Ревность

- Маша, Маша... Подожди, Маша, я хочу с тобой поговорить!

Солнце пекло которую неделю, трава на газонах высохла, листья на деревьях свёртывались в трубочку от высокой температуры. Даже в тени было нечем дышать, а уж на открытом пространстве казалось, что солнечные лучи проникают прямо в мозг.

Маша Белова, страдающая от жары пятидесятилетняя женщина, недоуменно завертела головой, не понимая, кто же её зовет?

- Маша, я здесь, посмотри наверх, это я, Алла!

Маша подняла голову и увидела на балконе третьего этажа Аллу Андреевну, толстую восьмидесятилетнюю старуху, которая, перегнувшись через перила, махала ей рукой. Одета была Алла Андреевна только в короткую ночную сорочку, из-под которой были видны её столбообразные отёчные ноги.

Алла была больна уже давно и очень редко отваживалась выходить из своей квартиры. Лифта в пятиэтажке, конечно же, не было, а спуститься с третьего этажа она соглашалась только в случае крайней необходимости и с помощью своего мужа, Юлия Михайловича, который был моложе её на четыре года и держался еще молодцом. Михалыч, как звали его во дворе, был подполковником в отставке, заядлым рыбаком и любителем поболтать с другими пенсионерами на самые разные темы. Он звал свою супругу Бомбой и частенько подтрунивал над её избыточным весом, на что Алла обижалась, но ненадолго. Ещё он любил выйти утром в трусах на балкон и громогласно возопить:

- Здравствуйте товарищи, алкоголики, дебоширы, пьяницы! У нас сегодня щи и завтра щи! Мы все товарищи!

И вот сейчас Аллочка, как её называли во дворе, отчаянно пыталась привлечь внимание соседки.

- Маша, ты знаешь, что мой козёл спутался с этой, с первого этажа? Как её там? Ну, с семнадцатой!

- Да что вы, Алла Андреевна! Не может быть!

- Чего там не может быть! Я же знаю! Я же сердцем чувствую! Спутался, только не знаю, он к ней ходит, или она к нему. Но я выясню! Так выясню, что ей мало не покажется!

Разгневанная Аллочка ещё взмахивала своими ручищами, как пингвин крыльями, словно пытаясь взлететь с балкона, а Маша уже лихорадочно решала, кому первой рассказать потрясающую новость.

- Ладно, Алла Андреевна, побегу я, дела у меня. Не расстраивайтесь, все будет хорошо.

Весь день Аллочка была настороже, стараясь не пропустить появления во дворе соперницы. И её ожидания увенчались успехом. Алевтина, женщина лет шестидесяти, коренастая, с голубыми глазами и носом картошкой, шла к подъезду, помахивая небольшой сумочкой. Ревнивица резво выскочила на балкон, перегнулась через перила и, не боясь упасть, громко закричала:

- Женщина, женщина! Да, я вам говорю! Подойдите сюда!

Озадаченная Алевтина задрала голову вверх и, подслеповато прищурившись, спросила:

- Я, что ли?

- Да, вы! Подойдите, я хочу с вами познакомиться.

- Ну, давайте знакомиться. Я - Алевтина. А вас как зовут?

- Как меня зовут, вам знать необязательно! Достаточно того, что вы знаете, как зовут моего мужа!

- А кто ваш муж? - спросила ничего не понимающая Алевтина.

- Вы мне дурочку из себя не стройте! Ишь, какая, не знает она! Видали мы таких! Так и норовят мужа увести! А притворяются, что ни при чем!

- Да вы о чем, женщина? Какой муж? У кого я увела? - удивилась Алевтина? - Вы что, с ума сошли?

В ответ бедная Алевтина услышала о себе массу нелестных отзывов, обидных слов и ещё кучу всякой ерунды. Аллочка перестала контролировать себя, и пошла вразнос. Вообще-то у неё был тонкий, медовый голосок, которым она словно облизывала собеседника, вставляя в свою речь массу ласковых и уменьшительных словечек типа «миленький», «родненький», «золотце мое». Но в ярости её голос был подобен трубе, горну, который поднимает войска на битву.

