Барьер перехода

Когда витрина универмага «Мейси» рухнула, и со второго этажа вместе с градом осколков вылетело с десяток манекенов, Клинт решил, что в этой жизни он, пожалуй, увидел всё.

Хотя «всё» – понятие относительное.  Ребенком он видел по телевизору разрушение башен-близнецов. Мама и соседка, прибежавшая с известием, и она же включившая телевизор, глядели в экран округлившимися от ужаса глазами. Маленького Клинта, сидевшего с порцией яичницы-болтушки, забавляло поведение взрослых, особенно, когда те охали, взывая к богу (О, боже! Неужели это на самом деле? Нет, о боже, скажи, неужели я взаправду это вижу?) и, в конце концов, в отчаянии схватили друг друга за руки. Это было самым ярким впечатлением детства – белая скатерть на столе, белая тарелка с размазанным желтком и белые лица мамы и соседки, имя которой он успел окончательно забыть. То, что показывал телевизор, он тоже не помнил. Разумеется, став старше, неоднократно просматривал запись, но никогда не испытывал стремления взять кого-то за руку в надежде защититься. Негодование, скорбь, но никак не упование на защиту.

Наверное, за это бог и покарал его, заставив впоследствии увидеть то, что Клинт предпочел бы не видеть вовсе. В доме Господа обителей много, и надо думать, Иисус не поскупился поставить в каждую по телевизору. Ну, а когда добрый боженька решил, что время индивидуальных просмотров истекло, то собрал всех в один кинозал и показал фильм до самого конца, включая титры. А потом покончил со всеми, устремившимися к выходу. В темном зале осталось несколько запоздавших, Клинт в их числе. Для замешкавшихся была показана режиссерская версия, на десять минут длиннее, что, ребята, нравится? Нет? Тогда можете засунуть головы в стаканы с попкорном, если у вас достало ума купить большой стакан, и подождать, пока кино не закончится окончательно. А вместе с ним – и этот кинотеатр, и этот город, и этот материк, и эта долбаная планета. Goodbye everybody, I've got to go. Оставляю всех позади и смотрю правде в глаза.

Клинт смотрел в глаза манекену, вылетевшему из витрины «Мейси», представительному мужчине в прекрасном костюме, если не считать того, что брюки лопнули по шву и обнажили розовую пластмассовую плоть. Манекен это не смущало, тогда почему это должно было смущать Клинта? Мужчина в прекрасном костюме, прекрасной рубашке и еще более прекрасном галстуке раскинулся в десяти футах дальше по улице (Клинту и Мигелю повезло, что они не успели приблизиться настолько, чтобы попасть под град осколков). Затылок мужчины смялся в лепешку, но выражение лица по-прежнему оставалось надменным. Клинт никогда не понимал, какого черта манекенам делают такие лица. Что, по мнению производителей манекенов, должен ощущать покупатель, когда пластмассовый болван стоит перед ним с такой рожей? Клинт ощущал неловкость. «Я всегда испытываю неловкость перед манекеном» – отличная тема для разговора с психотерапевтом. Но несколько запоздалая. Все психотерапевты улеглись рядком вместе с теми, кого они успешно лечили, и теми, кто не поддался лечению. А последние непременно были, иначе кто нажал эту чертову кнопку и заварил всю кашу?

 

Гулко прозвучал выстрел. Клинт дернулся. Дернулся и манекен. Его голова на глазах превращалась в расплавленную массу. Пластик дымился, обугливался, захватывая шею и плечи. Вот уже воротник прекрасной рубашки безнадежно испорчен, и Клинт никогда не узнает, какой размер носил этот прекрасный мужчина.

– Ты что, полный придурок? – с досадой спросил Мигеля, с восторгом разглядывающего ствол винтовки, название которой Клинт забыл, хотя Морган называл. Называл он и пистолет, который вручил Клинту, и потребовал, чтобы тот всегда носил его в кармане. Пистолет стоял на предохранителе, но Клинт все равно был уверен, что в случае заварушки это не помешает ему отстрелить собственные яйца.

– Зачем ты это сделал? – строго спросил он подростка.

В прошлой жизни Мигель был лоботрясом и шалопаем, не добравшегося до статей уголовного кодекса только потому, что мир полетел в тартарары раньше, чем парень дорос до подсудного возраста. Возможно, что и звали его не Мигель. Новая эра обнуляла все. В том числе, и имена. Клинт, например, мог назваться как угодно: хоть Дональдом Трампом, хоть Фрэнком Синатрой, хоть Дэвидом Ричардом Берковицем, и это никого не смутило бы. Но как обычно, подвела фантазия. Клинт остался Клинтом и даже не Иствудом.

– Зачем? – повторил он, но Мигель только цокнул языком.

– Отлично бабахнуло, бро, правда ведь? Бро, а ты что, против? Серьезно? Ну ты зануда, бро.

Клинт не успел ответить, как Мигель воскликнул:

– Смотри, бро, они машут нам, – и указал на другую сторону улицы.

Морган и Берт, обеспокоенные выстрелом, выскочили из дома, который обследовали, и смотрели на них, ожидая объяснений. Клинт жестом показал, что все в порядке, продолжаем, парни.

– Видишь, что ты наделал?

– Ерунда, – отмахнулся Мигель, – всего лишь небольшой бабах для веселья. Не будь занудой, бро. Пошли дальше!

Мигель заправски перекинул винтовку за спину и легко перескочил через обломок. Он двигался стремительно, гибко, даже грациозно, как молодое животное. На вид ему было не больше четырнадцати, и если бы тогда Элси не сделала аборт, то сейчас Клинт имел бы ребенка постарше и назубок знал все подростковые выверты. Однако детей у них не было. В этой фразе не заключалось никакой трагедии, просто констатация факта. Шестнадцать лет брака без детей. Обычное дело, и аборт тут абсолютно не при чем. Всего лишь разумная предосторожность. Элси не знала про беременность и сделала рентген. Рентген на ранних сроках – большой риск, поэтому они поступили правильно. Они все равно поженились, и не беременность, а уж, тем более, не аборт повлияли на их решение. Аборт, вообще, оказался нейтральным фактором, в ходе совместного житья обнаружились проблемы посерьезней. Самые большие проблемы, как говорил очередной мозгоправ, возникают тогда, когда люди не понимают друг друга. Но как понять другого человека, если не понимаешь самого себя?

С Элси они не виделись с самого развода. Последний раз в клинику он лег самостоятельно. Один. Поступил один, в одиночестве провел положенный срок и в одиночестве выписался. Элси еще раньше уехала к сестре в Денвер. Можно, конечно, надеяться, что там все осталось, как надо, но это была наивная надежда. Не работала ни одна радиоволна, и похоже, весь мир постигла одинаковая участь. Goodbye everybody, мне жаль, что я не родился вообще.

 

Клинт двинулся вслед за Мигелем. Они осматривали дома, искали тех, кто мог остаться в живых. Шансов практически не было, однако Клинта нашли именно так. И теперь он должен искать других. Хотя Клинт думал, что если вдруг в каком-нибудь доме он увидит живого человека, лежащего на диване и прикрытого пледом, то, пожалуй, отдаст ему свое оружие, и тот пистолет, что в кармане, и тот, что в кобуре подмышкой, а сам ляжет на его место и закроется с головой.

Клинт догнал Мигеля, когда тот остановился около кустов, закрывающих дорожку к подъезду.

– Эй, бро, здесь парочка прикольных мертвяков. Хочешь посмотреть?

Клинт не хотел. Но пришлось, потому что пришлось пройтись мимо обломков минивена. Взрыв уничтожил машину, водителя, пассажиров и того, кто оказался рядом в недобрый миг. Тела уже начали разлагаться. Клинт поспешил пройти, не рассматривая подробностей. Достаточно того, что он переступил через стройную ногу в черном чулке, находившуюся в значительном удалении от своей владелицы. Лицо женщины Клинт постарался забыть еще до того, как увидел.

– Эй! – Мигель забарабанил в дверь. – Доставка пиццы!

Клинт провел с парнем все утро и уже слышал про пиццу. Иногда Мигель кричал: «Обслуживание номеров!», но больше всего ему нравилось говорить низким голосом, подражая кому-то из кино: «ФБР! Слышите, это ФБР, и мы заходим!».

Разумеется, никто не открыл. Мигель прикладом разбил стекло, просунул руку и открыл замок изнутри. В квартире ничем не пахло. «Ничем» в нынешнем мире означало, что в квартире нет трупов, и хозяева погибли за пределами родного дома.

