл молчал и никак не реагировал. Тогда она почти театральным жестом, сцепила пальцы рук, показывая всю силу отчаяния, однако, он не поддавался все равно.

     "Что бы еще сделать?" – с ужасом подумала она, слезы уже закончились и плакать ей больше не хотелось, а результата все не было.  Еще пару раз тихо всхлипнув, Ханна окончательно перестала плакать и изображать трагедию, которая,  к сожалению, была для нее реальной. Теперь она просто стояла перед ним, смотря на книжный шкаф,  стоявший в противоположной стороне от мистера Гриндла и делала вид, что не обращает на него внимание.

    "Ну, пожалуй, готова!" – самодовольно отметил про себя Айзек и, сменив гнев на милость, спокойно, без издевки заговорил с ней:

- Достаточно наплакались? Теперь можно продолжить разговор. – начал он.

Ханна кивнула головой.

 - Что касается Сью, то, если она останется еще на некоторое время, – это будет не так уж и плохо. По крайней мере, она поможет ознакомиться с вашими обязанностями.

     Ханна резко повернула лицо к нему. Айзек Гридл пытался остаться серьезным, стараясь ни в коей мере не показать своих истинных чувств и целей. Он считал, что жизнь сурова, а общество безжалостно, потому каждый как может, пытается выжить и сохранить свою репутацию в циничном пуританском обществе. Однако об этом он поговорит позже, когда позволит ситуация. Сейчас же он старался придерживаться заранее приготовленной роли.

    - Вы умеете делать прически? – неожиданно спросил он.

    - Д-да… Я умею причесываться. – робко ответила она и провела рукой по волосам, подумав, что он намекает на ее растрепанный вид. Тут Айзек уже не смог сдержать улыбки:

    - Нет, я имею в виду, сможете ли вы помочь миссис Гриндл сделать прическу и одеться? А так же умеете ли вы готовить крема и шампуни или хотя бы зубную пасту из меда и толченого угля? Умеете ли вы хорошо штопать вещь, пришедшие в негодность? - заметив, как опешила служанка, он высокомерно заметил:

    - Я так и думал! А есть у вас более приличное платье, кроме этого? Нет? – это он ответил вместо нее. – Вам достанутся некоторые платья миссис Гриндл, которые вам придется переделать. Вы умеете шить? – он снова окинул ее взглядом с головы до ног.

    - Да. – удивленно ответила Ханна, опешившая от резкого поворота судьбы. У Маргарет ей не перепадало ни одной тряпки.

      Айзек не смог сдержать усмешки:

    - Вам придется сопровождать мою супругу по магазинам, в церковь и другим делам. Кроме того, если ей будет нездоровиться, как сегодня, вы должны будете следить за приемом лекарств, так же развлекать ее. Вы умеете читать?

     - Да, мистер Гриндл.

     - Тогда будете по вечерам читать ей. Надеюсь, что от вечернего чтения Священного Писания вы получите истинное душевное наслаждение и найдете с Кэтрин много общих тем. – тут его голос стал жестким. - Ах, да, если будете читать газеты, не стоит зачитывать новости, которые могут ее расстроить. Старайтесь выбирать подобающие статьи, если не хотите потом всю ночь подносить успокоительные капли или нюхательную соль.

    После таких наставлений в воображении Ханны миссис Гриндл рисовалась хрупкой, утонченной дамой, легко ранимой и мнительной.

     - А пока, я думаю, с вас на сегодня хватит. Судя по вашему лицу, этот день вы еще долго будете помнить.

   На что он намекал, Ханна так и не смогла понять, возможно, на выходку миссис Марвел, но благоразумно уточнять не стала. Одно она поняла точно: он откровенно веселился.

      - Вас поселят комнате на 3 этаже, а позже вы переедете в комнату, которая находится около спальни Кэтрин. Завтра Мэри познакомит вас с домом и чуть позже с миссис Гриндл. Можете идти. – сказал хозяин и отвернулся, словно ее больше не было в этой комнате.

    - По крайней мере, я принята. – подумала она и с облегчением выдохнула.

     Из кабинета Ханна вышла совсем без сил и с трудом поднялась по черной лестнице на верхний этаж, где  должна была располагаться ее новая комната. Она находилась почти под самой крышей и была единственной незапертой дверью.

    - Значит, это и есть моя комната. – решила она, а зайдя во внутрь, убедилась в этом. Комната была большой, скромной, но аккуратной. Кровать была небольшая, но с хорошим матрасом и чистым постельным бельем. Небольшое целое зеркало висело на стене, на полу лежал коричневый и зелеными полосками вязаный коврик. Стол, стул и вешалка  на стене. Окно, на уровне стола было достаточно широким, чтобы комната ярко освещалась. Еще раз окинув комнату, Ханна удивилась:

    - Боже, да тут даже перьевая подушка есть!

    В доме Маргарет она спала на подушечке, набитой тряпками, от чего та была очень жесткой.  Упав на кровать, она расслабилась после тяжелого дня и не заметила, как уснула.

    Между тем, Айзек Гриндл находился в приподнятом настроении. Оставшись один в своем кабинете, он налил себе немного виски. Удобно расположился в кресле, вытянул ноги и, не спеша, пил, предвкушая удовольствие от предстоящей  мести Маргарет за отравленную сплетнями его жизнь. Кроме того,  с Ханной все сложилось более удачно, чем он мог желать.

    "Сегодня отличный день! – сказал он себе, смотря на свет через стекло с виски. – За это стоит выпить! – и опрокинул остатки спиртного. - Ну что ж, посмотрим, как все будет! – усмехнулся Айзек, потирая от удовольствия пальцы".

    Утром Ханну разбудил низкий, немного хриплый женский голос:

   - Вставай!  - услышала она, прежде чем сильные руки начали ее трясти. - Оденешься, спускайся на кухню, она в подвале.

   Не успела Ханна проснуться, как женщина уже убежала. Наспех переодевшись, она спустилась по черной лестнице в низ, где по запаху быстро нашла кухню. На кухне уже во всю трудилась кухарка – полная маленькая женщина с огромной грудью, еще одна крепко сложенная женщина и высокая девушка.

   Заметив Ханну, кухарка приветливо кивнула головой, а потом представилась:

    - Я – Марджори, Сью ты уже знаешь, а – это, - она указала на худую девицу. – Маленькая Мэри. Заметив удивление новенькой, она добавила:

     - Так-то Мэри дылда еще та! Но Большая Мэри или просто Мэри – это экономка. С ней ты вчера уже успела познакомиться. – сказала Марджори и захихикала. - Есть будешь?

     - Да, спасибо! Я со вчерашнего обеда ничего не ела.

- А чего так, не кормили что ли? Ты бы пришла и попросила поесть. Еще упадешь в обморок от голода, а хозяйке плохо станет, что у нее прислуга  в голодные обмороки падает. Не Бог весть что, но без  миски каши не останешься.

    После Ханна получила кружку чая и  кусок вчерашнего пирога. Он показался ей необычайно вкусным. Ханна было открыла рот, чтобы похвалить кулинарные таланты кухарки, как та сказала:

  - Давай ешь поскорее, пока Мэри не пришла, а то будет ворчать, как всегда. Хозяйка у нас хорошая, но  всем в доме заправляет мистер Гриндл. Только все что одобряет он, не одобряет Мэри. Намек поняла?

      Ханна чуть пирогом не подавилась.

   - Да ты не бойся! – успокоила ее Марджори, - ты главное хорошо работай и внимательно относись в миссис Гриндл. И главное не чертыхайся. Мэри и миссис Гриндл этого не приемлют.  Так ведь, Сью? – спросила она, но Сью уже на кухне не было.

    - А ты чего уши развесила?  - накинулась она на Маленькую Мэри,  - иди камины разжигай.

   - А я чего? – огрызнулась та. – Я ползать на коленях должна, а она пироги трескать? – указала она на Ханну. 

   - Я доем пирог и тоже буду ползать на коленях. - попыталась сгладить ситуацию Ханна.

   - Не обращай не нее внимание,  - вмешалась кухарка. – Она и так не перетрудится. Иди работай, а то Мэри пожалуюсь, лентяйка. – зашипела она на другую Мэри.

    - Да жалуйся сколько влезет, надоела уже. – завопила дылда и хлопнув дверью, выбежала из кухни.

    - Спасибо,  очень вкусно. Я, пожалуй, тоже пойду. - сказала Ханна  и встала из-за стола.

    - Не спеши, - остановила ее Марджори, - твоя работа в комнате миссис Гриндл, а она пока спит и встает поздно. Не здоровится ей. Ты Сью должна слушаться, она тебя всему научит. Чтобы Мэри не сердилась, помоги с посудой, пока Нелл не пришла.

    - А что с миссис Гриндл? – спросила Ханна про хозяйку, все-таки, женское любопытство не давало ей покоя.

   - Мигрень. А мы - люди простые, нам не до мигрени, а то из-за этой мигрени потом пустой живот болеть будет. – Марджори расхохоталась над своей шуткой. – Кстати, ты будь настороже с дылдой, она хозяину ябедничает.

     - А почему не миссис Гриндл?

     - Мне-то откуда знать. – пожала плечами Марджори, - но Большая Мэри ее тоже не долюбливает. Если она расскажет и потревожит хозяйку, ее точно выгонят. Вот она и старается, глазки строит хозяину.

     - И как?

     - Пока никак. Вот и старается. Сдается мне, что обе Мэри тебе жизнь попортят!

     - Почему?

     - Как почему? А кто еще возьмет служанку, да еще личной горничной без рекомендаций, а? Да еще твое появление с синяком. Обычно мистер  Гриндл суров. – заметила она. - Понимаешь, к чему я клоню?

    - Нет. – покачала Ханна головой.

    - Ты прикидываться-то дурочкой перестань, сама ведь понимаешь, почему тебе повезло!

     Испуганная Ханна замерла.

    - Да не робей ты! Вон, дылда вся из кожи выпрыгивает, а тебе повезло. Тут невольно слюной от зависти подавиться можно! Тебе какое жалование предложили? Вот то-то же! Знаешь, сколько  приходило на собеседование, да все не те были. Те лицом-то не вышли!

     Ханна словно онемела. Ее растерянный вид напугал Марджори.

    - Глупая! Не каждой такое счастье выпадает. Эх, была бы я моложе! Думаешь, в другом месте лучше будет, а?

     Ханна молча сидела на стуле, погрузившись в себя:

    "Что я наделала! Что теперь делать? Отказаться нельзя,  без рекомендаций места не найти, денег, снять комнату, нет, идти некуда. Все к чему так стремилась, два года терпела и работала как рабыня, все напрасно. Почему со мной одни неприятности?" – спрашивала она себя. Ее руки тряслись, но она не заплакала.

    "Даже слез нет. - подумала Ханна, - Я совершаю грехопадение, и даже плакать не могу. Значит, я падшая женщина. Другая бы бросилась прочь, пусть даже голодала бы и ела раз в день, но не согласилась бы совершить грех. А я сижу и даже  желания убежать от сюда не возникло".

    Испуганная и подавленная Ханна так и сидела, когда в кухню вернулась Маленькая Мэри и завизжала противный голосом:

     - Я с утра бегаю, на коленях ползаю и лентяйка! А она даже еще со стула не поднялась! Все расскажу, и Мэри, и мистеру Гриндлу, и пусть тебя вышвырнут отсюда… – она бы еще продолжала визжать, если бы на нее не закричала Марджори:

   - Перестань орать, дура! Миссис Гриндл разбудишь, тогда тебя вышвырнут отсюда,  а я порадуюсь и посмеюсь.

    Тут они сцепились. Если кухарка еще держала себя в руках, не позволяя себе перейти на крик, то Мальнькая Мэри разошлась. Перебранка грозила перейти в рукоприкладство, но, послышались шаги,  и в кухню ворвалась экономка. Марджори услышала ее шаги издалека и успела притихнуть до того, как Большая Мэри вошла. А вот Маленькая Мэри разошлась не на шутку и, не заметив вошедшей экономки, продолжала ругаться.

    - Рот закрыла! – властно рявкнула экономка, - или пойдешь искать другое место.

     Ее угроза отрезвляюще подействовала на служанку и она тут же замолчала.

     - В чем дело? – продолжала Большая Мэри, переводя испытывающий взгляд с кухарки на служанку.

    - Она, – начала Мэри, указывая на Ханну,  - уже полчаса сидит, ест и ничего не делает, а я уже успела все камины почистить. Я сказала об этом, а она, - теперь перешла на Марджори, - еще меня назвала лентяйкой. А я…

     - Хватит! – прервала экономка, - тут я раздаю задания слугам и тебя это не касается. Так что иди и займись своими делами. Живо! Или тебя заняться не чем?

     Склочную Мэри тут же, как ветром сдуло.

     - Что касается тебя – Марджори, будь добра не вступать в перебранку и вести себя подобающим образом. Или ты тоже не довольна местом работы?

     - Нет, что вы, мэм. – покладисто ответила кухарка, - я лишь хотела, чтобы она не разбудила миссис Гриндл.

     - Я поняла. – уже спокойно сказала Мэри, -  Приступайте к готовке.

     - Да, мэм. – толстушка присела и тут же отвернулась к плите.

     - А что касается тебя,  - экономка посмотрела на новенькую строгим, пронзительным взглядом, - то  предстоит за небольшой срок научиться делать все, что необходимо для выполнения возложенных на тебя обязанностей.  Вчера мы не успели поговорить, но мистер Гриндл сказал, что тебя нужно тщательно  и всему учить. – ее голос стал холодным и отчитывающим.

     - Видит Бог,  - продолжала экономка, закатив глаза, - я понятия не имею, почему мистер Гриндл решил тебя взять на столько важную и ответственную должность без соответствующего опыта. Конечно, ему видней, я не спорю, но, по мне, ты не сможешь оправдать его надежд и миссис Гриндл.

     Ханна сидела молча. Как она уже поняла, иногда молчать и не перечить – это самый лучший выход.

    - Вы когда-нибудь работали  камеристкой? – спросила она Ханну, пронзив колючим и холодным взглядом, и не дожидаясь ответа, сама на него ответила: - Как я знаю, нет.

    - Камеристкой? – переспросила Ханна. – Я думала…

   - Я не знаю, что ты думала, но вчера мне мистер Гриндл сообщил о своем решении, что  будешь камеристкой. Хотя какая из тебя камеристка? Ты и служанкой-то не так давно стала работать. Судя по скандалу и отсутствию рекомендаций, не столь ответственно ты относились к выполнению своих обязанностей. Так вот! – экономка разошлась в гневной тираде, да так, что ее лицо стало пунцовым. – Хочу  предупредить, что здесь, в достойном доме, я такого отношения не потерплю! Понятно?

      - Да, мэм. – покладисто ответила Ханна, стараясь подражать Марджори. Все-таки она тут работает дольше и лучше знает, как следует себя вести.

      - Тогда поднимайся и иди к Сью. Она скажет, что делать.

     Высказав все, что хотела, Большая Мэри  повернулась на пятках  и покинула кухню.

     - Ну, я же говорила! – тихо прошептала Марджори, - представляешь, ка-ме-рист-кой! Вот это удача!

    Ханна даже не нашлась чего ответить. Стать камеристка – несбыточная мечта каждой служанки. Сейчас на мучавший ее вопрос: «Стоит ли такой успех столь низкого грехопадения?» ответа у нее не было.

     Глава 6

    Как  ей повезло, что она стала камеристкой, Ханна поняла почти в тот же день. Оказалось, быть компаньонкой хозяйки дома такая привилегия, которая позволяет заниматься только тем, что касается непосредственно миссис Гриндл. Следить за ее вещами, подбирать одежду и помогать одеться, готовить ванну, заботиться о внешности, укладывать и расчесывать волосы, помогать коротать досуг – одним словом, быть ее компаньонкой.  Теперь Ханне не надо было мыть полы, убираться, стирать, мыть посуду, готовить! Ничего из того, что она делала ранее  в доме Марвелов. Только она все не могла понять, почему именно ей так повезло.

     Задавая себе этот вопрос вновь и вновь, она так и не могла найти ответ, хотя некоторые подозрения у нее все же появились. Ханна начинала терзаться, выбирая между порядочность и гордостью, нищетой и сытостью. Так и не сумев принять решения, она успокоилась, решив, что когда появится повод для беспокойства, тогда она и будет выбирать.

     "Какой смысл бояться того, чего я даже предположить не могу? – успокаивала она себя, надеясь, что все обойдется. – Если бы мистеру Гриндлу нужно было что-то большее, то он не стал бы для этого выбирать личную горничную супруги. Он не настолько глуп, чтобы быть таким не дальновидным".

      Однако теперь Ханна держалась осторожно, обращая внимание на любые мелочи, способные хоть как-то прояснить ее положение. Мистера Гриндла она несколько дней не видела, от чего на душе ей стало спокойнее. Постепенно ее сомнения стали развеиваться.

     В компаньонки обычно брали девушек образованных и покладистых, умеющих развлечь и вытерпеть тяжелый, придирчивый характер хозяйки, которая позволяла себе иногда ужасные выходки. Узнав, что от нее требуется, Ханна была просто счастлива. О такой жизни еще недавно она и мечтать не могла! Миссис Гриндл она еще не видела, но успокаивала себя тем, что хуже, чем миссис Марвел она не будет, тем более что служанки отзывались о ней хорошо.

     Как оказалось, Мэри и мистер Гриндл рассудили, что если хозяйке дома сообщили, что ее компаньонка приступит к работе не ранее, чем через 2 недели, то спешить не было нужды. Решено было сначала обучить  служанку, и только  потом представить ее хозяйке,  чтобы мнение Кэтрин о Ханне не сложилось превратным.

     Вскоре из общения с другой прислугой Ханна узнала, что миссис Гриндл, урожденная Обрайн, родилась и выросла в Англии в религиозной пуританской семье, а воспитание получила в женском монастыре. Поэтому не удивительно, что Кэртин Гриндл вела добродетельный образ жизни, являлась членом попечительского церковного совета, занималась благотворительностью, а также была членом  городского общества трезвости.

    Даже Преподобный Поуп отзывался о миссис Гриндл тепло. Особенно его расположило  к чете Гриндл щедрое пожертвование, пожалуй, одно из самых крупных за всю историю города.

    После знакомства с Кэтрин Гриндл, все приличное общество Блумсберга было покорено ее добротой и отзывчивостью, однако дамы города также заметили, что супруга Айзека была очень ранимой, впечатлительной и целомудренной, что вызывало только восхищение.

    Так же Ханне стало известно от Сью, но под большим секретом, что хозяйка очень болезненна, от чего много времени ей приходится проводить в кровати. Суть болезни заключалась в женской особенности, лишавших миссис Гриндл сил и доводивших ее до головокружения. В последнее время,  головокружения стали все чаще и хозяйка боялась одна выходить из дома, а супруг не всегда мог ее сопровождать. Как уточнила Сью, врач сказал, что такое случается из-за слишком жаркой погоды, и пообещал, что когда жара спадет, здоровье супруги мистера Гриндла значительно улучшится.

    Сью – временная напарница, оказалась спокойной доброжелательной женщиной, но  ужасной болтушкой. Казалось, что ее язык без костей. Пока она рассказывала и показывала Ханне, как делать любимый шампунь хозяйки и зубную пасту,  Ханна утомилась от ее болтовни.  Сью без умолку болтала, рассказывая, какая вода нравится хозяйка, что она любит или наоборот не приемлет, еще успевала между делом рассказать все сплетни, которые недавно слышала.

    Как еще рассказала Сью, религиозность, ранимость и впечатлительность Кэтрин имели и другую сторону.  Супруга Айзека была чопорной пуританкой, которая стыдилась назвать руки - руками, а ноги-ногами и предпочитала их называть конечностями, а от вида птичьей ножки на тарелке могла упасть в обморок, не говоря уж о совсем неприличном банане. Ножки рояля с круглыми наконечниками  в доме покрывались кринолинчиками. Даже книги авторов противоположного пола ставили на одну полку, только если они состояли в браке. А сквернословие хозяйка считала святотатством.

    - Запомни это! – строго напутствовала ей Сью. – Я вот старалась, но даже мои простые словечки вызывают ее недовольство! Представляешь, какая ханжа?

    - Да уж. – Ханна радовалась, что не имеет скверной привычки чертыхаться, как торговка.

     "Тут, наверно,  даже за малейшее недоразумение можно заслужить недовольство хозяйки. Странно, почему так? Миссис Брэдлоу тоже очень религиозная дама, придерживающаяся строгих нравов, не зря же  ее брат - мистер Поуп стал пастором, однако куриные ножки она обожала, не говоря уже и попках." – так размышляла Ханна, но в слух это произнести не рискнула, очень уж она дорожила новым местом работы. После знакомства с Маленькой Мери, она быстро рассталась с иллюзией о взаимной поддержке и искренности отношений среди служанок.

     "Все, как всегда, - грустно подумала она и вздохнула. – все борются за лучшее место и любовь господ. Такова жизнь".

     - Чего вздыхаешь? – рассмеялась Сью. -  Не переживай, хозяева хорошие, платят хорошо и лишнего не требуют. Хозяйка добра, только вот хозяин иной раз бывает очень раздраженным. Если он бегает по дому, туда-сюда, значит, он не в настроении и лучше на глаза не попадаться. В такие дни он начинает придираться ко всему, даже без повода.

      - Ты из-за этого решила уйти? – спросила Ханна, выбрав подходящий момент. Сью помолчала, а потом, подумав, ответила:

      - Ну, и из-за этого. Так-то я замуж выхожу, за Эдварда, местного сапожника. Буду ему в лавке помогать. Так лучше будет. Если останусь тут, то на него время совсем не будет, а так не гоже. Мужчина он видный, нельзя его одного оставлять. -  но Ханна чувствовала, что есть еще что-то, чего Сью не решается расказать. Ханна решила не настаивать и немного помолчать, рассудив, что, если напарница захочет, сама все расскажет.  Так и случилось. Болтушке Сью было сложно держать рот закрытым. - Хозяйка добрая, но со странностями, а вот хозяин, еже ли не в духе, придирчив становится и любит покричать, да так страшно кричит, что сердце замирает. Мы стараемся не попадаться ему на глаза, но где там. Правда кричит не долго, быстро отходит.

    Видя, что Ханна ее внимательно слушает  и не перебивает, она решилась продолжить:

    - Сдается мне, что с хозяйкой у них что-то не так.

    Ханна внимательно слушала, стараясь вникнуть в каждую деталь, но в тоже время, стараясь  своим любопытством не оттолкнуть рассказчицу.

    - Он о ней заботится, добр, они не ругаются, но мало время проводят вместе. По мне, так его раздражает ее ежевечернее чтение молитв. Мужчина и есть мужчина, ему другого надо. – выдала она и тут же прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего. Но, почувствовав, что Ханна не из тех, кто склонен разносить сплетни, уже не могла остановиться. - Да в доме все это видят, только молчат, боятся, что дойдет до мистера Гриндла и он выставит без рекомендаций, а кому охота потерять хорошее место?

    - Если место такое хорошее, не пожалеешь, что оставишь его? – решила осторожно подтолкнуть Ханна.

   - Не-е, - рассмеялась Сью, продолжая укладывать волосы Ханне, - Мне сказали, что если я надумаю вернуться, то они с радостью возьмут меня обратно.

     Ханна онемела.

     - А я им для чего? – испуганно спросила она. – Разве, что на время?

     - Не переживая ты так, - хохотала Сью, - ты будешь компаньонкой, а я горничной. Я,  видишь ли, читаю плохо, да и трудно мне долго находиться с миссис Гриндл, я же простая, не такая как миссис. От ее бормотания благочестивых книг, засыпаю. Куда уж мне! Она, видите ли, решила сделать из меня благочестивую прихожанку. Ха-ха! Да я в свободное время лучше к Эдварду сбегаю, чем ее брюзжания слушать! – то ли от смеха, то ли скромности ее щеки покрылись красным. Хотя, Ханна была уверена, что стыдливости в Сью уже давно не было.

    - А как ты познакомилась с Эдвардом? -  поинтересовалась она. – Разве хозяева не строго к этому относятся?

     - О, наша еще как строго! – ухмыльнулась напарница. – Но я обувь носила к нему, там и познакомились, а когда была любая возможность, виделись. И поэтому лучше я сейчас уйду, чем позже и с руганью.

    - Как здорово! Здорово, в смысле, что вы с Эдвардом поженитесь. – поправилась Ханна.

    - Аха, - улыбнулась Сью. – Знаешь, как Дылда злится от зависти! Будь с ней настороже, она так и видит, как меня заложить хозяевам.

     Улыбка исчезла с ее лица.

    - Видела бы ты, как она около мистера Гриндла вьется, все ему доносит, да только все без толку, рожей не вышла! – зло хохотнула она.

    - Думаешь, дело только во внешности? – не удержалась Ханна.

    - Ну, наверно не только. – пожала плечами напарница. – Не нравится она ему. А к тебе у Марвелов не домогались?

     - Нет, что ты! – спохватилась Ханна, - Мистер Марвел даже никогда на меня не посмотрел искоса, а Джон и Питер – они такие хорошие. Нет, ко мне никто плохо не относился.

   -  Молода ты еще, совсем девчонка, не понимаешь. Я во многих домах работала, опыта уж поболее, чем у тебя. Хуже всего, когда хозяйка придирчива, а хозяин излишне добр. Вот и оказываешься между молотом и наковальней. Уж я-то навидалась! Помню, когда служила еще у Сандерсов, это было в Ньютоне, работала в доме Полли, такая хорошенькая девочка. Хозяйка ее еле терпела, ревновала к мужу, а он Полли прохода не давал, все домогался. Она на кухне плакала, уж больно мистер Сландерс был противен и стар, да еще и скуп. Закончилось все там, что Полли забеременела, миссис Сландерс избила ее и выгнала, не заплатив жалования. Представляешь? Бедная девочка. Хотя, - добавила Сью, поменяв тон,  - Полли и не была такой уж невинной овечкой, так что может ребеночек-то был и не от мистера Сландерса. Вот разбери от кого.

     Ханна испуганно хлопала глазами. Она не раз слышала подобные истории, но теперь боялась сама столкнуться с подобным.

     - Хотя, знаешь, - шепотом  добавила Сью, -  я бы не отказалась.

      У Ханны от изумления открылся рот. Сью подумала, а потом замазала руками:

      - Да не со Сландерсом, Боже упаси! Не смотри ты так на меня. – продолжала она откровенничать с Ханной, вгоняя ее в краску. – Видела же сама, какой мистер Айзек высокий! Хоть и не красавец, но такой… - какой именно Сью не уточнила, но  глаза ее заблестели.

     - Ну, чего ты на меня так смотришь, - усмехнулась напарница, -  смотри, какая чопорная. Ты поживи подольше, да поработай у разных господ, тогда поймешь, что к чему. Знаешь, господа в иной раз такие подарки делают! На такое честным трудом и за всю жизнь не накопить!

     - А если окажешься в положении и хозяйка выгонит, а хозяин окажется не так щедр, как хотелось, что тогда? – прервала ее рассказ Ханна.

    - Ну, это как повезет!

    - А если не повезет, что тогда? Ребенка в приют или как котенка…

     Сьюзен  рассердилась:

     - Нужно спешить к повитухе, а не затягивать.

     - Это же грех! – ужаснулась Ханна.

     - Грех не грех, но это лучше, чем как котенка! А если повезет, так на ферму ребеночка-то можно.

    Ханна молчала. Пожив в приюте год, она с ужасом и содроганием вспоминала это время, потому обречь ребенка на такое ни за что бы не смогла. По этой причине, она твердо решила, что до вступления в брак, не позволит себе ничего аморального. Ханжой она не была, но еще в приюте видела много из того, с чем благовоспитанные девицы не были знакомы до замужества, поскольку их нежные и неокрепшие души тщательно оберегали от влияния порока, считая, что незнание помогает уберечься от разврата.

     Проходя поздним вечером по коридору приюта, Ханна не раз видела, как Тори  и другие старшие девочки обжимались с мальчиками в дальнем углу, и достаточно слышала из рассказов более взрослых приютских воспитанниц, чтобы составить мнение о том, чем они занимались. Тем не менее,  сама она стремилась этого всеми силами избежать, помня крики сестры Мадлен, которая громко орала и жестоко избила Люси, когда та вернулась в приют с красивой шалью, подаренной мужчиной.

     Люси и ранее убегала из приюта и пропадала где-то на неделю или две, а потом возвращалась, голодная и иногда пьяная. Как ни била ее сестра Мадлен, ничего не помогало. Закончилось все тем, что, исчезнув на все лето, поздней осенью Люси вернулась в церковный приют с большим животом. Сестрам ничего не оставалось, как только дождаться родов, уповая, что Люси родит в приюте и ничего не сотворит с младенцем. Так и случилось. Через 2 недели у Люси начались схватки, но разродиться она не смогла, умерев с младенцем в утробе. Приютские девчонки тогда сильно были напуганы, но хватило их страха не на долго, ведь каждая надеялась избежать подобной участи. А вот Ханна помнила до сих пор. Ей было что сравнивать. Она помнила счастливое детство с матерью и видела, как живут брошенные дети в приюте. Это было самое ужасное время в ее жизни.

     - Знаешь, - продолжала Сью, -  у меня подруга работает на заводе, по 15 часов каждый день, Получает 14 долларов в месяц, а то и меньше, если оштрафуют. За комнату она платит 6, а на еду посчитай, сколько у нее остается? Питается она скудно, ходят вся худая, как щепка, с синяками под глазами от усталости. Как ей жить, если у нее постоянно штрафы высчитывают? Не знаешь, а я знаю! Она в обеденный перерыв выходит на улицу и себя продает. Если повезет, сможет изредка полфунта мяса купить (ок. 250 гр) да отрез дешевой ткани, чтобы зад прикрыть чем было. Думаешь, она одна такая? Нет, много так поступают, а ты все скромницу строишь. Если уволят тебя отсюда, куда пойдешь? Тоже на завод, а потом на рабочий обед? Вот и подумай.

    После таких речей Ханна ощутила чувство безысходность. Как ни крути, а Сью была права!

     - А ты подумай, – продолжала вразумлять Сью Ханну, - ежели с умом распорядиться доставшимся благом, то можно швейную машинку купить и жить себе спокойно. Считай, за аренду швейной машинки платить не надо и руками не шить. А не хочешь шить, так можно сдать в аренду, каждую неделю денежки получать будешь. Разве я не права?

    Ханне нечего было ответить. Оказавшись лицом к лицу с суровой жизнью, она не знала, как следует поступить. Слова напарницы были правдивы, потому она дальше решила не спорить. Сью же решив, что она сумела доказать свою правоту успокоилась, и они продолжили занятия.

 

    Глава 7

  Ханна была представлена хозяйке дома только после того, как та почувствовала себя значительно лучше. Найдя в себе силы после недомогания, Кэтрин Гриндл спустилась в столовую, чтобы отобедать вместе с супругом. Обед был почти завершен, семейная пара перешла к чаю, когда Большая Мэри позвала Ханну в столовую.

      Ханна переживала, что может не понравиться хозяйке,  и очень волновалась перед знакомством с ней. Когда они с экономкой вошли в столовую, мистер Гриндл рассказывал супруге городские новости и сплетни, появившиеся за то время, которое она из-за недомогания томилась в своей спальне.

    Увидев хозяйку, Ханна была поражена. Она представляла себе миссис Гриндл хрупкой, болезненной молодой женщиной, с утонченными чертами лица, а вместо этого, перед ее вздором предстала полная противоположность - тучная женщина, с темно-серыми мышиными волосами, разделенными пробором пополам и строго собранными на затылке в пучок. Лицо с квадратным подбородком и тонкими поджатыми губами,  свидетельствовали о ее сложном характере. Длинный нос и небольшие глубоко посаженные карие глаза выдавали в ней заносчивость и склонность к сильному увлечению чем-либо. Манера преподносить себя, как кокетливое и воздушное создание в уже не юном возрасте, еще более портило впечатление.

     "Что он в ей нашел? – удивилась служанка, подметив фальшивое кокетство в женщине. Как ни пыталась она найти во внешности хозяйки нечто привлекательное, не смогла. Устыдившись, что она плохо отзывается о человеке, которому недавно нездоровилось, Ханна попыталась прекратить свои едкие мысли: - Если выбрал, значит в ней что-то есть, и не мне судить. Возможно… возможно я завидую!? – поймала она себя на мысли, но бороть неприязнь по отношению к миссис Гриндл она не могла".

     В хозяйке дома причудливо соединялось смирение и заносчивость, ханжество  и наивность, показная скромность и уверенность в своей правоте – все вместе это давало такую своеобразную смесь, что служанка не смогла определиться, как ей держать себя с супругой мистера Гриндла.

     "И на ком только не женятся ради хорошего приданого". - мелькнула у нее гадкая мысль. Будто ощутив мысли служанки, Кэтрин отвлеклась от мужа и стала разглядывать прислугу.

    Ее придирчивый взгляд был сосредоточен на лице служанки  и выражал явное сомнение. Ханна испугалась, ее сердце забилось чаще и она приготовилась к худшему. Однако хозяйка отвернулась и продолжила чаепитие, не сказав ей ни слова, словно она была мебелью.

    В беседе с супругом в голосе Кэтрин Гриндл нотки инфантильности, жеманства были слишком заметны.

    -  Айзек, это пирожное такое жирное! – жаловалась ему супруга. - Ты же знаешь. Передай Марджори, в следующий раз я хочу что-то более легкое и воздушное, тем более, что по средам и пятницам я ем только простое.

     "Ха-ха,  - съязвила про себя Ханна, - судя по витающим обеденным запахам по столовой и твоей ширине, представляю, сколько до этого ты съела не легкого. - Может, она и добрый человек, но немного простоты и улыбки ей не помешало бы".

    Ханна все не могла взять в толк, как дама, пышущая здоровьем и румянцем во всю щеку, могла долго болеть и быть изможденной, как это описывала экономка. Судя  по внешнему виду, изнеможение пошло бы хозяйке только на пользу. Ханна еле удержалась, чтобы не рассмеяться. На мгновение на ее губах появилась насмешка, и хотя Ханна тот час поспешила ее убрать, но, взглянув на хозяина, поняла, что он заметил! Его лицо стало жестким и раздраженным. Ей сразу же стало не до смеха от страха, но он отвернулся, ничего не сказав.

      Наконец, миссис Гриндл соизволила заговорить о ее будущей компаньонке.

     - Милый, как ее зовут? –  спросила она мужа.

    - Ханна, Ханна Норт. – коротко ответил он.

    - О, Боже! – воскликнула Кэтрин. – Какое неприличное имя! – и надула губы, видя, что муж не обращает должного внимания на ее замечание.

     - Порядочные девушки не могут носить такое вульгарное имя! -  не унималась она. – Я буду звать ее Эмма! Иначе в кругу порядочных дам мне придется краснеть из-за ее столь пошлого имени. - сказав это, хозяйка жеманно сложила пухлые руки на столе и пристально посмотрела на супруга. Поняв, что от него так просто не отстанут, Айзек ответил:

     - Да, дорогая. Я с тобой полностью согласен. – и раздраженно бросил салфетку на стол.

    - Вот видишь, Эмма, как твое имя раздражает мужчин! Я расстроилась, что у мужа испортилось настроение. Однако, учитывая, что твои родители не были хорошо воспитанными и образованными людьми и не могли дать тебе приличное имя, я прощаю тебя! – сказала Кэтрин, изобразив на лице такое снисхождение, будто простила служанке какое-то преступление.

     "Вот, жаба безобразная, – огрызнулась про себя служанка,  - на себя посмотри, будто толстая книга на тебя упала, ушибла и такой ты и осталась. Понятно, на что намекала Сью, говоря, что ей тяжело долго находиться рядом с ней".

    У Кэтрин были тонкие губы, растянутые в некотором подобии улыбки, от чего рот казался тонким, но большим и делал ее похожей на лягушку. Большой лоб и тонкие, почти не видимые брови только усугубляли это сходство.

     "Безобразина! – обозвала она хозяйку про себя, не удержавшись от злорадства, а потом вновь посмотрела на мистера Гриндла. Он, заметив ее взгляд, стал красным. Его губы изогнулись в злой улыбке. - Боже, мой! Он рассвирепел! Он все замечает. – испугалась она и попыталась изобразить смирение, низко склонив голову и уставившись себе под ноги".

     - Да, Эмма, да! Смирение – это то, к чему нас призывает Господь. Если в тебе есть смирение и вера, то думаю, ты меня устроишь.  Она, умеет читать, Айзек?

     - Да, любимая. – ответил мужчина и, посмотрев на Ханну, добавил: - А еще она любит читать катехизисы и слушать проповеди. - мстительная улыбка мелькнула на его лице. - Эмма выросла в семье миссис Брэдлоу – родной сестры преподобного Поупа, так что вы сможете вечера коротать  с обоюдным интересом.

     "Чтоб ты сдох, за таким обоюдным  интересом". - огрызнулась в мыслях компаньонка, но никак не показала свое возмущение.

     - О, это чудесно,  - обрадовалась Кэтрин, выслушав пояснения супруга. – тогда после чаепития мы  начнем наше чтение.

      Мистер Гриндл посмотрел на супругу и нежно похлопал ее по руке.

     - Я так рад любимая, что теперь тебе не придется скучать одной! – не унимался он, трогательно глядя ей в глаза.

      - Дорогой, ты так заботлив и нежен! – вторила ему супруга.

     От их воркования Ханне стало противно.

     "Кто бы мог подумать, что мистер Засранец такой заботливый муж?" – язвила про себя Ханна, отныне Эмма. Понять, чего в ней больше: праведного гнева из-за нелестного отзыва о матери и ее имени, зависти от их нежностей или презрения, Ханна так и не смогла.  Возможно, все вместе.

