День рождения
Утром Шурику исполнилось сорок пять лет. Мать,
покойница, говорила, что родила его ровно в шесть часов утра десятого января.
Шурик запомнил эти её слова, и праздновать свой день рождения неизменно начинал
рано. Но не сегодня. Как то так вышло, что праздновать было совершенно не на
что. Сыновья давно не приезжали, а денег больше никто ему не давал. Из
продуктов дома остались только полпачки дешевых макарон и полведра мелкой
картошки, подаренные соседкой снизу, сердобольной бабкой Маней. Хотелось
выпить. И с этим надо было что-то делать.
В комнате было темно, рассвет еще не наступил,
только окно слегка мерцало от света далёкого уличного фонаря. Шурик лежал на
старом, продавленном диване, укрытый ватным одеялом и вспоминал.
Детство Шурика прошло в большом среднеазиатском
городе, куда его отец, мелиоратор, был приглашен на работу. Зарабатывал он
хорошо, продукты были дёшевы и мать Сашеньки, как она называла его, легко вела
домашнее хозяйство, несмотря на двоих детей и, не помышляя о своей карьере.
Старшая сестра Валентина помогала матери по хозяйству, а маленький Сашенька всё
свободное от уроков время гонял со сверстниками по улицам шумного и веселого
города. Загар легко приставал к его коже и русский мальчик внешне почти ничем
не отличался от местной малышни. За какие-то полгода он выучил местный язык и
легко общался на нём с обитателями микрорайона, который почему-то назывался
«Массив».
К сожалению, отец через несколько лет умер,
Валентина вышла замуж и уехала с мужем на Урал, а матери пришлось искать
работу. Она устроилась учётчицей на камвольный комбинат, и Сашенька оказался
предоставлен сам себе...
За окном посветлело, и Шурик решил, что пора вставать.
Отбросив тяжёлое, пыльное одеяло, он опустил голые ступни на холодный пол и
поёжился. Нашарив под диваном старые тапки без задников, Шурик торопливо всунул
в них ноги и поднялся. Одеваться не было необходимости, потому что он спал не
раздеваясь. Старый спортивный костюм заменял ему пижаму, да и раздеваться было
лень, и спать теплее, так как батареи в комнате грели еле-еле. Окинув взглядом
почти пустую комнату, Шурик тяжело вздохнул и зашаркал на кухню. Кухня,
комната, а ещё туалет и ванная, это всё, что оставила ему от трёхкомнатной
квартиры бывшая жена, ушедшая от него к другому. В принципе, Шурику хватало и
этой жилплощади, но его мучило чувство досады при виде запертых дверей. Как же
так, жена сама этой квартирой не пользуется и ему не отдаёт! Может, он ее внаём
сдавал бы! Но нет, жена категорически отказывала ему, не объясняя причин. Нет -
и всё тут!
Жена ушла давно, лет двадцать назад. Шурик в то
время бросил работу, пробавлялся случайными заработками. В соседнем поселке
всегда кому-нибудь нужны были рабочие руки. Дров напилить - наколоть, забор
поправить, крышу починить... Платили немного, но Шурику хватало на бутылку и на
нехитрую закуску. А больше ему не требовалось. Жил он одним днём, не
задумываясь о дальнейшем. Жена терпела некоторое время, надеялась, что муж
образумится. Не дождалась. Забрала детей и ушла, сначала к матери, а потом,
познакомившись с хорошим мужчиной, к новому мужу. Но Шурик больше никогда уже
официально не работал. Сыновья не забывали отца, изредка навещали, иногда
давали немного денег. Тогда Шурик напивался дешёвой паленой водки, которой
торговал мужик в соседнем подъезде и, довольный, падал на свой древний и драный
диван.
В этом состоянии к нему приходили сны. Будто бы
мать, придя с работы, находит его, пьяного шестнадцатилетнего мальчишку на полу
и, поднимая, плачет и всё повторяет:
- Сашенька, Сашенька, как же так? Что же ты со мной
делаешь, Сашенька?
И от этих её жалостливых слов что-то
переворачивается внутри Шурика, и он сам плачет мутными пьяными слезами.
На кухонном столе, придвинутом к батарее отопления,
спал Рыжий, кот, самостоятельно избравший квартиру Шурика местом жительства.
Однажды он помяукал у двери и, будучи впущен в квартиру, признал её своей и
больше не уходил. По крайней мере, надолго. Узнав хозяина, он поднял большую,
лобастую голову, открыл ярко - зелёные глаза и вопросительно мурлыкнул. Шурик
досадливо махнул на него рукой и сказал:
- Спи, всё равно жрать пока нечего.
Рыжий поднялся, потянулся и, спрыгнув на пол,
неторопливо пошел мягкой походкой в комнату, досыпать на неостывшем после
Шурика диване.
Проверив свои запасы продовольствия, Шурик обнаружил
начатую пачку соли и небольшую луковицу, закатившуюся в дальний угол шкафчика.
Эта находка его сильно обрадовала. Если попросить у кого-нибудь немножко масла,
можно пожарить лук и это будет отличной приправой к макаронам или картошке!