Так было и в этом случае. Квартира оказалась просторной, аккуратно убранной, и скорей всего, принадлежала педантичному мужчине-холостяку. Мигель направился вглубь комнат, покрикивая: «Пожарная служба, отзовитесь! Пожарная служба!», а Клинт застыл на пороге. Он увидел полку над компьютерным столом, а на ней блистер. Даже издали он понял, что это за блистер. Чудесные голубые таблетки. Тот, кто жил в квартире, пользовался чудесными голубыми таблетками. Хозяин находился неизвестно где, вероятно, смотрел на небесах вторую серию, если господь склонен к сиквелам, а таблетки остались. Чудесные голубые таблетки остались. В свое время Клинт принимал такие таблетки, поэтому знал, что если хорошенько поискать, то в квартире найдется кое-что еще. Нет-нет, речь идет не о шмали и не о дури, речь идет о фармации, которая существует (существовала) для того, чтобы помогать людям, оказавшимся в трудном положении. Для этого и развивалась наука – чтобы помогать. А разве он, Клинт, не в трудном положении сейчас?

Клинт сделал шаг вперед, и в этот момент в холл вернулся Мигель.

– Я все осмотрел. Никого. А ты на что залип?

Он проследил за взглядом, но конечно же, не обратил внимание на блистер. Его привлекла фотография в серебряной рамке. Брюнетка в бикини, руки подняты, придерживают копну волос, тело изогнуто и натянуто, как струна, призывная улыбка – да, на это стоило посмотреть.

– Зачетная цыпочка. Я бы тоже залюбовался, – Мигель закатил глаза.

Клинт огромным усилием воли стряхнул оцепенение.

– Да, неплоха, – сказал он небрежно.

Спрятал руки в карман и правой сжал рукоять пистолета с такой силой, что решил: сейчас-то он и выстрелит. Ну и хорошо, ну к лучшему. Так он отделается от сосущего чувства, которое вернулось и набирало силу.

Или повернется к нему лицом. Да, лучше признать и повернуться.

– Пошли, – сказал он и шагнул за порог. – Нам надо в аптеку.

– Живот прихватило, бро? – хохотнул Мигель.

– Нет, – сказал Клинт, не оборачиваясь, – нам нужны лекарства. Я доктор.

– Что, ты доктор? – Мигель забежал вперед и уставился широко раскрытыми глазами. – Ты настоящий доктор? Серьезно?

– Ну, если быть предельно точным, то я офтальмолог. Глазной врач. Офтальмолог тебя устраивает?

– Ну вообще! – Мигель в восторге хлопнул себя по коленкам. – Морган всегда говорил, что нам нужен врач. Что же ты… Простите, док, что же вы сразу не сказали? Морган просто подпрыгнет до потолка. Если вы не против, док, то можно я первым скажу про это Моргану? Он обрадуется до чертиков, вот увидите!

Клинт подумал, что каждому мальчишке нужен отец. Вот и Мигель выбрал себе – Моргана.

– Конечно, скажи ты. Моргану будет приятно.

Они спустились по лестнице и приближались к груде тел на дорожке.

– Кстати, док, вы заметили, что совсем не стало мух? – заметил Мигель с важностью. – Смотрите, мертвяки лежат который день, а мух нет. Заметили?

Клинт кивнул. Действительно, мух не было. Новый мир без мух? Уже хорошее начало.

 

На перекрестке они увидели Моргана и Берта.

– Эй, что я вам сейчас расскажу! – что есть мочи завопил Мигель и ринулся навстречу.

Он бежал, как малолетний мальчишка, даже подпрыгивал на ходу, и приклад винтовки бил его по заднице. Клинт, не торопясь, пошел следом. Его уже отпустило. Во всяком случае, он смог разжать пальцы и выпустить рукоять пистолета, липкую от пота.

Они встретились на самой середине проезжей части, на которой еще долго не восстановится движение. Если, вообще, когда-нибудь восстановится.

– Оказывается, этот чел – настоящий доктор, представляете? – Мигель спешил выложить самую главную новость, так торопился, что проглатывал часть слов. –  Настоящий доктор по глазам. Серьезно! Офаль… Ольфа… Я забыл, как правильно. Но он вам сам скажет. Скажите же, док!

– Вы доктор?

Морган взглянул на Клинта, и тот с трудом подавил желание ответить: «Да, сэр, так точно».

Все утро Мигель рассказывал ему, какой Морган крутой и служил в каких-то особенных войсках. Клинт слушал вполуха. В новом мире все могли называть себя, как угодно. Вот он только что назвался врачом, хотя давно им не являлся. Морган мог назваться президентом, и кто бы ему помешал? Тем не менее, Морган действительно был крутым. Новый мир нуждался в новом управлении, и почему бы не довериться Моргану? Крепкий, здоровый, выше Клинта на голову, с твердым уверенным взглядом темных глаз. И притом именно Морган стал акушером, который ввел Клинта в новый мир.

 ***

Выбраться из подвала, находящегося на минус пятом этаже, оказалось несложно. Взрыв всего лишь опрокинул стеллаж с разбухшими от влаги папками. Какая-то папка ударила Клинта по голове. Возможно, папок было несколько. Возможно, они обрушились водопадом. В любом случае, водопад из картона предпочтительней водопада из камней. Строители не экономили на бетоне, поэтому стены склада даже не треснули. Как не треснул череп. Клинт просто потерял сознание, а когда очнулся, почувствовал на груди тяжесть папок.

На складе он работал пятый день и уже начал думать, что пять дней в подвале – это много. Однако это была единственная работа, которую он смог получить после клиники. Десять часов подряд Клинт в одиночестве сортировал бумаги в нужном порядке. Дважды в день являлся курьер в форменной рубашке, укладывал отобранные Клинтом папки в тележку и увозил куда-то на верхние этажи, где информация перебивалась на компьютер. Клинт представлял большую светлую комнату, набитую хорошенькими машинистками, как в фильмах пятидесятых годов, только макияж у девушек был другим. Затем, судя по тому, что папки не возвращались к Клинту обратно, их увозили на свалку. Процесс, несомненно, был важным для общества, и Клинт мог бы гордиться, что находится в самом его основании.

Он согласился на эту работу еще и потому, что так советовал его мозгоправ. Вам, Клинт, нужен переходный период, говорил тот. Рассматривайте работу именно под таким углом зрения. Вы будете одни, вы будете заниматься простым рутинным делом, и это поможет вашей психике преодолеть барьер перехода. Подумайте, Клинт, может быть, подобное занятие поможет вам сохраниться? Сам того не зная, терапевт оказался провидцем. Клинт сохранил жизнь благодаря этой работе.

Когда Клинта выписали из клиники, у него было ощущение, что его хорошенько простирнули в барабане со скоростью полторы тысячи оборотов в минуту, потом примерно с той же скоростью отжали, и вуаля – изделие, как новенькое. Требуется лишь небольшая глажка. Небольшой барьер перехода к нормальной жизни. Четыре дня Клинт старательно готовился к преодолению, под светом флуоресцентных ламп разглаживал свой мозг, однако на пятый день решил, что с него довольно. Тот день, когда случился взрыв и все рухнуло в бездну, был запланирован как последний рабочий день. Что ж, бойтесь своих желаний, они могут исполниться.

 

Когда Клинт очнулся, придавленный стеллажом, масштаб проблем был еще неизвестен. Он осторожно выбрался, ощупал себя. Все уцелело – и грудная клетка, и руки-ноги, и главное, голова, хотя затылком он приложился весьма существенно. Оглядевшись, убедился, что рухнули все стеллажи, включая тот, что находился у выхода, и папки завалили дверь до половины. Клинт наклонился, чтобы поднять одну из них. Голова закружилась, он уцепился рукой за покосившуюся стойку. Не упал, только плавно съехал вниз, коленями на пол, и тогда-то распорол ладонь до крови. Вытащил из-под свитера нижний край футболки, зажал тканью порез и стал дожидаться помощи.

Было тихо. Сквозь толстые бетонные перекрытия не доносилось ни звука, только потрескивали лампы, которые даже не мигнули в момент взрыва, и изредка шуршала бумага, когда какая-нибудь папка под тяжестью своего веса сползала с горки других. Сколько Клинт так просидел, он не знал. Телефоном он еще не успел обзавестись, а от часов отвык – в клинике не поощряли интерес пациентов ни к тому, ни к другому. Скорей всего, он, вообще, заснул.

Шевелиться заставил голод. Кровь из ладони перестала течь, голова тоже прояснилась, а живот начал урчать. Клинт выволок рюкзак из-под груды папок и достал пакет с сэндвичами. Жевал и прикидывал, когда же его придут вызволять. Чтобы ни случилось наверху, там не могли забыть про него, не зря же, черт возьми, они так старательно переписывали его данные в очередную картонную папку.