    Чуть позже, Ханна вновь спустилась в гостиную, чтобы приступить к совместному прочтению Библии.

     - Давай приступим, только читай с чувством. – наставляла хозяйка. -  Я ежедневно читаю по несколько глав из Библии и чувствую от этого умиротворение. Тебе это тоже пойдет во благо.

      Ханна села в кресло, расположенное напротив миссис Гриндл, и спросила:

      - С какой главы начнем чтение?

      - С книги пророка Иезекииля.

      Ханна раскрыла книгу и приступила к чтению:

     - И было ко мне слово Господне: зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»? 

     - Живу Я!  - продолжила Кэтрин, цитирую продолжение по памяти. - говорит Господь Бог - не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле.  Ибо вот, все души - Мои: как душа отца, так и душа сына - Мои: душа согрешающая, та умрет.

    Так и продолжалось чтение. Служанка читала, а Кэтрин  часто перебивала ее и цитировала отрывок наизусть. Чтение продолжалось больше часа, пока у Ханны не стало пересыхать горло.

      - Достаточно для первого раза. Вечером продолжим. – прервала хозяйка, заметив, что чтица начала покашливать. – Видишь, если бы ты чаще и с прилежанием читала, то была бы более сильной, укрепленная верой.

     - Да, мэм. – покорно согласилась компаньонка.

     - Думаю, со временем, ты этому научишься. Если в тебе не будет должного прилежания,  я сильно расстроюсь. – сказала миссис Гриндл, притворно тяжело вздохнув и закатив глаза к верху.

       "Читала бы себе на здоровье, сколько влезет". – огрызнулась мысленно Ханна, но вслух ответила: - Я буду стараться, мэм, со всем прилежанием.

      - Я на это надеюсь. – холодно парировала хозяйка.

     Для чего она понадобилась миссис Гриндл, Ханна не могла взять в толк, ведь миссис Гриндл умела читать, была здорова и полна сил.

     - Поможешь мне переодеться, – приказала хозяйка. – а после мы едем к миссис Маккарти, моей подруге и единомышленнице. Тебе следует переодеться в более приличное платье.

    - Это мое выходное платье. – ответила Ханна, опустив глаза.

     Миссис Гриндл презрительно вздохнула и процитировала:

- И у Тебя, Господи, милость, ибо Ты воздаешь каждому по делам его.

     Ханна еле сдержалась, у нее в нутрии все кипело и рвалось высказать, что она думала об этой чванливой, любящей подчеркивать собственную религиозность и духовность, лицемерке. С огромным трудом ей удалось совладать с собой, однако, ее щеки горели от злости.

    - Вот видишь, тебе стало стыдно. – продолжала нравоучение хозяйка, - это означает, что  ты еще не потеряна, и свет еще не погас в твоей душе.

     Погода была солнечной, ласковый ветер нежно обдувал кожу теплым ветром, Ханна закрыла глаза и ехала в ландо, наслаждаясь давно не посещавшим ее ощущением счастья. Миссис Гриндл направлялась к  миссис Маккарти. Намеки хозяйки о том, что каждому воздается по трудам его, уже не волновали так  Ханну. Что толку дуться на обеспеченных людей, с рождения наделенных всеми благами, если они никогда не смогут понять простого человека. Долго обижаться и ходить не в настроении было не в ее характере, тем более, что миссис Гриндл была ее нанимательницей, и показывать свое недовольство  перед хозяйкой было чревато. Оставалось только пропустить мимо несправедливые упреки и продолжать наслаждаться прогулкой.

      Они проехали по главной дороге Блумсберга, проходящей мимо городского парка, и свернули на торговую улицу, где миссис Гриндл почти ежеминутно приветствовала кивком головы знакомых дам, проходящих или проезжающих мимо них.

     Вскоре, ландо остановилось у небольшого, но очень ухоженного домика. Женщины спустились на землю, опираясь на руку, поданную возчиком,  и подошли к ступенькам, когда, неожиданно, дверь распахнулась и к ним с раскинутыми руками, ускоряя шаг, поспешила миссис Маккарти.

     Подругой миссис Гриндл оказалось высокая и сухопарая старушка, которая была гораздо старше Кэтрин. Ее мелкие черты лица озарились искренней радостью, когда она увидела Кэтрин Гриндл и взяла ее за руки.

     - Дорогая, - радостно начала миссис Маккарти, -  я так рада, что тебе стало значительно лучше!  Я так переживала, каждый день молилась за твое здоровье!  Я так рада! Так рада!

    - Спасибо, дорогая! – ответила миссис Гриндл, тоже улыбаясь в ответ.

     "Еще одна святоша". – хмыкнула компаньока.

      - Это моя компаньонка – Эмма, - сухо представила Кэтрин Ханну старушке, - она сегодня работает у меня первый день, потому я не думаю, что она готова быть вместе с нами и разделять наши взгляды и цели нашего общества, но я надеюсь, что вскоре она присоединится к нам. А пока она может подождать меня где-нибудь. – и повернувшись спиной в Ханне, показала, что разговор о ней окончен.

      - На кухне. – поспешила указать миссис Маккарти, - махнув рукой своей служанке, показывая, что они могут идти.

      Подождав, когда дамы покинула прихожую, Ханна со служанкой направились на кухню.

     - Чаю будешь? – спросили Ханну.

     - Буду.

     - Тебя вроде бы Ханна зовут, да? Или я ошибаюсь?

     - Нет, не ошибаешься. – грустно подтвердила она. – Была Ханна, стала Эмма. Чего уж господам вздумается.

     - А, понятно. – удивилась собеседница. – Нет, моя до такого не дошла, хотя тоже, еще та праведница! – хихикнула она.

     - И не говори.

     - Слушай, а правда говорят, что миссис Марвел тебя избила и не заплатила, а? – сходу спросила женщина.

    - Ну, как сказать, - замялась Ханна, думая, как лучше ответить на этот вопрос, и предполагая все возможные последствия ответа. – может и не избила, но синяк поставила.

     - У, вот оно как! А я слышала… ну, в городе только об этом и говорят, что она тебя ударила и у тебя вся голова была в крови.

      - Кровь была, но не так много. Хотя, если бы я быстро не собрала вещи и не ушла, не известно, остановилась бы она или нет.

     - Вот дрянь какая! Нашла себе рабыню! – возмутилась служанка. – По городу только  об этом и судачат! Миссис Виллард об этом говорила и другие. Рассказывали, что ты пришла в церковь, вся в крови, с разбитой головой и еле держалась на ногах.

    - Так и было! – решила подлить масла в огонь Ханна. – Она еще и рекомендаций не дала!

     - Вот же дрянь! Я об этом даже и не знала. Да она теперь  ни за что не найдет другой служанки, если только чужая не приедет в город, да и та быстренько сбежит.

    - Скорее всего. – согласилась Ханна и удовлетворенно покивала головой. – Это было очень здорово! – и перед ее глазами пронеслась радостно-мстительная картина, как Маргарет собственноручно моет посуду, выгребает золу и опустошает горшки. Да, много бы она дала, чтобы увидеть подобное! Слишком  сильна в ней была обида на Маргарет, которая своим сварливым характером могла довести любого, да еще и испортила Ханне и без того не простую жизнь, не заплатив денег и не дав честно заслуженных рекомендаций.

        - Не переживай, - утешала ее служанка миссис Маккарти, все в городе об этом только и говорят. Прощай ее добропорядочность и благонравность.  Дамы города теперь ее стороной обходят и шепчутся у нее за спиной! Сами они тоже - те еще ангелы, но ткнуть другую даму, особенно столь спесивую, этого они не упустят.– воинственно подытожила собеседница, вытирая красные натруженные руки о не совсем чистое полотенце. -  Фух, посуду перемыла, теперь надо начистить овощей и приготовить ужин. Осталось еще немного, а потом ночь.

      - А потом снова утро и работа. – заметила грустно Ханна, хорошо понимая чужую усталость, ведь еще совсем недавно она точно так же, с утра до позднего вечера трудилась у Маргарет, не покладая рук. – Давай помогу овощи почистить. – предложила она.

     - Платье испачкаешь. – возразила женщина.

    - Если фартук дашь, не испачкаю. Тем более что ей, - она кивнула в сторону, где находилась миссис Гриндл, - оно все равно пришлось не по вкусу. Она намекала, что каждому воздастся по трудам его. Если бы по ее трудам воздалось,  ходила как праматерь Ева в Эдемском саду и была бы, как палка, тощая.

    Они обе рассмеялись, каждая из них по себе хорошо знала, как тяжело добыть себе на хлеб насущный и самое необходимое. Болтая, они занимались чисткой овощей и обсуждали общих знакомых, которых в небольшом городе всегда достаточно, даже у незнакомых до этого людей. От простого хорошего общения у Ханны улучшилось настроение и она стала улыбаться. Однако все хорошее имеет свойство заканчиваться.

     Вскоре миссис Маккатри и миссис Гриндл закончили общение и они с хозяйкой продолжили свой поход по городу. У Кэтрин, после общения с подругой, настроение тоже стало хорошим и она решила посетить магазин, где продавались готовые перчатки и шляпки.

     Миссис Маккарти была старше Кэтрин более чем на 20 лет, что связывало таких разновозрастных людей, Ханна не знала и могла только предположить, что они обе были крайне религиозными особами.

     "Если так, - решила Ханна, потрогав свежий порез, полученный при чистке овощей. - мне тоже предстоит полюбить чтения, иначе придется вернуться к мытью посуды, готовке и всему прочему. Если выбирать, между работой с пол седьмого утра до десяти вечера и трехчасовым чтением Библии, то, что ни говори, а читать все же предпочтительнее".

     После чего у нее на душе исчезли все сомнения  и Ханна смирилась с особенностями  новой хозяйки. Они возвратились домой почти в пять часов вечера. Миссис Кэтрин переоделась с помощью компаньонки и спустилась в столовую, чтобы поужинать с супругом.

      Ханна принесли поднос с чайником и маленькими голубыми чашками с синими цветочками, поставила перед супругами, налила свежей заварки и разбавила кипятком из другого чайника, после чего вкатила в гостиную тележку, уставленную тремя видами печения и бутербродами.

     Хозяйка мило щебетала, делясь с супругом новостями, услышанными от подруги и о других событиях, произошедших с ней за день. Ханне показалось, что мистер Гриндл старался не вникать в суть легкомысленной болтовни супруги, однако раздражения своего не выказывал и старался быть, как всегда, сдержанно нежен.

     - Вижу, у тебя сегодня чудесное настроение? Чем или кому мы обязаны? – с улыбкой поинтересовался супруг.

     - Выйти из дома и пообщаться с подругами – это все так чудесно.

     - Вот как? Тогда, думаю, тебе стоит чаще выходить из дома и больше общаться с соседями и подругами. Мне доставляет удовольствие смотреть, как ты улыбаешься. – произнес муж и легко коснулся губами тыльной стороны кисти супруги.

     - Айзек, мы не одни,  Боже мой! – смутилась его целомудренная супруга и ее щеки покрылись румянцем.

     "Еще лодыжку поцелуй, она вообще умрет от счастья и скромности!" – язвила про себя Ханна, прислуживающая чете Гриндлов.

     - Завтра поедешь на собрание благопристойных, но воинственно настроенных дам? – поинтересовался муж, разглядывая содержимое его тарелки. Он завел речь о собрании местного общества трезвости, в котором состояла его супруга, но чью деятельность мистер Гриндл не вполне одобрял.

    - Надо бы. Я бы очень хотела, но я не знаю, как буду себя чувствовать. – кокетничала Кэтрин, жеманно потупив глаза.

    "Если съешь все это сразу, то точно не поздоровится". – продолжала злиться служанка.

    - Я думаю, что все будет хорошо. Эмма рядом с тобой и тебе теперь не будет страшно. Не волнуйся дорогая!

     Айзек Гриндл здраво рассудил, что чем бы жена не увлекалась, лишь бы не донимала его нравоучениями и попытками сделать его ревностным христианином.

    - Милый, ты такой заботливый, такой добрый! – расцвела от заботы супруга. – мне так повезло, что у меня есть ты!

   - Ну, что ты! Это мне повезло, что ты есть у меня! – вторил ей супруг.

    Они сидели, державшись за руки. Мистер Гриндл смотрел жене в глаза и улыбался. Насколько Ханна уже успела узнать его характер, это было на него не похоже.

    "Голубки". – съязвила она, стараясь оставаться невозмутимой и не рассмеяться прямо при супругах

     - Кстати, как тебе компаньонка?

     - Даже не спрашивай, милый. У нее нет приличного платья. Если я захочу посетить общество, мне придется краснеть! И да, ты знал, про Маргарет Марвел?

     - Что именно?

     - Что Эмма работала у нее в доме и что она разбила ей голову до крови, и не дала рекомендательных писем! Ты знал?

     - О разбитой голове или об отсутствии рекомендательных писем?

     - Обо всем этом? – вспылила Кэтрин.

    - Знал милая, но не хотел тебя расстраивать, зная твое доброе и чуткое сердце. – ответил Айзек.

    - А тебя не смущает отсутствие рекомендаций? А вдруг…

   - Нет, милая, - прервал ее Айзек. – Эмма старательная девушка и  два года честно трудилась у Марвелов, однако, когда она заранее предупредила о своем желании перейти работать в наш дом, Маргарет закатила ужасный скандал и поступила столь не достойно по отношению к сироте. Правда, милая? – задал он риторический вопрос супруге.

    - Да, милый.

    - Я рассказывал тебе, что Маргарет Марвел весьма своеобразная особа, склонная к истерикам и истерическим порывам, кроме того, она крайне скупа. Именно этим и объясняется отсутствие у Эммы приличного платья, а не ленью.

    - Я даже подумать не могла, что леди бывают такими невоспитанными и невоздержанными. Боже, как неприлично! – произнесла Кэтрин Гриндл, закатив глаза к верху. Это был один из любимых ее жестов, показывающих крайнюю степень чего-либо. - О, если бы я только знала… - начала она оправдываться перед мужем, возбужденно схватив его за руку.

      - Не волнуйся так, дорогая! Я знаю, какая ты отзывчивая и щедрая. – прекратил супруг ее оправдания. Если бы он ее не прервал, ему предстояло бы с пол часа слушать гневные тирады  и обличительные выпады Кэтрин. Зная об этом, он решил не доводить до этого ситуацию. – Думаю, что из пары не нужных платьев Эмма вполне сможет сделать себе приличное платье и нам не придется краснеть за ее вид. Кроме того, только представь, какая значительная, нет, какая огромная разница будет видна в отношении к прислуге, если в обществе заметят, как станет выглядеть Эмма.

       - Ты как всегда прав! – с восхищением произнесла Кэтрин. – Ты такой добрый, Айзек!

       После чего от умиления у нее на глазах выступили слезы, которые она смахнула красивым платком, украшенным вышивкой и кружевом и сильно надушенным духами. По столовой распространился цветочный аромат, перебивший в столовой запах еды.

      - Моя милая, это так не учтиво обсуждать прислугу в ее присутствии.

     - Прости, я так расстроилась, что совсем забыла о присутствии Эммы, прости меня.

     - Ну, что ты, – утешал ее Айзек. – как я могу сердиться на такого ангела.

     Мистер Гриндл улыбнулся супруге и еще раз поцеловал ее руку, а потом, убрав салфетку, встал из-за стола. Покидая комнату, он прошел мимо Ханны и она заметила его взгляд, в котором читалась торжествующая усмешка.

      - К чему бы это? – пронеслось в ее голове.

Глава 8

 

   Мистеру Гриндлу нравилось работать в своем кабинете, расположенном на втором этаже. Огромные книжные шкафы из темного дуба, раскинувшиеся на две стены, высотой под самый потолок, большой рабочий стол с до блеска отполированной поверхностью, тепло камина в холодные вечера и настоящий персидский ковер, украшавший комнату и приглушавший звуки – все это давало ему почувствовать свою успешность, которой он наслаждался. Раньше Айзек не понимал, что имел, но после того, как лишился состояния, а потом вновь обрел, стал особенно остро ценить и наслаждаться успешностью.

    Кабинет был тем местом в доме, где он мог быть собой, не опасаясь наставлений супруги. Заперевшись в комнате, Айзек мог достать из портсигара, с изображением обнаженной красотки, сигару и закурить, неспешно выпуская кольца дыма и неспешно наслаждаться этим. Мог ставить книги в том порядке, как ему заблагорассудится, не опасаясь истерик Кэтрин. Здесь он хранил и некоторые другие вещи, о существовании  и назначении которых супруга не должна была знать. Когда дверь в его кабинет была заперта, все в доме знали, что тревожить хозяина нельзя.

   Назло супруге, ему доставляло удовольствие делать то, что привело бы ее в трепет и ужас. Наперекор ее ханжеству ему нравилось пить виски и выругаться неприличными словами, читать вульгарные издания и рассматривать порнографический журнал «Жемчужина» или другие эротические открытки. Ему вообще нравилось быть плохим. Еще в пансионе, где за любые шалости воспитанников нещадно били розгами, он ощутил, что не такой как все. Если другие ученики боялись и всеми силами старались избежать порки, то Айзеку наказание розгами было по нраву.

    Обычно экзекуцию проводила мадам Верне, супруга директора пансиона, с тяжелой рукой и полным отсутствием снисхождения к наказуемым. Когда по субботам перед ней выстраивалась вереница воспитанников, она надевала чистое платье, долго выбирала розги и, только вволю насладившись страхом нерадивых учеников, приступала к процессу самого наказания.

    Вскоре мадам Верне заметила, что Айзек не выказывает страха перед ней, и оказалась в некотором замешательстве. После раздумий, она решила, что суровая порка в следующую субботу вернет ему почтение и страх, и отобьет  тягу к шалостям и невежеству.

   Когда последний удар розгой был обрушен на его красные с кровавыми подтеками ягодицы, мадам, раскрасневшаяся от физических усилий, велела подняться ему со скамьи и приготовилась прочитать нравоучительную отповедь, однако к ее огромному удивлению и смущению, она заметила, как у наказанного воспитанника в области паха натянулись штаны. Мадам застыла в смущении и не нашлась, что сказать.

   Через неделю, когда для Айзека вновь пришло время получить по заслугам за свои проделки, к его огромному удивлению, мадам Верне улыбалась, нанося ему удары, но теперь делала это не так сурово. Разве мог он подумать, что эти события юности врежутся в его память и столь сильно повлияют на его пристрастия?

    Никто не догадывался о них, поскольку мистер Гриндл тщательно скрывал свои тайные желания. К его огромному сожалению, рядом с ним не было человека, с кем он мог бы поделиться самыми сокровенным и не бояться быть отвергнутым. Кэтрин не хотела принимать его обычную, естественную мужскую сущность, не говоря уж о чем-то более тайном и неприличном. А посетить увеселительное заверение мадам Бруа, как это он делал до женитьбы, в нынешнем положении не мог и опасался подхватить францускую болезнь. Один раз его имя сплетники разносили по всему городу, более он такой радости им не доставит. Что ни говори, но его успешное возвращение жители Блумсберга перенесли плохо и не теряли надежды припомнить ему любые промахи, даже самые ничтожные. Однако быть объектом зависти, всего города – все-таки обалденно приятное чувство!

    Сегодня мистер Гриндл был в  дурном расположении духа и настроение у него было отнюдь не рабочее. То и дело в его голову приходили мысли, не дававшие ему сосредоточиться на делах и корреспонденции. Он раздраженно бросил листы и откинулся на спинку кресла.

   - Лицемерная сука! – сорвалось у него. Он резко встал и кресло с противным скрипом отодвинулось от рабочего стола. Достав из шкафчика бутылку виски, мужчина плеснул теплую жидкость на дно стакана и подошел к раскрытому окну.

   На улице до рези в глазах ослепительно сияло солнце. От его палящих лучей все попрятались по домам и даже соседская кошка пряталась в тени растений, вальяжно раскинувшись на ветке яблони. Лишь назойливое жужжание мухи раздавалось где-то поблизости и постепенно становилось все ближе.

Его все злило. Казалось, что все, кто находятся неподалеку, счастливы. Они улыбаются, ругаются, мирятся, ссорятся, делают хорошие или осудительные поступки, показывая свои истинные чувства и эмоции, и только он изображает, притворяется и обманывает. От раздражения он стиснул руку, и, вспомнив, что в ней стакан, махом опустошил его.

    - Лицемерная  святоша! – еще раз выругался Айзек, но выплескивание злости не помогало ему успокоиться, а, напротив, подхлестывало его раздражение. - Мое имя уже выпачкали в грязи раз, другого такого случая не дождетесь! – мстительно подумал он, пытаясь взять себя в руки и удержаться от соблазна, ворваться в комнату жены, высказать все, что думает и заявить, что более  он терпеть не намерен.

    Он вынужден был все время себя контролировать и это сильно угнетало его, настроение все чаще было плохим. Объяснять Кэтрин было без толку, любые доводы мужа  она с гневом и истерикой отвергала. Миссис Гриндл жила в своем мире и, в отличие от мужа, жила так, как ей было комфортно и душевно, и телесно.

      - Черт, оказывается люди действительно сродни животным! – волна раздражения снова поднялась. Он никак не мог отвлечь себя от подобных мыслей и придумать, куда ему направить нерастраченную мужскую энергию. Кэтрин запрещала ругаться, но переделать Айзека было не возможно, она смогла только добиться, чтобы он не произносил подобные слова при ней. - Но ты ведь не сможешь залезть в мою голову? – усмехался он. – Не можешь! Иначе бы тебя, святошу удар хватил! - продолжал он выплескивать злость.

     Достигнув всего, к чему стремился, он не мог получить самого простого и естественного, что освящено церковным браком и положено ему на правах законного супруга.

     - Вот и читай свои книжечки, и слушай таких же чопорных дур, только потом не удивляйся, что твой супруг опускается до такой мерзости! – наслаждаясь ехидством, он рассмеялся, но смех его был злым.

    - Надо же, мерзость! Только такие дуры, как ты, и могли назвать это мерзостью. С тобой это делать действительно гадко. – разъярился Айзек и с силой швырнул стакан на пол, от чего тот разлетелся на мелкие осколки.

    Его триумфальное возвращение в Блумсберг наделало много шума. Имя Айзека Гриндла теперь было синонимом успешного человека, прошедшего через неприятности, но смогшего их попереть. Кэтрин помогла ему в этом. Респектабельная и высокомерная, с отличными манерами, свидетельствующие о положении ее семьи, произвели на общество города впечатление, их хорошо приняли в городе, но именно из-за нее он был несчастлив.

    - Мало того, что уродина, так еще и идиотка. – он вспомнил ее жеманный голос. Айзек отчетливо понимал, кому он обязан своим возвышением, но платить столь высокую цену за это он был не намерен. Ему сильно захотелось сорвать свою злость на ком-нибудь, чтобы не только ему одному было плохо, но и кто-то еще разделил раздражение с ним. На вопрос, кого выбрать, у него уже был ответ. Он позвонил в колокольчик. Когда в кабинет вошла экономка, Айзек раздраженно бросил:

      - Позовите Эмму!

      - Она сейчас с миссис Гриндл, если…

      - Тогда позже, когда закончат, позови. – перебил он ее.

    Мэри, видя, что хозяин не в духе, не решилась на дальнейшие расспросы. В душе она была несказанно рада, что паршивке, как она называла Ханну – Эмму, достанется. Она считала, что девчонке слишком повезло, и это ей не нравилась. С первого раза, как только увидела ее, Мэри поняла, что та легкомысленная вертихвостка, но с хозяином не поспоришь. А теперь, видя, что хозяин недоволен и служанке достанется, только от одного предвкушения о ее наказании, Мэри ощутила радость.

   - Да, мистер Гриндл. – сказала она и вышла, поспешив в гостиную, где Эмма знакомила  хозяйку со свежими газетами. Она встала у двери, стараясь дождаться паузы и прервать их чтение.

     "Надо поспешить, пока он не успокоился. Пусть мерзавка попадется под горячую руку, чтоб не наглела". – мстительно подумала экономка. Дождавшись, когда в комнате наступила естественная пауза, возникающая при перелистывании страниц, экономка вошла:

    - Миссис Гриндл, прошу прошения, что потревожила, но мистер Гриндл просил позвать Эмму.

    - Что-то случилось. – оживилась хозяйка и с некоторым недоверием посмотрела на компаньонку.

    - Я не знаю, мэм, мистер Гриндл мне ничего не сказал. – сохраняя важный вид, ответила Мэри.

    - Иди, Эмма. – холодно сказала хозяйка и посмотрела на компаньонку так, будто ее уже обвинили в краже.

    Ханна попыталась спокойно подняться с кресла, но ноги ее заплетались. Она повернулась к хозяйке и, стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила:

     - Да, мэм! -  и направилась к двери.

     Чего ожидать от мистера Гриндла, она не знала, но уже заметила, что у него своеобразная манера общения и приготовилась ко всему возможному. Постучав в дверь, она вошла.

    - Проходите. – сухо сказал мистер Гриндл.

   Подходя к глубь комнаты, Ханна заметила, исходящий из-под ее но, треск, ничего хорошего это не предвещало.

     Он как обычно сидел за столом. Посмотрев на мистера Гриндла, Ханна почувствовала, что он опять будет развлекаться, доводя ее до слез.

     "Ну, что ж, придется вытерпеть". - подумала она, пытаясь найти в  себе выдержку и хоть капельку равнодушия к его грубости.

     - Вы справляетесь с обязанностями, возложенными на вас? – сходу спросил он.

     - Да, мистер Гриндл. - Айзек молчал, по нему было слишком очевидно, что он чем-то не доволен, поэтому на всякий случай уточнила: - Во всяком случае, я очень надеюсь, что справляюсь и миссис Гриндл мною довольна.

      - Вот как? А думал, что стараться и надеться - это разные вещи. – вспылил Айзек.

       Не понимая, к чему он клонит, и, не желая позволить ему долго и медленно над ней издеваться, Ханна спросила его:

       - Вы или миссис Гриндл чем-то недовольны? Если это так, то я прошу прошения. Впредь я буду еще более стараться.

      - Правда? – усмехнулся он. – Значит, сейчас вы не выкладываетесь полностью?

      - Я стараюсь изо всех сил, мистер Гриндл.

      - Если вы стараетесь изо всех сил, тогда как вы можете обещать что-то сверх ваших сил? - его взгляд был холодным и цепким. Неприятная улыбка не сходился с его лица, а глаза мистера Гриндла были полны гнева. Ханна почувствовала, что и в этот раз он не успокоится, пока не доведет ее до слез. Как она уже успела заметить из прошлых встреч, после того, как она расплачется, хозяин начнал потихоньку успокаиваться. Она не могла понять его мотивов, но решила, что он получит то, чего так жаждет. Ей это было не сложно.

      - Я вас спрашиваю, Ханна! – настойчиво повторил он. – Как вы можете обещать то, чего не сможете выполнить?

       Служанка опустила глаза и продолжала молчать. В конце концов, надо же ей настроиться на плач!

      - Тогда выходит, что вы обманщица! – начал он наступление.

      - Нет! Нет, мистер Гриндл, я говорю правду! – с жаром начала оправдываться она, стараясь не выдать свое равнодушие к его нападкам.

      - Вы лжете! Я вижу это! – он был похож на инквизитора, обличающего ведьму.

      "Осталось добавить: покайся, Ханна, пока не стало слишком поздно!" – съязвила она про себя.

    Айзек, казалось, тут же уловил ее настроение, потому что поднялся с кресла и приблизился к ней почти в плотную, пытаясь давить на нее не только манерой общения, но и своим ростом. Однако и Ханна была не маленькая, потому этот его маневр совершенно не испугал ее.

      - Так вы лжете? – спросил он ее еще раз, смотря ей в глаза.

      Расстояние между ними было почти неприличным. Подумав, что если будет отпираться, он приблизится к ней еще, Ханна решила более не упрямиться, и робко опустив глаза, тихо ответила:

      - Нет, мистер Гриндл.

      - Я не расслышал?

     - Нет, мистер Гриндл. – повторила она громче.

     Он отошел от нее. Сложив руки за спиной, начал расхаживать по комнате.

    "Вот Цирцея". - довольно усмехнулся  про себя мужчина. Ему нравилось ее упрямство и непокорность. Пытаясь давить на Ханну, он испытывал азарт. В ней  присутствовала присущая женщинам изворотливость и коварство, его манила ее естественная чувственность, делавшая Ханну естественной и соблазнительной, от чего его кровь начинала бурлить, особенно после очень длительного воздержания.  Благонравность и приличия, принятые в обществе и вознесенные до идеала, мистера Гриндла не прельщали, поскольку этого идеала в его жизни было и так слишком много.

    Айзек  не был уверен, знает ли сама Ханна о своих достоинствах. Он, скорее, склонялся к тому, что нет, и самодовольная мысль помочь ей познать себя, раскрыть ее порочность, необычайно возбуждала его, как любого другого мужчину, оказавшемся бы на его месте.

      "Кэтрин совсем другая". - с грустью сравнил мужчина.

     Миссис Гриндл была почти ровесницей супруга, и, учитывая во сколько она вышла замуж, ее до замужества можно было считать старой девой. Она не горела желанием выйти замуж, поскольку  мужчины казались ей грубыми, низменными и невоспитанными животными. Она боялась мужчин и, когда уже отчаялась найти человека, который бы понял ее устроил в качестве супруга, познакомилась с Айзеком. Он показался ей таким отчаявшимся, его лицо несло отпечаток печали, и ей от всей души захотелось поддержать Айзека и наставить на путь веры и спасения.

     Айзек Гриндл отнесся к странной чудачке, решившей наставить его на путь истинный, и с упорством досаждавшей  своими нравоучениями, весьма прохладно. Он уже готов был объясниться с ней и дать понять, что не нуждается в ее проповедях и наставлениях, как неожиданно выяснил, что она - состоятельная невеста, и, в почти тридцать с небольшим лет, все еще была не замужем. Учитывая заинтересованность Кэтрин в нем и  страстное желание  поучать, Айзек был вынужден стать более сдержанным и терпеливым, хотя это давалось ему совсем не легко. Мисс Обрайн казалась ему слишком чопорной и жеманной, не располагала его и ее внешность, однако солидное приданое было отличным стимулом, чтобы выработать терпение и снисхождение, хотя иногда ему хотелось сбежать от нее после долгих часов разговоров о вере и наставлений о божьих испытаниях. Поразмыслив, Айзек Гриндл решил, что такая невеста – большая редкость, и еще одна влюбленная состоятельная особа ему попадется, вряд ли,  и сделал ей предложение.

     Семья Кэтрин была крайне не довольна выбором дочери, но если приходилось выбирать между тем, чтобы их дочь оставалась старой девой, и не внушающим доверия бедным женихом, то родители предпочли мезальянс, неравный брак с разорившимся предпринимателем. Их утешало  и внушало надежды, что мистер  Гриндл не увлекался азартными играми, не волочился за женщинами и не пил. После некоторых раздумий, ее семья согласилась на их брак. Через положенных полгода со дня их помолвки, Кэтрин стала миссис Гриндл.

     Со стороны казалось, что такая супруга, как миссис Гриндл, была идеальной половиной для Айзека. Солидное приданое, хорошо воспитанная  и добродетельная жена, положительно на него влиявшая – о такой можно разве что мечтать. Считалось, что ему очень повезло с женой. И только сам Айзек знал, чем ему пришлось заплатить за свое материальное благополучие.

      В презентабельных семьях приличным девушкам предписывалось соблюдать девственность не только физическую, но и нравственную. Родители жены, как достойные пуритане, придерживалась этого правила всецело. Их дочь выросла слишком целомудренной, мало знающей о реальности семейной жизни, а когда пришло время узнать об этом подробнее, она пришла в ужас.

      Когда муж попытался раздеть ее в первую брачную ночь, она посчитала это оскорблением и уехала к родителям. О чем с ней разговаривали родители, он так и не узнал, но вскоре Кэтрин вернулась домой, однако сразу заявила ему, что «это» она будет делать только с целью зачатия детей. По ее мнению, если муж будет заставлять ее делать такие  грязные вещи  ради своего удовольствия, то этим он будет приравнивать свою жену к проститутке. А этого она стерпеть не сможет. На объяснения мужа, что это естественная мужская потребность, Кэтрин Гриндл заявила, что свои мужские потребности он может делать с павшей женщиной, но она не позволит губить ее душу и отдалять от Господа. Айзеку ничего не оставалось, как согласиться, ведь сбежавшая в первую брачную ночь невеста – это позор и для супруга.

      Так чета Гриндлов и жила, однако саму Кэтрин это нисколько не смущало. Если было комфортно и душевно, и физически, что сказать про себя Айзек не мог. Все-таки, он был мужчиной, со своими потребностями. Любая попытка поговорить об этом с Кэтрин, натыкалась на глухую стену. Поскольку у нее было слабое здоровье, то рождение детей пока откладывалось на неопределенный срок. Сомнения насчет слабого здоровья супруги у Айзека возникли сразу, но не брать же ему жену силой!

     Пытаясь решить свои трудности, Айзек придумал, как ему казалось, отличный план. Оставалось только воплотить его в жизнь, что требовало осторожности и некоторое время для воплощения, но он умел ждать. Отвлекшись от своих воспоминаний, он вернулся к разговору со служанкой.

      - Вы испытываете радость, читая Писание или слушая проповедь? – сменил он тему разговора.

       "Да они оба лицемеры! – ужаснула Ханна. – Оба жить без него спокойно не могут".

       Однако вслух ответила:

      - Да, мистер Гриндл,  я испытываю некоторое успокоение и смирение.

     - Я не говорил об успокоении или смирении, я говорю о радости. Испытываете ли вы радость?

     - В Сочельник или Пасху, слушая проповедь преподобного Поупа, да, чувствую радость и испытываю особое  благоговение. – увернулась служанка от прямого ответа.

      - А в обычные дни?

     - Боюсь, что нет, мистер Гриндл. Я вас разочаровала?

     - Да. – ответил он. – Меня расстроило не столько отсутствие радости в вашей душе, сколько ваше лицемерие.

       Ханна посмотрела на него удивленными глазами, но решила не отпираться, а согласиться с прихотью хозяина.

       - Прошу прощения, если я показалась вам не вполне искренней или в чем-то недостойной, мистер Гриндл.

      - Я думал о вас лучше.

     - Мне кажется, что любому человеку, в некоторой мере, свойственно лицемерие.

     - М? – он с интересом взглянул на нее. – Вы не допускаете, что бывают люди настолько чистые и одухотворенные? Вы судите людей по себе?

     - Возможно. Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.

      Наступила тишина. Его лицо стало пунцовым, от ярости глаза сузились и он, набрав воздуха, прошипел:

     - Что?! – а потом закричал. - Вы позволяете себе слишком много. Не забывайтесь, вы лишь служанка. И, если вы не будете знать свое место, будете уволены.

    - Я поняла, мистер Гриндл. – покорно согласилась служанка.

    - Тогда ведите себя соответственно!

     - Простите.

      Его трясло от ярости.

      После того, как разозлила мистера Гриндла, Ханна сообразила, что была слишком дерзкой, и лучше ей было молчать и держать язык за зубами. Она молча стояла, а он громкими шагами мерил комнату. После, немного успокоившись, а взял он себя в руки, спросил:

     - Где вы набрались такой дерзости?

     - Влияние преподобного Поупа, -  ответила она, и, заметив изумление на лице мистера Гриндла, пояснила: - у него есть сборник афоризмов Ларошфуко, иногда я читала, некоторые запомнила.

     - И что вы еще запомнили?

     - Все мы обладаем достаточной долей христианского терпения, чтобы переносить страдания других людей. – процитировала Ханна.

     - Вы забываетесь.– резко напомнил он.

     - Вы сами просили. – уже непокорно возразила она.

     - Да, что такое! Хорошей служанки не найти, все какие-то выскочки! – возмутился он, а потом рявкнул: - Прочь отсюда.

     Пока она в спешке покидала комнату, он вдогонку крикнул:

     - И не забывайтесь!

      Резко открыв дверь и выскочив из комнаты, она столкнулась с  Маленькой Мэри, которая от неожиданно резкого окончания разговора не успела отойти от двери и была поймана с поличным.

     - Что ты тут делаешь? – громко спросила Ханна, стараясь, чтобы ее услышал хозяин.

     - Не твое дело! – прошипела Дылда, убегая.

     - В чем дело? – недовольно поинтересовался мистер Гриндл, услышавший громкий разговор за дверью своего кабинета.

      - За дверью стояла Мэри – служанка. – пояснила Ханна.

    Айзек ничего не ответил и скрылся в кабинете, громко хлопнув дверью.

    Когда Ханна спустилась к миссис Гриндл, та заинтересованно посмотрела на нее, но служанка молчала. Не дождавшись ответа, хозяйка раздраженно спросила:

     - В чем дело?

    Решив не раздражать еще и хозяйку, Ханна кротко ответила:

   - Мистер Гриндл спрашивал, справляюсь ли я со своими обязанностями и дал несколько рекомендаций.

   - Каких? – удивилась Кэтрин.

    - Посоветовал с большим прилежанием изучать Писание, это поможет мне выработать смирение и прилежание.

   - Вот! – начала восторженно хозяйка, потрясая указательным пальцем. – Я говорила тебе то же самое! Послушай его, он сам  испытал, когда после неудач и жизненных бурь Писание, вера и поддержка таких же единомышленников помогли ему встать на истинный путь.

     Глаза миссис Гриндл оживились и она начала рассказывать компаньонке историю, как она познакомилась с супругом и как сильно с тех пор он изменился в лучшую сторону. Слушать пришлось долго, но Ханна показала заинтересованность ее рассказом, потому Кэтрин с радостью продолжала хвалить супруга. И хотя рассказ миссис Гриндл  она слышала уже не в первый раз, решила, что лучше повторно выслушать рассказ, чем продолжать нудное чтение толстой книги и другие нравоучительные истории.