В окнах начали появляться заинтересованные лица жильцов, привлечённые громким голосом Аллочки. Многие распахнули створки окон, чтобы слышать всё без помех.

Алевтина обвела взглядом весь «амфитеатр» и, опустив низко голову, торопливо зашагала к подъезду.

К вечеру, с речки возвратился Михалыч. Всё жаркое время суток он просидел на рыбалке, утверждая, что около воды жара переносится легче. На речку, которая текла совсем рядом, в полутора километрах, пенсионер ездил на внучкином велосипеде. Вообще-то, у него в гараже стояла двадцать четвёртая «Волга», которую Михалыч заводил пару раз в год, чтобы осмотреть, подмазать и в очередной раз пройти техосмотр. Но этой машиной  он не пользовался, да, как и большинство стариков, которые не могут себе позволить расходовать дорогой бензин, ну и реакция уже не та, что прежде. Вот и пылятся в их гаражах старые автомобили, никому не нужные, но греющие сердца пенсионеров. Как же, у них есть автомобиль! Не последние люди!

Михалыч завел велосипед в гараж, запер его, подёргал воротину и, помахивая пакетиком с тремя полудохлыми карасями, отправился домой.

Через десять минут на горячий асфальт сверху сочно шмякнулся прозрачный пакетик с карасиками, которые благополучно перенесли полёт с третьего этажа и ещё вяло шевелились. К ним осторожно, принюхиваясь и присматриваясь, крадучись подбирался ничейный чёрно-белый кот. Через открытую балконную дверь в знойный воздух двора неслись неразборчивые крики и вопли, послышался звон разбитой посуды. Соседские окна и балконные двери открывались, зрители и слушатели наслаждались очередным скандалом.

Спустя еще пять минут из подъезда торопливо выбежал красный, тяжело дышащий Михалыч и, по-стариковски сгорбившись, протопал к гаражу, где снова вывел велосипед, оседлал его и покатил в сторону речки. На балкон выскочила Аллочка в цветастом халате, не сходящемся на объёмистом животе, и закричала вслед мужу:

- Давай, давай, беги к ней! Она уже ждёт тебя там, наверное! Козёл старый! Седина в бороду! Бес в ребро! Давай, беги...

Аллочка задохнулась, и некоторое время стояла, широко раскрыв рот и учащённо дыша. Наконец, она закрыла рот и вошла в комнату. Громко, со звоном, хлопнула балконная дверь.

Стемнело. За углом прошуршали шины велосипеда, и в свете фонаря к гаражу подъехал Михалыч. Он снова неторопливо, со скрипом, открыл тяжёлую створку ворот и завёл велосипед внутрь. Закрыв гараж, постоял с минуту, что-то ворча под нос, и направился к подъезду.

У подъезда на скамейке кто-то сидел. Михалыч чуть затормозил в сомнении, но тут темная фигура шевельнулась, и знакомый голос негромко сказал:

- Юлик! Это ты?

Он промолчал, но подойдя, сел рядом с женой. Весь день он провел в раздумьях, вспоминал и сопоставлял, но ничего не понимал. Виноватым Михалыч себя не считал и вины за собой не чувствовал. Но как объяснить это жене?

- Ты как вниз спустилась? Тебе же нельзя!

- Надо было, вот и спустилась.

- Зачем это?

- Юлик, прости меня! Я ошиблась, дура старая!

- Бомба, ты совсем с ума сошла!

- Я знаю. Я ходила к Алевтине, и она всё мне объяснила. Это не ты был. Я ошиблась сослепу. Можешь хоть сколько называть меня Бомбой, только прости меня!

Ничего не ответил Михалыч, только обнял свою ревнивую жену, да покрепче прижал её к себе. Всякое в жизни бывает, а жизнь - она одна.