Спустя какое-то время Клинту пришло в голову, что хаос в подвале мог быть только его проблемой, а там, наверху, все в порядке. Тогда следовало ожидать курьера с тележкой. Для того завал окажется неприятным сюрпризом, поэтому Клинт решил помочь и расчистить вход. Голова уже не кружилась, и он довольно бодро принялся за дело. Разгреб проход и даже стащил в угол рухнувшие подпорки. Однако дверь открыть не смог. Та, хоть и была металлической, никогда не закрывалась на замок, так как ни папки, ни сам Клинт не представляли особой ценности. Однако от взрыва верхняя часть прогнулась, и, видимо, это не давало петлям проворачиваться. Починка двери точно не входила в обязанности Клинта.

Он вернулся на свой стул и доел остатки обеда. Чтобы скоротать время, попробовал читать папки, но не нашел в них ничего интересного. Захотелось в туалет. Туалет находился в коридоре, почти у самой лестницы наверх, на минус четвертый этаж. Клинт подергал дверь сильнее. Безрезультатно. Мочевой пузырь настойчиво напоминал о себе, и Клинт решил, что не будет ничего дурного, если он оросит угол комнаты. Что он и сделал.

Потом посидел еще. И еще. И еще. А когда ему окончательно надоело, собрал всю смекалку и при помощи обломка стеллажа сумел отжать дверь. И вышел в коридор.

Коридор был пуст. Он всегда был пуст, поэтому в тот момент Клинт не думал ни о каких ужасах. Мысль о катастрофе появилась на минус четвертом этаже. Коридор, уходящий к подземной парковке, завалил обвал, причем не картонными папками, а огромными кусками бетона. Будка, в которой обычно сидел охранник, была смята, как бумажный стаканчик, дверь висела на одной петле, которая грозила вот-вот оборваться. Внутри никого не было, и также пусто было вокруг. Ни одного человека, целого или пострадавшего. Только Клинт.

Клинт порадовался, что охранники уцелели, и ругнулся, что забыли про него, хотя вот уже пятое утро они любезно приветствовали друг друга, а сегодня даже обменялись мнениями по поводу баскетбола. Клинт не любил баскетбол, но считал нужным соблюдать этикет. Итак, охранники или спешно эвакуировались, или просто сбежали, что для Клинта, просидевшего черт знает сколько времени запертым в подвале, было абсолютно неважным. Путь к парковке был завален наглухо. Да, что-то явно пошло не так.

Обычно Клинт поднимался на лифте, но сейчас решил не испытывать судьбу и свернул к пожарному выходу, где была винтовая лестница, ведущая на цокольный этаж. С легкостью преодолел четыре этажа, причем на площадке каждого видел дверь, ведущую в соответствующий коридор. Клинту даже не пришло в голову открывать их. Он всего лишь собирался добраться до холла и выразить администратору здания свое возмущение. Однако его планам не суждено было сбыться. Пожарная лестница вывела сразу на улицу, и он увидел всю картину целиком. Возможно, в глубине души Клинт ожидал увидеть скопление машин пожарных, медиков и корреспондентов телеканалов. Возможно, ожидал увидеть даже вертолеты национальной гвардии. Но нет.

 

То, что он увидел, являлось той самой режиссерской версией, которую довелось посмотреть только ему (в тот момент Клинт был твердо убежден, что остался единственным на свете). Город был разрушен. Все дома выше десяти этажей были разрушены. Срезаны, растоптаны, как будто по ним прошлась рассерженная Годзилла. Справа висела низкая черная туча, в которой поблескивали оранжевые искры, возможно, это были небесные отражения земных пожаров, а слева руины затянуло белой пеленой, точно известковая пыль поднялась на много миль вверх и никак не хотела оседать. И отовсюду несло сладковатой гарью.

Непроизвольно Клинт поднес ладонь ко рту, как это сделала его мать и соседка, чье имя он не помнил уже лет тридцать, прижал, желая сдержать крик, и сдавленно пробормотал: «О боже, неужели я действительно это вижу?».

В прошлом, когда он вел неправильный образ жизни (отличный эвфемизм, позволяющий спрятать то, что не хочется называть настоящим именем), так вот, в прошлом он никогда не видел видений, смещения реальностей и прочих картин, ради чего многие и закидывались. Препараты (еще один эвфемизм) Клинт ценил за то, что они делали его жизнь спокойной. Как будто окутывали невесомой серебряной дымкой, легкой и приятной вуалью. То, что он увидел сейчас, было похоже на галлюцинацию, вызванную тяжелым наркотиком. Но Клинт был чист давно.

Он – был – чист.

И он это видел.

Клинт почувствовал оторопь. Лизнул ладонь, прижатую к губам, и почувствовал вкус крови. Отвел ладонь и почувствовал запах гари. Закрыл глаза, но все равно видел то, что видел.

Клинт вспомнил совет своего терапевта. Если вас что-то беспокоит, и так сильно, что вы теряетесь, попробуйте отойти в сторону, Клинт. Ничего не делайте. Если есть возможность, лягте и отдохните, вам это поможет, Клинт. Еще один провидческий совет. Сам мозгоправ уже не мог гордиться пользой, которую принес своему пациенту. Его офис и, вероятно, дом находились справа, аккурат под черной тучей, и сейчас мозгоправ вряд ли отдыхал в собственной постели. А где было отдохнуть Клинту? Его дом находился слева, тоже вне зоны досягаемости, поэтому Клинт просто пошел по улице.

Он просто шел. Двигался, как робот. Не смотрел по сторонам. Он просто хотел лечь.

И да, это тоже было лукавством. Клинт смотрел по сторонам хотя бы потому, что искал прибежище. И он увидел… Впрочем, он тут же забыл увиденное. Спустился на квартал ниже, увидел открытую дверь и зашел.

Это оказалось прачечная. Небольшой холл с покосившимися пальмами в кадках. Далее ряд блестящих барабанов, все, как один, открывшие свои бездонные пасти. Напротив барабанов – шеренга хлипких диванчиков. Клинт вытащил из ближайшей машинки мохнатый плед с большими желто-черными клетками. Плед был сухим и жестким. Клинт лег, накрылся с головой и тотчас уснул. Бесспорно, его поведение нельзя было назвать нормальным. Но Клинт, семь дней назад выписанный из центра реабилитации наркозависимых, и не считал себя нормальным.

Спал он крепко, никаких кошмаров. Проснулся от того, что кто-то потряс за плечо и спросил:

– Сэр, вы живы?

Вопрос был настолько нелогичным, что Клинт не сразу ответил бы и с ясной головой, а уж, тем более, спросонок. Спрашивающий не стал дожидаться. Откинул плед, и Клинт встретился взглядом с огромным темнокожим.

– Отлично, – сказал тот. – Похоже, вы в порядке. Я Морган Джойс.

– Клинт Рэннер.

Клинт сел, все еще кутаясь в плед, и непонимающе глядел на пару мужчин, невесть как оказавшимися здесь: оба в одинаковых оранжевых куртках и оранжевых бейсболках.

– Видимо, я должен называть вас «сэр»? – спросил Клинт, все еще находясь под влиянием сонного небытия.

Второй мужчина, пожилой, с густыми бровями, усмехнулся, а темнокожий сказал:

– Нет, Клинт. Мы все в одной лодке, поэтому зовите меня Морган. А его, – кивок за спину, – Берт.

И широко улыбнулся.

 

***

 

 – Вы доктор? – удивленно спросил Морган. – Что же вы не сказали сразу?

Клинт пожал плечами.

– Вообще-то, я офтальмолог.

– Это врач по глазам, я узнал, – поторопился вмешаться Мигель.

– Но вы же знаете всякие прочие медицинские штучки? – спросил Берт.

– В общем-то, да, помню.

Морган широко улыбнулся.

– Прекрасно, парни. Теперь у нас полный комплект.

Берт стянул бейсболку и почесал плешь на затылке.

– Надо сваливать как можно скорее. Вы что-нибудь обнаружили?

– Только мертвяков, – сообщил Мигель. – Целые кучи мертвяков. И еще я заметил, что нет мух, а ведь им должно быть полное раздолье, верно?

– Есть мухи или их нет, – сказал Морган, – это дела не меняет. Трупы разлагаются, и скоро все будет отравлено. Выезжаем сегодня же. Запакуем оставшееся, и вперед.

Он собрался уходить, но Мигель ухватил его за рукав.

– Шеф, стойте! У дока есть отличная идея.