Глава 9

С тех пор, как Ханна попала в дом Гриндлов, прошло почти четыре месяца. Сью ушла, а Дылду, пойманную на подслушивании, уволили. На ее место приняли спокойную Марту, трудолюбивую, покладистую и, в отличие от Маленькой Мэри, совсем не склочную. Служанки быстро нашли общий язык и, если бы не экономка, то жизнь Ханны можно было бы назвать райской, однако Большая Мэри крепко держалась в доме, пользовалась поддержкой миссис Гриндл и считала себя особой, достойной некоторых привилегий, подчеркивая свое превосходство грубым обращением к прислуге, работавшей под ее началом.

     Если сказать по правде, то Мэри старалась служить верой и правдой чете Гриндл, но характером экономка сходилась лишь с хозяйкой. Мистер Гриндл относился к ее присутствию в доме просто снисходительно, поскольку особых причин для конфликта не было, кроме того, неприязнь он хорошо умел скрывать.

    Ханна обжилась на новом месте и быстро привыкла к здешнему укладу. У нее появились красивые платья, перешитые из подаренных хозяйкой ненужных нарядов. Будь ее воля, она бы выбрала иную расцветку ткани, но выбирать не приходилось, и она радовалась тому, что есть. Сама, за свои кровно заработанные деньги, она не смогла бы позволить себе подобного, потому к перепавшим ей нарядам относилась весьма трепетно и бережливо. Несколько расстраивало ее, что фасон платьев приходилось выбирать по строгой рекомендации Кэтрин и в соответствии с ее вкусом, так как миссис Гриндл весьма щепетильно относилась к тому, какое они произведут впечатление на общество. То же касалось и выбора причесок.

    Не обремененная тяжелым трудом, Ханна выглядела свежо и даже поправилась. Теперь у нее было достаточно свободного времени, которое она могла посвятить себе. Много часов было проведено перед зеркалом, пока она училась сама себе делать строгие, но несколько изысканные прически, пользоваться пудрой и румянами. А недавно ей достался флакон духов, которые разонравились миссис Гриндл. Команьонка была просто счастлива, казалось, что сбываются все ее мечты.

    Постепенно, пообвыкнув и поняв, что нравится хозяйке, а что вызывает у ее раздражение, она научилась правильно подавать себя. Теперь чтение нудных книг не вызывало у компаньонки раздражения и к манере общения миссис Гриндл она тоже привыкла.

    "У всех людей бывают недостатки, -  решила она, - даже у меня. Следует быть более снисходительным к другим".

    После этого, она стала немного иначе, более мягче и снисходительнее относиться к миссис Гриндл, тем более, что в ее столь ревностном увлечении Священным Писанием и верой, она ничего плохого не усмотрела.

    Человеку, чтобы быть довольным своим положением, необходимо сравнивать его с положением худшим. Ханна об этом помнила, тем более, что каждой утро, занимаясь прической перед зеркалом, она видела на своем лбу белую полоску, оставшуюся после встречи со слоном. Как сказал мистер Гриндл, аргумент был более, чем весомым.

    Подстроившись под миссис Гриндл, Ханна – Эмма теперь с удовольствие посещала воскресные проповеди, встречи с подругами Кэтрин, увлеченных общим благим делом, посещала магазины, сопровождая хозяйку, а иногда, когда у нее было свободных полдня, обычно по воскресеньям, она могла сама пройтись по лавочкам и прикупить себе какую-нибудь мелочь. Пожалуй, самое сложное из того, к чему ей пришлось привыкать, было ношение платьев с кринолином. Обручи не были железными, как было модно, а с конским волосом и не большого объема, однако даже в таком сидеть компаньонке было крайне не удобно.

    Кринолин был символом праздников и вальсов, и кокетки, желавшие затмить своей красотой всех других, старались сделать юбку как можно более объемной. В журнале мод, которых у миссис Гриндл было в изобилии, Ханна читала, что  у некоторых дам ширина кринолина доходила до 500 люймов (14 метров)! Как в них могли ходить дамы, она не понимала и воочию такой красоты не видела, но журналу «Королева», столь любимому хозяйкой, можно было доверять.

   После чудесного преображения, вызванного значительным улучшением ее материального положения, пусть и таким своеобразным способом, Ханна стала выглядеть достойно и респектабельно. Можно даже сказать, что она вновь родилась. Такое ощущение у нее появилось, после проявления мужского внимания, которым до сих пор Ханна похвастаться не могла. Нет, она понимала, что на нее и раньше обращали внимание, но это было гораздо реже и люди, дарившие ей украдкой внимание, были совсем другого уровня. Теперь же на нее смотрели не тайком или украдкой, а так, как положено приличным людям. Сопровождая миссис Гриндл, она заметила, что вокруг нее стало больше мужчин, а некоторые из их были даже очень приятной внешности и солидного достатка.

     "Вот что делает красивая одежда и надежда на хорошее приданное". - с грустью отмечала Ханна. От осознания причин столько возросшего внимания к ее скромной особе, ей было противно. Ведь это ее положение временное. Лишь стоит ей лишиться должности, как она вновь станет бедной служанкой, и все эти воздыхатели снова буду делать вид, что совсем ее не замечают.

     Хозяйка, отметив прохладное и уничижительное отношение служанки к проявлению мужского внимания, была весьма довольна, что выражалась в уменьшившимся количестве придирок.

     Успокоившись и научившись у миссис Гриндл  хорошим манерам, Ханна приобрела лоск и ухоженность. Хорошая, строгая одежда и весьма приятная внешность, вскоре позволили ей походить скорее на благовоспитанную даму, чем на невоспитанную и забитую служанку, но от дамы ее отличало то, что в церкви она всегда сидела на задних рядах. С развитием фабрик красивая одежда из роскоши стала скорее повседневной, даже просто состоятельные горожане могли позволить себе одежду по моде, чему так удивлялись иностранцы, приехавшие из Англии или Европы. Чтобы не путать чопорных дам с разряженной простолюдинкой в церкви знатные горожане и респектабельные дамы располагались на первых рядах.

    Несмотря на ее холодность и равнодушие к бросаемым на нее взглядам, некоторые из поклонников проявляли изрядную настойчивость, но, к огромному сожалению Ханны, это были: юный Эдвард, не ступавший в сторону без разрешения матери и сластолюбивый мистер Марч, который был давно женат и был уже почтенного возраста, но его любострастному взгляду могли позавидовать более молодые джентльмены. По городу среди служанок ходили слухи, что ни одну из своих служанок мистер Марч не обделяет вниманием, не обращая внимания на ее внешность и возраст.

    Если Эдвард позволял себе лишь не скромные взгляды и обильное пускание слюны, при виде Ханны, то мистер Марч позволял себе значительно больше. При выходе из церкви по окончании службы он каждый раз старался коснуться ее, но в этот раз, как бы невзначай задев, успел провести рукой по ее груди. От неожиданности Ханна обомлела и, прежде чем успела сообразить, залепила мистеру Марчу звонкую пощечину, на звук которой обернулись прихожане. Это был столько неприглядный случай, что никто хотел отказать себе в удовольствии посмотреть на него. Мистер Марч держался за пылавшую щеку, а испуганная Ханна подхватив многослойные юбки, выбежала из здания.

     Разразился скандал! Одно дело, когда мистер Марч зажимал по углам служанок, незаметно для приличного общества, а другое дело в храме Божьем, когда он за свою проделку получил прилюдную, весьма увесистую и с не свойственной для женской руки силой, пощечину. В Храме Божием надлежит думать о душе, а не о порочных телесных удовольствиях – судачились сплетницы. Над старым повесой смеялся весь город, миссис и мистер Марч теперь стыдились выйти в город. Как только она с супругом выходила из дома, над ними начинали смеяться. Тогда, в попытке хоть как-то оправдать мужа, миссис Марч прилюдно попыталась обвинить Ханну в ненадлежащем поведении и в подстрекании чужих мужей к сластолюбию. Особенно в разнесении подобного слуха преуспела миссис Марвел, которая не могла простить бывшей служанке скандал, испортивший ее репутацию благовоспитанной дамы. Преисполненная ненависти, она, не уставая, развлекала своих подруг неожиданными подробностями пошлого поведения неблагодарной, зазнавшейся служанки. Ей вторили миссис Марч и Дороти Палм.

      Когда Ханне донесли  о ходивших о ней сплетнях, она испугалась настолько сильно, что заболела от нервного напряжения, до того  боялась, что испорченная репутация оттолкнет от нее чету Гриндл и ее попросят покинуть их дом. Экономка Мэри только и подначивала миссис Гриндл, напоминая той, как кристально чисто имя хозяйки поднято на смех, и как развратная служанка, почти соблазнившая бедного мистера Марча в Божьем доме, подумать только, может очернить ее безукоризненную репутацию.

      - Айзек, ты там? – спросила Кэтрин, настойчиво стучась в запертый кабинет мужа.

      - Да, милая. – ответил он, пытаясь скрыть свое растущее раздражение.

     "Черт бы тебя побрал! Еще тут тебя не хватало". – злился он  сквозь зубы.

     - Айзек, милый, нам нужно срочно поговорить. – требовала супруга, нетерпеливо барабаня в дверь.

     - Дорогая, я занят. – попытался увильнуть он.

      - Это очень и очень важно. – настаивала Кэтрин, почти перейдя на крик. - Дело касается нашей репутации.

     - Да, что еще такое. – выругался Айзек, открывая дверь, все-таки репутацией он тоже дорожил. – Пойдем в гостиную, милая. – сказал он тоном, не принимающим возражений и взяв Кэтрин под локоть, стал спускаться по лестнице. Когда они расположились в гостиной, миссис Гриндл позвонила  и велела принести чая. Его принесла Марта.

      - Я думал, вы с Эммой читаете или вышиваете. – заметил  он.

      - Если бы! – начала Кэтрин. – Айзек, о Боже, ты даже не представляешь, что случилось. Эта дрянь… - она брезгливо повела губами, - нас опозорила!

     - Каким образом? -  его голос стал сухим и суровым. – Что она вытворила?

     - Она кокетничала с мистером Марчем и довела его до греха! – заплакала Кэтрин.

     - Какого греха? – насторожился Айзек, ожидая неприятной новости.

     - Прямо в храме Божьем! Прямо в храме Божьем! - повторяла она, уже рыдая.

     - Что в храме Божьем? - занервничал он.

     - Она соблазнила его!

     - Что?! – зарычал мистер Гриндл так громко и ожесточенно, что супруга даже перестала от испуга плакать. – Как это могло случиться?

    - Не знаю как. – отрицательно закачала головой она, показывая неосведомленность и свою полную непричастность. – Я только услышала этот ужасный звук, а когда обернулась, уже все…

     - Что все? Что там случилось? – злился он от нетерпения и злости. Его воображение уже рисовало самое непристойное, что только могла подсказать его фантазия, но что подобное можно сделать в церкви, он даже представить не мог.

     - Она вела себя непристойно и он… это видел весь город! - она запнулась.

     - Что видел? Ну же?

     - Он ее ущипнул! – у Айзека вырвался вздох облегчения.

     -  Кто он?!

     - Мистер Марч.

     - Кто?! – спросил он таким голосом, что Кэтрин совсем испугалась, думая, что Ханна совратила добропорядочного главу семейства. – И что дальше?

     - Пощечина?

     -  Кому? Кто дал пощечину? – уже ревел мистер Гриндл, раздраженный непонятливостью жены и полным отсутствием логики и порядка в ее рассказе.

     - Эмма.

    - Значит, он ее ущипнул, и она ему дала пощечину?

     Кэтрин не отвечала, лишь утвердительно покачала головой, как китайский болванчик и снова зарыдала, вытирая слезы платком.

     - О!! – выдохнул Айзек, то ли от раздражения, то ли от облегчения, что, наконец-то, что-то стало ясно.

     - Как она кокетничала?

     - Не знаю! – разозлилась уже его супруга. – Я там проповедь слушала, а не по сторонам смотрела.

     - А не мешало бы и по сторонам поглядывать. – съязвил муж. – Кто тебе сказал, что она кокетничала?

     - Мне рассказали.

     - Кто?

     - Доброжелательницы!

     - С такими доброжелательницами и врагов не надо. – злился Айзек. – Так кто тебе об этом рассказал? – упрямо настаивал он. От его голоса и тона, который еще ни разу не слышала, Кэтрин  растерялась и перестала отпираться.

     - Мэри. - ответила она, и заметив выражение его лица, пояснила: - Наша экономка.

     - Она там была?

     - Нет, но…

     - Нет? Так откуда она знает?

     - Ей сказали… - Айзек не стал дослушивать, а резко встал и, дотянувшись до колокольчика, позвонил. Через минуту раздались тяжелые шаркающие шаги экономки. Не успела она войти в комнату, как Айзек Гриндл приступил к допросу:

     - Вы видели, как Ханна кокетничала с мистером Марчем?

     - С Эммой!! – почти в один голос поправили его обе женщины.

     - Вы сговорились? – закричал он. – Какая разница, Ханна или Эмма, если она кокетничала с ним.

     На это обе женщины ничего не ответили.

     - Нет, мистер Гриндл. – наконец произнесла экономка.

     - Тогда откуда вы знаете, что она кокетничала? – не унимался он.

     - Мне рассказали об этом те, кто видели это безобразие. – напыщенно ответила Мэри.

     - Тогда почему они не сделали ей замечание, если видели все это?

     - Я не знаю, мистер Гриндл.

     - А я знаю! – закричал он на экономку. – Потому что они ничего не видели! Какая бы нормальная девица стала бы строить глазки этому старому, почти беззубому старому развратнику!  Она что, лучше себе не могла найти воздыхателя?! – кричал Айзек.

      - Не знаю, мистер Гриндл, но миссис Марч муж не кажется таким безобразным. – подлила масла в огонь Мэри.

     - А!! Так это миссис Марч всем рассказывает, какой у нее примерный муж и какая развратная у нас служанка?

     Теперь уже обе женщины испугались. Он всегда был выдержанным, не позволяя себе даже скверных слов, а тут его словно подменили.

      - Миссис Марч говорит, что у нее достойный, скромный муж, котор…

      - Который что?! – кричал мистер Гриндл. – Который служанок за задницы хватает и не дает им прохода, да так, что молодые служанки от них бегут и задерживаются только  безобразные, которым его внимание за радость?

     - Перестань, Айзек! – закричала надрывно миссис Гриндл. – Это такая мерзость! Откуда ты это знаешь? Этого не может быть.

    - Если ты об этом не знаешь, не значит, что этого нет! – прошипел он жене прямо в лицо. – Об этом в Блумсберге все знают и смеются над ним, над его неуемной распутностью. Прислуга друг другу рассказывает, предупреждая. – продолжал он. – А виновата так Эмма и должна страдать наша репутация? Вот уж нет! – от злости его трясло.

     - Я всегда говорила… - попыталась вставить слово экономка, чувствуя, что ситуация меняется в пользу прохвостки.

     - Я вас не спрашивал, - очень отчетливо произнес он, и продолжил:

     - Подумай сама, - обратился он к притихшей супруге, - стоит только уволить Эмму, общество решит, что ее уволили за дело, и не важно, виновата ли она на самом деле или нет. И стоит только нам дать ей расчет, как это сразу же воспримут, как вину Эмму и правдивость слов миссис Марч, а это бросит на нас тень,  хотя почти каждый знает, какой мистер Марч распутник.

    Миссис Гриндл всхлипнула.

      - Поэтому, - продолжал он, - вы с Эммой, с достоинством и гордо поднятой головой нанесете несколько визитов и как оскорбленная сторона на все сплетни, которые позволит себе сказать какая-либо ханжа, будете отвечать, что в большинстве случаев распускает слухи тот, кто хочет спрятаться. Ясно?

    Кэтрин согласно кивнула.

   - И чтобы я больше слез и причитаний по этому поводу не видел. – вполне миролюбиво закончил он. – С Эммой поговорю позже.

     Когда Айзек Гриндл ушел, Кэтрин и экономка многозначительно переглянулись, однако ни одна из них не решилась заговорить о  происходившем в комнате. Миссис Гриндл почувствовала себя одураченной сплетницами, а экономка из-за дурного предчувствия, слишком уж мистер Гриндл снисходительно относился к этой девице, но высказаться о своих сомнениях не решилась.

      - Можешь идти. – махнула рукой хозяйка и направилась в свою комнату. Сославшись на мигрень и нервы,  она выпила снотворного, и заснула раньше, чем обычно, что позволило Ханне подняться к себе в комнату и оставаться там дотемна.

     Миссис Гриндл накричала на нее и выгнала из комнаты, потому Ханна поднялась к себе и, обняв подушку руками, сидела в углу на кровати. Сидела и смотрела  одну точку до тех пор, пока не уснула. Разбудила ее прибежавшая Марта и сообщила, что хозяин хочет ее видеть.

    Увидев состояние подруги, Марта попыталась ее успокоить. Она села рядом на кровать и начала гладить ее по плечу.

    - Ну, перестань! Ничего страшного не произошло, бывает, случается и гораздо худшее.

     От ее жалости Ханна расплакалась.

    - Ну, что ты! – вздохнула Марта. – Все ведь знают, что мистер Марч такой похотник и гуляка. Это все сплетницы, им только дай повод. А если не дашь, так сами придумают.

      Видя, что Ханна не успокаивается, она положила ей голову на плечо и произнесла:

   - Красивая женщина, как хвост павлина, привлекает гораздо больше внимания, чем распущенный хвостик серого воробышка.

    Ханна улыбнулась сквозь слезы и, вытерев слезы, спросила:

    - Ты считаешь, что я красивая?

   Помолчав немного, Марта ответила:

    - А ты себя в зеркале не видишь? – ответила она вопросом на вопрос. – Знаешь, если бы я была хоть немного красивее, то уж точно не расстраивалась из-за того, что говорят обо мне другие. Мне было бы плевать. Я бы радовалась жизни и вниманию, а потом, когда подвернулся бы жених, вышла замуж и была бы счастлива. И знаешь, если бы меня кто-то ущипнул за задницу, я бы плакала… от счастья! – заплакала сама утешительница.

    - Марта, ну, что ты?! – бросилась уже Ханна утешать подругу. Теперь обе они сидели в обнимку и рыдали каждая над своей трагедией.

   - А что Марта, да Марта, на меня даже такое страшилище не посмотрит!

    Марта была полной женщиной с рябым лицом от оспин, с грубыми чертами лица и большим ртом. Ее руки  и плечи были большими, как у мужчины. В ней все было большим, включая и ее сердце. Только, если ее неказистая и грубая внешность бросалась в глаза всем, ее добрый и незлобивый нрав оставался почти не замеченным.

    - Какие глупости ты говоришь, - Ханна почти перестав плакать.

     - Это не глупости, - ответила Марта, - мне уже больше тридцати, а меня даже никто не пытался поцеловать.

    - Ты хорошая и добрая, в твоей жизни будет чудо, его нужно только   ждать.

    - Ждать? – грустно усмехнулась Марта. – И сколько ждать?

    - Не знаю. Я тоже жду.

     После взаимных признаний им обоим не стало на душе легче. Каждая из них осталась при своем, ведь ничего человек так хорошо не понимает, как то, что он испытал на себе. Марта спохватилась:

    - Тебя ждут.

    - Сейчас, только успокоюсь немного. – ответила Ханна, вытирая ладонями мокрые глаза. - Миссис Гриндл сильно ругалась?

    - Нет, - улыбнула Марта,  -  но она в сильном удивлении и трепете от крика супруга, представляешь! Даже экономке досталось.

    - А ей-то за что?

    - Да что б язык за зубами держала. Это он на нее кричал, а  хозяйка под руку попалась. Он ведь раньше на нее даже голоса не повышал. – заметила Марта.

   - Да уж, делов-то наворотил старый похабник. – уже пыталась шутить Ханна.

    - Долго не рассиживайся, а то и на тебя накричит, ты же знаешь его.

    - Уж мне ли не знать. – вздохнула Ханна и поднялась. – Ладно, пойдем. Где он?

    - Как обычно. Ты иди, завтра расскажешь, а я домой.

     - Уже? – спросила Ханна с сожалением, что остается один на один  с разъяренным хозяином дома

     - Не уже, а наконец-то! – поправила ее Марта и осторожно улыбнулась, пытаясь хоть как-то приободрить подругу.

    Ханна робко постучала в дверь рабочего кабинета мистера Гриндла.

 

Глава 10

   "Это последний раз! Он уволит меня!" - с горечью подумала напуганная Ханна, входя в кабинет.

    От осознания подобной возможности ей стало так тошно и страшно, что прикажи мистер Гриндл упасть ему в ноги и молить о снисхождении, она не раздумывая бы кинулась исполнять его желание.

   Он сидел за рабочим столом, обложенный со всех сторон бумагами и журналами, и делал пометки в книге. При ее появлении он не оторвался от своего занятия и никак не обозначил свое настроение. Мистер Гриндл был человеком скрытным и абсолютно не проницаемым, потому предугадать его поступки Ханне было крайне сложно. Стоя перед ним,  она каждый раз робела и ощущала себя глупой девчонкой. За всю ее жизнь с таким человеком она встретилась впервые. И сейчас,  она стояла перед ним понурой, с покрасневшими и заплаканными глазами, и по всем ее движениям было понятно, что она сломлена.

       - Плохо выглядите. -  заметил он, не поднимая головы. – Можете сесть. – и небрежно махнул рукой на стоявший напротив стола высокий стул.

       Служанка неловко села, стараясь не смотреть на говорившего,  и приготовилась услышать, что уволена и должна немедленно убраться из дома. Долго мистер Гриндл сдерживать себя не стал и, как только она присела, он сразу перешел к наступлению:

     - Я слышал, у вас появился страстный поклонник. – произнес он, усмехнувшись.

    Ханна отрицательно покачала головой, не поднимая глаз.

    - Что? – язвительно уточнил он, не сводя с нее глаз. – Я не расслышал.

    - Нет, мистер Гриндл.

   - Что нет? –  он выходил из себя. – Почему тогда мистер Марч позволил себе отнестись к вам столь фамильярно и неуважительно, будто вы - уличная девка, а не компаньонка моей супруги.

     Ханна молчала, ей нечего было ответить. Откуда она могла знать, почему этот сластолюбец позволил себе столь низкое поведение на виду у стольких людей.

     - Что вы молчите?! – рявкнул он и хлопнул кулаком по столу. От неожиданности служанка подпрыгнула на стуле, ее челюсть задрожала и она заплакала. - Вы хоть понимаете, что пострадала репутаций моей семьи? – все сильнее нападал он, обвиняя ее в случившемся.

    - Я не виновата. – сквозь рыдания шептала она, подняв на него глаза, но он оставался холодным и отчужденным. Мельком взглянув на нее, он отвернулся и начал расхаживать по комнате.

   - За всю мою доброту вы отплатили мне такой черной неблагодарностью? –  спросил он ледяным голосом. – У Кэтрин от расстройства истерический припадок и в этом виноваты только вы! Вы слишком зазнались и перестали ценить доверие, которое вам оказали.

     После его слов Ханна по настоящему почувствовала себя неблагодарной и не достойной снисхождения. Умом она понимала, что абсолютно ничего не сделала, за что ей следовало бы стыдиться, но голос мистера Гриндла звучал столько убедительно, а она была в таком состоянии, что уже сама почти верила в свою распущенность и черную неблагодарность.

    - Мне жаль. Мне очень жаль, - только и могла повторять служанка.

    - Как вы могли? Как вы могли так легкомысленно себя вести? – продолжал вопрошать он обличительным тоном. – Я вам верил! Я за вас поручился, хотя все были против, когда я нанял вас! Или вы думаете, что вам еще кто-то окажет подобное доверие?

     Он давил на ее страх, зная, как сложно ей будет найти новую работу в приличном доме без рекомендаций, не говоря уже  о возможности подыскать еще раз должность компаньонки.

    - Мне очень жаль… - продолжала твердить Ханна сквозь слезы.

    - Вам жаль? – зло прошипел он. – Вам всего лишь жаль?

    Он подошел к ней почти вплотную и, наклонившись, пронзительно посмотрел на нее. Увидев, его злые глаза и поджатые губы, у нее начиналась истерика. Уже не заботясь, как она выглядит сейчас, Ханна судорожно вытирала текшие ручьем по щекам слезы. Выждав паузу, он холодно произнес:

    - Да перестаньте, наконец, рыдать, у меня и без вас голова идет кругом.

    Ханна прижала обе руки ко рту и попыталась заглушить рыдания. Ее тело тряслось, а сквозь прижатые к губам руки прорывались похожие на похрюкивание поросенка звуки.

   Он смотрел на ее поникшие, вздрагивающие от всхлипов плечи и чувствовал удовлетворение. Все, как он и предполагал. Циничная, самодовольная улыбка на мгновение заиграла на его губах, но Ханна была не в том состоянии, чтобы это заметить. Мужчина направился к небольшому столику, стоявшему в дальнем углу кабинета, а затем подошел к ней и, немного постояв,  протянул стакан.

   - Выпейте. – сказал, он, но она не услышала его.

   - Выпейте. – повторил мистер Гриндл громче.

    Ханна протянула руку, взяла стакан, однако даже не поднесла его к губам.

  - Да выпейте уже, - рявкнул Айзек, потеряв терпение. – это поможет успокоиться.

    Служанка подняла стакан, сделала глоток и чуть не подавилась - невыносимая горечь заполнила все горло и рот.

    - Знаю, что горько, но надо выпить, иначе не сможете успокоиться. – терпеливо объяснял он.

     Ей ничего не оставалось, как залпом выпить все содержимое стакана, пить по чуть-чуть было просто не выносимо. Мистер Гриндл забрал у нее пустой стакан и направился к креслу, в котором удобно расположился. Он сел низко, широко раскинув ноги. В его руке также был стакан, наполненный чуть меньше половины. Сделав глоток, он выжидающе стал смотреть на Ханну.

     - Что это было? – спросила служанка.

     - Лауданум. – коротко ответил Айзек Гриндл. – Как вы себя чувствуете?

     - Лучше, только голова закружится.

     - Это не страшно. – успокоил он, продолжая внимательно на нее смотреть. Увидев, что служанка вполне успокоилась, он направился к двери и тихо, стараясь не привлекать внимание, закрыл дверь на ключ.

    - Что вы делаете? – спросила Ханна, заметив что-то не ладное.

    - Я хочу с вами серьезно поговорить, – невозмутимо ответил Айзек и снова сел в кресло. - о вашем поведении. Мне следует разобраться, как поступить с вами.

    Ханна молча его слушала.  Она уже перестала плакать и спокойно сидела на стуле, напротив кресла мистера Гриндла.

     - Как вы себя чувствуете? – поинтересовался он вновь.

     - Сильно кружится голова и она такая тяжелая. – пожаловалась Ханна.

     - Зато вы успокоились.

     От головокружения вся комната поплыла перед глазами и она покачнулась, но мистер Гриндл уже был рядом.

      - Держите себя в руках. – строго сказал он, поддерживая ее за плечо.

      - Не могу. – пробормотала она медленно, заплетающимся языком.

      - Вы обессилили из-за истерики. Если так будет продолжаться, вы можете упасть. – предупредил мистер Гриндл и подошел ближе. Его рука коснулась ее шеи, не прикрытой платьем, от чего служанка вздрогнула.

     - Тише, не стоит так волноваться. – попытался успокоить он Ханну. – Я не собираюсь делать ничего плохого.

     Сказав это, он сильно потянул ее за руку к себе. Ханна сделала попытку избежать касание его телом, но ноги  почти не держали и качало ее столь сильно, что она была вынуждена схватиться за его колени, чтобы не рухнуть прямо на пол.  Он потянул ее за руки вверх, помогая подняться и она оказавшись прижатой к нему всем телом. Ханна почувствовала, как его дыхание участилось.

     - Что вы делаете? – испугалась она и попыталась оттолкнуть мужчину от себя, но держал он ее крепко и Ханна не смогла отодвинуться даже на дюйм.

    - Ну, что ты так испугалась? – плотоядно шептал он, в то время, как его рука с силой стала стискивала ее грудь.

    - Отпустите. Не надо, я закричу. – заметалась она, пытаясь пнуть его по ноге.

    - И что будет? – зло усмехнулся он, продолжая теперь уже обеими руками ощупывать ее тело, не скрывая своего плотского желания. – Даже если услышат, что вряд ли, крайней останешься ты. Все узнают…

    Он крепко держал ее, в то время как его губы стали покрывать ее шею жадными поцелуями. Она резко махнула головой, намереваясь ударить его, но ее опьяненное тело не слушалось и  он с легкостью увернулся. Ее сопротивление только еще большего разжигало его похоть.

    Айзек схватил  ее за волосы  и начал грубо толкать всем телом. Когда Ханна уперлась спиной в большой стол,  он свободной рукой начал задирать юбки, пытаясь добраться до ее ног.

     – Все узнают и все дома в округе будут для тебя закрыты. И что ты будешь делать? – продолжал  он угрожать, гладя ее бедро. На его красном вспотевшем лице развратная улыбка больше была похожа на оскал волка. Ханна продолжала сопротивляться, но остановить распаленного Айзека было не в ее силах.  Уже через мгновение он добрался до разреза на панталонах и стал грубо разводить ее ноги, но служанка продолжала сопротивляться изо всех сил. Ноги у нее были сильными, потому от злости и желания он начал кусать ее шею и рвать горловину платья. Платье с треском порвалось на лифе, обнажив корсет и приподнятые им полукружия пышной груди.

       - Все об этом узнают! - попыталась она вразумить его.

      - Ты мне, маленькая шлюха, угрожаешь? – прошипел он, расстегивая штаны. – А?

      - Нет, но живот будет скрыть невозможно, - огрызнулась она.

      Быстро справившись с брюками и высвободив свой большой и красный от возбуждения орган, он сильно дернул ее за волосы и уронил спиной на стол, стараясь другой рукой,  раздвинуть ее крепко сжатые ноги. Служанка не поддавалась, и он, возбужденный до крайней степени, отчасти из-за ее сопротивления, уже плохо себя контролировал и стремился всем силами пробиться  бедрами к ее промежности. Айзек толкнул ее и, потеряв опору на гладко отполированной поверхности, она оказалась лежащей на столе, а сверху на нее навалилось его толкающее и ерзающее тело, подчинявшееся сейчас только порывам и желаниям возбужденной плоти.

       - Перестаньте! Не надо! – почти кричала она. - Я боюсь!

       - Чего? – зло спросил он, не останавливаясь.

      - Беременности.

      - И только этого? – поиздевался он, продолжая ерзать на ней всем телом. Он уже почти был близок к излиянию.

       - Да.

     Услышав ответ, Айзек на мгновение замер, а затем стал еще грубее и агрессивнее. Он тяжело дышал, и был весь взмокшим.

     - Черт бы тебя побрал! – сквозь зубы процедил он. Скандал с обрюхаченной служанкой ему был не нужен, но и слезть с нее, не удовлетворив себя, мистер Гриндл уже тоже не мог.

     - Только это?

     - Да!

      Борясь, они не переставали разговаривать. Ханна пыталась вразумить его, а он ее заговорить, чтобы она не вздумала закричать. Она была сильной, чего он совсем не ожидал от женщины, потому борьба продолжалась долго. Его эрегированный член, слишком долго терпевший целибат, терся о ее живот и бедра и грозил излиянием еще до того, как он сломит ее сопротивление и войдет. А это было бы слишком обидно, так далеко зайти и даже не совратить служанку. Ярость добавилась к похоти.

      - Боишься? – прошипел он, - тогда на колени.

     Он перестал бороться с ней, но сильнее вцепился в ее волосы и стянул ее со стола на пол. Чтобы ускорить ее падение и добиться послушания, он подбил ей ноги.

     - На колени, потаскуха! – и его рука, дернула за волосы так сильно, что она упала на четвереньки. – Я сказал на колени. – рычал он и направляя ее за волосы, поставил перед собой на колени. Перед ее лицом оказался его разгоряченный член, с ярко красной разбухшей головкой, с которой липкими каплями что-то стекало.

      - Этого ты можешь не бояться. – зло усмехнулся он и держа рукой свой орган у основания, стал размахивать им перед ее носом, как увесистой дубиной. Мистер Гриндл крепко держал ее за волосы и, не имея возможности вывернуться,  Ханна вынуждена была созерцать его возбужденный орган.

      - Смотри на него, - приказал Айзек  и подтолкнул ее голову к своему члену так близко, что ей пришлось скосить глаза. – Смотри. Красивый?

     Красивый или нет, испуганная служанка не могла определиться, сравнить ей было не с чем, но в такой момент спорить или высказать сомнение она не рискнула, вдруг он снова попытается взять ее силой, доказывая его силу и красоту, поэтому  живо согласилась:

      - Д-да!

      - Правда? – не унимался он.

      - Да, да!!

      - Тогда слушай, - от его тряски за волосы у нее выступили слезы. – если сделаешь, что скажу, получишь доллар  и останешься работать, если нет, я тебя изобью, но все равно возьму. Ясно? – пригрозил он.

      - Да!

     - Поняла? –  медленно процедил он сквозь зубы и, не дождавшись ответа, прикоснулся влажной красной головкой  ее закрытых губ. Она попыталась дернуться, но не смогла.

      - Зубы выбью, если укусишь! Поняла? – служанка молчала – Поняла?! – зло переспросил он. Добиваясь согласия, он снова с острасткой дернул за волосы, и как только она приоткрыла рот, что произнести спасительное «да», он с силой втолкнул в него влажную, уже готовую к излиянию, головку, а затем протолкнул до упора  изнемогающий от желания член.

     От упиравшегося в глотку  набухшего органа, Ханна не могла дышать и еле сдерживала рвотный порыв. Его темная поросль стояла перед ее глазами. Она закрыла глаза и попыталась подавить новый рвотный позыв, от которого ее спасло наличие мужского органа во рту, оказавшимся спасительным средством.

    Как только Ханна смогла чуть отдышаться, к ее ужасу мистер Гриндл начал двигать бердами и его большой член начал двигаться у нее во рту. Помня об его угрозе, она изо всех сил пыталась не смокнуть зубы, борясь с сокращающимся желудком. А мистер Гридл начинал двигаться все быстрее и быстрее.

     - Давай, шлюха, за доллар! – подгонял он и двигался так быстро, что слюни стали стекать по ее подбородку, но он этого не замечал, сосредоточившись на своих ощущениях.

     - О, какая ты развратная потаскуха! –  шептал он.

    Ханна уже держалась из последних сил, но он так сильно тряс ее голову, что когда внезапно остановился, не могла в это поверить. Она облегченно вздохнула, но мужчина затрясся всем телом и ее рот, внезапно, чем-то заполнился. Она попыталась откинуть голову, но он только сильнее прижимал ее и стонал:

      - Глотай, глотай, грязная девка! – и не отпускал ее до тех пор, пока она не сделала усилие над собой и не сглотнула накопившуюся во рту жидкость, перемешанную со слюнями.

      Отпустив хватку, Айзек упал на стул своим всем весом. Он сидел расслабленным и даже умиротворенным, но все еще держал Ханну за руку. Его глаза были закрыты. Когда она попыталась встать, мужчина удержал ее:

      - Не так скоро. Оближи его еще раз.- приказал он. Заметив ее волнение, он притянул ее к себе ближе и аккуратно, но настойчиво наклонил ее голову к обвисшему и уменьшающемуся прямо на глазах органу.

     - Ну же! Как леденец на ярмарке. – подбодрил он ее. Когда она начала водить языком по обмякшему члену, он начал нежно гладить ее по голове.

     - Достаточно. – мягко остановил он. Потом встал, застегнул штаны и протянул руку Ханне, до сих пор сидящей на полу. – Вот видишь, ничего страшного.

     Опираясь на его руку, она не могла встала, ее затекшие после долгого сидения ноги плохо слушались. Мистер Гриндл мягко подтянул  ее к себе и посмотрел ей в лицо, тщательно его изучая.

      - Если напугал тебя, прости. Сожалею о грубости, но… - он сделал паузу и, протянув руку, открыл выдвижной ящик злополучного стола, потом взял руку Ханны и вложил в ее ладонь 5 долларов. Посмотрев на деньги, она ничего не ответила, тогда он снова притянул ее к себе.

      - Прими это как благодарность. – сказал он, видя ее замешательство. –  Можешь иди к себе.

      - Я не уволена?  - спросила она.

      - Не будь глупой, - ответил он, - конечно, нет.

      - Вы…вы…вы называли меня… - она не могла сказать этих слов.

      - Шлюхой, грязной потаскухой и развратной девкой? – уточнил он, гладя ей в глаза. Не получив ответа, он объяснил: – Это комплемент, я не люблю святош и праведниц.

      - Но вы…, а как же…? – не могла подобрать слов, пораженная Ханна.

      - Кэтрин? – спросил Айзек.

      Ханна кивнула.

     - Лицемерная ханжа и чопорная дура. – так просто и коротко объяснил он. – Еще вопросы?

      Ханна была поражена. Не услышав ответа, мистер Гриндл решил, что объяснения окончились.

     - Тогда,  - сказал он, - будем считать, что роковой инцидент исчерпан. Думаю, что щедрое вознаграждение окупило ваши страдания.

      Служанка молчала, не зная как ответить.

    - Думаю, что да. – ответил он за нее. – Кстати, если иногда вы будете баловать мой леденец своим нежным язычком, можно будет поговорить о повышении вашего жалования. О значительном увеличении жалования.  – он чувственно улыбнулся. – Но надеюсь, что все это вы будете хранить в секрете, и от прислуги в том числе. Спокойной ночи, Ханна.