Шурик немного воодушевился, но вопрос о выпивке не отпал. Придется одеваться и
решать этот вопрос на стороне. День рождения, не хось-вось !
Спустившись этажом ниже, Шурик несколько раз нажал
кнопку звонка возле ободранной двери с раздолбанным косяком. Бабка Маня была
глуховата и не сразу откликалась, но была добра и отзывчива. Наконец за дверью
послышалось шевеление, и старческий голос спросил:
- Кто?
- Это я, баба Маня, Саша, - заорал в ответ Шурик.
Бабка Маня всегда звала его Сашей, так звали её покойного сына. Так она
называла и Шурика. Никто в целом мире не называл его Сашей, как бы подчеркивая
никчемность и ненужность существа по имени Александр, только мать когда -то
давно, называла его Сашенькой, да вот ещё бабка Маня... Может быть, от этого
Шурик неосознанно тянулся к ней, чувствуя в старом человеке теплоту души.
Загремел засов и дверь открылась. Бабушка Маня,
невысокая, но полноватая старуха, подслеповато щурясь посмотрела в лицо Шурику
и, улыбнувшись, сказала:
- Заходи, заходи, Саша!
Шурик привычно шагнул через порог и вслед за
старухой оказался в маленькой, опрятной кухне. Здесь было тепло и вкусно пахло
чем-то жареным.
- Саша, чай будешь? Только что чайник скипел.
- Буду, баба Маня, - сказал никогда не
отказывающийся от угощения Шурик.
За чаем с блинами Шурик попытался разведать, даст ли
ему бабка денег.
- Баба Маня, как дела-то? Всё нормально? Ничего не
надо ремонтировать?
- Нет пока, Саша, всё вроде бы в порядке. А что
такое?
- Да день рожденья у меня сегодня!
- Ой, Саша, поздравляю! Сколько тебе?
- Да хоть рублей пятьдесят?
- Да я спрашиваю, сколько лет тебе исполнилось. А ты
всё о деньгах.
- Извини, баба Маня, кому что, а вшивому баня. Сорок
пять мне сегодня.
- Ой, Саша, такой молодой, а уж седой весь.
- Жизнь тяжёлая, баба Маня, вот и седой. Так что,
дашь? А то и попраздновать нечем.
Бабка Маня повздыхала, глядя на Шурика, встала и
вышла в комнату. Пошуршав там, она принесла сложенные вдвое деньги и положила
перед Шуриком.
- На, вот, возьми в подарок. Будь здоров и счастлив!
- Спасибо, баба Маня! Обязательно буду.
Схватив деньги и смяв их в комок, Шурик сунул купюры
в карман штанов и шустро встал из-за стола.
- Ну, я побегу, баба Маня! У меня ещё дел - выше
крыши!
- Беги, беги! Знаю я твои дела!
Забежав домой и, накинув синюю куртку с жёлтой
надписью поперек спины «METRO», подаренную соседом, охранником тамошнего
заведения, Шурик решил ещё попытать счастья. В крайнем подъезде жил частный
предприниматель, который иногда входил в положение Шурика и давал ему немного
денег в долг, естественно, без отдачи. Немного помявшись возле красивой
стальной двери, Шурик решительно надавил на кнопку звонка. Вышедший хозяин
хмуро взглянул на Шурика и спросил:
- Чего надо?
Шурик решил действовать очертя голову и сходу
ляпнул:
- Поздравьте меня, Николай Иванович, у меня сегодня
день рождения!
Сосед опустил глаза, помолчал и уже не так хмуро
сказал:
- Ну, и...
- Ну, Николай Иванович, выручайте! Гости придут, а у
меня денег не хватает. Займите немного.
- Сколько?
- Ну, хоть сотенную!
Николай Иванович взглянул Шурику в глаза и тот
понял, что - не даст!
- Ну, Николай Иванович! Ну, пожалуйста! На вас
последняя надежда!
- Пошел ты, Шурик! Тебе что тут, богадельня? Я ведь
деньги не кую, я их зарабатываю! Ты когда в последний раз работал? Помнишь
хоть? Так что иди отсюда, пока я тебе в лоб не накатил!
- Николай Иванович, ну хоть немножко. А?
Сосед пошарил в кармане шикарных брюк и вынул
скомканный комок денег, квитанций и накладных. Отобрав несколько бумажек из
этого комка, он протянул их Шурику и прорычал:
- Исчезни, шаромыжник!
Обрадованный Шурик, ещё не веря в такое счастье,
схватил протянутые деньги и опрометью скатился по лестнице на улицу.
Разжав кулак, он пересчитал деньги. Сосед
расщедрился и дал семьдесят рублей. Это было классно! Хватало на целый литр
разведенного водой стеклоочистителя. Говорят, что вредно, а вот Шурик пьёт уже
давно и ничего. Правда поутру отекает очень, и зрение стало ни к чёрту, а так -
ничего!
Он развернулся к своему подъезду и занятый своими
мыслями не сразу услышал, что кто-то его зовёт.
- Шурик, эй, Шурик! Куда побежал?