– Что за идея?

– Я думаю, нам надо запастись лекарствами. Набрать их в ближайшей аптеке.

– Так в чем дело? Идите и берите.

– Коробок будет немало, нужна машина.

Морган согласно кивнул.

– Да, верно. Берт, подгони ребятам машину. К какой аптеке, док?

Клинт прикинул.

– Думаю, «Райд» подойдет. Мы только что прошли одну. Двумя кварталами ниже.

– Встречаемся там. Вы отбирайте нужное, а мы проверим еще парочку домов.

 

В помещении аптеки сохранился относительный порядок, если не считать опрокинутой стойки со всякой мелочевкой. Пол перед кассой был усыпан леденцами и витаминами. Конечно же, Мигель с удовольствием прошелся по ним, наслаждаясь хрустом и оставляя после себя расплющенные цветные пятна.

Клинт строго посмотрел на него, и о чудо – Мигель смутился.

– Извините, док. Я нечаянно. Что делать?

– Найди какую-нибудь коробку и сгребай туда все перевязочные средства. Вот с этой полки, – Клинт указал на стеллаж с бинтами.

– Бу сделано, док.

Мигель схватил корзинку и принялся заполнять ее. Клинт пошел дальше. Втянул воздух, улавливая сладковатый дух мертвечины. Вроде бы нету.

Идя вдоль витрин, Клинт понял, как он сглупил. Им следовало отправиться в больницу и там запастись более серьезными препаратами. Но что сделано, то сделано. Сейчас они соберут наиболее подходящие, а потом, по дороге, заедут в какой-нибудь госпиталь. Клинт остановился возле полки с антибиотиками. Боже, сколько споров было по поводу того, что эре антибиотиков пришел конец из-за привыкания к ним. И чем все закончилось? Из уравнения просто-напросто вычеркнули людей, других решений больше не требуется. Раз – и готово. Клинт машинально взмахнул рукой и свалил на пол одну из коробок.

– Эй, док, у вас все в порядке? – раздался обеспокоенный голос Мигеля.

– Да, просто уронил кое-что. А как ты?

– Набрал три корзины, – похвастался Мигель.

– Ну так тащи на улицу, Берт скоро подъедет.

– Бегу, док, бегу!

Однако по звукам Клинт догадался, что Мигель не тронулся с места. Он выглянул из своего закутка. Парень стоял около витрины с парфюмерией, в центре которой возвышался дымчато-черный флакон с золотым распылителем. Этикетка сообщала, что это самые лучшие в мире мужские духи, а рекламный плакат позади флакона сиял невероятно синим взглядом модели, молодого мужчины. В природе не существует таких глаз, такого оттенка нельзя добиться даже с помощью линз, ультра-синие глаза были порождением фантазии графического дизайнера. Так же, как и пестро-размытый фон, который, видимо, олицетворял все то, что доступно исключительно обладателям такого запаха. Клинту плакат показался надуманным и пошлым, но Мигеля он заворожил.

– Залип на парня? – спросил Клинт насмешливей, чем собирался.

Мигель дернулся от обиды, но восхищение победило.

– Слушайте, док, наверное, это улетные духи? Раз их продают в аптеке. И стоят тоже нехило.

Неожиданно Клинт растрогался. Несмотря на крутую винтовку на плече, все утро Клинт слушал бубнеж, какая она крутая, Мигель оказался обычным пацаном, запавшим на красивую картинку. Мальчишкой с расцарапанным лицом и ссадиной на выбритом виске. Клинт был свидетелем, как накануне Морган сбривал парню волосы, чтобы обработать рану, а Мигель изо всех сил старался не разреветься. Как храбрый ребенок.

– Если они так понравились, почему бы тебе не взять их?

Мигель удивленно воззрился на него.

– Думаете, можно?

Вопрос озадачил Клинта. Ему впервые пришло в голову, что все утро они обходили дома, под завязку набитые всяким барахлом, и парень ничего не взял. Разумеется, деньги превратились в резаную бумагу, но они встречали кучу вещиц, которые легко могли бы заинтересовать подростка. Просто так, по приколу. А Мигель по ухваткам никак не напоминал утонченного воспитанника частной школы И тем не менее.

– Думаю, никто не будет против, если ты воспользуешься этим флаконом.

– И Морган?

Паззл сложился. За считанные часы Большой Па получил безраздельную власть над мальчишкой. И еще Клинт подумал, что, наверное, прекрасно иметь в жизни ориентир для оценки, этакий маяк, определяющий путь. У него такого не было, да и сам он никогда не сможет стать маяком для других.

– Забирай. Морган не будет против, если ты сделаешь себе приятное. Тем более, речь идет о такой ерунде.

Клинт прикусил язык. Зря он сказал про ерунду, для мальчишки это совсем не ерунда. Но Мигель не обратил на «ерунду» внимания. Он достал из кармана нож, осторожно, высунув язык от усердия, отогнул замочек витрины и схватил вожделенный флакон. По лицу было видно, что парень на седьмом небе от счастья. Если бы Клинт разрешил себе заглотнуть хотя бы парочку голубых таблеток, найденных в той квартире, или каких угодно из имеющихся в недрах этой самой долбанной аптеки, он, наверное, выглядел бы таким же везунчиком. Но нет, нельзя. Нет. Пусть мир полетел в тартарары, но Клинт-то еще здесь. Он преодолел соблазн по дороге в прачечную, не сломит его и аптека.

– Пшикни, - посоветовал он Мигелю, – я понюхаю.

Мигель, торжественный, словно перед первым причастием, отвернул крышку, и не успел Клинт и слова сказать, прыснул духами прямо в лицо. Хорошо хоть глаза прикрыл. Воздух мгновенно заполнился ароматом, который не особо понравился Клинту, но по любому был лучше сладковатой гари.

Мигель, все еще с закрытыми глазами, блаженно водил носом, точно щенок на прогулке.

– Как вам запах, док?

– Полный отпад. Все девчонки на районе будут свистеть тебе вслед.

Мигель счастливо рассмеялся.

– А вы прикольный, док. И совсем не зануда.

Он спрятал флакон во внутренний карман куртки и деловито спросил:

– Что делать?

– Пошли, поможешь подтащить коробки к выходу.

Они стали стаскивать корзины и коробки к двери. Таская, Мигель время от времени утирал лицо рукавом и втягивал запах. На Клинта он не обращал внимания, а того накрыло. И здорово накрыло. Клинт знал, что это всего лишь вегетативные реакции организма, но знания знаниями, а когда сердце начинает биться, как сумасшедшее, дыхание перехватывает, и все тело покрывается липким потом, радости это не приносит. И еще страх и тоска, обычные спутники Клинта. Врачи, настоящие врачи в клинике, предупреждали, чтобы он не отчаивался, что такие состояния могут периодически возникать, что многое придется просто перетерпеть. Сказали бы они такое, если б знали, что приходится терпеть руины, полные трупов? И как долго Клинт сможет терпеть?

Он вышел на улицу, привалился к двери и стал разевать рот широко и жадно, точно рыба, оказавшаяся на берегу.

Подъехал «додж». Морган сразу заметил его состояние и спросил:

– Док, с вами все в порядке?

– В порядке, – прохрипел Клинт. – Немного прихватило живот, но это ерунда.

Морган недоверчиво покачал головой.

– Помощь точно не нужна?

Клинт нашел силы улыбнуться.

– Кто здесь доктор, интересно, вы или я?

– Вы. Поэтому мы не хотим потерять вас из-за ерунды.

Клинт присмотрелся. Морган сам выглядел не ахти. Кожа отливала серым, на бритой голове мелкой росой выступил пот.

– Вы, я гляжу, тоже не в лучшей форме.

Морган вытащил из кармана платок и вытер лоб.

– Есть немножко, – серьезно сказал он. – Значит, тем больше нам требуется взаимного внимания. Это все, что нам нужно? – он кивнул на штабель коробок у входа.

– Практически. Но придется еще заехать в больницу, затариться серьезными вещами.

Несколько секунд Морган смотрел Клинту в глаза, потом кивнул.

– Хорошо, сделаем.

Вчетвером они быстро покидали груз в багажник, уже наполовину забитый какими-то свертками. То, что не поместилось, уложили на заднее сиденье.

– Док едет с Бертом. Берт, ты за рулем, – распорядился Морган. – А мы с Мигелем пройдемся пешочком. Ты не против?

Мигель вскинул руки и издал восторженный вопль.

– Ну и отлично, – он притянул мальчишку к себе и взъерошил ему волосы. Потом взял за плечо, и они пошли по улице. Со спины – точь-в-точь картинка из «Родительской субботы». Только винтовки лишние.