    Он подошел к двери кабинета и открыл ее для служанки, давая понять, что на сегодня все разговоры окончены. На онемевших и почти не гнущихся ногах Ханна растерянно вышла и медленно побрела к черной лестнице. Уже поднимаясь, она с содроганием вспомнила случившееся и вытерла лицо и рот рукавами. К счастью, на пути в свою комнату она никого не встретила. Добравшись до кровати, она разделась, и как только легла на подушку, тотчас заснула крепким сном.

 

Глава 11

 

  Спала она столь крепко, что утром, пришедшая будить Марта, не могла ее растолкать. Только после нескольких сильных толчков и громкой беззлобной ругани, Ханна очнулась. На нее смотрела удивленная Марта:

      - Ничего себе, ты дрыхнешь, как сурок. А я так не могу, - продолжала она, - если переживаю, то глаз не сомкну.

      - Я тоже. – уверила ее подруга.

      - Оно и видно. – пошутила Марта, - Не важно выглядишь.

      - Перенервничала.

      Марта посмотрела на нее внимательно.

     - Нельзя так  переживать. Можно подумать, истерия – заразная болезнь. Если дело так пойдет, то скоро и мы с Марджори станем такие же нервными. – хихикнула она.

       Ханна, спустившая ноги с кровати на пол, сидела в помятой рубашке и сильно растрепанная. Марта еще раз ее внимательно осмотрела, и немного подумав, спросила:

      - Ты вчера разговаривала с хозяином?

      Ханна кивнула.

     - И? – любопытство не оставляло Марту в покое.

      Ханна снова не подала голоса, лишь повела плечом. Марта так и не поняла, что означает это жест, потому первая начала рассказывать свежие новости:

     - Не знаю, что было вчера у них с супругой, но сегодня мистер Гриндл проснулся рано и в весьма приподнятом настроении. Утром он был в спальне супруги и они помирились! - увидев вопросительно приподнятую бровь подруги, она поспешила пояснить. – Ну, наверно примирилась, после вчерашнего крика. Он пришел в ее спальню с цветами, побыл с ней некоторое время, а потом вышел весь сияющий. Представляешь?

     От ее «представляешь» перед глазами Ханны представилась совсем другая картина, произошедшая вчера поздним вечером. От воспоминаний, ее щеки покрылись румянцем.

     - Ты чего это? – удивилась Марта. – Что ни скажи, так сразу ужас и трепет, прямо, как юная леди. А, чуть не забыла, - спохватилась она, - хозяин велел, чтобы ты помогла привести в порядок миссис Гриндл, и сказал, что вы поедете навестить Преподобного Поупа.

     - Я не уволена! – спохватилась Ханна.

    - Судя по всему, нет! – улыбнулась Марта, - он добр, как никогда, а хозяйка еще ворчит, но уже почти успокоилась. И думаю, - Марта вперилась глазами в Ханну, - не стоит будить в ней успокоившуюся бурю, потому живо собирайся и спускайся. Согласна?

      - Да! – улыбнулась Ханна и поспешила привести себя в порядок.

    Постучавшись, компаньонка вошла в спальню. Миссис Гридл была в хорошем настроении и вся светилась, но, увидев Ханну, сделала такое лицо, словно держала во рту дольку лимона.

     - Доброе утро, миссис Гриндл, - тихо сказала служанка и подошла к хозяйке, чтобы помочь ей переодеться, но та сидела как каменная статуя. Наконец, она соизволила повернуть голову.

     - Если бы не ты, оно было бы по истинному добрым, но ты портишь все, к чему прикасаешься. – зло сказала она. - Мы с мужем никогда не ругались, слышишь, никогда! Он никогда не повышал голос в моем присутствии и не позволял грубостей. И все, что вчера случилось – это по твоей вине! Но, мой муж, очень добрый человек и хороший муж, потому он уже просил у меня прощение за свою невыдержанность. – видимо, вспомнив, как муж просил прощение и заглаживал свою вину, она улыбнулась. – Также он просил быть снисходительным к тебе. – ее лицо снова стало хмурым.

      Ханна стояла тихонько, как мышка и молча выслушивала придирки хозяйки, стараясь ничем не раздражать ее. Не видя сопротивления или непослушания, раздражение миссис Гриндл быстро иссякло:

    - И только по просьбе моего супруга, я тоже буду к вам снисходительна, тем более, что отныне, мы с мужем будет более бдительно наблюдать за вами и не давать вам ни малейшего шанса на необдуманный поступок. Как сказал Айзек, вы еще юны и не разумны, потому надлежит в вас воспитывать добродетели. Я  не ваша мать и ни в коей мере не желаю ей быть, но следить за вами Эмма буду более тщательно.

     Высказав все, миссис Гриндл успокоилась и перешла к повседневным делам. После того, как она переоделась и была сделана прическа, она спустилась в гостиную, где  ее жал супруг.

     Стоило им только войти, как он поднялся со стула и быстро подошел к жене. Поцеловав ее руку у запястья, он посмотрел ей в глаза и улыбнулся самой теплой улыбкой.

     - Ты сегодня так прекрасная! – нежно сказал он, не сводя с супруги глаз, подвел ее к столу и помог ей сесть за стол. - Сегодня чудесный день, почти как маленький праздник, потому я просил Марджори приготовить что-то особенное и легкое, чтобы наше хорошее настроение длилось как можно дольше.

     - Это так любезно, мой милый Айзек! – чуть не плакала от умиления миссис Гриндл. – У меня словно крылья за плечами выросли. Чтобы не подали, я буду очень рада. – Кэтрин не сводила с супруга влюбленных глаз.

       Ханне казалось, что еще мгновение, и она расплачется. Глядя на все происходящее у нее перед глазами, она просто поражалась лицемерности и изворотливости хозяина. Но то, что он был обаятельным и умел расположить к себе супругу, этого она отрицать не могла.

     "Надо же, как легко женщину обвести вокруг пальца, - не переставала удивляться Ханна, - стоит только посмотреть на нее влюбленными глазами, сказать несколько нежных слов и мы таем или становимся слепыми, всецело верящими в великодушие и порядочность мерзкого и изворотливого типа".

       Мистер Гриндл, снова, словно почувствовал ее мысли, поэтому повернулся к  Ханне. Его супруга, тоже повернула голову следом за ним.

     - Доброе утро Эмма. – сухо, но спокойно произнес он. – Думаю, что впредь вы будете себя вести более серьезно и скромно. Понимаю, что юным девушкам свойственно кокетничать, но призываю вас все же быть более сдержанной и  благонравной, в противном случае, я вынужден буду применить меры.

      Какие именно меры, он не уточнил, но по его глазам было понятно, что в случае неповиновения Ханне мало не покажется. Решив не лезть на рожон, она тихо склонило голову, и покорно ответила:

      - Да, мистер Гриндл.

      - Вот и хорошо.

     После этих слов они с мистером Гриндлом встретились взглядами и Ханна заметила, что в его взгляде чувствовалось что-то, чего раньше она по отношению к себе не замечала. В его глазах читалась насмешка, радость скрываемой победы, снисхождение и одновременно удовлетворение, а так же их единство, исходившее от связывавшей их взаимной тайны. Чтобы ни было, но это было чем-то новым, появившимся после вчерашнего происшествия и связывало только их двоих. Мистер Гриндл отвернулся и обратился к супруге:

      - Думаю, что вам не стоит сидеть дома и следует все же съездить на прогулку. Ваше появление должно пристыдить сплетниц, особенно Маргарет и ее свиту. – он усмехнулся. – Не следует ей давать повод для радости. Если она так яро поддерживает мистера Марча, то пусть для поддержки пригласит к себе на ужин и познакомит с Лидией. – говорил он с усмешкой.

       - Милый, нельзя так… – начала было Кэтрин, но Айзек ее перебил:

      - О чем ты, милая? – он изобразил искреннее удивление. – Мистер Марч, как утверждает миссис Марвел, достойный и праведный человек, и нет ничего зазорного в  том, чтобы оказать ему поддержку.

      Сначала опешив, миссис Гриндл все-таки поняла сарказм мужа и, не удержавшись, прыснула от смеха, хотя постаралась как можно скорее успокоить себя.

     - Да, милый, ты как всегда прав!

     Тем временем, Ханна – Эмма, расставляла тарелки  с едой и отгоняла любые мысли, которые могли отвлечь ее от работы. Пока все хорошо и не стоит изводить себя мыслями и отвлекать. Обо всем, что произошло вчера, она подумает вечером, когда будет одна в комнате.

     После обеда, как и намечали, они собрались встретиться с мистером Поупом. Если нужно прекратить кривотолки и найти поддержку в обществе, то, конечно, в первую очередь следует заручиться поддержкой уважаемого всеми человека, мнение которого значительно влияет на общественное мнение.

      Передвигаясь по городу, миссис Гриндл и ее компаньонка, чувствовали на себе косые осуждающие взгляды. Ханне казалось, что все только и делают, как перешептываются за ее спиной и смеются, рассказывая про нее скабрезные шутки и сплетни. Ханна раскисла и расплакалась бы на виду у всех, но мистер Гриндл, решивший поехать с ними, произнес:

      - Даже не вздумай! Плачет виновный или слабый. Твои слезы воспримут как слабость и податливость и примутся терзать тебя глупыми лживыми сплетнями, как стая голодных волков. Сядь ровно и подними выше голову. Только покажи слабость и до конца дней придется слушать похабные шутки про тот случай.

     - Милый, не говори таких слов. – начала  Кэтрин.

     - Как не говорить? Делать можно, а говорить нельзя? – не удержался он.

     - Много что есть и говорить об этом не прилично. – напомнила она ему.

     - Поверь, Кэтрин, приличия не мешают людям распускать грязные слухи, смаковать подробности  и пытаться измарать других в грязи, пытаясь переложить свою вину на других.

       Миссис Гриндл не нашлась чего ответить. Продолжая хранить молчание, они доехали до церкви.

       Когда она вошли в церковь, певчие как раз распевались. Заметив вошедших, они перестали петь и замерли в  ожидании. Мистер Гриндл направился прямо к ним.  За ним шли миссис Гриндл и Ханна – Эмма. Айзек первым любезно поздоровался:

       - Добрый день, леди и джентльмены. Сожалею, что прервал вас и прошу, продолжайте. Мне доставляет удовольствие, слушать ваше пение.

     Видя его хорошее расположение духа, женщины, состоящие в хоре, стали друг с другом перешептываться, но он оставался непробиваемым.

     - Что то случилось, мистер Гриндл? – спросил высокий Джон, который состоял в церковном хоре. Он был немного медлительным, но зато прилежным прихожанином, и пользовался авторитетом среди певчих.

     - Да, как сказать. – начал мистер Гриндл. – Я бы хотел видеть преподобного Поупа и поговорить с ним об одном инциденте, который совсем недавно произошел.

     - К сожалению, его сейчас здесь нет, но он скоро вернется. Подождете его немного?

    - Да. Нам нужно с ним серьезно поговорить.

    - О чем, если это не большая тайна? – спросил он, обводя пришедших внимательным взглядом.

    - Ты, наверно, догадываешься. Я хотел бы поговорить с пастором и поставить вопрос о недопущении на собрания недостойного человека, который своими поступками и многочисленными неблаговидными поступками позорит свою семью и весь наш город. – с пафосом ответил мистер Гриндл, делая особое ударение на многочисленных неблаговидных проступках.

     - Понимаю. - согласился Джон. Потом он внимательно посмотрел на Ханну, и добавил: - И поддерживаю ваше решение.

    - Правда? – поинтересовался Айзек.

    - Да. Я видел, как это произошло. Это было просто немыслимо дерзко и… - он не смог подобрать слово, выражавшее его чувства и позволительное для произнесения в  храме Божьем.

    - Благодарю за поддержку. - кивнул головой мистер Гриндл.

    - Не за что. – ответил тот. – Если вы будете ожидать Преподобного здесь, позвольте Ханне петь с нами.

     Заметив удивление собеседника, Джон пояснил:

     - Раньше Ханна часто пела в хоре, пока не стала работать в доме у миссис Марвел. Или вы против?

     - Нет, я просто очень удивлен.

     Миссис Гриндл тоже была поражена:

     - Эмма, я и не знала, что ты умеешь петь! – воскликнула она.

    - А почему  Эмма? Она же Ханна! – удивился Джон.

    - Ну, друг мой, чего только женщинам в голову не придет. – усмехнулся мистер Гриндл, глядя на свою супругу.

      Ханна, обрадованная, что хоть кто-то видел, что произошло с ней на самом деле и ощутившая поддержку, с удовольствием присоединилась к хору. Она любила петь, а в такой момент, когда дела складывались столь успешно, ей показалось, что сейчас самое время спеть что-нибудь благодарственное. Хор как раз собирался петь «Ближе, Господь, к Тебе», написанный Сарой Флауэр Адамс, поэтому Ханне дали сборник в руки и она приготовилась. Когда хор запел:

«Ближе, Господь, к Тебе, ближе к Тебе,

Хотя б крестом пришлось подняться мне

Нужно одно лишь мне:

Ближе, Господь, к Тебе…»

Лицо миссис Гриндл приобрело торжественное выражение, а после третьего куплета:

«Там лестница наверх, к свету ведет

Страхи оставлю здесь, вся печаль сойдет.

С ангелом за руку вверх я взойду к звезде:

Ближе, Господь к Тебе…»

      Ханна увидела, как Кэтрин украдкой вытирает слезы умиления, и не смогла удержать улыбки. А потом, случайно она немного повернула голову и заметила заинтересованный взгляд мистера Гриндл, который смотрел на нее пристально и совершенно не смущаясь. Ей стало стыдно. Судя по тому, как он смотрел на нее, вчерашняя встреча с леденцом не была последней. Вспоминать о таком постыдстве именно сейчас, в храме, ей показалось кощунством, и она стала красной.  Заметив, что служанка покраснела, у мистера Гриндла поднялось настроение и полуулыбка-полунасмешка еще долго не сходила с его губ.

    Когда хор закончил петь, все будто в раз переменилось. Женщины, поющие с Ханной, уже не были к ней так враждебны, как в начале встречи, словно светлый гимн смыл с нее все грязное и гадкое и теперь она стояла теперь ними, очищенная от скверны. Из-за хорошего исполнения, у певцов хора поднялось настроение. Почти все убылались и находились в прекрасном расположении духа.

      - Мы так рады, что ты теперь снова с нами поешь! – выразили свое удовольствие Рутт и Джуди, с которыми раньше Ханна часто общалась. – Надеемся, что теперь мы чаще сможем видеть тебя в хоре.

     - И мне бы очень этого хотелось. – улыбнулась Ханна. Сестры были добрыми, милыми, но такими болтушками! Ей показалось, что она находится между двумя попугайчиками, которые повторяют друг за другом, чтобы собеседник не смог пропустить мимо ни одного слова, даже самого незначительного.

     - А нам – то как! Когда ты перестала петь, к нам пришла Лидия Марвел. Она, конечно, неплохо поет, - затараторила Джуди, - но у тебя получалось все же лучше! – шепотом закончила за нее Рутт.

    - Я тоже очень рад, что ты теперь снова с нами. – подтвердил подошедший к ним Джон.

    - Спасибо, очень приятно, что обо мне не забыли! – Ханне была счастлива слышать, что кто-то о ней помнит и рад ее видеть. Она просто светилась от счастья! Джон был простом парнем, немногословным, но от его поддержки у нее сразу спала гора с плеч. А от его улыбки  ей стало легко и просто на душе. Нет, она не была влюблена в него, но его забота и внимание льстили ее самолюбию. Она не смогла удержаться и широко улыбнулась. Уже давно Ханна не была так счастлива и не ощущала такой радости и ощущения свободы.

     - Кстати, а где Лидия? – иронично поинтересовалась Джуди. В ее голосе почувствовались капелька ехидства.

    - Наверно у портнихи.  – хихикнула Рутт.

    - Ну и ладно, зато с нами сегодня Ханна. Давайте еще споем? – предложила Джуди и рядом раздались одобрительные голоса.

     Когда преподобный Поуп вошел в зал, он застал идиллическую картину: супруги Гриндл, держась за руки, с воодушевлением внимали поющим, а безмятежная Ханна, какой она была раньше в доме его сестры, с удовольствием пела в хоре и улыбалась.

      - Слава тебе, Всевышний! – воскликнул в сердцах он. - Хоть какое-то хорошее событие за весь суетный день.

    Напряжение ушло и, когда хор окончил петь гимн, он подошел поприветствовать чету Гриндлов, на его лице появилась немного грустная, вымученная, но все же улыбка.

     - Кого я вижу! – негромко воскликнул он. – Рад вас видеть.

     - Мы тоже, Преподобный Поуп! – отозвалась первой на его слова миссис Гриндл.  – И я, и мой супруг, получили истинное удовольствие, ни с чем не сравнимое…

     - Рад вас приветствовать. – перервал ее супруг и встал, чтобы поприветствовать мистера Поупа. – Если вы не возражаете, мы бы хотели побеседовать с вами. Обещаю не отнимать у вас  много время.

    Кэтрин ничего не оставалось, как замолчать и отдать инициативу в руки мужа. Она была недовольна, но перечить не стала.

   - Давайте поговорим в моей комнате. – предложил мистер Поуп. Супруги последовали за ним. Разместившись, мистер Гриндл снова взял разговор в свои руки.

   - Мы приехали к вам, Преподобный, чтобы обсудить недавно произошедшую ужасную ситуацию и сложившееся на данный момент положение.

     Мистер Поуп и до этого момента был напряжен, но теперь его лицо приняло очень сосредоточенное и озабоченное выражение.

     - Я вас слушаю. – он был достаточно проницательным человеком, и сразу догадался, о чем пойдет речь. Предстоял не простой разговор о щепетильной ситуации, которого  он вполне ожидал и боялся, опасаясь, что чета Гриндл пришла сообщить ему, что хотели бы найти себе другую прислугу, поскольку репутация Ханны их теперь могла не устраивать. Он тяжело вздохнул и приготовился слушать.

    - Совсем недавно моя супруга – миссис Гриндл посетила вашу проповедь, по окончании которой имел место быть один чрезвычайно неприятный инцидент. – начал рассказ Айзек. Преподобный молчал и лишь равномерно покачивал головой, показывая то ли на то, что внимательно слушает, то ли свидетельствуя о том, что в курсе этого инцидента. - Я глубоко оскорблен действиями мистера Марча и считаю, что таким людям, как он, нет места среди достойных людей города. Я хотел поставить вас в известность, что намереваюсь созвать общественное собрание и поставить вопрос о запрете посещать мистеру Марчу церковь. Что скажете?

    Проницательные серые глаза пастора пристально рассматривали мистера Гриндла. Мистер Поуп был удивлен.

     - А вы знаете, о распускаемых в городе сплетнях? – осторожно поинтересовался он.

     - Да, я в курсе. К сожалению, некоторые особы с несказанным удовольствием передают друг другу нелепости и разносят их от одной сплетницы до другой. Я считаю это неприемлемым и хотел бы пресечь подобные вещи.

     - Хорошо вас понимаю, - тяжело вздохнул Преподобный Поуп. - но к сожалению, я не могу лично поднять это вопрос на обсуждении. Видите ли в чем дело, Ханна мне все же не чужая, и если я попытаюсь что-либо предпринять, чтобы защитить ее, вы знаете, как это воспримут некоторые люди и используют в своих корыстных целях. Как минимум, они обвинят меня в предвзятости.

     - Понимаю. – согласился мистер Гриндл, - но оставлить подобную выходку без ответа, невозможно. Совершенно не возможно! Тогда каждый решит, что подобное можно совершать совершенно безнаказанно. – горячо воскликнул он.

    - Я обескуражен и ужасно неприятно удивлен, что подобное произошло в этих святых стенах, тем более что за мисс Норт я переживаю, как за родную дочь.  Но в данной ситуации, при всем желании не могу ничего сделать. Я смогу только поддержать ваши начинания. Вы понимаете?

     - Абсолютно.

     - Тогда я был бы рад и очень благодарен вам, если вы сможете разрешить эту ситуацию. И окажу вам всю возможную поддержку.

     - Хорошо. Тогда для начала я хотел бы узнать, кто разносит столь нелепые грязные слухи?

     - Вы не догадываетесь? – спросил пастор. В его глаза появилась жесткость.

     - На этот счет я имею предположения, но все-таки мне хотелось бы быть в этом вопросе более уверенным. – Айзек не сводил глаз с мистера Поупа, ожидая ответа на свой вопрос.

     - Позвольте спросить,  почему вы так близко принимаете сложившуюся ситуацию? - неожиданно поинтересовался пастор. Его глаза сузились и со стороны казалось, что все же червяк сомнения гложет мысли Преподобного. За много лет служения он повидал много людей и слышал множество исповедей... И уж кто, как не он знал, что люди из порыва совершали добрые дела, но и был свидетелем, как хитрецы и гордецы изображали праведность в надежде отвести глаза от своих прегрешений. Теперь, пристально рассматривая мистера Гриндла, он пытался решить для себя – к кому относится этот человек?

      Айзек словно почувствовал мысли и сомнения Преподобного Поупа. На мгновение, ему стало неприятно, но он быстро взял себя в руки.

      "А пастор-то не наивный святоша…" - поймал себя на этой мысли Айзек. Изображать святошу и христианское праведное возмущение он не собирался, потому коротко ответил:

     - Дело касается моей семьи: моей супруги и ее компаньонки. Если бы Ханна была в полной мере виновата в случившимся, то я не стал бы так переживать, но мне абсолютно не нравится, когда попирается истина и добродетель.

      - Понимаю. – кивнул пастор, - но все же я удивлен. Другой бы на вашем месте поступил иначе.

      - Я никогда не имел склонности к ханжеству и предпочитаю судить по поступкам. Если виноват, то следует наказание, если не виновен,  я не буду потакать толпе. Итак, вы назовете имена?

       - Миссис Марч, миссис Марвел и миссис Палм. – назвал имена мужчина. Заметив появившуюся насмешку  у мистер Гриндла, он спросил: - Вы удивлены?

     - К сожалению, ни капли. – усмехнулся он. – Благодарю вас, что уделили время. Мы с супругой вам благодарны.

     Поднявшись со стульев, супруги вежливо попрощались и направились к выходу. Почти у самой двери, мистер Гриндл обернулся:

     - Мы с супругой были крайне удивлены, что мисс Норт столь хорошо поет.

     - А, да! – улыбнулся пастор, - Она всегда любила петь и относилась к пению в хоре весьма серьезно.

     - Мы  с супругой не будем против, если иногда Ханна будет присутствовать на репетициях и петь в хоре.

    - Это было бы чудесно! – воскликнул обрадованный, как ребенок, пастор. – Я буду вам очень и очень благодарен!

     - Тогда мы с супругой сделаем несколько визитов, а мисс Норт может пока остаться тут.

     Договорившись и еще раз поблагодарив Преподобного Поупа, супруги Гриндл уехали.   

    Увидев, что чета Гриндл уходят и игнорируют ее, Ханна изменилась в лице, но, взглянув на мистера Поупа и заметив  его улыбку, она несколько успокоилась. Завершив пение, она подошла к пастору, и он сообщил ей столь неожиданное решение супругов, которому Ханна была несказанно рада.

     Объяснялась ее радость весьма просто: посещение храма было возможностью познакомиться с новыми людьми, среди которых можно было встретить своего будущего супруга. Что ни говори, но все-таки юные  и одинокие женщины не зря любили столь тщательно наряжаться перед посещением церкви.

     В этот день, супруги Гриндл нанесли несколько визитов и выпили столько чашек чая, что домой они торопились, как никогда ранее. Посетить уборную в гостях миссис Гриндл не позволяло воспитание и скромность, а Айзек решил поддержать супругу и потому так же мужественно терпел, когда  они доберутся до дома. Но всю обратную дорогу домой, он поминал все тяготы, которые из-за компаньонки жены ему пришлось вынести за эти дни и приходилось терпеть сейчас.

     "Ну, ничего… - успокаивал он себя, - думаю, что радости от тебя будет гораздо больше!"

     От одного только предвкушения будущей радости у него поднималось настроение и не только оно.

     Добравшись  до дома и удовлетворив свои естественные потребности, миссис Гриндл наверно впервые испытала столь необычайное чувство, так близкое в пику радости и удовольствия.

     Зато все старания супругов были не напрасны. Почти в каждой беседе, очень удивленные их внезапным приездом хозяева дома, пропустив по чашке чая или чего-то значительно крепче, если хозяин было дома, крайне заинтересованно спрашивали о произошедшем скандале и выясняли отношение супругов к этому событию.  Айзек отвечал по заранее заготовленному ответу и приводил свои доказательства, не стесняясь удивлять хозяек сведениями об увлечении мистером Марчем служанками. К чести миссис Гриндл, она оказала поддержку мужу и от таких скабрезных подробностей хоть и краснела, но не угрожала упасть в обморок. По завершении нанесения визитов, супруги были очень довольны собой и проделанной ими работой.

    Вечер уже становился поздним, когда довольная и удовлетворенная прошедшим днем миссис Гриндл с помощью компаньонки готовилась ко сну. Она приняла ванну, переоделась в ночную рубашку и расчесала волосы. Выпив немного успокоительного, прописанного доктором, она улеглась в постель. Кэтрин была столь возбуждена отличным настроением, что без привычной дозы снотворного не смогла бы заснуть.

      Лаунданум или проще говоря настойка опиума была столь популярна, что была почти в каждом приличном доме. Ею лечили простуду, кашель, истерию, бессонницу и много других болезней. Накапывая хозяйке успокоительное, Ханна невольно вспомнила о своем недавнем опыте употреблении подобного успокоительного и ей стало страшно:

      "Чем бы все могло закончиться, если бы она крепко уснула?"

      Потушив лампу и пожелав хозяйке спокойной ночи, она вышла из спальни и притворила за собой дверь. В доме было тихо и темно. Прислуга была приходящей и ночевать не оставалась, если только в исключительных случаях. Стараясь не издать ни звука, Ханна как можно тише подошла к черной лестнице и стала подниматься к себе.  Миновав второй этаж, она радостно выдохнула. Осталось еще совсем немного и она будет в своей комнате.  Но тут, к полной неожиданности, скрипнула половица. Звук был не громким и служанка затаилась, надеялась остаться незамеченной, однако, к ее огромному разочарованию, дверь рабочего кабинета почти тот час открылась и на свету показалась широкая фигура мистера Гриндла.

      - Ханна, это вы? – негромко окликнул он.

Она молчала, надеясь, что хозяин удалится к себе, но вместо этого, он сделал шаг к лестнице и еще раз спросил:

     - Это вы?

    Ей ничего не оставалось, как изобразить удивление и ответить:

    - Да, мистер Гриндл.

    - Я вас звал, почему вы не отзывались? – поинтересовался он, внимательно наблюдая за ней прищуренными глазами.

    - Простите, мистер Гриндл, я не расслышала, - солгала она.

    - Правда? – усмехнулся он. И хотя вокруг царил полумрак, она разглядела его усмешку.

    - Да, мистер Гриндл,  время уже позднее и я думала, что все легли спать, потому шла к себе и была несколько рассеянной. – пояснила она. – Прошу прощения, если расстроила вас.

   - Если вас не затруднит, то после окончания рабочего дня следует заходить ко мне в кабинет и рассказывать о самочувствии моей супруги. – он смотрел на нее, как кот на попавшую в лапы мышь. В его голосе чувствовалась предвкушение.

    - Хорошо, мистер Гриндл. – покорно согласилась служанка, но все же продолжая стоить на месте.

    - Вы не поняли мой приказ?

    - Поняла, мистер Гриндл.

    - Тогда почему до сих пор стоите на месте? – раздражение в его голосе росло.

    - Сию минуту. – покорилась она и направилась в след за ним в его кабинет.

      Когда Ханна вошла за ним в комнату, он закрыл за ней дверь, а потом она услышала знакомый звук поворота ключа в замке. Служанка резко обернулась  на звук и, заметив на лице хозяина довольную улыбку, сразу поняла, какой разговор им предстоит.

     - Наш уговор в силе? – недовольно спросил он, заметив испуг на лице служанки.

    Она продолжала на него смотреть, не сводя глаз.

    - Не злите меня, Ханна! – произнес он угрожающе. Его желание и нетерпение возрастало и любое, даже малейшее препятствие к удовольствию портили ему настроение. Ханна почувствовала, как ее лицо запылало.

    - Не стоит так нервничать. Может вам налить виски? – его голос стал чувственным. Уже совсем не таясь, он откровенно и нетерпеливо осматривал ее фигуру и сластолюбиво улыбался.  - Я помню о нашем уговоре, а вы? – напомнил мистер Гриндл, подкрадываясь к ней все ближе. Судя по его нетерпеливому выражению лица, разговаривал он только для того, чтобы служанка отвлеклась и не закричала. Слова вылетали у него сквозь зубы.

      - О каком именно? – попыталась схитрить она.

      - О, у вас короткая память? – усмехнулся он. – Тогда можно сделать вид, что я его тоже не помню.

      - Нет, не надо! – встрепенулась Ханна, начиная пятиться от него.

       - Вот как? Значит, вы помните, о чем мы вчера говорили?

       - Да, мистер Гриндл. – она смотрела на него, как затравленный зверек. Пятясь от него, она уперлась спиной в книжный шкаф, а мистер Гриндл теперь с каждым шагом подходил к ней все ближе.

      - Говорите просто «да». – поправил он. -  Так о чем был наш уговор?

      Служанка молчала и он, наслаждаясь моментом, продолжал плотоядно рассматривать ее фигуру, особенно пуговицы на груди. Ему нравилось ее смущение и робость. Наблюдать, как она боится, смущается, пытается вывернуться и знать, что все это тщетно, доставляло ему удовольствие.

      - Так о чем? – переспросил мужчина, прислоняя ладони рук к шкафу. С каждым мгновением он пододвигался к ней ближе, заключая ее к кольцо своих рук. Она стояла красная и продолжала молчать.

     - Можете молчать сколь угодно, но выполнять нашу договоренность вам все же придется. И не смотрите на меня так, вам это понравится!

     Лицо Ханны вытянулось от удивления, а глаза широко раскрылись от возмущения. Он рассмеялся низким, грудным голосом.

     - Поверьте, вы не останетесь без подарка. – напомнил он о прошлом щедром даре. – Если не будете так стоять и  упираться, моя благодарность будет щедрее.

       И не дожидаясь от нее ответа, он с силой прижался к ее телу. Она ощутила жар его тела, его нетерпение и горячее, возбужденное дыхание на своем виске. Чем это может обернуться для нее, Ханна теперь знала и, не дожидаясь повторения, выпалила:

     - Я согласна!

     - Хорошо. – прохрипел он, продолжая прижимать ее к шкафу. Ей казалось, что еще чуть-чуть, еще мгновение и он не удержится. Но он резко отстранился, продолжая смотреть на нее, а потом так же резко убрал руки. Когда Ханна поняла, что он направляется к креслу, она с облегчение вздохнула.

     - Подойди ко мне – сказал он тоном, не терпящим возражений.   Ханну затрясло, она не могла сдвинуться с места. – Да идите же или вы  предпочитаете грубость?

     Она отрицательно покачала головой и сделала к нему небольшой робкий шаг. Мистер Гриндл улыбнулся.

    - Хорошо. Теперь ближе и быстрее. Или хочешь меня разозлить?!

      Когда она сделала еще несколько шагов, он дотянулся до нее и резко потянул ее за руку вниз. Она снова оказалась стоящей перед ним на коленях, а он быстро расстегнул брюки и, поправив исподнее белье, достал возбужденный красный член.

      - Быстрее! Я уже не могу ждать! – грубо торопил он, подталкивая ее голову ближе к своему паху.

        Понимая, что ничего не изменить, Ханна наклонилась и прикоснулась губами к набухшей головке его возбужденного члена. Но стоило ей только прикоснуться к нему, как вся выдержка мистера Гриндла закончилась и его тело выгнулось дугой, чтобы скорее приблизить сладостный миг.

     - Да! – радостный возглас вырвался из его груди. – Еще, ну же! Возьми его в рот! – он больше не уговаривал, а с силой пытался протолкнуть головку члена в ее закрытый рот. Он давил так сильно, что ей пришлось разомкнуть губы от боли.

     Как и в прошлый раз, он положил свою большую ладонь на ее затылок и подталкивал, ускоряя ритм. Стоя на коленях и давясь его возбужденным достоинством, служанка размышляла, что она и не помнила, как давно видела обнаженного до пояса мужчину, не говоря уже о том, что никогда не касалась обнаженного торса, а тут такое... хотя даже говорить о существовании мужского органа не прилично.

       Ощущение, что она делает что-то постыдное и мерзкое, давило на нее. С другой стороны, он не был таким уж отвратительным и грязным, как она того ожидала и боялась. В случае, если она на это не согласится, на новом месте ее может ожидать подобная участь. Такие противоречивые мысли роем проносились в нее голове.

      Все мысли сразу рассеялись, когда она услышала треск раздираемой ткани.

     Не позволяя Ханне поднять голову, Айзек свободной рукой грубо дернул за горловину платья, от чего ткань с треском порвалась. Не удовлетворившись результатом, он дернул еще раз и теперь лиф платья  и нижняя  хлопковая сорочка были почти полностью разорваны.  Препятствием оставался только бежевый корсет с низкой посадкой, но мистер Гриндл умело тряхнул Ханну за плечо, от чего ее грудь выпала и оказалась на его обозрении.

       Сжимая ее обнаженную грудь, он резко ускорил движения и яростно пыхтел до тех пор, пока внезапно не застыл. Ее горло, как и вчера, оросило что-то, совершенно ужасное на вкус, и пока Ханна не проглотила содержимое, борясь с отвращением, мистер Гриндл не отпускал ее головы.

      - Какая ты шлюха! – нежно произнес он, поглаживая ее волосы. Развалившись в большом уютном кресле, Айзек сидел не двигаясь, пытаясь отдышаться, но, тем не менее, заботливо спросил: - Налить виски?

       Служанка кивнула головой.

      Он налил и протянул ей стакан. Ханна сделала глоток и ее горло обдало жаром, но после всего произошедшего этот разлившийся жар показался ей приятным и очистительным.

     - Первый раз? – спросил Айзек, заметив, как она поморщилась от спиртного.

     - Да.

     - Все когда-то бывает в первый раз. – заметил он философски, находясь в отличном настроении.

      Лицо служанки имело такое выражение, что он не мог понять: посочувствовать ей или рассмеяться. Пережитый страх и радость, что все уже закончилось, удивление и печаль, что пострадало только красивое платье, которого было очень жаль, ибо за всю ее жизнь она, вряд ли, имела красивее, недовольство унижением, ненависть и в то же время оживление и блеск в глазах от осознания того, что теперь ей ведомо нечто запретное, о чем ранее она и мыслить не могла.  Он с любопытством наблюдал за переполнявшими ее эмоциями и пришел к неожиданному для себя выводу, что соблазнение юной хорошенькой служанки – это все же гораздо более увлекательное и тонкое занятие, от которого можно получить не только телесную радость, но и удовлетворение от самого соблазнения.  При посещении борделя, пусть даже самого лучшего, можно получить удовлетворение любого похотливого желания, любой каприз, если хорошо платишь звонкой монетой. Можно даже лишить целомудрия какую-нибудь опоенную юную девицу, но при всех этих возможностях, там нельзя было получить эмоциональную дуэль, чего так ему недоставало!

      Возможность  первым делать ход и отступать, изображать разочарование и безразличие, обдумывание коварного плана по соблазнению, чередование угроз и щедрых подарков  - одним  словом, игра, давали ему возможность почувствовать себя господином, истинным хозяином положения, который в своих руках держал судьбу не рабыни или неотёсанной деревенщины, а умненькой, наблюдательной, и в чем-то даже хитрой девчонки, которая пыталась юлить, изворачиваться, как пойманная рыбка на крючке… И чем больше она оказывала сопротивления и была менее предсказуемой, тем интереснее ему было играть!

       - Ч..т, возьми! – поразился он, когда сделал для себя открытие, которое уже давно вертелось у него в голове, и наконец-то приобретало окончательную форму. – А жизнь-то становится все интереснее!

     Теперь он уже не досадовал, что его первоначальный план лишения невинности служанки не удался, это скорее наоборот, подстегнуло его и заинтересовало. Теперь ему хотелось большего! Приручить, соблазнить, почувствовать себя циничным искусителем… то есть почувствовать себя тем, кем он всегда хотел быть и был в душе, но не имел возможности воплотить свои желания в жизни.

     Возможно, если бы Кэтрин была другой, более чувственной натурой, дремлющий в нем искуситель никогда бы и не проснулся, но, увы, она была холодной пуританкой, сосредоточенной только на себе, правилах приличия и благонравии.

    Прослыть соблазнителем благопристойных дам чревато было разрушением репутации в обществе, чего он не хотел и не позволил бы допустить, а вот хорошенькая, аппетитная служанка – это было как раз самое то. Любую проблему со прислугой было легко решить хорошим приданным, за которое любая служанка без сомнения рассталась со своей невинностью. Из приходящих на собеседование соискательниц он намеренно выбрал Ханну, потому как ее к приятная внешность, хорошее здоровье и достаточная образованность импонировали ему. Особенно его впечатляли ее формы, которые он тщательно рассматривал, в то время как она драила ступеньки и крыльцо Марвелов.

     Лишь одного он не учел – она была воспитанницей Поупа, которая была крайне благодарна его семейству и опасалась опорочить доброе имя его семьи. Но именно это обстоятельство делало ее соблазнение более сложным и изысканным процессом.

    "Ну, ничего, - усмехнулся он, -  я умею ждать. Потом все будет по моему".

      Справившись с собой, Ханна прикрылась лохмотьями лифа и попыталась подняться с колен, но он не дал этого сделать, грубо дернув ее за руку.