Оглянувшись, Шурик узнал ещё одного своего соседа,
Игоря, по прозвищу Кабан. Был он матерым уголовником и не раз посещал места
лишения свободы. Вот и теперь он радовался жизни, вернувшись с очередной
отсидки. В распахнутом полушубке и валенках Кабан издали выглядел импозантно,
но вблизи бросалась в глаза его нездоровая худоба и серая кожа туберкулезника.
Годы отсидки укатали его, сделав из пышущего здоровьем крепыша форменного
доходягу.
- Куда ты, как напарафиненный? Меня погодь!
- Здорово, Игорек! С выходом тебя!
Кабан ухмыльнулся и предложил:
- Отметим, а?
Шурик на мгновение замялся, а потом сказал:
- Так день рождения у меня! Пошли, приглашаю!
- Ого! Вот я попал! Ну, подарок с меня!
И Кабан торжественно вынул из кармана полулитровую
бутылку коньяка и торжественно помахал ей в воздухе.
- Погоди, я тоже сейчас затарюсь. Стой здесь, -
сказал Шурик и торопливо направился по знакомому маршруту.
Через несколько минут он выскочил из подъезда,
крепко прижимая что-то к груди под курткой.
В квартире Кабан снял полушубок, оставшись в черном
костюме с атласными воротником и манжетами и в валенках. Рубашка его также была
черной, еще больше подчеркивая худобу и бледность лица. Потопав валенками и
сбив с них прилипший снег, Кабан прошёл на кухню и выставил на стол коньяк и
две банки шпрот.
- Во! Дождался! Буду пить коньяк, и закусывать
шпротами! Ты знаешь, сколько времени я об этом мечтал? Присаживайся!
- Так это, закусить чего-нибудь... картошки
пожарить.
- Да нахрена твоя картошка? Присаживайся, давай!
Тебе что, мало?
Шурик торопливо достал из шкафчика две стопки и две
вилки из нержавейки. Вилкам было много лет, они были подарены им на свадьбу
какими - то родственниками. Теперь от столового набора остались только эти две
вилки. Остальное затерялось во времени.
Дернув за колечко, Кабан вскрыл банку шпрот и, прямо
пальцами достав одну копченую рыбку, торопливо сунул ее в рот. Восторженно
зажмурившись, он пожевал немного и, сглотнув, распорядился:
- Наливай, Шурик!
Коньяк закончился быстро. Кабан не хотел ждать и
поминутно торопил Шурика. Выпили за здоровье, за родителей, за Кабана, за
детей. Шурик достал водку и вскрыл вторую банку шпрот. Кот, учуявший деликатес,
коротко царапнул его за ногу, и Шурик незаметно опустил одну рыбку в жаждущую
пасть Рыжего. Кабан был весел, хвастался своим влиянием среди урок, и обещал
Шурику непробиваемую «крышу». Зачем она ему нужна, Шурик не понял, да и не
задумывался над этим. Он пил, поддакивал Кабану и вдумчиво жевал копчёных
рыбок, утирая масляные губы рукавом. Он уже плохо слышал собеседника и на какой-то
вопрос Кабана не ответил, уставившись пьяным взором в заиндевевшее окно.
- Алё, тормоз, ты где? - пробилось до его слуха.
- Тут я, Кабан, - ответил Шурик, очнувшись.
- Какой я тебе Кабан, ты, охнарик? Это братанам я
Кабан, а тебе, гнида, Игорь Николаевич! Понял, ссука?
- Да ладно тебе, Игорь, сорвалось просто...
- Чо ладно, чо ладно? Ты меня не тычь, я тебе не
Иван Кузьмич! Ну-ка, кто я?
- Да ладно, Игорь, - Шурик никак не мог взять в
толк, с чего Кабан так взъелся, - То есть, Игорь Николаевич, все путем!
- Громче скажи, не слышу!
Шурик помолчал, покачивая головой, и в его пьяном
мозгу мелькнула мать, умирающая от рака, печально смотрящая на него и шепчущая:
- Сашенька, Сашенька, как же ты будешь без меня?
Он поднял голову и, сфокусировав расплывающееся
зрение на бледном, с нездоровым румянцем, лице Кабана, глухо произнес:
- Да пошел ты, пидор!
Ошеломлённый Кабан несколько секунд смотрел на
Шурика, словно не веря собственным ушам, а потом схватил вилку и нанес ему удар
точно по сонной артерии. Хлынула кровь. Шурик попытался зажать рану руками, но это
было невозможно. Кровь просачивалась между пальцами и быстро пропитала всю его
грудь. Он упал головой на стол и удивлённо прошептал:
- А и не больно…
Мать подошла к нему, весёлая и улыбающаяся, взяла за руку и повела прочь из прокуренной кухни туда, где на полях цветёт хлопок и вежливые мужики в халатах и тюбетейках продают жирный плов с мясом и настоящий бараний шашлык. И отец стоит у свежевырытого арыка и ехидно спрашивает:
- Ну что, набегался? Марш домой!
И это было так прекрасно, вернуться домой, к маме и
папе, что слёзы радости выкатились у него из открытых глаз на залитый кровью
стол и остались там, затерявшись в тяжелых, мрачных сгустках.