Берт проследил направление взгляда Клинта и сказал:

– Нехорошо, когда мальчишки получают доступ к оружию.

Уже в салоне продолжил:

– Да и не только к оружию. Вообще. Я считаю весь вред в том, что молодых стали допускать к тому, что понять они не в состоянии. Может быть, кто-то зовет это либерализмом, но я называю это глупостью.

– Как же тогда набраться опыта, если ничего не делать? – спросил Клинт, по привычке потянувшись к ремню безопасности. Поймал себя на этом движении и не стал пристегиваться, в самом деле, кому теперь какое дело?

– Прежде, чем что-то делать, надо думать, – наставительно сказал Берт и пристегнулся. – Взять, например, все эти разговорчики о свободе и толерантности. Какая может быть толерантность, если люди изначально рождаются неравными?

Неожиданно вместо того, чтобы ехать прямо, Берт вывернул руль и направил машину в противоположную сторону.

– В чем дело? – удивился Клинт.

– Впереди, на перекрестке, междугородний автобус, – пояснил Берт. – Размолотили в лепешку. Слишком много мертвяков. Не хочу на них глядеть в этот день.

Клинт взглянул на небо: сплошняком низкие серые тучи, между ними отблески молний. Денек никак нельзя было назвать прекрасным, но Клинт отлично понял, что имел в виду Берт. Некоторые вещи не стоит видеть в любой день.

– Объедем по параллельной улице. Надеюсь, вы не против, док?

Клинт пожал плечами. В объезд – так в объезд. Небо впереди рассекла ветвистая молния. Вспыхнула и погасла бесшумно.

– Видите? – Берт ткнул пальцем в облака, в которых вспышка распалась на множество мелких искр. – Разве раньше были такие молнии? Ни грома, ни дождя, одна вонь. Не удивлюсь, если Йеллоустонский вулкан все-таки взорвали, из этого все и вышло.

– Кто взорвал? – оторопело спросил Клинт.

Похоже, за время его пребывания в клинике в стране многое изменилось.

– Кто угодно мог это сделать. Русские, например. Или арабы. Или китайцы. Оружия у всех навалом. Да и наше правительство, думаете, святое?  Мировой заговор, вот как это называется. Раньше хотя бы было понятно: все портят коммунисты. Потом появилась эта чертова Аль-Каеда. Почему мы должны терпеть их? Вот скажи, почему нельзя было послать туда наши самолеты и раскатать их в лепешку? Да так, чтобы они и носа не высунули. Уничтожить раз и навсегда. Почему?

Ночью Клинт слышал, как Берт плакал во сне и что-то бормотал. Кажется, звал какую-то Морин. Хотя он говорил столь неразборчиво, что это могла быть и Дорис, и Мэриан. Кем приходилась Морин-Дорис-Мэриан Берту Клинт мог только догадываться. Но кем бы она ни была, женой, дочерью или внучкой, Берт имел право думать о том, насколько превентивное уничтожение тысячи женщин по имени Фатима или Камиля уберегло бы миллион женщин по имени Морин или Дорис. Это была дьявольская арифметика, но как известно, тот, кто оказался в аду, не думает о белизне своего передника.

– Я не знаю, почему, – честно признался Клинт, – никогда раньше не думал об этом.

– В том-то все и дело, что никто никогда не думает. А потом – бац! И эти мерзавцы уже сидят у нас на голове. Мало того, что сидят, еще и грозятся проломить ее. Уж сколько было разговоров про то, что надо договариваться, что только тогда возникнет новая реальность. Новая жизнь, которая будет лучше прежней. И что в итоге? Вот это? – Берт ткнул пальцем за окно, на дымящиеся руины. – Нравится тебе новая жизнь? Такую хотел?

Клинт не ответил. Закрыл глаза и откинулся на подголовник. Последний месяц, если не два, он только и делал, что представлял себе новую жизнь. Да, он хотел, чтобы все обнулилось. Да, он хотел начать все заново. Но в том, что случилось сейчас, нет его вины. Он только хотел изменений для себя лично. Врач в клинике честно предупреждал, что его ждут трудности, и Клинт понимал их неизбежность. В конце концов, если вы барахтались в луже с дерьмом достаточно долго, то потом даже чистая вода будет представлять проблему. Клинт был готов к этому. Небольшой барьер перехода. Ok, пусть будет барьер. Но никто не предупредил, что вместо лужи перед ним окажется целый океан дерьма.

Берт продолжал разглагольствовать, Клинт слушал вполуха. В монологе старика он выделил только фразу: «Конец света». Наступил конец света, утверждал Берт. С этим трудно было спорить. Но можно. Конец света, как и всё в этом мире – понятие относительное. Для Клинта, например, конец света наступил гораздо раньше, лет пять назад, когда он взглянул на свои трясущиеся от запоя руки и понял, что он только что, вот этими самыми руками, лишил своего пациента зрения. Это был конец. Клинт отлично помнил ту свою мысль: «Это конец». Однако оказалось, что конец вовсе не есть явление окончательное. Все концы оказывались растянутыми по времени, и то, что происходило после очередного конца, было не менее ужасным. Избавившись от алкоголизма, Клинт заболел депрессией, лечение от депрессии привело к наркозависимости, а избавившись от желания вмазаться (или почти избавившись), Клинт оказался в мире, где в живых осталась только горстка людей, и он среди них. Что произошло явно по ошибке Создателя, который, тасуя карточки с именами живущих, случайно вытащил его, Клинта, карточку и сунул не в ту папку.

Открыть глаза заставил толчок в ребра.

– Док, вы часом не заснули?

– Нет, – вздохнул Клинт, – хотя очень хотел бы спать и не просыпаться.

– А кто бы не хотел? Мне что ли, доставляет удовольствие видеть все это? Нет, Морган прав, надо уматывать отсюда куда подальше. И поскорее.

– Думаете, где-то еще осталась… – Клинт запнулся, – остались нормальные места?

– Совсем не думаю. Разве что в Австралии или где-нибудь в Антарктиде. Но по любому из города надо выбираться. Здесь нам не выжить. А за городом, на природе… Почему бы и нет? Вот вы доктор и наверняка думаете, что перед вами старик и все такое, верно? Мой отец прожил девяносто два года, мой дед – девяносто шесть, а мне всего семьдесят. Я собирался прожить не меньше, а может, и побольше их. И до сих пор собираюсь. Ну, а если от этих молний мы подцепили лучевую болезнь или чего похуже, то я предпочту умереть где-нибудь в лесу или поле. Но никак не в этих разрушенных многоэтажных сортирах. Понимаете меня, док?

Клинт кивнул, хоть и не понимал.

– Ну вот и прекрасно, – заключил Берт. – А теперь немного повеселимся, – и он нажал на клаксон.

К их пристанищу, зданию католической церкви, они подъехали, громко сигналя, точно свадебный кортеж. Такова была стратегия. Их было мало, всего шесть человек, и они специально производили много шума для того, чтобы привлечь тех, кто остался в живых. Для этого они обходили дома, искали тех, кто, возможно, был не в силах добраться до них самостоятельно. Так они нашли Клинта.

 

Берт припарковался перед лестницей, ведущей в храм. В выборе места для их временного пристанища не было никакой символики, только трезвый расчет Моргана. При церкви был небольшой приют с кроватями и, самое главное, с автономным генератором. Вдобавок Морган рассудил, что церковь окажется тем местом, куда люди пойдут за помощью в первую очередь. Никто не пришел, но насчет генератора он не ошибся – тепло и свет им были обеспечены.

Разгружать коробки помогали Стивенсы, Мэтт и Ева. Клинту они представились как супруги, но он ни капли в это не поверил. И не потому, что шанс уцелеть одновременно мужу и жене был ничтожным, нет. Слишком уж они были не похожи на пару. Мэтт выглядел как типичный молодой карьерист. Юриспруденция, бухгалтерия, недвижимость – вот на каких полянах он мог резвиться в прежней жизни, там, где требуются ребята с амбициями. Клинт с легкостью представил бы Мэтта в отличном костюме, с безупречно завязанным галстуком на совещании в офисе или с ослабленным галстуком в баре в пятничный вечер. Уж Мэтт не спасовал бы перед надменным манекеном. Такие парни и жен подбирают себе под стать. Не таких, как Ева. У той была нескладная грузная фигура женщины, не знакомой с тренажерным залом, невыразительное лицо с неухоженной кожей и обесцвеченные волосы с прорастающими темными корнями. У них с Мэттом был секс в нынешней жизни, но никогда не было, Клинт мог бы в этом поклясться, брака в прошлой. И вряд ли Ева было ее настоящим именем. Хотя теперь оно звучало более чем органично, как же еще могли звать единственную оставшуюся на Земле женщину?