     - Я не позволял тебе вставать. – произнес он недовольным тоном, но все же несколько вальяжно, - У меня для тебя есть небольшой подарок. – продолжил он и, достав из карманов брюк небольшую бархатный мешочек красного цвета, протянул ей. Ханна недоверчиво протянула руку и осторожно его взяла.

     - Открой. – подсказал он ей, но это было больше похоже на подталкивание.

       Не спеша и очень аккуратно, она начала развязывать ленточку, потом вытряхнула на ладонь его содержимое  и онемела. Это были серебряные серьги с крупным жемчугом. Две каплевидные жемчужины молочного цвета лежали на ее ладони и она ощущала их прохладу.

     - Нравятся? – поинтересовался хозяин, так не дождавшись радостных возгласов.

     Ханна продолжала молчать, ничего не отвечала, лишь ее губы  предательски задрожали. Стараясь удержаться, она поджала губы, но было уже поздно, по ее лицу текли слезы.

     Вручая такой изысканный, особенно для служанки, подарок, Айзек ожидал чего угодно, но только не тихие слезы бессилия. Увидев, что Ханна расплакалась, как маленькая наивная дурочка, он смутился и почувствовал себя редкостным подлецом. От былого триумфа не осталось и следа.

     - Если не нравится, куплю что-нибудь другое.  – попробовал он неловко утешить ее.

    - Не надо, они красивые. – сквозь слезы ответила она, покачивая головой.

    - Тогда не плачь! – грубовато сказал он, стараясь скрыть от нее свою неловкость. Все же мерзавцем он никогда не был, но ему так хотелось почувствовать себя любимым и желанным, и он шел к этому как мог.

      Ханна не могла ничего ответить да и не знала, что сказать. Чувство радости от подарка омрачалось мыслью о греховном падении. Расположение хозяина к ней и нарушение ее душевной непорочности произошли столь стремительно, что она не успела ни смириться с произошедшим, ни отказаться от предоставленных ей благ, и сейчас она оплакивала свою скромность, остатки которой терзала радость от полученной красоты.

     - Ну, хвати же, дурочка! –  Айзек Гриндл положил ее голову на колени, начал нежно гладить по волосам, позволяя ей выплакаться. Когда слезы закончились, он помог ей подняться и проводил до двери.

     - Это мой личный подарок вам, постарайтесь его не афишировать, особенно при Кэтрин. – несколько сухо предупредил он.

    - Я понимаю. – кивнула головой Ханна и повернулась к двери, чтобы выскользнуть из его кабинета и под покровом ночи добраться до своей комнатки. Дверь за ней тихо затворилась и она, прислушиваясь к ночным звукам дома, побрела наверх.

      Уже лежа в своей кровати и перебирая пальцами жемчужины, она улыбнулась.

Глава 12

 

  Ханна была поражена, когда почувствовала, как увеличенное в два раза жалование и  дорогие подарки быстро затоптали остатки скромности. Но все же у нее была грань, через которую она ни за что не согласилась бы переступить, во всяком случае сейчас. Мысль о том, что рано или поздно мистер Гриндл потребует от нее большего, не давала ей покоя. Каждый раз она с ужасом задумывалась о том, что еще взбредет в голову хозяину.

      "Нужно скопить как можно больше денег, чтобы продержаться хотя бы первое время, пока буду искать работу. А там как-нибудь". – утешала она себя и свою совесть, когда та просыпалась и начинала ее нещадно грызть. В минуты отчаяния она ненавидела мистера Гриндла, но все же умом понимала, что в другом доме при подобной ситуации дело бы уже давно закончилось бы насилием.

      "Что делать, если он потребует большего? – задавала себе Ханна вопрос вновь и вновь. Поделиться, рассказать о том, что тяготит душу, об одолевающих сомнениях ей было не с кем. Ни преподобному Поупу, ни его сестре не скажешь и не доверишь того, что можно было доверить матери или близкому человеку. - Они несомненно добрые люди и всей душой переживают за меня, потому я просто не могу рассказать им то, что уже сотворила. Я разобью им сердце!"

      После долгих метаний, она все же пришла к выводу, что пока у нее есть возможность, будет откладывать деньги на черный день, и, если мистер Гриндл попытается ее принудить к сожительству, она твердо скажет «нет». Все-таки, родить незаконнорожденного ребенка и потом воспитывать его одной, все время будучи голодными, это не стоило всех его подарков вместе взятых. Мало того, что бедный ребенок будет многим обделен, так еще и опозорить имя Поупов. Нет, такого она совершить не могла.

     Обжегшись один раз на обмане нанимателя, Ханна отныне стремилась как можно лучше подготовиться к неясному будущему, потому что тот вариант, который наиболее вероятен, был ей совсем не по душе.

      "Нужно объясниться с мистером Гриндлом, пока все не зашло слишком далеко!" – решила она ночью, когда вертелась в своей кровати.

      Встав утром пораньше, она привела себя в порядок и стала дожидаться, когда проснется хозяин дома. Услышав его голос, она подождала, пока Марта отнесет ему в кабинет чашку кофе, и постучала в дверь кабинета. Мистер Гриндл был удивлен.

      - Доброе утро, Ханна. Что-то случилось? – поинтересовался он, поглядывая так, будто ожидал от нее какую-нибудь  женскую глупость.

     - Нет мистер Гриндл, все хорошо, просто я. – она запнулась, не зная как правильно начать разговор на столько деликатную тему.

     - Соскучились по мне? Право, я не ожидал. – усмехнулся он самодовольно. Хозяин был человеком проницательным, потому с легкостью путал ее планы и быстро сбивал с нее спесь. - Что же вы молчите? Не просто же так вы пришли ко мне с самого утра? – он откинулся в кресле, показывая, что весь во внимании.

     Ханне стало неловко, она покраснела. Теперь, стоя перед ним, она осознавала свою наивность и сильно жалела, что решилась на этот разговор. Все с самого начала пошло  не так, как она думала. Она не была пугливой и робкой, но не могла пересилить себя и произнести тех слов, которые так легко слетали с языка мистера Гриндла и к чему он принуждал ее.

     - Вы хотите покинуть нас? – начал он свое нападение. Его бровь изогнулась и она почувствовала как растет его напряженность.

      - Нет, мистер Гриндл. – тихо ответила она.

      - Тогда что? Говорите же, я жду.

      - Я много думала в последние дни… – начала Ханна издалека.

      - И что надумали?  - его голос был холодным и насмешливым, от чего служанка ощутила себя глупой и растеряла последние остатки уверенности в себе.  Фразы, заготовленные заранее, теперь казались ей совершенно неуместными, а новые не приходили в ее голову.

       "Будь, что будет!" – решилась она и, вздохнув, начала говорить то, что думала, не таясь и не сильно выбирая слова:

      - Я много думала в последнее время. Вспоминая, как мы проводим наши вечерние встречи… - она набралась смелости и дерзости и посмотрела ему в глаза. Ее щеки горели, но она продолжала:  - понимаю, что мы переходим допустимые грани, возможные между нанимателем и служанкой.

      - И что? – холодно съязвил он.

      - Я хотела сказать, что, не смотря на всю мою симпатию к вам, я не смогу быть… - она замолчала. Он цинично смотрел на нее, а его губы скривились в усмешки. Ханна почувствовала себя дурой. А вдруг он и не думал делать ее своей любовницей, потом ей будет стыдно на него даже посмотреть. Но, вспомнив про первый раз и его намерения в тот вечер,  все ее сомнения растаяли. - Несмотря на всю мою симпатию к вам, а боюсь, что вскоре вы захотите нечто большее, чем просто… - она снова замялась, но все же произнесла: - леденец.

       Она старалась говорить как можно более мягко и деликатно, чтобы не злить и не провоцировать хозяина, но по его лицу было не понятно, что он чувствует  и о чем думает.

      - Я боюсь беременности и боюсь опозорить имя Поупов. – выложив все, что было у нее в мыслях, служанка замолчала.

     Мистер Гриндл продолжал сидеть в кресле, вольготно раскинувшись, и тоже молчал, но его лицо стало серьезным.

     - Не бывает безвыходных ситуаций, вы не думали об этом? – произнес он после некоторого молчания. Ханна вопросительно посмотрела. - Всегда можно выдать особу замуж, при наличие хорошего приданого.

     - Но слухи все равно будут ходить. – парировала она.

    - Можно отдать ребенка.

    - Я не отдам своего ребенка никому!

    - Правда? – он посмотрел на нее испытывающим взглядом.

    - От кого бы ни был ребенок, он мой, я буду любить его и никому не отдам! – только от одного его мерзкого предложения она почувствовала к нему ненависть.

    - Тогда что вы хотите? Уйти?

    - А вы дадите рекомендации? – она чувствовала шантаж, но храбрилась изо всех сил.

    - Не дождетесь! Я не для того столько возился с вами, чтобы вы так легко упорхнули от меня.  – его циничность впервые проявилась так явно. - Если думаете, что в другом месте будет по-другому, сильно ошибаетесь. – медленно, но отчетливо произнес он. – Это удел всех хорошеньких служанок.

    - Я готова выполнять ваши пожелания, которые касаются сладостей и леденцов. – начала торг Ханна. Она тоже умела быть циничной.

    - Вы торгуетесь? – усмехнулся он. – Вы умная девочка.

    - Приходится быстро учиться. – дерзила служанка. Желание выжить, сохранить доброе имя и остаться с работой – вот ее цель и ради этого она готова на многое, пусть даже ей придется лгать и изворачиваться.

     - Вот как? Я могу вас научить еще многому.

      Ханна поняла, что стоит ей показать свой страх, как мистер Гриндл точно попробует добиться своего и в этот раз он не отступит.

      - А вы торгуетесь! – повторил он уже утверждая. - Вы такая соблазнительная!

      - Я уйду от вас! – пригрозила она.

      - Куда? К кому? – язвительно поинтересовался Айзек.  – К подобию мистера Марча? Он не будет с вами церемониться, а сразу возьметсвое. К одинокой старушке? У нее внуки и жалование маленькое.  На завод, где штрафами изведут, добиваясь согласия?  А? Так чем я вам не угоден?

       - Вы мне угодны всем, кроме возможных последствий.

      - А если их не будет? Если ваша целомудренность и скромность останется при вас? - он заметил, как оживилась служанка. – Вы согласитесь?

      - На что?

      - На мои пожелания.

      Она с недоверием посмотрела на него, ожидая подвоха.

      - Не сомневайтесь, я могу еще многому научить вас! -  его усмешка оставалась циничной, а глаза похотливыми.

       Было ясно, о каких умениях он намекал. Ханне стало гадко и противно на душе.

     "Главное выиграть время и скопить побольше, а там будь что будет". – напомнила она себе и собравшись с духом, решилась:

      - А вы уверены, что сможете удержаться от соблазна?

      Услышав ее вопрос, Айзек возликовал про себя:

     "Попалась!" - но изо всех сил постарался не выдать свое торжество. Он,  не спеша, встал из-за стола и сложив руки за спиной, начал задумчиво расхаживать по комнате.

      - По крайней мере,  - начал он. - пол года смогу.

      - А потом?

      - А потом мы с вами снова поговорим. – закончил он обнадеживающе.

      - Вы уверены, что удержитесь? -  в ее голосе отчетливо чувствовались нотки сомнения.

      - Абсолютно. –  заверил он, усмехнулся в мыслях. – Я развеял ваши сомнения?

      Он посмотрел на нее, всячески показывая ей свою полную уверенность в своих силах.

     - Почти да, мистер Гриндл.

     - Тогда полагаю, разговор окончен?

     Когда служанка ушла, он удовлетворенно хмыкнул:

     "Пусть это не то, что ожидал и не так быстро, как хотел, однако все сложилось даже лучше. Следующий шаг сделан! За месяц, два… многое изменится и всякое может случиться. Зная слабые стороны человека, можно  пользоваться ими. Рано или поздно, ей будет некуда деваться. А чем больше сопротивление, тем сладостней победа. Ради этого стоит подождать".  – от предвкушения неминуемой победы у мистера Гриндла поднялось настроение.

     Выйдя из его кабинета полностью измотанной и выжатой, Ханна - Эмма направилась на кухню, чтобы выпить чая и перекусить.

     - Доброе утро, Марждори! Как день начался?

      - У меня все как всегда – хорошо. – улыбнулась та. – А ты чего изнеможенная с утра?

      - Не обращай внимания, как всегда. – махнула рукой Ханна, усаживаясь за стол.

      - Есть хочешь?

      - Еще бы! И не только есть. Еще бы и поболтать, пока возможность есть.

      - Совсем тебя благонравностью измучила?

      - Не то слово. – пожаловалась Ханна, не сводя глаз с тарелки с большим куском мясного пирога, которую перед ней поставила кухарка. - Марджори, ты умеешь поднять настроение!

       - А-то! – усмехнулась заговорщицки женщина. – Только скорее, сама знаешь.

      - Аха! - только и смогла ответить набитым ртом Ханна. Большая Мэри лучше выбросит еду, чем позволит объедаться служанкам. С ее характером уж ничего поделать было не возможно.

      - Кстати, тебя Лидия Марвел спрашивала! - спохватилась кухарка.

      - Да не уж то? Даже тебе прохода не дает?

      - И не говори. Дружба у вас что ли?

      - Не смеши меня, какая уж там дружба. – чуть не подавилась Ханна от возмущения. – Так, просьба у нее есть.

      - М? – по лицу Марджори были заметно, как она заинтересовалась новостью.

      - Даже не спрашивай! – подняла руку Ханна, пресекая возможные дальнейшие вопросы.

      - Ну, как знаешь. – надулась собеседница.

     - Не сердись, чуть позже, когда-нибудь расскажу, а пока мне еще жить охота.

     - Тогда чего связалась?

     -  Я же добрая.

     - К себе или другим?

     - Намек поняла!

    - Вот и хорошо.

     Больше вопросов Марджори не задавала,  и Ханна погрузилась в свои мысли:

     "Что ни говори, но Марджори права, в любом случае, если отношения Лидии и Алена откроются, то крайняя, как ни странно, по любому буду я, хотя я там совсем и не при чем. Нужно будет поговорить с Лидией и закончить с таинственной перепиской".

    Перекусив, она поспешила к хозяйке. День начинался почти как обычно. Миссис Марвел была в хорошем расположении духа, потому после полудня отпустила компаньонку, которая отпросилась  посетить репетицию церковного хора. Мисс Марвел была уже там.

    "Еще бы не пришла, знает же, что письмо должно придти. - усмехнулась тихонько Ханна. Не успела она встать в хор, как Лидия осторожно, но настойчиво стала протискиваться к ней, а вскоре стояла с ней рядом. - Вот что письмо от любимого с человеком творит. Совсем никакой гордости не оставляет и начинают леди носиться за служанками. Ох, то ли еще будет. – вздохнула бывшая служанка".

     - Получила письмо? – нетерпеливо спросила Лидия, даже не поздоровавшись.

     - Да, оно в сумочке, позже отдам.

     - Ну вот! – Лидия скорчила разочарованную гримасу. – Не могла его из сумки прихватить?

     - Могла! А могла  еще идти и размахивать письмом, чтобы все видели и заметили, что мисс Марвел пришло долгожданное письмо.

     - Какая ты злая!

     - Зато осторожная. – огрызнулась служанка. – Но если моя кандидатура вас не устраивает, найдите другого курьера, который будет вам подносить письма прямо к кровати.

     - Не злись, я не подумала.

    - Когда обижаете, вы тоже не думаете?

    - Ненавижу тебя Ханна! – выпалила Лидия.

    - Я переживу. Зато Алена Уилсона любите. - Лидия и Ханна посмотрели друг на дружку, но больше не произнесли ни слова. Лидии пришлось дождаться окончания репетиции, по окончании которой она получила свое долгожданное письмо. Стоило Ханне протянуть его, как мисс Марвел вырвала его из рук и, не поблагодарив, с нетерпением поспешила  в укромное место, но, спохватившись, что ей еще предстоит передать ответ, на ходу крикнула:

     - Ответ я тебе передам!

     "Ну, вот и вся благодарность. – усмехнулась Ханна. – Однако только ради возможности поворчать и высказать свое недовольство, можно еще побыть курьером, иначе когда бы еще у меня появилась возможность дерзко перечить Лидии".

    Весь следующий день Ханна носилась по дому без передышки. Миссис Гриндл собиралась нанести визиты, потому тщательно и привередливо выбирали наряд. Пришлось перевернуть почти все шкафы, перемерить платья не по одному разу, пока хозяйка сделала окончательный выбор наряда на вечер.

     Потом Ханна долго и осторожно разглаживала платье и воланы, а затем ей предстояло помочь выбрать прическу и сотворить ее. Стоило компаньонке завершить укладывать волосы Кэтрин, как та выразила неудовлетворение и потребовала сотворить что-то более праздничное с ниспадающими локонами.

    Ханна немедленно бросилась греть щипцы, резать бумагу, доставать множество шпилек и заколок. Почти час ушел на исполнение всех хозяйских прихотей. Осмотрев свое отражение в зеркале, миссис Гриндл осталась весьма довольной. Челка была уложена мелкими кудрями, а сзади  длинные локоны украшали ее спину. Волосы у Кэтрин были густыми и длинными и укладывать их было весьма не просто. Когда хозяйка была полностью готова, Ханна вздохнула с облегчением. Еще полчаса и хозяйка с супругом уедут, а у нее появится свободное время и она сможет присесть и отдохнуть.

    Когда же наконец супруги Гриндл ушли, Ханна вздохнула с облегчением и направилась на кухню к Марджори. Что ни  говори, там можно не только поболтать, но и перекусить. Зачем же отказываться от стольких удовольствий сразу?  Однако стоило Ханне войти в кухню, она сразу заметила, что кухарка не в духе.

      - Марджори, что с тобой? Неужели и к тебе придрались? – осторожно спросила она.

       - Угу. -  фыркнула Марджори, продолжая угрюмо помешивать содержимое кастрюли.

       - Ладно, не буду приставать с расспросами. Захочешь, расскажешь.

       - Какая ты добрая, ну надо же! – огрызнулась кухарка, что было ей совсем не свойственно. Ханна с удивлением уставилась на нее. – Чего смотришь? Добрая нашлась! Вот потом и расхлебывай вашу доброту, которая боком выходит.

      - О чем ты?

     - О письмах.

    Ханна онемела, а Марджори продолжила:

    - Эта глупая Лидия, избалованная девчонка! Угораздило ее пристать ко мне на улице, с просьбой передать тебе письмо. Как на грех, в окно за мной следила Мэри. Стоило мне лишь захлопнуть дверь, как она набросилась с расспросами, что это за письмо?

     - А ты?

     - А я что? Пыталась увильнуть, но она крепко наседала, тогда я сказала ей, что Лидия спрашивала тебя, так что тебе и предстоит объясняться с ней.

    - Ясно. – погрустнела Ханна.

     - Я ведь тебя предупреждала! – вздохнув, упрекнула ее Марджори.

     - Это не дело Мэри и нечего ей лезть.

    - Ты это хозяевам скажи.

    - Придется так и сказать. – вздохнула Ханна.

    - Ну-ну, а я посмотрю на тебя, как ты скажешь хозяину, что это не его дело!

    Вечер был испорчен. Радости от появившегося свободного времени уже не осталось и, пока на кухню не пришла экономка, Ханна ускользнула в свою комнату.

     Следующим утром, направлялась в спальню к хозяйке, Ханна в коридоре столкнулась с мистером Гриндлом. Поздоровавшись,  она поспешила как можно скорее скрыться в спальне хозяйки, однако не успела:

     - Наслышан о вашей тайной переписке. – сходу начал Айзек, преграждая Ханне спасительный путь.

     - Что? – попыталась она изобразить удивление.

     - Что слышали! Письмо мне на стол!

     - Но оно не мое!

     - Тогда почему у вас?

    Она замялась, но отпираться не посмела:

    - Я лишь получаю и отправляю письма. Их содержание мне не известно.

    - Отныне, мы будем знать об их содержании. – улыбнулся он.

   - Но они не адресованы нам!

   - Но вы не их служанка, а моя!

    На его замечание ответить Ханне было нечего.

    После обеда письмо Лидии лежало на рабочем столе Айзека Гриндла. Он осторожно коснулся его и брезгливо поморщился:

    - Уверен, любовное письмо. – заметил он.

    - Почему вы так уверены? – спросила Ханна, изо всех сил пытаясь изобразить дурочку.

    - Женщина опрыскивает письма духами, разве это не знак? - он посмотрел на служанку и уголки его губ изогнулись в легкой усмешке. Ханна внутренне съежилась. Изображать перед ним дурочку было сложно и бесполезно. Что попадалось мистер у Гриндлу в руки, уже было почти не вырвать. Осознав всю тщетность своих попыток, она перестала играть.

     - Если вы откроете письмо, это заметят. – предупредила служанка.

     - Смотря, как открывать конверт. – рассмеялся Айзек. – Ханна, вы такая наивная! Вы что, раньше никогда не читали чужой переписки.

    Она отрицательно покачала головой.

     - Тогда учитесь!

     Он взял острый серебряный нож для открытия корреспонденции и очень осторожно, тщательно выверяя каждое движение руки, он стал оттягивать заклеенный угол конверта. Когда он не поддавался, мистер Гриндл аккуратно подрезал склеенную бумагу, стараясь, чтобы бумага не рвалась. Вскоре, когда письмо было открыто, он достал исписанный лист и принялся читать. В комнате витал сильный запах духов.

     Столько ему приступить к чтению, как почти сразу же его серьезное лицо стало расплываться в  широкой, самодовольной улыбке. Его радость вскоре вылилась в смех, а к окончанию чтения, из его глаз почти лились слезы.

      - Боже мой, я уже давно так не смеялся. – объяснял он, вытирая глаза красным большим кулаком. - Я знал, что Марвелы люди не далекие, но что до такой степени... Хотите прочесть? – он протянул листок служанке.

    Ханна с сомнением взяла исписанный лист и, поколебавшись мгновение, все же приступила к чтению.

      Милый Ален, я получила ваше письмо. Знали бы вы, с каким нетерпением и трепетом я ожидаю ваших писем, как радуюсь им. Безрадостные, однообразные серые дни прерываются вашими письмами и я словно оживаю.

      Признаюсь, что ожидание невыносимо, но все окупается, когда я читаю строки, написанные вашей рукой. Иногда мне кажется, что, читая, я вижу ваше лицо. Я оживаю,  радость наполняет мою жизнь и все мое существование. Все мои помысли только о вас! Разве может быть иное?

     Иной раз, вы снитесь мне. Мне неловко писать об этом, но все же я пишу, чтобы развеять ваши сомнения. Молю, отбросьте любые сомнения, которые тревожат вас. С нетерпением ожидаю, когда мы вновь увидимся. Грустно, что вы сейчас далеко и я не могу видеть ваше лицо, держать вас за руку.

     Сожалею, что моим родителям не удалось узнать вас и ваше доброе, светлое сердце. Думаю, стоит им лишь узнать вас и уверена, они тоже полюбят вас. Я не хочу и не могу думать, что может быть иначе.

    Недавно я подумала, что ведь мы могли бы и не встретиться, если бы не случайность! Ужасно думать об этом. Как много значит в жизни случай. Я буду молиться, чтобы с нами происходили только  хорошие случайности, а плохие обходили стороной.

     Милый Ален, я очень, очень скучаю по вам. Смею надеяться, что вы тоже.

                                                                                                                                                             Ваша Л.М.

     

       Дочитав письмо, Ханна подняла голову.

     - И как вам письмо юной любительницы романов? – его красное от смеха лицо имело выражение кота, почуявшего запах сливок.

    - Романтично. – коротко заметила служанка. Конечно, оно было излишне романтичным, однако других влюбленные юные девушки и не пишут, особенно если они дурочки. То, что Лидия самодовольная дурочка, у нее даже сомнений не было, и все же она не могла понять, отчего мистер Гриндл так веселился.

     - Ханна, ради Бога, только не надо утверждать, что вы бы стали писать нечто подобное? – воскликнул он, уловив удивление на ее лице.

    - Возможно, все зависит от испытываемых чувств? – осторожно парировала она.

    - Чувств? – Айзек усмехнулся. – Вы думаете, что в семействе Марвелов кто-то способен любить?

    - Почему нет? Миссис Марвел любит мистера Марвела. Возможно, что и мисс Марвел сможет полюбить кого-то.

   - Правда? – скептично усмехнулся он. – А мне казалось, что Маргарет любит только себя.

   Ханна не стала спорить, понимая, что в чем-то хозяин прав.

   - А вы видели этого Алена? – поинтересовался Айзек.

   - Только мельком.

    - Опишите его. – приказал он.

    Она попыталась сосредоточиться на незначительном событии, случившимся почти два года назад. Получалось плохо.

    - Высокий, стройный, - начала она. - с приятной внешностью, более подробно я не смогу описать.

    - Вы не оценили его обаяния? – съязвил Айзек.

    - Он понравился Лидии, а не мне. Если вы попросите ее описать Алена, то думаю, она вам даст исчерпывающий ответ.

    - Не сомневаюсь. – спокойно ответил он, словно не заметил иронии. – Какое у вас сложилось о нем впечатление?

    - Не глупый, гордый, уверенный в себе, даже несколько самоуверен. Мне показалось, что он холоден в общении, однако вежлив и обходителен. Умеет расположить к себе, заинтересовать своей персоной.

    - Потому вы его запомнили? Все-таки достаточно много время прошло с тех пор. – в его словах чувствовалась издевка.

    - Потому как Лидия долго донимала разговорами о том, какой Ален умный, интересный, красивый молодой человек и так каждый день и не по разу. Надоела с ним так, что если бы не ушла от них, то наверно он и мне бы мне начал снился.

     - Вот дамский угодник! – наигранно возмущенно покачал головой мистер Гриндл и, радуясь своей шутке, удовлетворенно хмыкнул, но звук скорее походил на хрюк поросенка. Ханна не смогла сдержаться и улыбнулась, а мистер Гриндл в ответ улыбнулся ей.  Небольшие, близкорасположенные карие глаза, немного вздернутый нос…

     "Как он похож на поросенка!" – осенило ее. От сравнения надменного мистера Гриндла с милым поросенком ей стало смешно. Ее губы растянулись в улыбке, которая становилась все шире и шире. Пытаясь скрыть растущее веселье, Ханна прижала руку к подбородку, но даже боязнь разозлить хозяина не помогала ей успокоиться. Ее распирал смех и оставалось лишь мгновение до того, как она рассмеется во все горло. Ханна набрала в грудь воздуха и изо всех сил закрыла рот рукой, но задержанное дыхание сбилось и неожиданно для себя, она издала почти такой же звук. Все происходящее было так нелепо, комично и совершенно не подобающе, что Ханна не могла  сдержаться и рассмеялась.

       Мистер Гриндл замер.  Служанке казалось, что он вот-вот закричит на нее, потому что хозяин застыл, а потом с гримасой ярости, потрясая пальцем, пошел на нее. Однако прежде чем он успел до нее дойти, его лицо исказилось и он тоже захохотал, указывая на нее пальцем и периодически всхлипывая:

      - Ты!... ты… - из-за смеха он больше ничего не мог произнести. Стоя напротив друг друга, они вместе хохотали так, что у них заболели животы, но они все не могли остановиться. Стоило им только посмотреть друг на друга, как приступ смеха вновь нарастал.

       Возможно, они бы еще долго смеялись вместе, однако на их громкий смех в кабинет прибежала миссис Гриндл. 

Глава 13

 

  Стоило войти миссис Гриндл  в кабинет и желание смеяться у Ханны тот час угасло. Служанке хватило лишь мгновения, чтобы заметить на постном лице хозяйки высокомерие и недовольство.  Она выпрямила спину и, как подобает хорошей служанке, опустила глаза, чтобы показать всем своим видом полное раскаяние и послушание.

     Если ей удалось быстро совладать с собой и заглушить смех, то мистер Гриндл даже не думал останавливаться.

      - Что происходит?! – недоуменно спросила хозяйка высоким тревожным голосом, выдававшим ее смятение.

      Однако Айзек продолжал хохотать, совершенно не обращая на супругу внимания, будто ее в комнате не вовсе было. Она метнулась к мужу и схватила его за руку, надеясь, что  прикосновение поможет ему остановиться и придти в себя.

     - Милый, в чем дело? – обратилась Кэтрин снова и в этот раз тревоги в ее голосе было больше. Так и не дождавшись ответа, Кэтрин была ошарашена его поведением. Он всегда относился к ней трепетно и нежно, а сейчас от него веяло равнодушием и холодностью. Он смеялся, как одержимый, и ей от его смеха было холодно и страшно. Таким она его не знала и не видела еще никогда. Ей казалось, что сейчас перед ней стоит чужой человек, а не ее милый Айзек.

    Наблюдая со стороны, Ханна видела, как недоумение, высокомерие, раздражение и злость появлялись и быстро сменяются на лице хозяйки.

     Миссис Гриндл замерла на месте, не зная, как себя вести, но вспомнив, что ее муж в кабинете находился не один, а со служанкой, к клубку ее противоречивых чувств вдруг добавилось неизвестное ей доселе чувство ревности. Ее переполняли эмоции, чувства, слова, которые хотели сорваться из уст, но ощущений было сразу в таком избытке, что Кэтрин не могла выбрать, как начать выражать свое негодование и возмущение. Она – супруга этого человека, стояла в своем доме, в этой комнате и чувствовала себя чужой, лишней! Миссис Гриндл с ненависть посмотрела на служанку.

      - Змея! – она рванула к компаньонке, намереваясь отвесить ей пощечину со всей злости. Ей казалось, что пощечина угомонит  и приведет в чувства ее мужа и служанку, которая, несомненно, была зачинщицей безобразия, но Айзек схватил ее за руку, не давая добраться до дряни.

    - Отпусти! – прошипела она, вложив всю свою злость, и попыталась вырвать руку, но он даже не ослабил хватки. От этого Кэтрин взбесилась ее еще больше.

    - Как ты смеешь!? – уже не сдерживаясь, завопила миссис Гриндл сиплым голосом, совсем не как леди. - Она смеется как уличная девка, и ты смеешься с ней?! Как одержимый?!

    Внезапно миссис Гриндл посетила ужасная догадка, которая была невероятной, зато полностью объясняла все происходящее:

    "Такой смех может вызвать только одержимость! Тогда единственное, что может помочь – это молитва!" -она отшатнулась от мужа с таким лицом и опаской, словно он был прокаженным, но поскольку ее рука была зажата, смогла сделать только шаг назад. С торжественным видом хозяйка прижала свободную руку к груди, опустилась на колени, и, закрыв глаза, громко запела гимн.

     Раздраженный происходящим, Айзек несколько грубо отпустил руку супруги, неспешно, отчетливо чеканя шаг, подошел к креслу и удобно уселся в нем. Маска равнодушия хорошо скрывала его чувства, но все же Ханна чувствовала, что он расстроен и подавлен. Ей стало его жалко.

     Понимая, что в любом случае хозяйка будет считать ее крайней, она решила попытаться исправить ситуацию. Не зная, правильно ли она поступаеть или нет, Ханна тихонько, не издав ни звука, тоже опустилась на колени и присоединилась к пению гимна. Однако, почувствовав  чужой взгляд, она резко открыла глаза и встретилась  с мистером Гриндлом взглядами.

      Он смотрел на нее пристально, проницательно и так странно, что ее голос  отчего-то дрогнул. На что мистер Гриндл заговорщицки отрицательно покачал головой, показывая, что не стоит выказывать свою слабость, а потом подмигнул ей.  Ханна поймала себя на мысли, что должна злиться на него, потому что именно он являлся причиной произошедшего, однако, чувствуя его защиту и поддержку,  не могла на него злиться. Чтобы хоть немного развеять его подавленность, она улыбнулась.

      Позже, вспоминая этот момент, краткий миг взаимной поддержки, Айзек осознал, что  с того случая их стало объединять нечто большее, чем просто запретные отношения между хозяином и служанкой. А пока они продолжали внимать торжественному пению Кэтрин, которая не жалела ни сил, ни голосовых связок в надежде вразумить супруга и заставить раскаяться в неудержимом веселье.

     Время тянулось невыносимо медленно, но прервать миссис Гриндл никто не решался. У Ханны уже болели колени, а мистер Гриндл, сидящий кресле, погрузился в себя. Он хмурился и две вертикальные морщинки появились на его переносице.

    "Не выглядит он счастливым". – решила про себя Ханна. Она привыкла, что хозяин всегда был выдержан, холоден и несколько самоуверен, а теперь видела перед собой подавленного и несчастного человека, которому тяжело было находиться рядом с супругой. С каждой минутой его лицо становилось мрачнее.

       Айзек осознал, что в душе он уже давно дряхлый старик, ненавидящий весь мир, потому что Кэтрин душит его чопорностью, мнением общества, приличиями и лицемерным благонравием. Его размеренная жизнь, наполненная нелепыми правилами и требования, однообразная, никчемная, серая сделала его достойным горожанином, джентльменом, но абсолютно несчастным человеком. Смеясь со служанкой над глупостью, не отличавшейся ни особенным изыском или остроумием, он чувствовал себя счастливым, свободным. Вся напускная серьезность, лицемерная чопорность, тяжесть  последних лет словно слетели с его плеч. Искренний смех наполнял его тело жизнью, светом и радостью, как в детстве, когда приличия, чужие желание и навязанные правила казались глупыми и необязательными.  

      "Чего тебе стоит скинуть маску благонравия? В душе Кэтрин, ты уже давно старуха и даже не понимаешь этого. Хочешь сделать меня таким же?! Не выйдет!"  - в сердцах злился Айзек. Неожиданно он почувствовал сильную усталость и его злость резко сменилась обидой.

     "Почему со служанкой мне общаться легче, чем с тобой? Разве ты ничего не чувствуешь?" – уже без сомнения, он отчетливо осознал, насколько они с Кэтрин разные и что отныне душевная близость и доверие между ними не возможно. Даже если они разделят супружеское ложе, это уже ничего не изменит. Осознание ситуации и смирение подействовали на него успокаивающе. Он взял себя в руки:

     "Ну что ж, разочарование - не повод доводить дело до скандала. Живи как удобно, я же буду жить как мне угодно!" – в мыслях решился он и, подойдя к супруге, стоящей на коленях посреди комнаты, протянул ей руку.

      - Милая, не стоит так нервничать. Мы угомонились, благодаря твоим молитвам. - спокойно, даже несколько благожелательно произнес, продолжая настойчиво предлагать руку до тех пор, пока миссис Гриндл не соизволила принять его помощь.

     Супруга намеревалась простоять на коленях в молитве еще достаточно долго, надеясь, что ее поступок повлияет на мужа и заставит его почувствовать угрызения совести, однако настойчиво протянутая рука вкупе с улыбкой супруга уверили ее в его полном раскаянии. Поднявшись, Кэтрин приготовилась обрушить на него нравоучительную тираду, однако не успела она еще открыть рот, как супруг заметил ей:

     - Право, милая, чем устраивать истерики и стоять на коленях,   вам следовало присоединиться к нам. Уверяю, у вас сейчас было бы чудесное настроение и длилось бы оно весь день.

    - Что?! – поразилась Кэтрин.  - Как подобное можно предлагать мне - твоей жене, словно я нищая, невоспитанная девка!

      Ее лицо посерело от гнева. Поднимаясь с колен и заметив у супруга улыбку, она склонна была ожидать обычного его поведения, однако вместо этого она услышала из его уст иронию.

      Служанка заметив, как резко меняется настроение у хозяев, стояла тихо, как мышка, напуганная таким поворотом дел и наблюдая, чем закончится их противостояние.

    - Леди, воспитанные леди из хороших семей не смеются как вульгарные женщины! – кричала миссис Гриндл. – Я не такая, как она! – ее палец указал на служанку.

    "О, Боже! Сейчас начнется…" – только и смогла произнести мысленно служанка, но мистер Гриндл не позволил случиться скандалу. 

     - Правда? А я думал, что вульгарность выражается несколько иначе, чем смехом от души над добрыми шутками. Кроме того, откуда вы успели узнать, как ведут себя вульгарные женщины? – его правая бровь изогнулась, выражая сомнение и показное удивление.

    - Ты! – закричала супруга. – Ты смеешься со служанкой, как  равной! Ты…

     - Что я? – на его губах играла циничная усмешка. Это уже был совсем другой Айзек, которого Кэтрин до сих пор не знала, зато часто наблюдала компаньонка. – Мне совсем не смеяться?

     - Подобный смех бывает только у одержимых! -  не унималась она. – Ты раньше таким не был! Это все она! Она! – миссис Гриндл повернула свое гневное лицо к Ханне. – Я не хочу ее видеть больше в этом доме! Пусть убирается немедленно!

     - А меня она вполне устраивает. – злорадно заметил супруг.

    - Ты защищаешь ее!? – ужаснулась хозяйка. Ей казалось, что произошла какая-то ошибка и что, вообще, вся эта ужасная, безобразная сцена ей только снится.

     - Я не хочу, чтоб ты была похожа на Маргарет. – спокойно парировал он, глядя на нее теперь уже абсолютно искренними и честными глазами. Его злорадство испарилось и теперь он стоял перед ней совершенно спокойный и собранный.

      - Если она себя вела в их доме подобным образом, я понимаю Маргарет. – бросила хозяйка.

     - Подобным? Это как? – мистер Гриндл отлично владел собой. Он был спокоен, уравновешен, но Ханне казалось, что он с тайным удовлетворением насмехается над супругой. Сама Ханна стояла тихо, стараясь всем своим видом показать полное раскаяние и готовность неустанно молиться, чтобы вновь заслужить доверие хозяйки.

     - Она…- сквозь слезы пыталась сказать Кэтрин. – Она кокетничает с тобой!

     - Правда? – удивленно спросил он. – А я и не знал, что теперь дамы, в порыве кокетства хрюкают, как поросята? Это новое веяние моды?

    - Хрюкает?! – хозяйка была ошеломлена. – Зачем?

     - А мне откуда знать? – ответил Айзек. – Мы разговаривали о Марвелах, Эмма  хрюкнула, а рассмеялся. И тут появляешься ты и утверждаешь, что я одержимый, а она кокетничает!

     "Все-таки мистер Гриндл отменный поганец!" – восхитилась про себя служанка.

      Тем временем, миссис Гриндл находилась в полном замешательстве:

      - Почему она  хрюкала? – Кэтрин с сомнением поглядывая то на супруга, то на компаньонку.

     - А потому что она принесла мне отличную новость, которая позволит подложить Марвелам свинью! Ради такого не грех и хрюкнуть.

    - И что за новость? – недоверие хозяйки резко сменилось любопытством.

    - За ваше безобразное поведение, не достойное милых леди из добропорядочных семейств… - он сделал паузу и пронзительно посмотрел на супругу, -  я не скажу вам.  Ты должна хорошо подумать над своими поступками.

    - Я требую! – возмутилась Кэтрин.

    - Нет! – отрезал супруг. – Своим неразумным поведением вы показали, что ведете себя, как обычная недалекая леди! Как я смогу доверить вам столько важный для меня секрет, если вы можете его разболтать подругам?

    - Но, Айзек!

    - Нет! – решительно повторил он. – Когда придет время, вы узнаете новость, и потом сможете вдоволь посплетничать с подругами, да хоть со всем городом, но пока еще время не пришло.

    - Эмма? –  уверенно позвала миссис Гриндл и повернулась к служанке.

    - Да, миссис Гриндл.

    - Я запрещаю вам, Эмма, говорить об этом кому-либо, пока я не позволю вам! Женщинам только дай повод для сплетен,  весь город будет завтра знать! Я не позволю испортить мой план.

     - Эмма? -  не унималась хозяйка, продолжая давить на служанку. – Иначе я тебя уволю.

     - В этом доме хозяин я! – рявкнул он. – И я решаю, кого уволить!

     - Айзек, милый – это же не справедливо, я тоже хочу знать!

     - Когда будешь вести себя, как истинная леди, тогда и узнаешь. Разговор окончен.

     - Но милый…

     - Эмма, вы свободны.

    - Да, мистер Гриндл. – кротко пролепетала служанка и быстро упорхнула из комнаты, пока хозяйка вновь не переключилась на нее. О чем  будут говорить супруги, Ханна могла только предположить, но подслушивать она даже и не собиралась. В доме, где есть хоть один слуга, всегда найдется желающий проникнуть в чужую тайну. Она была уверена, что вскоре на кухне ей поведают все свежие сплетни. Вылетев из кабинета и притворив дверь, Ханна уловила шаркающий звук удаляющихся шагов.

    "Вот старая ведьма!" – выругалась себе под нос служанка и направилась на кухню. В том, что ее не уволят, она была почти уверена.

    - Что там произошло? –  любопытные кухарка и Марта накинулись на Ханну, когда она вошла в кухню. – Мы не могли понять и гадали: у вас там веселье или ругань?

    - Ну, как сказать… - начала свое объяснение Ханна.

    - А вот так и скажи! – они обе вытянули свои головы, чтобы не пропустить мимо ни одного слова из ее рассказа, все-таки не каждый день в хозяйском доме происходят подобные загадочные сцены, как никак, все же для слуг развлечение.

    - Я бы сказала, только мистер Гриндл запретил мне распускать своя язык, иначе грозился уволить.

    - Да  что ты? – в их голосах почувствовалась такая грусть и разочарование, словно она от них скрывала величайшую тайну бытия.

   - Аха. – удовлетворенно подтвердила Ханна и смачно откусила от наполовину съеденного яблока, которое любопытная Марта забыла на столе. И пережевывая яблоко, продолжила: - А хозяйка, наобоот, требует, фтобы я рассказала ей. И как тут быть?

    - Все же хозяин-то главнее.

   - От и я так думаю. – подытожила Ханна

   - Что ты тут думаешь? – прервал разговор раздраженный голос экономки, которая надменно встала у порога, преграждая дорогу к спасению.

   - А я думаю, что приказы хозяина следует выполнять подобающим образом и держать рот на замке. – равнодушно ответила Ханна. Грубить экономнее она не собиралась, все же худой мир по любому лучше доброй ссоры.

   - Тогда чего ты тут расселась и сплетничаешь? – похоже, что Большая Мэри нарывалась на ссору.

   - Ну не под дверью же мне стоять! – не подумав огрызнулась она, а осознав сказанное, пожалела.

   - Да как ты смеешь! – закричала экономка.

   - Я не смею, просто предупреждаю, что нам всем лучше молчать, если не хотим потерять работу. – примирительно ответила она, однако Мэри уже была на взводе. Посчитав, что скандалить глупо, Ханна прихватив еще пару яблок, вальяжно обошла экономку и направилась из кухни.

    - Положи яблоки! – потребовала Мэри.

    - С ними как-то легче  молчать. – бросила на ходу служанка и чинно удалилась.

    - Вот дрянь нахальная! – завопила экономка. – А вы чего расселись, бездельницы ленивые, быстро за работу.

   Марта тут же убежала, а Марджори принялась расставлять перемытую посуду, громоздившуюся на столе.

   - Так что там, с письмом? – экономка стояла за спиной кухарки и не сводила с ее спины глаз. Марджори могла бы поклясться, что от  злого старческого сиплого голоса Мэри у нее волосы поднялись на затылке дыбом.

   - Хозяин запретил говорить об этом.

   - Тебе что ли сказал лично?

   - Может и не лично, но рисковать работой не буду.

   - И кому ты это говоришь? Мне? Так и останешься без работы! Уж поверь. – противно хихикнула экономка.

   - Да, пожалуйста, - равнодушно повела плечом Марджори, - работу я еще найду, если по твоей милости уволят, а вот если хозяин останется недоволен, будет хуже. Так что даже не думай, не скажу.

   - Тварь! – прошипела экономка, покидая кухню.

    - Кто бы говорил. – огрызнулась кухарка.   

       Когда Ханна подавала ужин, примирившиеся супруги мило беседовали и только хозяйка изредка бросала косые взгляда на компаньонку, которые та старательно игнорировала. Понимая, что между женщинами взаимопонимание еще не налажено, Айзек предложил:

       - Думаю, что после ужина, вам с Эммой стоит вместе помолиться. Как-никак, вы меня сегодня от одержимости спасли. – усмехнулся он.

      - Грех так говорить. –  обиженно ответила супруга, почувствовав в его голосе насмешку.

     - А вам, Эмма, напоминаю, что следует молчать до тех пор, пока я не позволю рассказать. –  заметив недовольство супруги, он снисходительно добавил: - Возможно, Кэтрин, я расскажу, но зависеть это будет от вашего поведения. Скрывать там особенно нечего, но все же во время сказанная новость имеет решающее значение.

     - Да, мистер Гриндл.

     - А тебе, любимая, все ясно? - Кэтрин кивнула головой, продолжая насаживать овощи на вилку. – Вот и славно!

     Айзек взял руку супруги и поцеловал запястье.

    "Лицемер и обманщик!" – от его неискренности Ханне стало противно и от жалости не осталось и следа.

       Зато оставшийся день прошел без происшествий. Вечером, готовя хозяйку ко сну, служанка была молчаливой. Хозяйка тоже была не многословной.

      "Пусть лучше так, чем бесконечные расспросы!" – решила компаньонка.

      Пожелав спокойной ночи миссис Гриндл, Ханна удалилась. Проходя мимо двери кабинета, Ханна остановилась, но постучать не решилась.

      "О письме спрошу завтра". –  и направилась в свою комнату.

       Экономка, кухарка и Марта давно разошлись по домам. Дом утопал во мраке и ночной тишине. Лишь одинокий сверчок пел свою незатейливую грустную колыбельную, которая успокоила Ханну и усыпила.

Глава 14

 

   С произошедшего инцидента прошло больше недели и казалось, в доме все вернулось на круги своя. Однако все же в воздухе ощутимо чувствовалось нечто, предвещающее изменения. Даже прислуга, которая обычно жила своей жизнью и не принимала хозяйские неприятности близко к сердцу, отныне старалась вести себя осторожнее, надеясь, что тогда намечавшаяся буря минует их стороной.

         Теперь пасмурные осенние дни для Ханны тянулись долго и нудно и давили на нее серой неподъемной тяжестью. Она ощущала за собой вину, в которой была мало виновата, но самоедство не давало ей радоваться жизни и спокойно засыпать. Она недоумевала, как, казалось бы, такое глупое и незначительного событие, которое должно было пройти незамеченным, могло так повлиять на отношениях супругов. Это оставалось для нее загадкой.

      По ночам ей стали сниться кошмары, в которых она представала среди толпы почти раздетой, в грязном тряпье и окружавшие ее люди, начинали указывать на нее пальцем, насмехаться над ней и кричать оскорбления. Спрятаться от них или убежать не удавалось, ее ноги были тяжелыми, приросшими к земле и не получалось сделать даже шага.

     Просыпалась Ханна уставшая и подавленная, с ощущением, что каждый в городе скоро узнает о ее грехопадении. Все больше ее охватывало недовольство собой, хозяином, хозяйкой, запутанными донельзя отношениями между ними. Она, как никогда, ощущала себя одинокой. Миссис Брэдлоу была славной, доброй женщиной, но она не была бедной служанкой, потому упади воспитанница перед ней на колени и расскажи, что с ней происходит, она вряд ли была понята благопристойной дамой.

      Единственной ее отдушиной оставалось пение в церковном хоре. Это было и разнообразием, и местом, где она могла видеть знакомых, отвлекавших ее от мрачного настроения. Это было для нее, как глоток свежего воздуха. Одна только встреча с Джоном могла поднять ей настроение.

     Он, чувствовавший, что Ханна расстроена, не принимался ее расспрашивать, а просто старался встать с ней рядом и улыбался, когда замечал, что она смотрит на него. От того, что он от нее ничего не требовал и не расспрашивал, она была признательна и старалась отвечать ему теплой дружеской улыбкой. Хотя, в глубине души надеялась, что он относится к ней более, чем по дружески. В какой-то момент ей казалось, что он может стать для нее выходом из сложившейся ситуации. Если вдруг она сможет найти поддержку в ком-то, пусть в Джоне, простом спокойном парне, она сможет решиться уйти от Гриндлов и не испугается предстоящих ей трудностей.  И в то же время, связывать себя узами брака с человеком, которого она не любила, только для того, чтобы сбежать от другого и не бояться трудностей, разве это не детский поступок?

      Джон Дэвис был скромным парнем и в сравнении с ним Ханна чувствовала себя развратной, падшей женщиной, но его теплота и симпатия помогали ей почувствовать себя более уверенной и привлекательной.   Пожалуй, впервые она почувствовала, что на нее смотрят с интересом, ей улыбаются, на нее засматриваются! Теперь из гадкого утенка, забитой служанки, опасающейся привередливой хозяйки, она превратилась в очень милую, привлекательную молодую особу, умеющую сделать красивую прическу, подчеркнуть свои достоинства и отныне не трепетавшей перед строгой нанимательницей.  И пусть путь к этому был не прост и тернист, но все же это было лучше, чем изводить себя слезами раскаяниями.

      Осознав свою привлекательность, расправив плечи, изменилась  и сама Ханна. Она воспитывалась в достопочтенной семье Поупов и ни на миг не забывала, что гордыня – это все же грех, но как же ей было приятно, что на нее обратил внимание такой мужчина, как мистер Гриндл. Пусть он властный, иногда совершенно не выносимый и несносный, совершающий только то, что желает сам, но как же это тешило ее самолюбие. И именно запретность, то чувство непозволительности и само нарушение той грани, которая не позволительна для прислуги, делало проявление симпатий со стороны хозяина таким притягательным для служанки.

        В последнее время Ханна много размышляла об отношениях между супругами Гриндл. Теперь она уже догадывалась, что мистер Гриндл женился на супруге для решения некоторых проблем, но все же было что-то, что не давало ей покоя.

      " Если хозяйка добродетельна, пусть даже иногда чрезмерно, но все же благородная леди, как он может позволять в доме, где живет его супруга,  такие низостные вольности?"

      Ханна уже давно понимала, что не всякий мужчина в браке хранит верность своей супруге, знала о существовании борделей и продажных женщин, которых посещают не только молодые люди, но и женатые и почтенные главы семейств. Но все же она не понимала, как он может не бояться вести себя столь неуважительно в своем доме? Ей было неловко перед хозяйкой -  набожной женщиной, но ее желания и согласия мистер Гриндл не спрашивал, и, если бы не она, была бы какая-то другая женщина. В этом Ханна не сомневалась.

     "Возможно, - размышляла служанка, - мистер Гриндл раньше тоже посещал увеселительные заведения, иначе где бы он мог узнать о тех непристойностях, которые он совершал с ней?"

      Еще Ханна изводила себя вопросами: мистер Гриндл видит в ней падшую женщину, которая будет выполнять его грязные развратные прихоти или все же он испытывает к ней некоторые теплые чувства симпатии?

       Теперь она много размышляла над этим вопросом, а если женщина слишком часто и много думает о мужчине, то она даже не успевает понять, как начинает думать все время только о нем. Так и Ханна не успела заметить, как начала ревновать мистера Гриндла к его супруге. В уме она понимала, что не имеет на это никакого права, что миссис Гриндл  - его законная супруга и благородная леди, но разве сердце женщины когда-нибудь останавливали подобные преграды?

       Каким бы Айзек отрицательным не был, его забота о ней, о ее репутации  - рассматривались Ханной, как выражение его симпатии. С каждым днем ее благодарность крепла. А после того, как она доставала из укромного места свое богатство, подаренное мистером  Гриндлом, ее неопределенность рассеивалась и она все больше убеждалась, что он  испытывает к ней если не симпатию, то, по крайней, мере благодарность.

        В другое же утро, после бессонной ночи, проведенной за размышлениями, она могла проснуться раздраженной и злой, на него и на себя, потому что как ни посмотри, но он все же приручал ее, понимая, что она никогда не сможет рассчитывать на него. Что если его отношения и пристрастия раскроются, то пострадает ее репутация,  и общество обвинит только ее – неблагодарную, пошлую, зазнавшуюся служанку, которая скатилась до такого разврата. В такие дни она его ненавидела всей душой и старалась на него даже не смотреть. Однако, его покровительство, его забота чувствовалась даже в мелочах.

     Надевая платье, она вспоминала, что это он настоял, чтобы ей отдали устаревшие платья хозяйки. Вдыхая  сладкий цветочный аромат духов, она знала, что это он подарил. Обувая красивые, удобные ботинки, ловила себя на том, что это он платит ей больше, чем другим и она смогла позволить себе хорошую обувь. Ей было стыдно признаться, но, надевая ночную сорочку, расшитую нежной вышивкой и кружевом, она помнила, что и это его подарок. Как ни поверни, к чему ни прикоснись – Ханна знала, что он о ней заботится. После осознания подобного, ей становилось тошно. Как он мог с ней так поступать, зная, что они никогда не могут быть вместе?! В том, что он ее приручал, как ручную собачку, Ханна больше не сомневалась. Он всего лишь дал ей отсрочку, чтобы она почувствовала и оценила его заботу, которой в ее жизни было мало.

      Мистер Гриндл был хитер. Глядя, как он водит за нос супругу, она вполне допускала, что он так же обманывает и ее. Со служанкой можно быть самим собой, можно быть грубым, никто его не остановит. Со служанкой можно быть не благородным, на нее можно давить, ей можно угрожать и использовать. Она для него удобная прихоть, которой он натешится и оставит, потеряв всякий интерес.

       Она прослужила у них почти девять месяцев, но до сих пор она так и не решилась. Не решилась уйти, гордо хлопнув дверью на прощание, показав, что служанки имеют гордость и порядочность, и не решилась стать любовницей, но она чувствовала, что скоро ей предстоит сделать выбор.

      Айзек в эти дни был крайне осторожен, понимая, что Кэтрин все еще продолжает косо смотреть на свою компаньону. Он старался быть спокойным, внимательным, но в меру, чтобы у супруги не сложилось впечатление, что он заглаживает вину. В эти дни он старательно игнорировал Ханну, всем своим видом показывая, что она много о себе возомнила. Он ожидал, что почувствовав его охлаждение, служанка забеспокоится и кинется угождать ему, искать подтверждения его прежней симпатии, однако вместо  ожидаемого результата Айзек замел, как Ханна стала к нему относиться более холодно и равнодушно.

      Нет, служанка была исполнительной, приветливой, покорной, но она больше не искала его симпатии и игнорировала его холодность, показывая свою гордость и спесивость. Подобного он не ожидал. Ему казалось, что дорогие подарки должны были развеять ее сомнения, однако к его удивлению, Ханна оказалась не падкой на красивые подношения, точнее подарки она принимала с радостью, но в руки ему не давалась. В сердцах он ругался и был на служанку зол, однако в глубине души все же был восхищен достойной соперницей. По его расчетам, Ханна уже должна была быть от него без ума и чуть ли не бросаться в его объятия.

       Размышляя над своим следующим шагом, он пришел к выводу, что пряник пора сменить на кнут, иначе служанка совсем избалуется. В конце концов, на то она и служанка, чтобы угождать ему, а не он ей. И пусть только окажется строптивой, она об этом еще пожалеет! Применить грубость он не решился, хотя соблазн был велик, поскольку это означало бы его полное поражение, как соблазнителя. Но его холодность и равнодушие должны привести ее в чувство, по крайней мере, так должно было быть по его расчетам.

       Все началось неожиданно и резко. Когда пришло время получать жалование, к своему удивлению Ханна получила только положенных 12 долларов и ни цента больше! Большая Мэри со злобой и ядом в голосе объяснила, что мистер Гриндл не доволен ею.

       Позже вечером ее вызвала экономка:

     - Ну, допрыгалась, нахалка? – хмыкнула она грубым сиплым голосом, как только Ханна вошла. – Уж не знаю, чем ты рассердила хозяина, но отныне ты обычная служанка. – она расхохоталась противным смехом, всем  видом показывая свое торжество. Глаза экономки сияли. А Ханна была настолько поражена, что не могла даже рта открыть. Она допускала такой поворот событий, но все произошло слишком неожиданно и без предупреждения.

    - Миссис Гриндл с супругом уезжают, так что отныне в твои обязанности входит следить за порядком на втором этаже и помогать Марджори на кухне, если понадобится. – объявляя ее новые обязанности экономка, не сводила своих маленьких пронзительных глазок, надеясь увидеть слезы разжалованной компаньонки. Однако, вопреки ее ожиданиям, Ханна даже не расплакалась и не выразила большого сожаления, лишь удивление отразилось на ее лице, которое быстро сменилось согласием и чем-то еще, чего Мэри не смогла разобрать. Расстроившись, что не удалось довести служанку до слез, экономка буркнула:

      - За дело и не лентяйничай! А то пожалеешь. Можешь начинать собирать вещи!

      - Какие вещь? – удивилась Ханна.

       Большой Мэри так и хотело мстительно бросить ей: - Твои! - однако это было не в ее силах. Окинув придирчивым взглядом Ханну с ног до головы, процедила сквозь зубы:

      - Хозяйские! Хорошо же ты служишь хозяевам, если тебе даже не сказали, что они уезжают. - заметив, как ошарашена противница и непонимающе хлопает глазами, она победно добавила: - И уезжают на долго! А уж я научу знать свое место и верно служить хозяевам. – пробурчала она себе под нос, провожая взглядом уходящую служанку. Мстительная улыбка застыла на ее обрюзгшем лице.

      Выйдя в коридор, Ханна прислонилась к стене, обессиленная неожиданным поворотом. Ее желание исполнилось, но не зря же говорят, что стоит бояться своих желаний.

     "А может все к лучшему?" – подумала она, но, услышав неподалеку шаги, выпрямилась и направилась на их. Это оказалась миссис Гриндл.

   - Эмма, ты уже слышала, что мы Айзеком уезжаем?

   - Да, миссис Гриндл. Когда вы отъезжаете?

  - Уже на этой неделе, потому скорее приступай к сбору вещей. Не забудь положить зеленое муслиновое платье и синее с кружевами.

     - Хорошо, мисси Гриндл. На долго вы едете? – решилась спросить служанка.

     - На месяц, а может и больше. У мужа дела, но думаю, что не раньше Рождества. – неохотно ответила хозяйка и подхватив пышные юбки, унеслась прочь.

      "Ой-ей-ей… жду не дождусь, когда уедете… - съязвила Ханна. От осознания, что отныне дорогие подарки она получать не будет, ей стало грустно. - Пусть подавится! – топнула она ногой и, тяжело вздохнув, отправилась собирать хозяйские вещи".

       Почти неделя сборов и подготовки к отъезду пролетела быстро. Бегая по большому дому  и собирая все вещи, о которых неожиданно вспоминала миссис Гриндл, Ханна сбила себе все ноги. Утешало ее лишь то, что скоро состоится отъезд и вся эта кутерьма будет окончена.

       В предвкушении встречи с семьей, Кэтрин стала просто не выносила и очень придирчива. Вечерние чтения миссис Гриндл были уже не столь интересны, как подготовка подарков и выбор платьев. Хоть хозяйка и не была красавицей, но красивые наряды она обожала не меньше, чем Маргарет и Лидия Марвелы.

      В час, когда супруги собирались отъезжать, началась  ужасная суета и неразбериха. Миссис Гриндл суетилась и отдавала столь противоречивые указания, что они с Мартой перестали их выполнять, лишь изображая старание.

        Прислуга была уставшая и на пределе, и все утро перед отъездом хозяев на вокзал только и считали часы и минуты, оставшиеся перед их отъездом. Из всех жителей огромного дома, только один мистер Гриндл сохранял присутствие духа и никуда не спешил. Казалось, что ему нравится вся эта кутерьма. Он совершенно не обращал внимание на все суету и Ханна могла поклясться, что, глядя на нее запыхавшуюся и растрепанную из-за беготни, он был крайне удовлетворен.

      "Вот сволочь! Это он в наказание за строптивость". – угадала она, но решила не подавать вида, что ее это как-то задевает. Вместо этого она так же старательно делала вид, что не обращает на него совершенно никакого внимания. Он не попрощавшись, повернулся спиной и вышел из дома.

       И все-таки Ханна была задета! Когда за ним захлопнулась дверь, она была готова расплакаться. Нет, она была рада, что он перестал на нее обращать внимание, но все же мог бы просто попрощаться, как со всеми, а не делать вид, что ее тут нет.

      Зато экономка, приободренная холодность хозяина к служанке, была в предвкушении. Ее оставили в Блумсберге присматривать за домой, оказав тем самым значительное доверие. Не успела дверь закрыться, как экономка, уткнув руки в бока, стала раздавать указания, стоявшей перед ней служанкам:

     - Марджори, - начала она, - если хозяева уехали, это не значит, что готовить не надо. Но запомни, мой желудок болит от кислого и сладкого, потому постарайся приготовить что-нибудь подходящее для меня. В помощнице нужды у тебя пока нет и ее отпустили. Помогать тебе будет белоручка и зазнайка Эмма или как ее там? Не важно.  А потом ты и Марта отдраите весь дом так, чтобы он сиял. Просушите матраты, перестираете занавески и покрывала, проведете ревизию в кладовой, а там я и еще что-нибудь придумаю. – это она уже обращалась к Ханне и Марте.

      Не дожидаясь ее недовольства, прислуга разошлись. Ханна направилась в комнату хозяйки, наводить порядок и разбирать ее в спешке разбросанные вещи. Едва она приступила к разбору вещей, как в комнату без стука ворвалась Большая Марта.

     - Бездельничаешь? Решила отсидеться, надеешься, что все будет как раньше? Зазналась, дрянь ленивая? Думала, что и дальше будешь белоручкой? Ха-ха! Ну, нет уж. Горшки мыть, полы и посуду! А я присмотрю, что бы ты не ленилась, будь уверена.

      Ханна не стала с ней спорить. Она молча вышла из комнаты, не став дожидаться окончания угроз, показывая таким образом пренебрежение.

      - Ты куда, дрянь? Я еще не закончила!! – завизжала экономка, но та даже не остановилась и на ходу ответила:

      - Мыть горшки, полы и посуду. – и не обращая внимание на непрекращающиеся вопли экономки, покинула комнату. Мэри попыталась догнать ее, но большой вес и больные колени не позволяли догнать беглянку.

      "Придется выдраить до чиста весь этот дом, зато потом и пусть только пристанет! – злилась Ханна. Проверив и вымыв все ночные горшки в доме, она направилась на кухню.

      -  Марджори, тебе помочь? – спросила она, радуясь, что есть с кем поболтать. Кухарка обернулась, проверить: есть ли кто в кухне, кроме них, а потом тихо ответила:

     - Да я могу и сама справиться, но, глядя на тебя, мне кажется, что это тебе нужна помощь. Присядь, помоги почистить овощи. Вдвоем будет веселее. – она заговорщицки подмигнула.

        Только сев на стул, Ханна поняла, как у нее гудят ноги.

    - Ну, что ж, придется снова привыкать. – заметила она, улыбнувшись Марждори, и вытянула ноги под столом.

    - Ты мне лучше скажи, чего случилось? - не удержавшись от любопытства, шепотом спросила кухарка.

    - Вот бы мне знать! - Ханна взяла нож и грязную крупную картофелину в руки. – Прибежала эта карга и радостно сообщила, что теперь я простая служанка. Видела бы ты ее тогда. Она вся светилась от счастья. – тихо рассказывала Ханна, одновременно прислушиваясь, не раздадутся ли шаркающие шаги под дверью.

      - Могу представить. – усмехнулась кухарка. Экономку она тоже недолюбливала, потому как та всегда тщательно проверяла содержимое ее сумки, когда она уходила домой. Для Большой Мэри было лучше, если остатки еды пропадут, чем кто-то из прислуги это съест или унесет домой. – Что теперь делать будешь?

      - Пока работать, а потом видно будет, когда вернутся.

      - Расстроилась?

      - Как сказать, и да, и нет. Не уволили – уже хорошо, а с другой стороны, зная его вспыльчивый и придирчивый характер, следовало ожидать подобного.

      - Ну да, - согласилась Марджори, -  но мне все же кажется, что ты его чем-то задела.

     - Да кто его знает. – коротко ответила Ханна, не желая продолжать разговор на эту тему. - Чего готовить будешь?

     - Мясной пирог.

    - Было бы не плохо, если бы и нам что-нибудь досталось, но я сильно в этом сомневаюсь.

       Она захихикали, потому как обе были почти уверены, что им достанутся если только крошки с тарелки экономки.

       - Сдается мне, что пока хозяева вернутся, мы все здесь похудеем. – грустно заметила кухарка.

      - Угу, - грустно согласилась помощница. Она была сейчас так голодна, что обрадовалась бы черствой корочке позавчерашнего пирога.

       - Не расстраивайся, я оставлю тебе кусок вчерашнего в шкафу, - шепотом утешила ее Марджори, только забери его уже поздно вечером, чтобы не попасться.

      - У-у!!! Спасибо! – подпрыгнула от радости на стуле подруга, - Марджори, я говорила, что люблю  тебя.

      - Нет, но я догадывалась. – хихикнула она, -  а через месяц я буду для тебя почти богиней!

      Они хихикали, как дети и не заметили, что дверь открылась.

      - Смеетесь, вам работы мало? – пригрозила она.

      - Нет, Мэри, что ты, скоро будет пирог. Смотри, тесто уже подошло, только начинка еще не готова. Тебе положить побольше масла? – попыталась схитрить Марджори.

     - Клади чего хочешь, лишь бы вкусно было. – ответила экономка более спокойно. В этом доме все любили поесть и экономка не была исключением. А особенно вкусным будет пирог, если его пекут по твоему желанию и для тебя, а не для хозяев. Пусть не на долго, но некоторое время в этом доме теперь она - Мэри полноправная хозяйка и уж она постарается использовать свалившуюся на нее привилегию  во свое благо.

      Через две недели дом сиял чистотой, не осталось ни одной комнаты, где бы не прибрались Ханна и Марта.

     - Еще немного, - шутила прислуга, - и Мэри будет как в сказке про Золушку смешивать чечевицу и горох, только бы мы не сидели без работы.

       К вечеру они были совершенно без сил, но не шутить не могли. Еще Ханну спасало, что ей не запретили петь в хоре, потому она хотя бы изредка могла вырваться из дома. Зато когда она шла в церковь, то становилось плохо экономке, потому как видеть Ханну в нарядном платье из дорогой ткани, перепавшей от хозяйки, с изящной прической она спокойно не могла. У них так и продолжалось: сначала экономка изводила Ханну работой и придирками, а потом Ханна изводила экономку своими платьями и праздничным видом. Причем, чем больше придиралась Мэри, тем лучше старалась выглядеть Ханна. За их негласным противоборством с любопытством наблюдали   Марта и Марджори.

 

 

Глава 15

 

Мистер и миссис Гриндл вернулась в Блумберг лишь через два месяца, в начале февраля. Их приезд был неожиданным, и к такому сюрпризу в доме оказались все не готовы.

     Из всей прислуги, Марджори была единственной, кто искренне обрадовался возвращению хозяев. От радости  кухарка подпрыгивала и хлопала в ладоши, ведь для нее возвращение хозяев означало окончание самодурства экономки и начало покойной, стабильной жизни без придирок и угроз увольнения. Смотреть на пышногрудую кухарку, сотрясающую в порыве восторга своими пышными формами, Ханна без улыбки не могла.

     Марта тоже радовалась, но гораздо сдержаннее. Даже ее, непритязательную и немного молчаливую служанку, Большая Мэри достала до чертиков. Каждый раз, когда заходила речь об экономке, Марта злилась и чертыхалась, хотя обычно  была спокойной и уравновешенной женщиной.

       Зато сама экономка погрузилась в печаль.  Время ее полновластия и самодурства подошло к концу. Она только освоилась и стала совсем без зазрения совести гонять прислугу по своим нуждам, почувствовала себя полновластной хозяйкой большого дома, как ее сладкая жизнь резко закончилась. От охватившего ее расстройства, она будто сдулась, голос ее стал тише и из грозной домоуправительницы она почти тот час превратилась в немолодую испуганную толстую женщину с больными ногами и слабым сердцем.

      Ханна же своих чувств и эмоций не выказывала, старалась держать себя сдержанно и подчеркнуто уважительно, но без заискивания.

      "В конце, концов, - решила она, - если мне после жалоб Мэри дадут расчет, то  хотя бы буду держаться с достоинством, не доставив им радости увидеть мои слезы".

      Судя по мстительному взгляду экономки и по поджатым губам, ей не терпелось пожаловаться хозяевам.

     - Эмма! Разнеси вещи по комнатам и наполни ванну! – прокаркала экономка, стараясь находиться поближе к хозяйке и выказывая свое почтение.

       Сверкнув глазами, Ханна пренебрежительно повернулась к ней спиной и направилась в холл за вещами. Сумки, чемоданы и саквояж… вещей было много. Взяв большой чемодан за ручку, служанка потащила его наверх. По дороге решив, что это скорее всего чемодан мистера Гриндла, она направилась в его комнату. Подойдя к двери,  толкнула ее плечом и, таща двумя руками чемодан за ручку, спиной вошла в комнату. Из-за злости и захватившего ее раздражения или по нелепой случайности, но, затаскивая чемодан, Ханна не допускала мысли, что в комнате может кто-то быть.

     Выдохнув, она резко отпустила ручку чемодана и он упал на пол с глухим звуком. Еще служанка собиралась хорошенько пнуть по дорожной сумке, но после услышанного за спиной покашливания, ее занесенная нога так и осталась висеть в воздухе.

      - Вижу, что проведенное время не пошло вам на пользу. – раздался насмешливый голос. Обернувшись, она увидела мистера Гриндла в турецком халате, накинутом поверх рубашки и брюк. – Как погляжу, так вы все больше отбиваетесь от рук и ведете себя совершенно отвратительно.

       - Послушаете, что скажет Мэри, еще больше удивитесь. – огрызнулась служанка, не отводя глаз. Это было вызывающе, но она так устала бояться и теперь отступать была не намерена.

        - И что такого она должна мне поведать?

       - Что пожелаете, за ней не станет. Думаю, вы будете довольны. – за его отсутствие, Ханна похудела и теперь казалась повзрослевшей. Он не мог пока осознать в чем дело, но интуитивно почувствовал, что Ханна изменилась. И судя по ее усталому виду, Айзек удовлетворенно отметил про себя, что в его отсутствие ей было не сладко.

       - Вам не кажется, что вы забываетесь? – строго сказал он, указывая служанке ее место.

       - Возможно, мистер Гриндл. – согласилась Ханна, но ни раскаяния, ни извинения он не дождался. Прислуга на него смотрела дерзко, даже несколько вызывающе.

     - Вы будете уволены. – пригрозил он, считая, что такие дерзости служанкам спускать нельзя.

    - Как вам будет угодно. –  она продолжала спокойно стоять, не выказывая ни малейшего расстройства. – Полагаю, мне можно уже собирать вещи?

      Айзек внимательно разглядывал ее, гадая, какая пчела ее ужалила. Если раньше он доводил ее до слез, то теперь его попытка указать ей место и надавить, не удалась.

     "Возможно, - подумал он, - эта проныра уже нашла другое место. И я буду не я, если ты так легко упорхнешь от меня".

    - Вам нужны рекомендации? – небрежно бросил он, показывая полное равнодушие к ее персоне.  

    - А вы их дадите? - недоверчивые нотки послышались в ее голосе.

   - Отчего же не дать, если вы отработаете еще некоторое время, пока мы найдем замену, недели 2-3, а может и быстрее. –  Айзек старался говорить, как можно равнодушнее, но только он знал, какая внутри него клокотала ярость.

    - Хорошо, мистер Гриндл, - согласилась служанка, не веря, что все так здорово сложилось. Она присела, а потом покинула комнату, оставив хозяина в размышлениях. Ханна не могла поверить, что еще две недели и она свободна!

      Вечером, у мистера Гриндла состоялся разговор экономкой, в котором та отчиталась и подробно расписала положение дел в городе и доме, особенно красочно описывая недостойное поведение Ханны. Со слов Мэри выходило, что та не только ленилась и не выказывала должного старания, но и часто самовольно покидала дом, разодетая в лучшие платья.

      - Вы не поверите, мистер Гриндл, - продолжала жаловаться экономка, - каждый день отлучалась из дома и каждый раз в новом платье, чтобы не повторялось! Откуда у нищей служанки такие вещи? – спрашивала она страшным голосом и выкатывая глаза. – Вот клянусь вам, мистер Гриндл, не честным праведным трудом она их заработала! Боюсь, что теперь, если она снова станет компаньонкой вашей супруги, то это будет просто ужасно! С такой распутной служанкой стыдно будет появиться в приличном месте, все только и будут тыкать пальцем и смеяться. Прошу вас, мистер Гриндл, просто умоляю, ради доброго имени вашей супруги, не позвольте этой дряни опорочить ваше доброе имя.

     Если Мэри хотела испортить мнение хозяина о компаньонке жены, то, не смотря на все ее старания, своей цели она не добилась. Уходя, экономка оставила мистера Гриндла в совершенно противоположных чувствах. С каждым словом экономки, злость, ярость и ревность в нем росли. Конечно, он хорошо помнил об обоюдной симпатии экономки и компаньонки и делал на это поправку, но:

    "Ч..т побери, я ее баловал не для того, чтобы она кокетничала с кем-то! – он залпом выпил виски, и, поморщившись, пригрозил: - Ты еще пожалеешь, неблагодарная дрянь".

     Так же масла в тлеющий огонь, сама того не зная, добавила и миссис Гриндл. На второй день после приезда, ее с визитом посетила миссис Маккарти - добрая, милая старушка, любившая, как и многие другие горожане, посплетничать. Зная о душевной ранимости и впечатлительности Кэтрин, она старалась ее не расстраивать и потому делилась только хорошими новостями, тем более что ее подруга была расстроена зубной болью супруга, из-за которой его и так не простой характер стал еще хуже.

      - Милая, ты не представляешь, что я сейчас расскажу, - улыбалась подруга Кэтрин, - ты знаешь вдову Дэвис? Так вот мы недавно совершенно случайно встретились. Мы уже давно с ней не виделись, а тут такая встреча! Мы разговорились и она стала меня расспрашивала о твоей компаньонке!

    - Правда? – насторожилась миссис Гриндл.

    - Да, дорогая, но ты не волнуйся! Она интересовалась мисс…

    - Мисс Норт – любезно напомнила Кэтрин.

    - Да-да, мисс Норт. – поправилась миссис Маккарти, - она хотела узнать, какая по характеру мисс Норт. Дело в том, что ее сын – Джон. Ты ведь знаешь Джона? Нет? Не может быть, ты его видела в церковном хоре. Да-да, тот высокий юноша! Он неравнодушен к Эмме и хотел бы ей сделать предложение!

    - Правда?! –  хозяйка недовольно сжала губы, ее настроение испортилось. – Я позволяла мерзавке петь, чтобы она могла творить богоугодное дело, а вместо этого она строит глазки и кокетничает!

       Возмущению миссис Гриндл не было предела.

    - Только знаешь, милая Кэтрин, я не поняла, почему вдова Дэвис называла мисс Норт Ханной, а ты зовешь ее Эммой? Может все-таки это разные молодые леди? – попыталась схитрить миссис Маккарти.

     - Нет! – капризно бросила Кэтрин, - это одна и та же служанка.