– Мы слышали, что вы оказались доктором.

– Вот уж точно говорят: слухи летят впереди человека, – вежливо ответил Клинт.

– Нам сказал мальчик.

Говорила она, безбожно растягивая звуки и проглатывая большую часть звуков. Клинт услышал: наам-скаал-маачк.

– А это, наверное, лекарства?

«Лиикаасваа», услышал Клинт и кивнул.

– Напрасно вы их притащили сюда.

Клинт удивленно поднял брови.

– Они не нужны. Лекарства (лиикаасваа) приносят только вред. Именно лекарства заставили человека забыть о том, что он – часть природы, потому-то так все и вышло. Не нужно никаких лекарств, внутри нас самих есть все, что нам требуется. То, что избыточно, все враждебно.

Клинт всмотрелся в ее лицо, отыскивая признаки религиозного экстаза, но не нашел. Ее глаза цвета некрепкого чая были безмятежны. Клинт криво улыбнулся.

– Что ж, миссис Стивенс, не буду вас разубеждать. Просто подожду, пока вы не измените свое мнение. Хотелось бы, конечно, чтобы это был незначительный повод, типа головной боли или порезанного пальца.

– Может быть, да, а может быть нет, – сказала она, и Клинт услышал: мообыд-аа-мообыд-нее. – Время докажет, что я была права. Я сама займусь вашими коробками, раз они так вам дороги. А вы пока подкрепитесь перед дорогой, я накрыла вам во дворе.

Миссис Стивенс широко улыбнулась, и Клинт заметил нехватку верхнего левого зуба.

– Милый, – обратилась она к Мэтту, – угости джентльмена.

В углу двора был пластиковый стол для пикника, несколько стульев и жаровня для барбекю. Точь-в точь, как на приходском пикнике. Не хватало только гирлянды фонариков и кучи гостей. На столешнице, когда-то матово-белой, а теперь сероватой и исцарапанной, стояла стопка бумажных тарелок с изображениями ярких мультяшных героев. На подносе рядком лежали сосиски. Обугленные с одного бока и сочащиеся соком с другого, лопнувшего, они вызвали столь явные ассоциации, что Клинт с трудом сдержал рвотный позыв.

– Лимонада? – предложил Мэтт.

Жидкость в стеклянном кувшине была кислотно-желтой, похоже, что порошка для ее приготовления миссис Стивенс не пожалела.

– Нет уж, спасибо, – отказался Клинт и откупорил бутылку питьевой воды.

Сделал несколько больших глотков. Жажда – тоже вегетативная реакция, вспомнилось ему.

– Ева не доверяет врачам, – примирительно сказал Мэтт. – А я рад, что с нами доктор. Теперь нам не хватает только проповедника, – его улыбка показала, что Мэтт шутит.

Клинт даже не счел нужным улыбнуться в ответ. И Берт, и миссис Стивенс вполне могли претендовать на эту должность, немного практики, и аллилуйя, дети мои.

– Но я лично предпочту беседу с доктором, – продолжил Мэтт.

Клинт протяжно вздохнул. Уже много лет никто не подсаживался к нему на вечеринке, надеясь между делом получить бесплатный совет. Тот мир ушел в небытие, даже дважды, если считать персональный конец света Клинта Рэннера, бывшего доктора медицины, но обычаи остались.

– Если вы хотите получить консультацию, то вам следует извинить меня за отсутствие белого халата и иметь в виду, что я офтальмолог. А так – спрашивайте, конечно.

Мэтт обезоруживающе улыбнулся, показав безукоризненно ровные зубы.

– Признаюсь, грешен. Действительно хотел получить консультацию. Но если вы… – он замолк.

– Выкладывайте, время танцев прошло, – грубовато сказал Клинт.

Мэтт отвел взгляд.

– Нет, если вы не считаете возможным, – пробормотал он.

Клинт разозлился. К чему эти ужимки? И осекся. Он увидел руки Мэтта. О, Клинт прекрасно знал, что означает это подергивание пальцев, стремление уцепиться за что-то (Мэтт терзал собственную штанину). Мэтт находился под влиянием сильнейшей тревоги, возможно, был на грани паники. Ему нужен совет, как успокоиться? Выйти из депрессии? Да, Клинт способен дать вполне квалифицированную консультацию на эту тему. Посоветовать прекрасные антидепрессанты. И в качестве специального бонуса рассказать, что случается с людьми, которые злоупотребляют лекарствами. Как там сказала миссис Стивенс, единственная женщина на Земле? Все, что избыточно, все вредно. Так что, справляйся сам, дружок. А я стану твоим лучшим другом по несчастью.

– Слушайте, док, вы что-нибудь понимаете в гинекологии? – вдруг спросил Мэтт.

Вопрос был столь неожиданным, что Клинту показалось, что он ослышался.

– Понимаю в чем?

– В гинекологии.

Мэтт поднял глаза, и в них Клинт различил жгучее беспокойство.

– Вы думаете, у миссис Стивенс…

– Нет, у Евы все в порядке. Я хотел прояснить вопрос лично для себя.

Он отпустил штанину и теперь занялся молнией на куртке.

– Понимаете, мы с ней… В общем, она хочет завести ребенка. И как можно скорее. Понимаете… Похоже, она осталась единственной женщиной, и ей нужно… Как бы выразиться? Ей нужно наполнить мир новыми людьми.

Формулировка проблемы поразила Клинта. Наполнить мир новыми людьми. Еще не разложились тела предыдущих, а новая Ева, нескладная лже-блондинка с невыразительным лицом, уже собирается заполнять образовавшуюся пустоту.

– У вас… э-э… раньше были дети?

– У меня нет, – ответил Мэтт. – У нее точно не знаю, но думаю, что тоже не было.

Вот оно, доказательство правильности представлений Клинта. Союз этих двоих был порождением нового мира, мира, в котором люди объединяются не по своим склонностям, а повинуясь необходимости. Люди должны держаться вместе, чтобы выжить. Что ж, это естественно.

– Что ж, это естественно – плодиться и размножаться, – повторил Клинт вслух. – Мне она показалась вполне здоровой женщиной, способной к деторождению. Почему бы ей в самом деле не родить ребенка от вас?

– Нет, вы не понимаете. Точнее, я плохо объяснил, – Мэтт прищелкнул пальцами, на мгновение став аналитиком, адвокатом или кем он был раньше. – Она сказала, что попробует сделать это со мной. Но если не получится, она будет делать это с другим мужчиной, и я… В общем, я хотел бы узнать срок, когда… Ну, вы понимаете...

– Вы хотите узнать, когда может наступить беременность?

– Вроде того.

Клинт потер лоб. Он не гинеколог. Более того, он фактически и не врач. Последние годы он провел в собственных мучениях, а не в заботах о пациентах.

– Слушайте, Мэтт, что конкретно вы хотите узнать? Менструальный цикл нормальной женщины примерно месяц. Насколько я помню, зачатие происходит в середине цикла. Накиньте еще неделю-другую, и можете ждать результата.

– Но может случиться так, что беременность не наступит в течение месяца?

– Разумеется, может. У некоторых пар вообще не бывает детей. Так случается.

Мэтт тяжело вздохнул, Клинту захотелось его поддержать.

– Я знаю, что современные контрацептивы после отмены повышают шанс забеременеть. Может, стоит попробовать?

– Она никогда на это не согласится. Она считает, что все должно происходить естественным путем.

Клинт посмотрел на кувшин, содержимое которого никак нельзя было назвать естественным продуктом. Однако Ева приготовила его, и ничего с ней не случилось.

– Мне кажется, вы излишне драматизируете ситуацию, Мэтт. Прошло слишком мало времени, чтобы чего-то ждать. В итоге, думаю, все устаканится, и у вас будет много детей.

– Нет, – покачал головой Стивенс. – У нас может быть только один ребенок. Для эволюции необходимо как можно больше генетических комбинаций, поэтому следующего ребенка она родит от другого. Может быть, от вас.

Клинт онемел от услышанного, а Мэтт продолжил:

– Но мой ребенок должен быть первым. Мой. Я хочу продолжения, понимаете? У меня должно быть продолжение.

Теперь его пальцы не бегали беспорядочно по одежде, а сжались в кулаки, да так, что костяшки побелели.