      Заметив, что у ее подруги настроение испортилось окончательно, миссис Маккарти попыталась исправить ситуацию:

     - Ну, право, дорогая Кэтрин, не стоит думать о плохом, вы ведь с супругом тоже в церкви познакомились. Не нам ведь судить, куда нас приведут пути Господни? Если уж суждено было им там встретиться, то, возможно, это судьба, а не плохие намерения.

     - Миссис Маккарти, - как можно выдержаннее попыталась сказать Кэтрин, - между мной и служанкой лежит огромная пропасть, и то что допустимо для леди, совершенно невозможно для служанки, которая служит в моем доме!

       Пожилая леди, почувствовав, что подняла запретную тему, расстроилась. После столько прожитых лет на этом свете, она не разучилась радоваться чужому счастью и совершенно не желала портить настроение и жизни ни своей подруги, ни юной мисс Норт. Теперь же, осознав, что эту тему не нужно было поднимать, расстроилась, и, поболтав еще о всяких мелочах, вежливо простилась и уехала. После ее ухода, миссис Гриндл, поспешила поделиться с новостью с супругом. Кэтрин знала, что Айзек не в настроении, но удержать свое раздражение в себе не могла, ей нужно было срочно с ним поделиться новостью и получить от него поддержку. Не успела она сесть радом с ним, как сразу перешла к делу:

     - Дорогой, тебе нужно тщательнее подбирать прислугу! Мне нанесла визит моя подруга – миссис Маккарти и рассказала новость, с которой я хотела поделиться с тобой.

      Айзек, уже  чутьем догадавшийся о ком именно пойдет речь, почти не удивился.

    - Позволяя Эмме посещать церковь и петь в хоре, я надеясь, что она еще больше раскроется для веры, а она вместо этого… - лицо Кэтрин сделалось чопорным, а голос таким, словно она сейчас будет рассказывать о постыдных вещах. – А она вместо этого веля себя неприлично и дококетничалась до того, что Джон Дэвис намерен сделать ей предложение!

     После всего сказанного женой, Айзек не знал, ему плакать или смеяться. Заметив, что супруг не разделяет  ее негодования, она попыталась ему объяснить:

    - Ты не понимаешь! Я плачу ей жалование и она должна мне и моему дому посвятить все свое время! Я чувствую себя обманутой!

  - Я тоже, милая.

  - Снизь ей жалование. – предложила  она.

  - Обязательно, милая. Не расстраивайся, обещаю, впредь ей не захочется нас обманывать. – заверил ее супруг, довольно усмехаясь, от пришедшей ему в голову идеи. От новости он был в ярости, потому как чувствовал себя обманутым. Не для того он так долго обихаживал голодранку, баловал ее подарками и терпел ревностные выходки супруги, чтобы эта мерзавка оперилась и упорхнула прямо из под его носа замуж или к другому нанимателю. Нет, пусть даже не надеется.

      Ханна крепко спала, когда сквозь сон почувствовала прикосновение чужой горячей ладони к щеке и уловила чужое дыхание на волосах, ощущение сонливости  от страха мгновенно рассеялось. Она попыталась вскочить и заголосить от страха во весь голос, призывая на помощь, но ее удерживала чужая рука, лежащая у нее на подбородок.

    - Тш-ш… – произнес знакомый голос. – не бойся, это я.

     Она смогла немного повернуть голову и  в темном силуэте, склоненном над ней, узнала мистера Гриндла. В сумраке, она смогла разглядеть только его лицо, руки и часть груди, потому как халат был надет на голое тело. Почувствовав неладное,  она вцепилась руками в его руку, которая закрывала ей рот и попыталась освободиться, чтобы закричать, но его сильные руки не смогла даже хоть немного сдвинуть. Не желая сдаваться без боя,  она что есть силы начала царапать его, за что получила оглушительную затрещину.

      - Я слишком долго с тобой нянчился, надеясь убедить по-хорошему, но, как видно, по-хорошему ты не понимаешь! – зарычал он, срывая с нее одеяло.

      Он уже давно был голоден, а теперь был совсем близок от своей цели. Почувствовав пробуждавшееся желание, Айзек навалился на служанку всем телом, не давая той ни единого шанса вырваться. В этот раз он решил быть грубым и настойчивым, не желая, чтобы фиаско прошлого раза повторилось.

     На сонной Ханне была лишь тонкая хлопковая ночная сорочка, которая и без его помощи легко задралась к верху, обнажая ноги. И чем сильнее Ханна сопротивлялась, тем выше задиралась сорочка.

    Распаленный желанием мистер Гриндл нетерпеливо сопел, поглаживая бедра служанки ладонью. Медленно, но уверено, его рука продвигалась все глубже, пока Ханна не почувствовала его пальцы в себе. Она рычала от отчаяния, но ничего не могла сделать. Он лежал на ней всей тяжестью своего тела и теперь  ему осталось только развести ей ноги, которые она сжала изо всех сил.

       Ханна вцепилась ему в волосы и резко дернула, за что получила еще один удар, от которого у нее перед глазами заискрились звездочки, а мистеру Гриндлу хватило лишь ее малейшего замешательства, чтобы добиться своей цели. Он зарычал, ощутив победу, и со всей  яростью грубо вошел в нее.

    Сильная боль, словно разрывают, пронзила ее изнутри. Она не смогла удержаться от жалобного стона, а из ее глаз потекли слезы.

      - Больно? – спросил Айзек, на миг остановивший движение. Почувствовав ее кивок, ответил: - Больно лишь первый раз, потерпи немного, я быстро. - и продолжил  настойчиво входить, но делал это теперь не так остервенело. Лишь в конце он вновь ускорил темп и выкрикнув похабное слово, обмяк.

     Ханна лежала под его расслабленным телом, уже не пытаясь выскользнуть. Мистер Гриндл дышал ей в ухо еще не выровнявшимся дыханием и гладил ее грудь.

      "Это конец. Теперь я не смогу выйти за Джона! Это конец!"  – молнией мелькнула мысль и она снова расплакалась, теперь уже от осознания тщетности всех надежд на счастливую жизнь.

        Айзек молча вытирал ей слезы, не пытаясь ее утешать, рассудив:

       "Чтобы я сейчас не сказал, все будет не то и не к месту. Наплачется, потом и поговорим".  – он продолжил наслаждаться охватившей его легкостью и расслабленностью, совершенно не испытывая ни малейшего угрызения совести. А когда через некоторое время почувствовал в себе силы на еще одно удовольствие, то не стал себя сдерживать.

      Он неспешно встал с ее узкой кровати, с пятнами крови, свидетельствующими  о его успехе и надев халат, хотел покинуть коморку, но подумав, что служанка может быть не в себе, что вполне может закончиться трагично, решил не откладывать разговор на завтра.

       - Если ты понесешь, получишь хорошее приданое. Если нет, то я хочу, чтобы ты осталась  и продолжила работу. За прилежное поведение я буду хорошо платить. Думаю, что обо всем подробнее стоит поговорить завтра.

     Ханна лежала на кровати, закрывшись одеялом, и не слушала его. Опасаясь, что она немного не в себе, он побоялся оставить ее одну, потому сел к ней на кровать и, взяв  за руку, произнес:

     - Я не сожалею о том, что сейчас произошло. Этого я хотел с того момента, когда нанял тебя. Сейчас ты расстроена и потеряна, думаешь, что потеряла самое ценное, что может быть у женщины, но это не так. Посмотри на меня. – Ханна продолжала слежать не двигаясь. – Посмотри на меня! – резче сказал он и, не дожидаясь, повернул ее голову к себе.

      Ханна хоть и выглядела потерянной, но по ее глазам он понял, что самоубийством заканчивать свою жизнь она не собирается.

     - У меня есть небольшой подарок. – вдруг сказал он и положил в ее руку коробочку. Заметив, как она вздрогнула и захлопала ресницами, он не смог удержаться от улыбки.

       Коробочка была небольшая, но красиво обшитая синим бархатом, на которой было что-то выгравировано, но в темноте она не могла разглядеть хорошо. Борьба Ханны с собой была не долгой, потому как не успела она еще принять решение, ее руки уже раскрывали коробочку. Открыв, она увидела набор шпилек. Вершину каждой шпильки украшала крупная жемчужина. От неожиданности она просто переводила взгляд с них на мистера Гриндла и обратно.

     - Видите, как я ценю вас, а вы все хотите от меня сбежать. – пошутил Айзек.

       Теперь Ханна выглядела не такой потерянной.

       Айзек усмехнулся и, сказав служанке: «Поторгуемся завтра» покинул комнату, оставив ее наедине со своими мыслями. Такая  циничная, практичная Ханна ему нравилась еще больше!

 

Глава 16

 

  Утром, Ханна заметила, что, уходя, мистер Гриндл  отставил ей 3 доллара. Золотая монета сиротливо лежала на потертом столе и, словно просила, чтобы ее взяли в руки. Она обвела пальцем профиль свободы и венок из пшеницы и хлопка, отчеканенных на монете, а потом постучала аккуратным ногтем по металлу, раздумывая о произошедшем. Как дальше жить?

     Слезы больше не лились, даже жалости к себе не было, осталась только пустота и злость.  Глядя то на коробку с набором шпилек, то на золотую монетку, ее злость становилась все сильнее.

      - Сволочь! – с ненавистью произнесла служанка и со всей силы запустила золотым кусочком в стену. Подарки были хороши, но ее девственность была не тем товаром, который продается!

    - Поторговаться?! – зло вспомнила она. – А я поторгуюсь! Ты еще сильно пожалеешь...

    Внезапно проснувшаяся в ней рачительность прогнала гордость и, встав на четвереньки, она попыталась выудить из-под кровати закатившуюся монетку, которая не желала возвращаться в ее руки. Пообещав себе больше не разбрасываться бесхозяйственно деньгами, она сложила новые сокровища в тайничок под матрасом. Не самое лучшее место, но больше прятать было некуда.

     Лицо болело. Подойдя к зеркалу, она увидела на скуле припухлость, которая грозила вскоре превратиться в синяк. Спрятать его никак бы не получилось и оставалось только придумать отговорку.

    "Сказать, что лампа потухла и в темноте ударилась о косяк? Или подвернула ногу и упала со ступенек? Подумают грымзы, что пьяная была. Тоже плохо. А как еще можно получить фигнал почти под глазом не выходя из дома?"  - за размышлениями время отведенное на сборы закончилось, нужно было спускаться вниз.

     Присушиваясь к каждому шорху и осторожно спускаясь по темной лестнице вниз, она  подумала: 

     "Сам поставил, пусть сам и выкручивается".

     Гнев плохой советчик, но как ни поверни, другого пути она не видела. Острожно подкравшись к двери его кабинета и прислушавшись, Ханна поняла, что мистера Гриндла там нет. Подергав ручку, она убедилась, что кабинет заперт. И хозяйка, и хозяин еще спали. В другое время ранним утром она бы в таком случае направилась  на кухню к Марджори, однако сейчас ей важно было увидеть мистера Гриндла. Придется постучаться в его спальню.

     Если раньше она ни за чтобы не зашла в его спальню, опасаясь скомпрометировать себя, то теперь ей терять было нечего. Прислушавшись, Ханна тихонько постучала. Тишина. Стучать громче нельзя, оставалось только войти без разрешения. Она тихонько толкнула дверь, которая без скрипа открылась.

     В спальне царил полумрак. Закрыв дверь, Ханна на цыпочках стала красться к кровати, на которой повернувшись к стене лицом спал мистер Гриндл. Он мерно посапывал и было похоже, что сон его был крепок. Пользуясь выпавшей возможностью, служанка стала внимательно разглядываться спящего мужчину. Судя по всему, он спал голым, потому как его голые плечи и ноги были видны из-под сбившегося одеяла. Рассматривать его спящим было крайне неприлично, но когда же еще представится такой случай.

      Его широкие плечи и чистую белую кожу на спине, Ханна отметила сразу. Большие голые мужские ноги ее развеселили, потому как ступни была слишком велики, а голени очень волосатыми.

      "С такой порослью и одеяла не надо". – заметила служанка и улыбнулась. Разглядывать мистера Гриндла было интересно и познавательно. Как мужчина он был хорош, а вспоминая ночной жар его тела и сбивчивое сопение, она покраснела. Но любопытство ее манило. Ей хотелось рассмотреть его наготу полностью, а не урывками.

     Вдоволь налюбовавшись его плечами, Ханна сделала еше один шажок и протянула руку, чтобы потрясти мистера Гриндла за плечо, но стоило ей только протянуть руку, как он схатил ее за кисть и дернул, уронив на кровать.

    - Убить решила? – совершенно неожиданно спросил он. Ханна опешила и только хлопала глазами. Сонное лицо мужчины было еще без нахальств. Его впервые застали в расплох и он не успел надеть маску превосходства или циничности.  Для Ханны это было как откровение.

     - Неее-ет! – наконец робко выдавила она, справившись с сильным удивлением.

     - Правда? - его голос уже приобретал нотки насмешливости.

     - Да-а! – покачала головой служанка.

     - Чего пришла?  - было непонятно, спрашивает он серьезно или шутит.

     - А-ааа я… Я… - ее мычание выглядело глупо.  От его бесцеремонного вопроса она смутилась, было стыдно.

      Оказавшись теперь по своей глупости в его кровати, Ханна поняла, что она не только глупая и самонадеянная, но и окончательно падшая женщина, которая пришла в спальню к чужому супругу, своему хозяину. И теперь любое ее действо или слово будет не к месту. И уже не важно, что цель ее прихода была благой. Все, что она хотела сделать, снова оборачивалось против нее.

       Мистер Гриндл продолжал молчать, ожидая от нее слов оправдания.

      - Синяк. – наконец осилила она и повернулась к нему опухшей скулой.

     - М-м, видный синяк, сама напросилась! Но я тебя прощаю.

    - Что!? – от его нахальства лицо у нее стало злым и удивленным одновременно.

    - Но тебе же понравилось! – скорее утверждал он, чем спрашивал.

    - Нахал! – прорычала служанка. Помнить о иерархии, находясь в кровати с голым хозяином, не получалось.

     - Я? Нет, скорее ты – развратная, сластолюбивая кокотка, которая без приглашения пришла в мою спальню. Это очень нахально!

     - Дурак! У меня синяк на скуле! Я не знаю, что делать? –  отчаянно бросила она.

    - Милая, а не забываетесь ли вы, называя хозяина – дураком? - теперь перед ней был тот самый мистер Гриндл, которого она хорошо знала.

    - А не дурак ли хозяин, который ночью, пока его супруга мирно почиет, силой берет служанку, не боясь, что все раскроется?

    - Дурак или не дурак, не твоего ума дела! – рявкнул он и закатил ей пощечину. – Это  за дурака!

   - Дурак! Дурак! – ее словно прорвало и она назло, выводя его из себя, продолжала осыпать оскорблениями. Обида помноженная за злость  и боль даже умную женщину делают мегерой. Злость на него была слишком сильной, чтобы ее разум смог победить. Чувствуя, что Ханна себя не сдерживает, еще немного и она перейдет на крик, который грозил разбудить Кэтрин, Айзек не нашел ничего лучше, как накинуть на нее одеяло, чтобы заглушить ее вопли.

     Накрыв голову Ханны одеялом, он постарался удержать ее под ним, но мужская сущность раним утром взяла верх и, решив закрепить успехи по укрощению строптивой, Айзек задрал ей юбки.

     Покидая его комнату, она чувствовала себя глупым ребенком, которого снова обманули. Хотя чего она ожидала, приходя в его спальню?

     - Если проспорят про синяк, отвечай что это я тебя ударил за строптивое поведение!

     - Что!?

     - Как сказал, так  и делай. Этой новости будет рады и Кэтрин, и Мэри, так что не разочаруй их. Скажи, что вчера вечером, я проводил с тобой беседу, ты вывеля меня из себя...  Да, забыл! – спохватился Айзек  и отбросив одеяло, совершенно не смущаясь своей полной наготы, подошел к брюкам и достав от туда что-то, подошел к Ханне и вложил ей в руку. Это оказалась еще одна трехдоллровая монета.

      Ханна обомлела, а когда подняла голову, мистер Гриндл, вольготно развалился на кровати вновь и не сводил с нее глаз. На ее немой вопрос, он пояснил:

     - Я же обещал хорошо платить!

    - Но, платя мне каждый раз после… вы имеете ввиду, что относитесь ко мне как к шлюхе?!

    - А вы хотите, чтобы я вам ничего не платил и не дарил? – он курил, от чего его издевательская усмешка казалась еще более циничной. Не найдя, что ему ответить, она развернулась и молча направилась к двери.  - Платье поменяй! -  услышала она в вдогонку. Мистер Гриндл веселился от души.

Глава 17

 

Кухарка с Мартой были поражены новостью: мистер Гриндл ударил Ханну! Подобное отношению к служанке было вполне возможным и не являлось большой редкостью, но чтобы подробное сделал их наниматель? Женщины не могли поверить.

       Зато экономка торжествовала, ее жалобы не остались без внимания. А миссис Гриндл мстительно радовалась, считая, что подобным отношением супруг выразил раздражение и недовольство Эммой. Это несколько приглушило ее ревность.

       Сама же провинившаяся молчала, как не пытались ее разговорить.

      Сплетничающие на кухне подруги свои обсуждения держали в  большом секрете.

    - Поди, дерзила. – предположила Марта и покачала головой, показывая, что для нее это предположение является самым правдоподобным.

   - А может Мэри постаралась? – шепотом предположила Марджори, отвернувшись от плиты, на котором помешивала ароматное рагу и наклонившись ближе к уху Марты. – Эту каргу аж трясло от злобы, что ей позволяли петь и из дома выходить.

    - Ну, тоже возможно. – согласилась собеседница.

    - Ну и ну!

     - Не думала, что он так отнесется. Знаешь… - она еще ближе наклонилась и зашептала совсем тихо. – Мне казалось, что между ней и хозяином не все так просто, потому что с чего бы ей вдруг стать компаньонкой? В объявлении искали служанку, а тут на тебе. Причем приходили многие, да все не те, а ее выбрал.

     - Так она хорошенькая… – прищурила глаза Марта.

     - Вот и я о чем! – они обе притихли, потому что показалось, за дверью кто-то есть. Убедившись, что никто не подслушивает, сплетницы продолжили:

     - Тогда получается, что или она отказала, или дерзила…

     -  Или экономка постаралась. - подвела итог кухарка.

    - Как не поверни, темное дело.

    - И не говори.

    - Лучше в это не лезть. Он злопамятный, боком выйдет, если узнает о сплетнях!

       Утром, мистер Гриндл собрал в своем кабинете всю прислугу, в том числе и эконому, и настоятельно рекомендовал всем держать язык зубами.

       - Особенно я хотел обратить ваше внимание, что не потерплю, чтобы кто-то из моей прислуги разносил сплетни. Рекомендую не выносить из дома события, происходящие здесь. Это касается любого из вас. – он окинул всю прислугу холодным взглядом и  остановившись напротив экономки, пронзил нее тяжелым взглядом. - Особенно, это касается вас. Я в курсе, что между вами установились особо теплые отношения.

     Намекнув Мэри, что она первая под подозрением, он продолжил:

    - Некоторые из вас работают у меня не первый год и видят, я стараюсь избегать подобных инцидентов. Если же я поступил так, как поступил, значит в этом была причина, но  надеюсь, впредь удастся  и дальше избежать подобных случаев.

       Он не оправдывался и не старался сгладить впечатление, скорее наоборот, его речь перед прислугой больше была похожа на воспитание и наставление.

    - Я могу дать как хорошую рекомендацию, так и сомнительную, или совсем оставить без нее. Если вижу прилежное исполнение обязанностей и старание, как у Марджори,  - он посмотрел на нее, зная, что кухарка любила посплетничать, и намеренно выделил ее. – ей можно будет рассчитывать на блестящую рекомендацию.

     Увидев, как та раскраснелась от гордости и счастья, можно было надеяться, что благоразумия у нее будет больше, чем желания посплетничать.

     Мистер Гриндл был требовательным нанимателем, но всегда старался вести себя с прислугой сдержанно. За все время службы в его доме обслуга в первый раз столкнулись с его гневом, закончившимся  побоями.  И они не могли понять, что такого сделала Ханна, если он повел себя подобным образом. Обычно он увольнял и всегда выплачивал заработанное жалование, не скаредничая и не мелочась. При всей вспыльчивости, хозяин быстро отходил и был выдержанным, потому на него не злились и не стремились искать другое место работы. Еще несколько дней посудачив, прислуга немного успокоилась. Мрачность  Ханны подруги объясняли плохим настроением из-за сплетен и страхом быть уволенной недовольным хозяином.

     Каждый раз, заходя на кухню, то Марджори, то Марта пытались сказать ей что-нибудь утешительное, но от этого ей становилось лишь хуже. Они-то утешали, что ей не грозит потеря места, а ее тревожило совсем другое. Если раньше свое будущее она видела порядочной замужней женщиной, то теперь будущее ее представлялась туманным. За неделю единственной хорошей для нее новостью стала появившаяся уверенность, что она не беременна.

      "Однако теперь на брак я рассчитывать не могу. Если даже Джон сделает  предложения, мне придется отказать без объяснения причины. Если рискнуть рассказать, то он отвернется и пойдут слухи. А если и согласиться жениться, всю жизнь будет попрекать". – Ханне было себя очень жаль.  Рассчитывать, что кто согласится жениться по расчету ради приданного, тоже не приходилось, потому как не было у нее состояния, а нищая опозоренная служанка годится только в любовницы. Теперь ей было безразлично, будет ее домогаться мистер Гриндл или нет, это уже не имело никакого значения, если только он сдержит обещание и поможет накопить на приданое. Однако верить ему и надеяться, что от своих слов он не откажется, было наивно. Это Ханна хорошо понимала

      Убирая посуду, оставшуюся после обеда, она поймала его взгляд и, смутившись, отвела глаза. Он смотрел на нее оценивающе,  тщательно разглядывая, но  несколько холодно, словно она была разонравившейся его игрушкой. Это задевало ее самолюбие. После всего произошедшего, Айзек не предложил ей вновь стать компаньонкой его супруги, даже наоборот, Ханне показалось, что он старался, чтобы она как можно меньше сталкивалась с хозяйкой.

      Разливая чай, она невольно слушала продолжение их разговор.

      - Я так понимаю, что теперь женский христианский союз трезвости добрался и до наших краев? – спросил он с легким сарказмом.

      -  Это же так здорово, Айзек! Ты только посмотри, сколько  нетрезвых мужчин собирается  «У Джеймса» и представь, сколько несчастных жен и детей ожидают их возвращения домой. В этих дьявольских салунах несчастные пропивают не только последние гроши, но и душу! – миссис Гриндл вдохновили расспросы супруга, и поняв, что перед ней благодарный слушатель, она разошлась: - Недавно произошел дикий, совершенно дикий, страшный случай! – страшным голосом произнесла она.  – Один несчастный, некий Рэндал Брайли дошел до такого падения, что забрал у жены единственную обувь и обручальное кольцо, чтобы купить горячительные напитки. Он напился до беспамятства и по дороге домой, упал и заснул. Нашли его только через два дня в сугробе и то случайно. А ведь у него осталось шестеро детей! - поучительно закончила Кэтрин, делая такое страшное лицо, что от рассказанной истории почему-то хотелось смеяться.

     - Мы не можем равнодушно смотреть на это. Губы, касающиеся спиртного, никогда не должны коснуться нас! – торжественно произнесла она, размахивая указательным пальцем перед носом супруга, однако он мужественно держался.

     - Правда? – скептично спросил мужчина. – Ты думаешь, это действенный способ из пьяницы сделать трезвенника?

   - Конечно! – невозмутимо заявила миссис Гриндл. - Вот ты, Айзек, разве не страдал бы, если я не нежно не касалась бы тебя?

     Стоявшая у обеденного стола Ханна, чуть не поперхнулась от такой детской наивности. Однако мистер Гриндл невозмутимо ответил:

      - Ты, любимая, как всегда права, мне было бы очень и очень грустно, если бы я не мог прикасаться к твоим нежным губам. И чем дольше это продолжалось бы, тем сильнее я печалился.

     - О, дорогой, - защебетала соловьем хозяйка, нежно прикоснувшись рукой в его щеке. - не волнуйся, я так никогда не сделаю.

    - Я верю в это всем сердцем, потому что иначе  я буду страдать. - заверил он  серьезным голосом.

     "Видели мы, как вы тоскуете по ее губам!" - зло съязвила служанка в мыслях.

      Пусть это была откровенная ложь, но миссис Гриндл засияла, как рождественская Вифлеемская звезда на темном небосводе.

      - Вот поэтому мы решили развернуть плакат с этими словами «У Джейсма» и помолиться у дверей этого ужасного заведения.

      - Ты намерена собой преградить вход в салон, я правильно понял? – он наградил супругу скептичным взглядом.

     - Зато это спасет несколько заблудших душ. –  еще запальчиво, но уже несколько робко и с сомнением ответила ему супруга.

     - Боюсь даже представить картину,  как ты со своим хрупким здоровьем будешь стоять на коленях в снегу, а  сомнительные, нетрезвые личности, будут с боем пробиваться к дверям заведения. - супруга молчала. Живо представленная картина охладила ее пыл. - Ты одна из дома выйти боишься, а тут такая отвага. – продолжал Айзек.

     - Но это же для доброго дела!

     - Милая, если тебе так хочется сделать доброе дело, не стоит отдавать последнее, что у тебя есть, достаточно лишь купить безутешной вдове новую обувь и  помочь деньгами.

    - А причем тут последнее? – не поняла Кэтрин.

    - Я имел ввиду твое здоровье. Думаю, что стоять на холодном ветру, не самое великое, что ты можешь сделать. Может вам с дамами лучше собраться в тепле, обсудить, как помочь вдове и ее шестерым детям?

    - У нее уже есть  сапоги.  –  с сомнением заметила миссис Гриндл.

    - Я не сомневался, но был бы повод вам собраться, а доброе дело найдется. Почему бы вам не обсудить, как помочь ее детям. Деньги рано или поздно закончатся и она снова окажется в нужде. Было бы очень великодушно, если бы вы помогли ее старшим детям получить профессию, чтобы позже они могла содержать себя и свою одинокую мать.

   - Милый, я даже подумать не могла, какой ты у меня… - не смогла договорить хозяйка, ее голос дрогнул и она расплакалась.

     Ханна не знала, мистер Гриндл дал такой совет от великодушия и сострадания к сиротам или из-за желания показать себя с лучшей стороны. В любом случае, для нее его поступок не остался незамеченным, но в то же время она не собиралась его идеализировать. Несмотря на произошедшее между ними, жизнь продолжалась, ей предстояло привести свои мысли в порядок и подумать, как дальше жить. Причин, покидать этот дом больше не было. Если не обращать внимание на домогательства, то ее все устраивало. Работать до изнеможения не заставляли, платили тоже не плохо. Оставалось только устранить между ней и хозяйкой недоверие и появится возможность вновь стать ее компаньонкой. О далеком будущем она не задумывалась, но сделать ближайшее будущее полегче, было бы не плохо.

     С возвращением супругов в город, Мэри притихла и больше открыто не придиралась, зато  жаловалась мистеру Гриндлу по любому поводу и без повода. Эта старая злобная карга надоела Ханне до чертиков, но она молчала, понимая, что ее положение доме пошатнулось. Один ее не верный шаг и миссис Гриндл заставит супруга ее выставить.

      "А что, получил же он, чего добивался? Откусил яблоко, теперь за следующее?" – от осознания этой истины, в ней просыпалась злость и ярость. Всю последнюю неделю мистер Гриндл равнодушно проходил мимо нее. Как бы она не старалась тоже изображать безразличие, но подобное его поведение сильно задевало. Только от одной мысли, что теперь он оставит ее простой обслугой, а компаньонкой супруги сделает какую-нибудь новенькую служанку, в ней просыпалась ревность. Засыпая, она вспоминала об оказываемых им раньше знаках внимания, о его настойчивых домогательствах, когда она не давалась ему в руки, о красивых подарках, которые он дарил.

    Не зря в Писании написано, что Адам познал Еву. Ханна чувствовала, что и она познала мистера Гриндла, как и он ее. Пусть он ходил по дому в дорогом костюме или халате, который закрывал все его тело, она знала, какой он был без помпезности, какие эмоции и желания скрывает. Лишив невинности, единственного, что было у нее чистого, важного, он будто забрал частичку ее, и теперь демонстрируя свое пренебрежение, причинял ей боль. Если раньше Ханна хотела избавиться от назойливого внимания мистера Гриндла, то теперь желала его. Речь не шла о любви. Ей очень хотелось поставить мужчину на место, оставить за собой последнее слово, чтобы он не возомнил, что она покорилась.

     Из-за противоречивых чувств она не знала, как себя вести. Но после нескольких бессонных ночей, проведенных за размышлениями, Ханна твердо решила, что у нее есть гордость  и унижаться, навязываться она ни в коем случае не будет, зато постарается выглядеть как можно более привлекательно.

     Возвращаясь домой из мясной лавки, она успела забежать к швее и забрать два платья. Они были простыми, из дешевой ткани, но зато они были новыми, чистыми и цвет обнов был ей очень к лицу. Впервые за всю жизнь она сама выбирала себе платья по своему вкусу. Домой она возвращалась счастливой. Увлеченная мыслями об обновах, она не сразу услышала чей-то оклик.

   - Ханна, мисс Норт! – позвали ее.

   Услышав свое имя, она обернулась.

   - Добрый день, мисс Норт, - поприветствовал  ее Джон, потирая от  смущения висок. По сравнению с мистером Гриндлом он был таким скромный.

    - Добрый день, Джон. – улыбнулась она ему. – Как поживаешь?

    - Спасибо хорошо. - ответил он и замолчал, не зная что сказать. Почувствовав его смущение, она ободряюще улыбнулась. Уж кого, а встретить Джона она была рада.

   - Вы не приходите в церковь. – наконец, собрался он с духом.

   - Я была очень занята и не могла выбраться, но надеюсь, что в скором времени, все же смогу посетить храм.

    - Было бы здорово! И я, и преподобный Поуп, и другие были бы рады тебя видеть. – он замялся, заметив, что настроение у Ханны испортилось. Решив, что сделал что-то не то, он решил на всякий случай извиниться:

    - Простите меня, если я сказал что-то не то.

    - Почему ты так решил? – удивилась она.

   - Просто вы перестали улыбаться и я подумал, что чем-то обидел вас.

   - Нет,  что ты! -  ей даже стало не ловко, что Джон ее печаль принял на свой счет, но не рассказывать же ему, что пока синяк не сошел, она безвыходно сидела дома. – Я думаю, что мы скоро увидимся.

   - Я буду ждать. С нетерпением.

   - До свидания Джон.

   - Всего хорошего, Ханна.

    Она повернулась на каблуках и направилась к черному входу, не на минуту не сомневаясь, что об их встрече скоро будет донесено мистеру Гриндлу.

    "Будь что будет! – спокойно подумала она. – Это в любом случае, чем его нынешнее равнодушие".

 

Глава 18

 

   У миссис Сандерс – подруги Кэтрин, были именины, потому миссис Гриндл с супругом с утра пораньше нанесли ей визит, и первыми поздравили именинницу.

    Абегэйл в платье цвета фуксии порхала по комнате, раздумывая, куда поставить вазу с подаренными белыми розами. Ее открытые плечи и кокетливый наклон головы должны были привлекать взоры, а глубокое декольте сразить на повал, однако Айзек вел себя безукоризненно, как истинный джентльмен, и лишь изредка поглядывая на хозяйку дома. Почти все свое внимание  он обращал на супругу, чтобы у нее  не возникло  ни капли сомнений в его чувствах к ней.

     Миссис Гриндл была счастлива! Ее милый Айзек,  как всегда, был самым лучшим, выдержанным, надежным и благочестивым. Не смотря на явное кокетство подруги, он вел себя вежливо, но очень сдержанно.

      Чуть позже, после их приезда, стали собраться гости. Миссис Сандерс пришлось покинуть чету Гриндл и, когда она остались одни, Кэтрин нежно взяла его за руку и улыбнувшись, посмотрела ему в глаза:

     - Айзек, я так люблю тебя! – ее глаза стали влажными. Еще немного и она бы заплакала.

    - Ну, что ты, Кэтрин, я тоже люблю тебя! – он крепко сжал ее руки и, не отрываясь, смотрела на ее.

    Когда именинница вновь вернулась  к ним, она застала картину: супруги сидели близко друг к другу и нежно держались за руки. У Абегэйл  на мгновение улыбка сошла с лица, но, быстро взяв себя в руки, она с восхищением произнесла:

    - Кэтрин, вы с Айзеком такая чудесная пара!

   - Спасибо, Абби. – миссис Гриндл покраснела. Признание подруги было особенно приятным.  Кэтрин любила похвастаться своим супругом и отношениями между ними, которые редко встречались в семья ее подруг.

      Миссис Сандерс уже давно была за мужем, имела двоих детей, но, глядя на ее супруга, старше Абби почти на сорок лет, Кэтрин вообще поражалась, откуда у нее дети. Мистер Сандер больше походил на занудного старика, чем на молодого отца.

    "Возможно, именно потому она так жадно смотрит на моего Айзека."  - решила миссис Гриндл и снисходитено улыбнулась.

     Абегэйл еле сдерживалась, чтобы не сказать этой выскочке гадость. Пусть ее имя и означало «радость для отца», но из-за ее мелочного, завистливого характера, на радость она походила мало. Если бы не положение ее мужа, она бы вряд ли имела подруг.

     Мистеру Гриндлу было интересно наблюдать за общением женщин, однако, склоки между ними он не хотел, потому примирительно спросил, меняя тему разговора:

     - Ваши гости уже все в сборе?

    - Да, Айзек. Скоро будем рассаживаться за стол. – она ему снова кокетливо улыбнулась. Заметив, сверлящие глаза Кэтрин, Абби мило добавила. – Я расположила вас рядом со мной и Питером. Надеюсь, что мы чудесно проведем время. -  и еще раз улыбнувшись мужчине, она легко упорхнула.

      Мистер Гриндл умел быть приятным собеседником. За праздничным столом  он остроумно шутил, произносил замечательные тосты, от которых именинница приходила в восторг, рассказывал разнообразные истории. А когда Кэтрин всем присутствующим поведала, как ее любимый супруг предложил помочь сиротам,  гости были им окончательно покорены.

      Произведя на гостей своим рассказом о супруге большое впечатление, миссис Гриндл довольно улыбалась и гордо восседала рядом с Айзеком. Но, заметив, что жеманные, пылкие взоры Абегэйл на ее супруга, после выпитого вина, стали более откровенными и многообещающими, она замкнулась и стала темнее ночи. 

    Айзека веселили томные взгляды миссис Сандерс. Худощавую невзрачную женщину, с мелкими чертами лица сложно было назвать обаятельной или милой, но ее интерес к его персоне был ему приятен. Ему нравилось наблюдать, как у его супруги меняется настроение.

     Миссис Гриндл держалась долго, но все же покинули супруги гостеприимный дом тоже первыми. Кэтрин стало неожиданно плохо из-за большого количества людей, потому, быстро собравшись и сухо попрощавшись с супругами Сандерс, она раздраженная села в нанятый кабриолет и ехала до дома молча.

      Войдя в дом и столкнувшись со встречающей их Эммой, она потеряла самообладание и начала срываться на служанке.

     - Ты можешь быть расторопнее?! – истерично закричала она, когда Ханна развязывала шнурки ее ботинок. Шнурок запутался, а дергающая в нетерпении ногой миссис Гриндл, только еще больше затягивала узел. Не вытерпев, хозяйка пнула служанку по бедру и обутая, пошла в свою комнату.

     Понимая истинную причину подобного поведения супруги, мужчина был крайне удовлетворен. Вспомнив, как Кэтрин, отказываясь исполнять супружеский долг, предлагала ему обратиться к падшим женщинам, он еле удержался от смеха.

    - Дай ножницы. – бросил мужчина служанке и с улыбкой направился к супруге в спальню.

    Когда Айзек опустился перед ней на колени и, разрезав шнурок, собственноручно снял в нее обувь. Кэтрин успокоилась, подобрела и даже улыбнулась. Нежно поцеловав супругу и клятвенно заверив несколько раз, что считает миссис Сандерс неприятной, вульгарной особой, он протянул супруге ее любимые успокоительные капли и пожелав добрых снов, удалился.

     После дружеской встречи, хорошего вина и женского общества у мистера Гриндла было чудесное настроение, которое было бы еще лучше, если бы не настойчивой зов мужской плоти. Воспоминания о неожиданном утреннем визите Ханны в спальню  его возбуждали, но рукоблудство уже осточертело до печеночных колик.

     "Почему я – здоровый молодой мужчина с нормальной приятной внешностью должен это делать сам с собой, если Кэтрин без уважительных причин, оказывается от близости и сама отправляет меня к шлюхам? – его раздражение росло, но вспомнив лицо ревнивой супруги в гостях, ему стало весело. Борьба с искушением была не долгой и, дернув за шнурок, он стал ждать.

     Когда Ханна вошла в комнату, мистер Гриндл невозмутимо курил и читал газету. Он небрежно махнул рукой, указывая на мокрое пятно на паркете и, казалось, не обращал на нее никакого внимания. Однако когда она вернулась с тряпкой и начала, стоя на коленях, вытирать пол, служанка спиной почувствовала его взгляд.

    Зная его, Ханна уже догадалась, что ее ожидает, но бояться ей надоело. Ее сердце забилось чаще, в голове стали бороться гордость и жадность. Ей так хотелось сказать ему «нет», но желание получить хорошую сумму кричало «да», ведь терять ей было уже нечего! От нервного напряжения и радости у нее тряслись руки.

     Мистер Гриндл отложил газету и стал бесстыдно наблюдать, как она ползает по полу на коленях, от чего Ханна разозлилась. Ее так и подмывало швырнуть в его наглое лицо тряпкой, унизить, сказать гадость.