– Я не должен исчезнуть совсем. Навсегда. Бесследно. Не хочу. Даже если мне придется сдохнуть вот так, на улице, и потом валяться здесь же, не похороненным, я хочу знать, что после меня останется я-другой. Первый ребенок должен быть мой. Мой. А если… Тогда все к черту!

Внезапно Мэтт схватил поднос и зашвырнул его в кусты.

– К черту! – повторил он и пошел к дому, размахивая руками.

В дверях он столкнулся с Морганом. Тот что-то сказал, но Мэтт оттолкнул его и вошел внутрь.

Морган подошел к столу.

– Все в порядке?

– В общем-то, да.

– Не хочу встревать в ваши отношения, но скажу, что конфликты нам не нужны. Поймите меня правильно. Нас слишком мало, чтобы мы могли позволить себе ссоры.

Не тая раздражения, Клинт ответил:

– Состояние Стивенса никак со мной не связано. Разбирайтесь с ним сами.

– Извините, если обидел. Я не хотел. – Морган побарабанил пальцами по столу. – Вообще-то, я хотел поговорить с вами, Клинт.

– Ну так говорите.

В это время раздался свист. Оба оглянулись. Берт призывно махнул рукой.

– Извините, я посмотрю, что ему понадобилось.

Клинт пожал плечами.

– Смотрите сколько хотите.

Морган секунду колебался, потом повторил:

– Извините, – и ушел.

 

***

 

Они все сгрудились вокруг него. И Берт, и Мигель, и Ева. Даже Мэтт явился. Стоял с хмурым лицом, но смотрел на Моргана. Тот что-то говорил. Будто тренер, давал наставления команде перед матчем. А Клинт, как неудачник, остался сидеть на скамейке запасных. Он чувствовал обиду, раздражение и еще что-то, что никак не укладывалось в слова. Это было особенно мучительно.

Сегодня они собираются уехать из города. Уже готовы четыре джипа, хорошие машины, по выражению Берта, способные домчать их в преисподнюю и ни разу не чихнуть при этом. Четыре машины. В первой поедет, конечно же, Морган. И конечно же, мальчишка будет с ним, с кем же еще? Во второй – Берт, который по дороге будет вслух, сам с собою, рассуждать о мировом заговоре. В третьей – новоиспеченная супружеская пара, стремящаяся заселить опустевшую Землю новыми людьми. Дорога планировалась неблизкой, поэтому, как знать, может, у них и получится сделать это прямо в машине. Четвертый джип предназначался Клинту. Спрашивается: на черта? На черта он поедет с ними? Преодолевать еще один барьер перехода к новой жизни? Не слишком ли много барьеров он должен перескочить? В конце концов, он не скаковая лошадь.  

Что они собираются найти в конце путешествия? Клинт уже столько раз пытался изменить свою жизнь, но к чему это привело? Он вспомнил Элси. На самом деле, он часто ее вспоминал, но этот эпизод – впервые. Элси, с лицом, искаженным ненавистью, настоящей ненавистью, той, что заставляет убивать, не кричала, нет, Элси говорила тихо, срывающимся от ярости голосом. Требовала, чтобы Клинт прекратил все это прямо сейчас. Немедленно.

Самое смешное, что тогда Клинт даже не представлял, что именно он должен прекратить. Спустя годы до него дошло. Он должен прекратить всё. И, главное, теперь он знает, как.

Никуда он не поедет с ними, ни на каком джипе, даже самом навороченном и супер-проходимом. Он останется в городе. Вернется в прачечную, чудесный желто-черный плед наверняка лежит там, где он его бросил, поддавшись желанию вернуться в человеческое сообщество. Клинт закутается в плед и ляжет на хлипкий диванчик. Но предварительно он заглянет в аптеку, наберет себе лекарств (лиикаасв) в избытке и проглотит их всех до единого. И заснет.

Или нет, не так. В голову пришла еще более правильная мысль. Кроме аптеки, он завернет в магазинчик, в любой, который окажется по пути, и возьмет пива. Водку брать не будет, крепкий алкоголь превращает ликаасваа буквально в ядерную бомбу, для его целей пива вполне достаточно. Разумеется, на холодное он не рассчитывает. Ему сойдет и теплое.

Клинт зажмурился, представляя, как он щелкнет крышкой и сделает большой глоток. Райское блаженство, которого он был лишен последние четырнадцать месяцев, и ради чего, о боже? Потом высыплет таблетки в ладонь, должна получиться немаленькая кучка. Наверное, с ней придется расправиться в два или даже три приема, сопровождая каждый изрядными глотками. Возможно, он будет делать небольшие перерывы и думать. Например, будет думать об Элси. Но не той разъяренной фурии с белыми от безумия глазами, а о прежней Элси, которая обожала подсовывать под него свои замерзшие ноги. О той Элси, с которой они обожали есть в постели после секса, а потом крутиться на крошках, мешающих заснуть, и спорить до хрипоты, кто насыпал их больше.

Да, пожалуй, он так и сделает. Будет делать перерывы и вспоминать. Решено.

Клинт вздрогнул и открыл глаза. И встретился со взглядом Моргана. Вид у того был какой-то виноватый.

– Извините, док, не хотел вас будить.

– Ерунда, – вполне искренне ответил Клинт. – Я не спал.

Он больше не чувствовал к Моргану ни раздражения, ни обиды. Наоборот, Морган сделался ему даже симпатичен – после того, как Клинт принял окончательное решение.

– Вы вроде хотели поговорить?

– Да, хотел попросить вас кое о чем.

– С удовольствием помогу, чем смогу.

Если Морган и удивился перемене в настроении Клинта, то виду не подал.

– Мне нужна профессиональная помощь. Понимаете, я оцарапал спину, когда выбирался из-под завала. Хотя это как раз не важно. Вообще-то, ничего особенного, просто ерундовый порез. Но он на спине, и самому как-то не очень сподручно его обработать. Может быть, вы поможете? Если не затруднит, конечно.

– Конечно, не затруднит!

Разве может затруднить услуга, которую можешь оказать хорошему человеку, прежде чем расстанешься с ним навсегда?

– Пойдемте в дом, я вас осмотрю. Заодно прихватим что требуется, – «лиикаасваа», так теперь Клинт будет это называть. Но не долго.

 

В комнате Морган снял куртку, свитер и повернулся к Клинту спиной. Порез был длинный, от лопатки до поясницы. Морган попытался заклеить его пластырем, но ему это удалось лишь частично. Одного взгляда на кожу, видневшуюся из-под съехавших наклеек, было достаточно, чтобы понять: порез вовсе не ерундовый. Клинт отлепил пластыри и присвистнул. Рана нагноилась, ее края приобрели синюшный цвет, а кожа вокруг опухла и покраснела.

Клинт осторожно прикоснулся пальцем к здоровой коже. Морган напрягся.

– Больно?

– Нет.

– Слушайте, Морган, сейчас не время играть в супермена. У вас все воспалено, и я хочу понять, насколько все плохо. Вот тут больно?

– Нет.

– А тут? – Палец Клинта в синей латексной перчатке ткнул прямо в красное мясо.

– Нет.

– По-моему, вы дурак, Морган, – Клинт уловил в своем голосе былое раздражение.

– Все так плохо?

– До гангрены еще далеко, если вы про это. А так да, все плохо. Надо зашивать.

– Вы сможете это сделать?

– Сейчас нет, у меня нет подходящих инструментов. Я могу обработать рану, попытаюсь стянуть края, но все равно придется ехать в больницу.

Клинт осекся. В его планы не входила коллективная поездка в больницу, а уж тем более, наложение швов.

– Но в больнице вы сможете это сделать? – настаивал Морган.

– Каждый сможет, если приложит капельку ума и постарается. Не труднее, чем зашить кожаную сумку.

– Да, я знаю. Но, видимо, должен признаться еще кое в чем. У меня диабет.

О господи! Час от часу не легче.

– Вы на инсулине?

– Да. С этим-то проблем нет. А вот заражение меня пугает.

– Правильно пугает, – согласился Клинт. – В вашем положении рискованно получать любые царапины. Ладно, довольно трепаться. Стойте смирно, я постараюсь сделать, что возможно.

– Есть, сэр, – усмехнулся Морган.

Пока Клинт обрабатывал рану, в голову пришла еще одна мысль.

– А как у вас со зрением? Спрашиваю как специалист. Если не забыли, то я по специальности офтальмолог, а не хирург.

– Со зрением у меня так, как и должно быть в моем состоянии, – помедлив, ответил Морган.

– В смысле?

– Если вы спрашиваете, есть ли у меня ретинопатия, то она есть. Меня по этой причине и комиссовали.

– Значит, вы действительно были военным?

– Разве это не заметно?

– Заметно. Но меня больше интересует ваш диагноз, уж извините. Какая стадия, если не секрет?

– Вторая.

Клинт снова присвистнул.

– Фотокоагуляцию вам делали?

– Предлагали. Но я так и не собрался. Теперь уж точно не соберусь. Если, конечно, вы, док, мне ее не сделаете.

Клинт вздрогнул. Ну уж нет, увольте. Больше он этим не занимается. Пусть пациенты слепнут без него.

– Я сказал что-то не то? Просто пошутил, извините.

Клинт натужно улыбнулся.

– Все в порядке. Я закончил. Теперь надо наложить нормальные швы. Еще будете принимать антибиотики, я скажу, какие и сколько. Можете считать, что вы отделались сравнительно легко.

– Вы говорите точь-в-точь, как доктор, завершая визит.

– Так оно и есть. Я сделал все, что мог.

– Погодите, а швы? Кто будет накладывать швы?

Клинт не ответил. Стащил с рук перчатки и бросил их на пол. Кому какое теперь дело до порядка?

– Эй, док, – обеспокоенно спросил Морган. Он уже натянул свитер и повернулся лицом к Клинту. – Что вы задумали?

Несколько мгновений они стояли, скрестив взгляды. Когда Клинт убедился, что он по-прежнему испытывает к Моргану симпатию, то решил играть в открытую.

– Я не собираюсь ехать с вами.

– Вот как, – сказал Морган после паузы, – Что ж… Можно спросить, почему?

– Потому что не хочу.

– Кто-то из наших обидел вас? Может, это я?

– Нет, – мотнул головой Клинт, – не в обиде дело. Просто я не хочу никуда ехать.

– Что же вы собираетесь делать дальше? Без нас, – уточнил Морган.

– Что-нибудь придумаю.

Морган прошелся по комнате, пнул ногой сброшенную перчатку.

– Не хочу влезать не в свое дело, но…

Клинт расхохотался. Прямо до слез, слезы, кстати, это тоже вегетативная реакция, подумал он и объяснил, корчась от смеха:

– Когда говорят «но», подразумевают, что то, стоит перед «но», ничего не значит. Вы не хотите влезать, но обязательно влезете. Зачем это вам надо, Морган? – Клинт сделался серьезным так же внезапно, как развеселился. – Зачем вам я?

– Нас всего шестеро. Если вы уйдете, станет пятеро. Это слишком мало для того, чтобы жить.

– Дело в том, Морган, и вам придется это осознать, что я не хочу жить.

Морган кивнул.

– Я так и подумал. Вы ведь уже придумали, что сделаете без нас, верно?

– Это вас не касается.

– Касается! – заорал Морган и отфутболил вторую перчатку еще дальше. – Касается, потому что вы – уже стали частью нас, нравится вам это или нет.

– А мне плевать! – закричал Клинт. – Плевать! Нравится вам или нет.

Дверь открылась и влетел Мигель.

– Шеф, я хотел сказать…

Не закончив фразы, остановился, с изумлением глядя на разъяренных мужчин.

– Выйди и закрой дверь! – рявкнул Морган.

– Но Берт сказал…

– Я сказал: немедленно!

Дверь за Мигелем захлопнулась.

– Мной так командовать не получится.

– Я и не собирался. Сожалею, что вспылил. Честно, очень сожалею. Клинт, вы не должны уходить.

Вспышка ярости прошла, Клинт чувствовал безнадежную усталость. Он сел на стул, на плечах точно гири лежали.

– Я вам не нужен, поверьте мне, Морган. Неделю назад я выписался из наркологической клиники. Я наркоман и алкоголик. Пять лет назад меня судили за врачебную ошибку, поэтому никакой я не доктор. Четырнадцать месяцев я был чист и думал, что все закончилось. Оказалось, что закончилось действительно все. Я больше не могу.

Морган поднял с пола перчатку, покрутил ее и снова бросил.

– Могу задать один вопрос?

Клинт кивнул.

– Вы что-нибудь употребляли… ну, уже после того, как все случилось?

– Нет.

– И в аптеке вы не взяли ничего такого?

Клинт хотел рассмеяться его наивности, но вместе этого всхлипнул.

– В аптеке? Очнитесь, Морган! Дури кругом полно и без аптек. Знаете, что со мной случилось, когда я выбрался из этого гребаного подвала? Я пошел по улице. Мне казалось, что я опять вмазался, потому что вокруг творилось что-то невероятное. И знаете, что я увидел? Мертвого пушера. Я отлично знал, что это пушер, такое знание не выбьет никакая клиника. Он лежал поперек улицы, башки не было, но туловище уцелело. Карманы куртки были вывернуты, кто-то обыскивал его недавно, уже после его смерти. Такие ребята, как он, ходят буквально нашпигованные пакетиками с дурью, это все знают. Один пакетик валялся рядом. Я мог наклониться и поднять его. Просто наклониться и поднять. А еще лучше – пошарить по карманам и взять еще. Но я не взял. Я перешагнул через него и зашел в эту гребаную прачечную. И лег спать, вот что я сделал.

Морган молчал.

– Я больше не могу. Отпустите меня, – попросил Клинт.

– Я не могу отпустить вас потому, что не держу. И никто не держит. Можете уйти прямо сейчас.

Клинт поднял взгляд, и несколько секунд они смотрели друг на друга.

– Вы хороший человек, Морган. Спасибо.

Морган стиснул челюсти с такой силой, что скрипнули зубы.

– Вы можете уйти, когда хотите, но я прошу вас. Очень прошу, – его голос дрогнул. – Наложите мне швы и объясните, какие из лекарств могут понадобиться. Я, Берт, Мигель, мы разберемся потом сами, но нам нужно показать. Прошу вас.

Клинт закрыл лицо руками. Снова конец света растягивался до бесконечности. Снова и снова. До бесконечности и еще дальше.

– Конечно, я сделаю. Я, может, и ничтожная безвольная скотина, но я сделаю. Поехали в госпиталь.

Морган подошел и крепко стиснул его предплечье.

– Спасибо.

– И еще. Вероятно, это будет интересным для вас. Того пушера обыскивали незадолго до того, как я появился. Не скажу точно, я мог ошибиться, состояние было, сами понимаете, какое. Но мне показалось, что кто-то убегал от меня по улице. В городе еще кто-то остался.

Морган дернулся, а Клинт продолжил:

– Если кто-то и остался, не берите его, Морган. Нельзя брать всех. Особенно таких, кто обыскивает трупы в поисках дури.

Морган сжал его плечо еще крепче.

– Это вы хороший человек, Клинт. Что бы потом ни произошло, я хочу, чтобы вы знали: вы хороший человек.

 

Когда они вышли из дома, то увидели всех: Берта, Мигеля, чету Стивенс. Все стояли и настороженно смотрели на Клинта. Даже у Евы глаза потеряли былую безмятежность.

– Выезжаем немедленно, – объявил Морган. – Нам необходимо сделать кое-что в больнице.

Кустистые брови Берта взлетели под самый козырек бейсболки.

– Что именно?

– Клинт объяснит. Сегодня он главный, а я только пациент. Берт с Мигелем отряжаются доку в помощь. Ева и Мэтт на подхвате.

Лицо Мэтта прояснилось, а Мигель вскинул руки и издал ликующий вопль. Ева взяла его за руку, призывая к порядку, и незаметно пригладила мальчишке волосы.

«Они обрадовались тому, что я остался с ними», – понял Клинт.

Он залез в приготовленную для него машину. Как и планировалось, он должен был ехать один и замыкающим. Он сидел и ждал, пока их небольшая колонна выедет за пределы церковного дворика. Видел, как Ева выскочила и в спешке бросилась в дом, наверное, что-то забыла. Подумал, что сейчас Берт с усмешкой проговорил что-то вроде: «Женщины!...», Мигель нетерпеливо подпрыгнул на сиденье, а у Клинта появилась лишняя минута на раздумье.

Он, Клинт, хотел, чтобы мир обнулился. Что ж, все произошло именно так, как он хотел. Оставшиеся приняли его без прошлого, каким бы оно ни было, и такими же хотели предстать перед ним и друг другом. Получится ли это? Клинт не знал. Знал только, что миллиард лет назад господь, прежде чем закрутить этот шарик, наклонил его. Позавчера он наклонил еще круче, и отныне им придется цепляться за него сильнее. Смогут ли они? Клинт не знал. Знал только: шансы Моргана выжить сильно возрастут, если они попадут в больницу. Все, что требовалось от Клинта сейчас – это повернуть ключ зажигания и нажать на педаль. Поэтому он просто повернул и нажал.