     Достав из кармана золотую цепочку с кулоном, он подошел к ней и наклонился. Служанка подняла голову. Перед ее носом болтался чудесный распустившийся цветок с пятью листьями, сердцевина которого была украшена крупной жемчужиной. Увидев ее изумление, мистер Григдл плотоядно улыбнулся.

    - Хочешь? – цинично спросил мужчина, хриплым от желания голосом.

    - Нет. – упрямо ответила она, собрав всю свою волю в кулак, потому что все внутри кричало «да». На такую золотую роскошь ей нужно работать года три, если не больше.

     Видя ее внутреннюю борьбу, смену эмоций и блеск глаз, Айзек понял, что попал в цель.

    - В полночь, в спальне. – сухо бросил он и кулон исчез в его ладони. После ее прищуренного полного ненависти взгляда, он был уже уверен, что Ханна придет.

     "А если не придет, что маловероятно, найдем другой ключик". – усмехнулся он, уверенный в своих силах.

     Полночь миновала и Айзека начали одолевать сомнения, однако, вскоре, его слух уловил тихий стук.

     "Пришла!" – обрадовался мужчина в предвкушении удовольствия. Мистер Гриндл молча открыл дверь и служанка вошла в комнату.

    - В чулках? – пошло поинтересовался он с ходу.

   - Что? – не поняла она.

   - Чулки на тебе? – сухо пояснил Айзек.

   - Нет. – покачала головой Ханна.

   - Раздевайся.

    Айзек сел на кровать и внимательно наблюдаял за ее раздеванием. Как и в прошлый раз, на нем был  только халат, накинутый на голове тело.

     Раздеваться под пристальным взглядом хозяина было стыдно, но Ханна пыталась изобразить безразличие к происходящему.

    - Полностью. – уточнил он, когда она осталась в одной нижней рубашке.

     Сняв исподнее и стоя перед мистером Гриндлом в чем мать родила, она от стыда была готова провалиться сквозь землю, но, заметив его мутные, довольные глаза, ей стало легче.

    - Повернись. Медленнее. – мужчина рассматривал ее, как лошадь.

    - Может еще зубы показать? – не удержалась Ханна.

    - Позже. - Айзек ее сарказм оценил и улыбнулся. – Теперь встань на колени и раздвинь ноги. Шире.

    Рассматривая ее стоящей в животной позе, он с трудом сдерживался, чтобы не накинуться сразу. Подойдя, он опустился на колени у нее за спиной. Когда его горячие руки легли на ее ягодицы, Ханна вздрогнула. Мужчина прижался к ней животом и начал бесстыдно тереться пахом об ее ягодицы. А когда он принялся сопеть и мять ее грудь, она почувствовала желание. Ее кровь быстрее побежала по жилам, но мистер Гриндл не спешил в нее входить, продолжая грязно трогать руками во всех постыдных местах, и, только когда почувствовал, что ее тело выгибается и плотнее прижимается к его паху, он грубо вошел.

     Услышав, как Ханна довольно охнула, ощутив его в себе, Айзек испытал дикое возбуждение. Его хотели! Он был желанным! Тряся и грубо дергая ее за волосы, намотанные на руку, он был готов обильно излиться, но в последний момент, вышел из нее и, помогая себе рукой, кончил служанке на бедра и спину. А потом навалился на нее все телом и затих, прижимая ее к себе.

     Если до этого Ханну прельщали дорогие украшение и подарки, то теперь, услышав его сокровенный стон, она совершенно неожиданно для себя осознала, что мистер Гриндл ей нравится.

     Отдышавшись, хозяин молча протянул ей обещанный кулон и, быстро собрав ее вещи, вручил их обнаженной служанке, потом открыл дверь и, махнув рукой, велел убираться. Провожая ее аппетитную фигуру взглядом, он заметил в ее глазах недоумение и обиду, но объясняться не стал. Объяснять служанке, что сегодня Кэтрин взвинчена и могла чутко спать, он был не намерен.

     Пробираясь в темноте до коморки обнаженной и босиком, Ханна ругала Айзека всеми грубыми словами, которые знала. Добравшись, она швырнула вещи на пол и забралась под одеяло, сжимая кулон в ладони. Если бы не возвращение голой, она была бы довольна и даже немного счастлива.

     Айзек развалился на кровати, но сон не шел. Одного раза ему было мало. Чувствуя, что желание просыпается снова, он накинул халат и тихо, стараясь не скрипеть, направился на чердак, где располагалась комната служанки.

     "Вот так всегда: похвалит, потом обидит. А потом наградит и снова нагрубит". – размышляла она, разглаживая пальцем золотые лепестки кулона.  Воспринимать его негодяем, не получалось, но на хитрого обаятельно мерзавца он вполне походил.  От одного воспоминания от его прикосновений, по ее телу разливался жар.

     Неожиданно в комнатенке раздался тихий стук и дверь осторожно открылась. Перед ней стоял мистер Гриндл в распахнутом любимом халате, не скрывавшем возбужденный орган.

     Айзек вошел в ее комнату, не ожидая приглашения, и, скинув халат на пол, толкнул на него Ханну.

Глава 19

 

Ханна не заметила, как ужасные, противные домогательства мистера Гриндла стали ей приятны и особенно желанны. Осознав это, она сначала испугалась, а потом поняла, что стала женщиной. Не из-за того, что потеряла целомудрие, а потому как ощутила в себе, своем теле, в крови всю силу страсти, желания и похоти.

     Ханна с любовь и восхищением созерцала его тело, наслаждалась запахом с вкраплениями табака и терпкого мужского одеколона. Она его желала и ужасно ревновала. Он учил ее, направлял, подстраивая под свои пристрастия и желания. Айзек уже не скрывал, что миссис Гриндл избегает выполнение супружеского долга. Видя, как у Ханны заблестели от счастья глаза, он понял, что еще немного и она влюбится в него до беспамятства. С каждым днем их запретная, порочная, полная чувственности связь крепла.

     Айзеку нравилось наблюдать, как Ханна раскрывается, сбрасывает робкую стыдливость и преображается в ненасытную развратницу. Он научил ее всему, что доставляло ему удовольствие, а она, отчаянно желая видеть его восхищение, исполняла его похотливые прихоти. Он любовался ее обнаженным телом и ,вспоминая, что был ее первым мужчиной, чувствовал себя счастливым. Нет, он не любил Ханну. Испытывать чувства к служанке – это мальчишество и полнейшая глупость. Но ему – джентльмену, разница в положении не мешала самодовольно, цинично радоваться победе и тешить свое самолюбие. Наблюдая, как она смотрит на него, чувственно закусывает губы, ждет его внимания он приходил в восторг, но только от одной мысли, что кто-то еще, кроме него, может прикасаться к ней, доводила мистера Гриндла до бешенства.

      Он видел, как на нее смотрят мужчины. В церкви, он все чаще наблюдал, как она привлекает внимание. Когда Ханна проходила, некоторые наглецы оборачивались в след, провожали ее взглядами. Плавная, увлекающая походка мисс Норт, несомненно, привлекала к ней внимание. Айзек видел, Джон вился около нее хвостом, но на это лишь цинично усмехался.

    "Ей теперь не нужен сопливый мальчишка, который у мамочки спрашивает, можно ли ему взять еще добавки. Разве он тут же не расскажет матери, от которой, наверняка, нет секретов, что она не была невинной? – он усмехнулся. Теперь можно не опасался, что Ханна может от него уйти. - А твоя мамаша сразу же расскажет о твоей развратности".

     Он знал, что теперь она не рискнет выйти замуж за Джона. Пусть он Ханну не любил, но ему нравился ее характер, ум, женские уловки. Она с ним была собой и не пыталась изображать ту, кем не была, потому отпускать ее мистер Гриндл не желал. Не так просто найти скромную любовницу, в верности которой он не сомневался. Его все более чем устраивало.

     Замечая, как его знакомые поглядывают на Ханну и как у них похотливо загораются глаза, он не сомневался, что сделал правильный выбор. Сделать из скромной, верующей сироты красивую чувственную женщину, привлекающее мужское внимание - это сильно льстило его мужскому самолюбию.

    Раздумывая о будущем, он уже  решил, что беременности Ханны обрадуется, потому что ребенок, рожденный ею, наверняка будет красивым. Обладая почти всем, что нужно счастливому человеку для жизни, он все чаще стал задумываться о большой семье. Если с Кэтрин это было не возможным, то с Ханной вполне.

     Будучи женатым, Айзек понимал, что его дети будут незаконнорожденными, чего ему совсем не хотелось, и придумал план. Если бы Ханна родила, он нашел бы ей сильно стесненного  в средствах пожилого, желательно очень пожилого человека, и, заплатив ему некоторую сумму, предложить бы ему жениться на Ханне. Потом он бы с Кэтрин переехал в другой город, где Ханну никто не знал, купил бы ей дом и часто навещал.

     А пока он не забывал об осторожности и старался не выделять Ханну среди прислуги, но все же Кэтрин ревновала и изводила служанку придирками. Он как мог, всеми силами сохранял спокойствие жены и надеялся, что она еще не скоро заподозрит неладное. Однако, то что рано или поздно она догадается, он не сомневался, потому что Ханна менялась на глазах. Служанка вела себя скромно, но Кэтрин не спускала с нее глаз и тоже заметила появившуюся в Ханне чувственность. Почти каждый вечер она жаловалась любимому Айзеку о том, что Эмма ей не нравится, что она подозревает ее ужасном поведении и что ее подруги говорят... Он успокаивал супругу как мог и заверял, что ничего в Эмме подобного не замечает, но как только что-то почувствует, сразу же ее уволит.

      Однако тихое течение жизни резко изменилось. Он не мог предвидеть, что все пойдет прахом, когда супруга соизволит выполнить супружеский долг.

    - Милый, думаю, что нам нужен маленький, хорошенький малыш. – глядя на него счастливыми глазами произнесла Кэтрин. Она смотрела на него, ожидая, что он разделит с ней радость, что обрадуется ее неожиданному решению, но радости и искреннего счастья в его глазах она не увидела. Айзек застыл, словно не понимал о чем речь, а потом изобразил радость, но не так, как ожидала супруга.

     - Милый, в чем дело? – тревожно спросила она. – Ты не рад? Ты не хочешь ребенка?

    - Ну, что ты, Кэтрин. Я просто так удивлен, можно даже сказать сражен, столь неожиданным твоим желанием.

     - Но ведь брак для того и нужен, чтобы плодиться и размножаться. Ведь так сказано в Библии.

     - Да, милая. – согласился он. Чем больше Кэтрин на него смотрела, тем больше тревога поднималась в ее душе.

     - Помнишь, как раньше настойчив ты был в желаниях. Даже с моими родителями разговаривал. – она покраснела. – Вот и я решила, что…

    - Чудесно, что ты переменила свое мнение! Почти четыре года на размышления – это капля в море нашей жизни. – она почувствовала насмешку в его словах.

     - Но ты же победил свою похоть и теперь я готова.

     Он помолчал, а потом ответил:

     - Теперь мне надо привыкнуть.

      Кэтрин потеряла дар речи.

       Разбирая вещи хозяйки, которые принесла прачка, Ханна наткнулась на странную женскую ночную рубашку. Она выглядела как любая другая рубашка Кэтрин, но у этой на высоте срамного места была большая дыра, обработанная кружевом. От осознания, для чего миссис Гриндл понадобилась эта рубашка, Ханну зазнобило. Ее руки тряслись, из глаз брызнули слезы. Она бегала по комнате из одного угла в другой, не зная, что делать, а потом брезгливо бросила ночную сорочку на пол и стала вытирать об нее ноги, но от этого легче ей не становилось. Скорее наоборот. Брезгливо схватив потоптанную рубашку двумя пальцами, она рванула в кабинет мистера Гриндла. Ненависть, ярость и ревность гнали ее и она даже не пыталась изобразить спокойствие. Сейчас ей было абсолютно не важно кого она встретит на своем пути.

    "Он обманул! Предал! Ненавижу!"

      Ворвавшись в комнату, она громко захлопнула дверь, резко подошла и швырнула в ему лицо тряпку.

     - Что это?! – Ханна резко дышала, весь ее облик выражал гнев и ярость.

      Удивленный ее поведением, Айзек брезгливо пальцами развернул рубашку и, усмехнувшись, небрежно ответил:

    - Ах, это! Сущий пустяк, не обращай внимание. – и продолжил работу с бумагами, не обращая на служанку никакого внимания и показывая, что разговор закончен. Несколько мгновений, Ханна стояла молча, а потом медленно подошла к его столу, оперлась руками  и с холодной мстительной улыбкой произнесла:

    - Я ухожу! – ее прищуренные глаза блестели. Она чувственно прикусила нижнюю губу,  поднялась, медленно повернулась и, покачивая бедрами, направилась к двери.

    - Ты не уйдешь!

   - Уверен? – она обернулась. Ее коварная, соблазнительная улыбка уголками губ, поразила его. Он видел, что она усмехалась и не подчинялась ему. - Я уже не та наивная глупая дурочка, которая пришла к тебе тогда. – чувственно покачивая бедрами, она подошла к нему и поставила ногу на край его кресла. Никогда ранее Ханна не могла даже подумать, что способна на подобное, но сейчас от злости в ее груди все клокотало и она не совсем понимала, что делает.

    - Посмотри. – она приподнимала края юбок все выше, обнажая ногу в красивом чулке. Ханна не отрываясь следила за мистером Гриндлом, наблюдая, как в нем тоже просыпается злость. Другой рукой она провела от приоткрытых губ к шее, а потом по груди. – Думаешь, я пропаду? И буду плакать без твоих рекомендаций? -  ее глаза зло сверкнули.

     - Шлюха! – прошипел Айзек от бессилия и охватывающей его ревности.

    - Правда? Это ты меня такой сделал. – ее голос с хрипотцой, будил в нем желание и слепую ярость. Он не для того так долго приручал ее, потратил нервы и силы, сделав из нее свой идеал, чтобы так легко позволить улизнуть.

    - Я куплю тебе дом! – прохрипел он, понимая, что она взяла над ним верх.

    - Не хочу! – кокетливо ответила она. – Ты мне противен, после нее! Фу…

     Оглушительная пощечина стала для нее неожиданной.  Она покачнулась и чуть не упала.

    - Ненавижу! – отчеканила она. Кокетство и легкость исчезли и на ее лице теперь отражалась безудержная ярость. Она замахнулась  и в ответ влепила ему громкую, увесистую пощечину, звук которой гулко отразился в комнате.

   - Дрянь! – Айзек вскочил и попытался схватить ее, но она ловко увернулась и он смог ухватить лишь рукав ее платья. – Потаскуха! - в ярости он уже не выбирал выражения. Ханна попыталась  ускользнуть, но  мужчина оказался быстрее и схватил ее за волосы.

    - Скотина! – рычала она в запале, сквозь слезы.

   - Пришла нищая, такая же и уйдешь. – шипел мужчина.

   - Скотина! – выкрикнула ему в лицо еще раз служанка и со всей злости плюнула ему в лицо.

    Она сейчас была такая гадкая, дикая, необузданная…  и непокорная. Он сильно дернул за рукав, пытаясь сорвать платье, которое сам же подарил. Ханна упала и Айзек накинулся на нее сверху, продолжая срывать платье. Сопротивляясь, Ханна вцепилась в его волосы.

     От платья остались одни лохмотья, Айзек грубо раздвинул ей ноги и попытался взять ее силой. Она изворачивалась под ним, а он все больше распалялся.

    - Иди, жабу имей! – злила его она, за что получила еще пощечину. Во рту появился привкус крови, но она все равно продолжала оскорблять мистера Гриндла.

    С безудержной злостью и желанием наказать, он грубо и яростно вошел в нее.

    - Ты еще пожалеешь, сучка! – зло шептал он в ухо, грубо толкая ее всем телом. – Забеременеешь и никуда не денешься, потом будешь еще упрашиваться, чтобы не гнал тебя.

      Грубо, жестко, причинная ей боль, Айзек скакал на ней, желая до отказа залить ее лоно спермой. Он так увлекся своей местью, что не заметил, как дверь приоткрылась и в комнату вошла Кэтрин.

     Она стояла парализованная и молча, не отрываясь, смотрела, как ее любимый, благочестивый Айзек, наотмашь хлестал служанку по лицу и в грязной похоти с животным оскалом на лице скакал на ней, стараясь раздавить. Он ерзал и прыгал на служанке, желая глубже протиснуться в ее лоно. А потом Айзека затрясло и он, грязно ругаясь, застонал от удовольствия. Когда он слез с распластанной на полу Ханне, Кэтрин увидела его красный член… Все перед глазами закружилось, и она потеряла сознание.

     Он был рядом, когда она очнулась.

     - Убирайся! – тихо, но отчетливо произнесла Кэтрин.

     - Может позвать Эмму? – с жестоким сарказмом поинтересовался он.

     - Убирайся!

    - К падшим женщинам, снова? – он засмеялся. Подойдя к окну, Айзек закурил.

   - Ты мне противен, ты… ты – животное! – зарыдала женщина.

   - Милая, нужно было раньше думать, когда соблюдая свою чистоту, отправляла меня в бордель. - заметив ее гнев, он тут же поправился: - Точно, тут не бордель! Зато нам не грозит французская болезнь.

    Айзек продолжал курить, цинично поглядывая на Кэтрин.

   - Давно? – с трудом, превозмогая себя, спросила миссис Гриндл.

   - Почти два года. – ответил мужчина совершенно спокойно. – Если тебя утешит, она сопротивлялась до последнего. Мне пришлось применить грубость. – он замолчал. - С твоими знакомыми я никогда не спал, так что твое доброе имя  безупречно. И нет, я не откажусь от нее. То что умеет она, навряд ли сможешь ты. – как приговор произнес он.

    Кэтрин глотая слезы, продолжала плакать, но теперь она рыдала почти беззвучно.

    - Знал бы папа…

    - Он знает! И твой брат знает, кроме того, это они советовали мне искать утешение в борделе, даже рекомендовали нескольких потаскух, у которых сами частенько бывают.

    Миссис Гриндл от ужаса горькой правды не могла вздохнуть.

    - Не беспокойся, я брезгливый. – усмехнулся он и, протянул ей стакан с водой. – Твое любимое успокоительное. Мне не нужна ненормальная жена. – жестоко утешил супруг. Не сопротивляясь, Кэтрин выпила.

  - Сейчас спи. Я позову доктора. Если тебе что-то потребуется, придет Эмма. Кроме нее никто не придет. Такие сплетни в доме не удержись. – он покинул комнату, плотно притворив дверь.

     Ханна сидела на своей кровати в дранных лохмотьях, едва прикрывавших тело. Лицо саднило, сидеть было больно, но больше всего болело сердце. Случилось то, что могло случиться любой момент, и чего она так опасалась. Забившись в угол, она ожидала возвращения мистера Гриндла, ее сердце от страха бешено билось. Когда она вошел, Ханна расплакалась.

     Мужчина молча стоял у двери. Ханна не поднимала глаз, боясь даже посмотреть на него, ведь именно из-за ее истерики все и произошло.

     Айзек вздохнул и  сел на кровать, рядом с ней. Рассматривая ее опухшие губы и заплаканные глаза, ему стало ее жаль. Он протянуть к ней руку и она прильнула к нему.

     - Прости меня! Прости…! – ее голос сорвался. Айзек молчал и гладил ее по голове.

     - Это все равно должно было случиться рано или поздно.

    - Я не могла… не могла по-другому. Я… - она сильно всхлипывала, между словами. – Я… я люблю тебя. – наконец, с трудом произнесла она.

    - Я знаю. – шепотом ответил он, продолжая нежно гладить ее по затылку. Ханна вздрогнула и замерла. Они долго сидели в тишине, прижавшись друг к другу, пока Айзек не отправил ее на кухню, за чем-нибудь съестным.

   - Покажись, чтобы слухи не пошли. Скажи, что Кэтрин нездоровится и она будет обедать в своей комнате. Если спросят, почему так выглядишь, ответишь, что я был раздражен и довел тебя до слез. – объяснял он, помогая ей переодеться в другое платье. – Я буду тут, если прозвучит звонок, скажу. Если будут допытываться, скажи что у нее приступ истерии и она упала в обморок. Теперь из-за слабости одна не может подняться.

    По дороге на кухню, Ханна пригладила волосы рукой.

     Открыв дверь на кухню, ее оглушили громкие голоса Марджори и Мэри, которые как всегда, препирались, но стоило ей войти, как экономка переключилась на нее.

   - О, кто соизволил появиться! – раздраженно пробрюзжала экономка, оглядывая ее с ног до головы. – Все лентяйничаешь?

     Ханна сцепила зубы и не отвечала.

      - Чего молчишь, сказать в оправдание нечего? А чего зареванная? Опять досталось?

     - Досталось. – коротко ответила служанка, не вдаваясь в подробности.

    - И поделом. – зло рассмеялась Мэри. – Чего пришла? Не заработала ты кусок свой.

    - Не мне, а миссис Гриндл. Ей нездоровится. Она будет обедать в своей комнате.

    - Что серьезное? – оживились женщины.

    - Приступ истерии, из-за него она потеряла сознание.

    - Да ты что? – хором воскликнули удивленные женщины.

     - Давно истерий-то у нее не было. – заметила Марта, сидящая за столом и чистящая куски тыквы.

     - Ты за языком-то следи. Хозяйку она тут обсуждает. – сурово ответила экономка, которая всегда, как верная собака, бросалась на защиту хозяйки.

     - Молчу, молчу. – устранилась Марта, покосившись на Марджори.

      Получив большой кусок сладкого пирога и ароматного какао, Ханна отнесла его в свою комнату, где ее ожидал Айзек.

    Обедая, они договаривались, что отвечать Кэтрин, если она будет задавать вопросы и как с ней себя вести. Договорившись, Айзек отправил ее вниз, чтобы она была на виду, а сам отправился навестить супругу. Войдя в спальню, он услышал ее равномерное дыхание. Убедившись, что она спит, он оставил на ее столе кусок пирога и какао и тихо покинул комнату.

    Позже пришел доктор Сэмвел и осмотрев миссис Гриндл рекомендовал ей покой и успокоительное.

     Ее вызова Ханна так и не дождалсь. Решив, что потрясенная Кэтрин крепко спит, Айзек решил не тревожить ее до утра, пока она не придет более-менее в себя.

Когда следующим утром он зашел навестить ее, миссис Гриндл уже была холодной.

Глава 20

 

После смерти миссис Гриндл привычное течение жизни нарушилось. В одно мгновение все, кто жил и работал в доме, почувствовали, что скоро все изменится. Сидя на кухне, Марджори и Марта тайком гадали, чем для них все это обернется. Большая Мэри и Ханна переживали свои страхи по одиночке, зато они впервые перестали ссориться.

Большая Мэри слегла из-за расстройства. В этом доме отныне она ничего не значила. Ее заступница Кэтрин ушла, и теперь она была стала ненужной больной старухой, которая вряд ли сможет снова устроиться на такое же хорошее место. Мистер Гриндл удивил всех, разрешив экономке на время болезни остаться в доме и вызвав ей врача, который участливо осмотрев, предложил успокоительные капли и леченую мазь от артрита. Позже, когда экономке немного полегчало, Айзек провел с ней беседу, в которой рассказал о намерении написать ей замечательные рекомендации, выплатить сумму в несколько раз большую, чем она заработала, и помочь найти новое рабочее место. Большая Мэри была ошарашена подобной заботой и, не сдержав слез, начала выражать свою благодарность.

Марджори и Марте он так же пообещал выплатить вознаграждение за честный труд и дать хорошие рекомендации. Свое решение отпустить всю прислугу, Айзек объяснил тем, что ужасно тяжело переживает утрату горячо любимой супруги, и ему просто невыносимо оставаться в этом осиротевшем доме, где каждая мелочь, любая вещь заставляет сердце чаще биться и вгоняет в отчаяние и тоску.

Никто не знал и даже предположить не мог, что первые недели после внезапной кончины Кэтрин, мистер Гриндл и Ханна не находили себе места из-за страха и опасности, нависшей над ними. Они опасались каждого стука в дверь. Им казалось, что еще немного, одно лишнее сказанное слово, порочная связь раскроется, и их обвинят в преднамеренном убийстве.

Детектив Инфрилд - толстый флегматичный мужчина, с аккуратными усами и цепким взглядом, поначалу наведывался к мистеру Гриндлу каждый день, задавал множество каверзных вопросов служанкам, расспрашивал знакомых об отношениях супругов и во всем искал подвох. Однако, не найдя ничего подозрительного, вынужден был отступить, хотя сомнения у него остались. Айзеку повезло, что он в тот вечер догадался вызвать доктора, потому что именно свидетельства мистера Бромеля о том, что миссис Гриндл была в уме и невредима, но в сильной истерии, оказало самое решающее значение. Все решили, что она, мучаясь от бессонницы, по неосторожности выпила слишком много успокоительного.

В дом то и дело приходили сочувствующие, паломничество которых не прекратилось и после похорон. Как только жители Блумсберга узнали, что мистер Гриндл стал вдовцом, весь город словно сошел с ума. Равнодушно наблюдать за подобным лицемерием было просто невозможно. Служанки, Ханна и сам Айзек наблюдали, как бывшие подруги миссис Гриндл, скромные и чопорные дамы, штурмовали дом, изнемогая от желания выразить соболезнование безутешному вдовцу. Даже на день рождения Кэтрин не находилось столько желающих поздравить ее, сколько пришло выразить сочувствие одинокому, состоятельному и обходительному новоиспеченному вдовцу.

Вспоминая о почившей супруге, Айзек промокал платком заслезившиеся глаза и жаловался знакомым на одиночество и горькую печаль. С улыбкой вспоминал счастливое время, когда они с Кэтрин были вместе. Дамы выражали горячее и ласковое сочувствие и слали ему приглашения, желая, чтобы он обязательно навестил их дома.

И только одна Ханна знала, что внезапная смерть супруги не заставила Айзека отказаться от своих низменных притязаний. Скорее наоборот, свобода и отсутствие необходимости таиться,  словно подстегнули его. Прошла лишь неделя, а она не могла ровно сидеть, потому что внутри все болело. Мистер Гриндл так часто одаривал ее своим вниманием, что от непривычки натер ей срамное место. Он был горячим, жарким, страстным и не оставлял ее в покое ни днем, ни ночью. Даже присутствие гостей не останавливало его от того, чтобы ущипнуть ее тайком за зад или за иное место. Если при гостях он был безутешный овдовевший мужчина, печалившийся от непомерного одиночества, то наедине со служанкой был неутомимым, похотливым развратником, у которого оказалась весьма богатая фантазия и неуемный пыл.

Вскоре ссылаясь на сильную душевную боль и жестокие терзания, связанные с воспоминаниями о супруге в осиротевшем без нее доме, Айзек решил перебраться в  Алленвиль. Дав расчет всем служанкам и выплатив сумму свыше ими заработанной, они полюбовно расстались. В городе знали, что и Ханна получила расчет, но никто не догадывались, что она уехала не в Нешвил, а тоже в Алленвиль, где снова встретилась с мистером Гриндлом.

Он снял небольшой дом на окраине города, дабы не привлекать внимание общественности к своей персоне, нанял глухую дряхлую экономку, которая не услышала бы перед своим носом даже взрыва хлопушки, одну молчаливую служанку и стал жить в свое полное удовольствие, предаваясь всевозможным радостям жизни. Ханна стала его любовницей и содержанкой.

Теперь Ханна не делила мистера Гриндла с Кэтрин, но ее жизнь от этого счастливее не стала. Если раньше присутствовала ревность только к ней, то теперь ко всем знакомым и незнакомым женщинам, потому что почти каждый день ему поступали письма и приглашения от дам местного общества. Богатый вдовец пользовался огромным успехом. Каждый раз, когда взгляд падал на витиеватую визитку, надушенную духами, Ханну охватывала невыносимая ревность и отчаяние. Она понимала, что рано или поздно, Айзек снова женится, а она останется вечной протеже, о которой будут все знать, но старательно избегать и сплетничать за спиной.

Если он задерживался и возвращался поздно, Ханна мерзла в большой кровати и предавалась печали, мучаясь осознанием сотворенного греха. Совесть изводила ее за двоих. Айзек был счастлив, получив свободу пусть и таким способом, а она, если у нее выдавалась минутка, посещала приход и молилась о прощении. Наверно, единственными, кто искренне, кроме родных, молился о Кэтрин, оказалась миссис Маккарти и бывшая служанка, любовница ее мужа.

С каждый одиноким, тоскливым вечером, когда Айзека не было рядом, она все больше начинала осознавать свой грех и тяготиться им. Знакомых в Аллентауне не было и ей было некого позвать к себе, чтобы поговорить. От одиночества, Ханне становилось только хуже.

Он сильно ревновал и не позволял ей отлучаться из дома. Если они выходили куда-нибудь вместе, то каждый выход заканчивался скандалом и руганью.

- Хочешь уйти к другому? – кричал он, обвиняя ее в намеренном кокетстве. Чтобы Ханна не сделала, куда бы не посмотрела, Айзеку виделось, что она ищет мужского внимания. Однако когда он сам пропадал ночами, ей не отчитывался. Кто отчитывается любовнице?

Взамен Айзек баловал ее чудесными нарядами, украшениями, посещал вместе с ней кофейни или кондитерские. Если они были вне Аллентауна, посещали вместе театр, выставки и другие интересные места.

Айзек замечал сальные усмешки и похотливые глаза, которыми смотрели на его любовницу окружающие мужчины. Подобное положение льстило его самолюбию, но и раздражало, потому что надумай Ханна уйти к другому, он не смог бы ее остановить, поэтому от души радовался ее скромному пуританскому воспитанию, которое не позволяло ей думать о подобных вещах.

Ханну же охватывали отчаяние и злость, когда замечала, как на Айзека смотрят дамы его круга.

«Нужно стать сильной и покончить со всем этим. Нужно решиться и уйти…» - твердила себе Ханна, но оставить его не хватало сил. Она любила Айзека, его тело, знала пристрастия и вкусы, видела, как он смотрит на нее, и боялась потерять его. Она  чувствовала себя собакой на привязи, которая без любимого хозяина сдохнет, но и жить так дальше было не выносимо. Ханна металась, чувствуя себя слабой падшей женщиной, живущей во грехе.

Сентябрьским солнечным днем, когда Айзека не было в городе, Ханна неспешно прогуливалась по городской оранжерее, расположенной в городском парке.  Вокруг порхали нарядные дамы, изысканными бабочками, играли няни с детьми, бродили влюбленные пары, тайком крадя поцелуи, а она чувствовала себя старой, одинокой, несчастной. Возвращаться в  пустынный дом не хотелось, потому что в тишине ей становилось ужасно тоскливо и хотелось плакать.

Минуя  статую Афродиты, утопающей в больших зеленых листах пальмы уже пятый раз, она устала и решила присесть на скамейку, чтобы отдохнуть и насладиться ярким видом цветов. Любуясь солнечным светом, пригревавшим сквозь стеклянную крышу, и экзотическими  кустами, Ханна задумалась и не сразу услышала, как кто-то ее окликнул. Возможно, она так бы и не заметила оклика, если бы зовущая ее не оказалась такой настойчивой.

- Ханна, ты ли это?! – удивленный голос был юным, звонким и таким беззаботным, но услышав его, бывшая служанка вздрогнула. Голос принадлежал Лидии Марвел. Отпираться и убегать было глупо, поэтому собравшись духом, Ханна изобразила приветливую улыбку и обернулась. Перед ней стояла мисс Марвел собственной персоной.

Поездка в Филадельфию была  удачной. Единственное, что ее немного омрачало, так это то, что Ханна осталась в Аллентауне. Бродить по Мейн-стрит, на которой расположились известные магазины, галереи искусства и пивные, вместе было бы приятнее.

«Посетили бы Филадельфийский театр или балет Пенсильвании, или Филадельфийскую оперу, отведали местных деликатесов… Наверняка ей пришлись бы по нраву сырные бифштексы, большие сэндвичи и горячие брецели с солью». – рассуждал Айзек, выбирая медальон в подарок. Так уж сложилось, что каждый раз, возвращаясь домой, он всегда дарил Ханне что-нибудь с морским совершенством - жемчугом, даже когда еще жил в Блумсберге.

«Тебе понравится… – улыбнулся мужчина, представляя, как Ханна обрадуется его приезду и кинется на шею. –  Кэтрин такой не была…»

Вспоминания о прошлом, заставили хмуриться, и чтобы перебороть раздражение,  мистер Гриндл закурил. Тяготило, что приходилось оставлять любовницу одну, без присмотра.  Ревность не давала покоя и засыпая, ему представлялось, что кто-то из знакомых, пользуясь его отсутствием, попытается подступиться к Ханне… Подобные мысли доводили до бешенства.

 «В следующую поездку найму детектива!» - решил он и успокоился.

Айзек взлелеивал ее для себя, научил всему, что ему нравится, и отдавать Ханну никому не собирался. Особенно было по душе сочетание в ней скромности  и чувственности, отсутствие вульгарности и пошлости. Ханна сама не знала, какой была соблазнительной и привлекательной, а он всячески старался утаить это от нее, намеренно скрывая любовницу ото всех.

С Ханной  было хорошо, он по своему привязался к ней, однако никаких серьезных намерений по отношению к бывшей служанке быть не могло. Любые чувства к любовнице Айзек считал пошлостью и дурном тоном. Если бы она хотя бы была из обнищавшей приличной семьи, тогда он, возможно, еще подумал… Но, увы.

Кроме того, если бы мистер Гриндл собирался жениться снова, выбрал дочь одного из компаньонов, но пока Айзек не спешил вновь связать себя узами брака. Прошлых лет семейной жизни было вполне достаточно, чтобы перестать испытывать иллюзии по поводу возможной счастливой жизни.

Расплатившись, вышел из кабриолета и постучал. Удивительно, но глухая миссис  Садингтон услышала стук сразу и незамедлительно открыла дверь.

- Добрый день, мистер Гриндл. – произнесла она, и он сразу почувствовал не ладное.

- Где Ханна? – спросил хозяин, не услышав привычных шагов. Экономка побледнела. – Где?! – занервничал он и, не раздеваясь, кинулся наверх.

- Мисс Норт нет. -  дрожащим голосом отвечала женщина. – Вчера пришла, в спешке собрала вещи и…

- Что? Какие вещи! – Айзек от ярости стал красным. Его затрясло от гнева.

- Не знаю, мистер Гриндл! Мисс Норт ничего не говорила, но она заходила в ваш кабинет и долго там сидела, а когда вышла, была вся заплаканная, а потом… - экономка не успела договорить, потому что дверь громко захлопнулась перед ее носом.

Айзек взволновался, что, уходя, Ханна заглянула в его тайник. Там не было много денег, потому как он привык хранить сбережения в банке, но сам факт того, что она могла сделать это, доводило  до отчаяния! Он не мог поверить, что ошибся в ней.

Айзек метнулся к тайнику, но тот оказался не тронут. Выдохнув с облегчением, он заметил, как его руки трясутся.

«Неужели ушла? К кому?!» – чернильница ударилась об стену, отскочила и с ужасным грохотом упала на пол. – Дрянь, неблагодарная дрянь!

Айзек чувствовал себя преданным, раненным в самое сердце. Он думал, что силен, выдержан, крепок, как монолит, всегда уравновешен, но оказалось, что это не так. Сердце билось, пытаясь выскочить из груди, в висках стучало. Стало невыносимо жарко. Желая выпить воды, протянул руку к графину и только сейчас заметил, лежащее на рабочем столе письмо.

Непослушные пальцы не могли подхватить листок, поэтому влажными руками он сдвинул его к краю и только потом смог поднести ближе. Буквы и слова растекались, а дрожь сбивала со строки.

 

Милый, Айзек.

 Знаю, после некоторых событий ты  это слово не переносишь, но все же.

 Хотя нет, не просто милый, для меня ты - любимый.

Не знаю, поймешь ли меня, потому что сейчас я не могу сама себя понять. Этот шаг дается настолько тяжело, что не могу писать: слова расплываются, а руки дрожат.

Помнишь, ты читал письмо Лидии и смеялся над ее романтичными глупостями. Возможно, и над моим письмом ты тоже усмехнешься. Пусть так, но я пишу, как умею.

Мне страшно делать то, что задумала. Не знаю, как буду жить без тебя, но молчать и делать вид, что ничего не замечаю, больше не могу. Когда-то я ревновала тебя к Кэтрин, а сейчас ко всем. Смотрю на надушенные духами приглашения и визитки и понимаю, что в каком бы роскошном платье не была, для тебя навсегда останусь служанкой, любовницей, твоей прихотью.

А я не могу и не хочу быть твоей вещью. Люблю тебя и ненавижу, хочу остаться с тобой, и не могу. Каждый раз, когда ты приходишь под утро, не нахожу себе места и слоняюсь по дому, с тоской ожидая твоего возвращения. Без тебя плохо, просто невыносимо, но делить тебя с кем-то не смогу. Ревность отравляет меня, мою жизнь, делая ее горькой и мучительной, в ожидании дня, когда ты потеряешь интерес ко мне.

Я буду молиться и каждую ночь, засыпая, думать о тебе. Прощай. 

 

Белый листок выпал из руки. Налив виски и посмотрев на мир сквозь золотистое дно, он зло усмехнулся.

«Не хочешь быть моей вещью? Плевать! – Айзек за раз осушил его. – Куда бы ты не пошла, я найду тебя, и ты горько пожалеешь о содеянном, дрянь».

 

Продолжение:  Третий лишний. Бегство от одиночества

Поддержать можно тут: https://lit-era.com/book/tretii-lishnii-begstvo-ot-odinochestva-b9507