СКАЗ О ЦАРЕ ПЕТРЕ, ЗЛОЙ ВЕДЬМЕ И НАХОДЧИВОЙ КОТЕЙКЕ

СКАЗ О ЦАРЕ ПЕТРЕ, ЗЛОЙ ВЕДЬМЕ И НАХОДЧИВОЙ КОТЕЙКЕ

Автор не претендует на историческую достоверность описываемых событий, однако все географические топонимы действительно существуют и в настоящее время.

Случилась сия история, когда наш государь, Петр Алексеич, на свеев[1]войной пошел, ибо земли корельские хотел к рукам прибрать, пути торговые в страны европейские наладить.

Война началась для России не очень удачно. Под Нарвой разбил ворог петрову рать наголову. И понятно, понабрали подьячие в войско бестолочь, мужиков неотесанных, да и бросили на передовую по тем временам армию. Опять же, генералов толковых тогда не было на Руси.

Настала нужда русичам крепость на выходе к финскому морю ставить. Корабли строить большие, многопушечные, по западному манеру. А то свеи своими фрегатами всю Балтику заполонили, и не только московитам, но и англицким купцам прикурить голландского табачку давали. Разбойничали шведские наглецы без удержу и опаски, торговые караваны разоряли, мирных рыбаков резали, а торговать ни с Москвой, ни с Новгородом не давали. Пришлось копить нашему народу силушку, да набираться ума-разума. Но покамест только царь всех умней да ловчей оказался, ибо по заграничным крыльцам наездился, по дворам и кабакам потаскался. Не зря, на пользу все. Научился Петруша, и плотничать, и ремесленничать, да и морское дело в англицкой академии освоил.

Молод был царь-батюшка да горяч. Силы и воли неудержимой. Мало кому на слово верил и везде норовил лично поучаствовать. Вот и сейчас поскакал впереди конного разъезду по дороге лесной, незнакомой. Всю местность сам разведать желает. Сам карту аккуратную составляет да пометки державной рукой делает.

Лес внезапно пошел густой и дремучий. Царь достал компас заграничный и понял, что все одно ему через этот лес идти надобно. К устью реки, что Невой зовется. А как пройти? Заприметил тропку вроде бы, но все равно могучими деревами да кустарником она поросла, забилась лесоповалом и сухими колодами.

Петр простой работы мужской никогда не боялся. Засучил рукава царь-батюшка, взял в руки топор, стал махать молодецки. Три-четыре сосны самолично срубил, уложил верхушками вдаль, точь-в-точь по компасу.

- Вот тут дорогу государственную править надобно! Прямиком на финскую губовину выйдет, - так молвил и дальше с малой свитой неспешно поскакал по лесной тропке. А подьячие нагнали с окрестных деревень мужиков и принялись дорогу сквозь лес рубить. Сделали, как царь Петр повелел, и с тех пор та дорога Царской зовется.

Погнал дальше коней заступник наш. А лес все пуще сгущается: деревья растут разлапистые, темные ели к самой земле ветки клонят, свет солнечный закрывают. Куда ни глянь, - боры сосновые, чащобы темные да редкие березовые рощицы. Тяжело конным ехать, но можно.

Выскочили они на опушку малую. И так по нраву эта полянка пришлась Петру, что повелел на ней царь привал устроить, каши наварить, испечь на вертеле куропаток, давеча подстреленных.

Коней стреножили, разложились. По чарке доброй откушали, огурчиком солененьким побаловались, косточкой похрустели. Благодать!

Красив благословенный край русичей! Богат и лесами зелеными, и реками быстрыми, зверья да рыбы у нас вдосталь. На полях колосятся рожь да пшеница, пастбища полны скота домашнего. Пятнистых коров да розовых хрюшек. Пестрые курочки несут золотые яйца, а петушок каждый день тебя с восходом солнышка поздравляет. Живи да радуйся!

Но нет, не получается так у русичей. Завсегда найдется злобная гадина, что волчью пасть хищную на наше добро разевает. Вот и сейчас свеи совсем зажали. Не хотелось бы с ними вражды, а нужда пуще неволи. Приходится лес рубить, дороги править, каменные города ставить да корабли военные готовить. Царь знает, что в мире делается. Он нас и ведет лесами дремучими на дело правое.

Но что случилось? Лошадки заржали тревожно, жалобно. Вострая стрела пронзила дерево с шелестом, и на поляну какие-то грязные карлики выскочили. Сами - с вершок, а голова - с горшок. Люди иль нечисть какая, то неведомо. Все беловолосые да белоглазые: кошмарные мигалки белесые и без зрачков. Жуть…

- Чудь! Чудь белоглазая! - раздался истошный визг конюха, и паренек побежал в лес без памяти.

А остальные слуги тоже побросали ложки, стаканы да наутек ринулись. Только пятки и засверкали в лесу темном. Царь Петр даже ничего сообразить не успел, глазиком беспомощно поморгал да один на поляне супротив нечестивых оборванцев остался.

"Ну, что ж, - подумал царь-батюшка, - Если я Карла шведского не боюсь, неужто я этих карликов испугаюсь?"

Выхватил пистоль из-за пояса, пальнул в ноги чудикам, те и отхлынули. Под корягами попрятались, за болотной ряской схоронились. Лишь один, самый смелый, не сгинул. Надвинулся на царя, дубинку поднял и зарычал, словно мишка разбуженный.

Царь не дрогнул, шпагу вынул и встал в позицию фехтовальную. Да только, что против дубины доброй хилая, хоть и стальная иголочка. Вдарил ворог, так зазвездил, что выронил Петя шпагу, попятился. Спотыкнулся о коренья да упал навзничь.

Над лицом нагибается чудь белоглазая, дышит тяжело и противно. Скалит зубья желтые да кривые.

Не сробел и тут царь-батюшка, крестик нательный из-под исподнего вытащил, да и припечатал серебро в грудак нечисти. Задымилась вражья грудь, волосатая, словно не крест то был, а меч раскаленный, в воду студеную кузнецом опущенный.

Заревел чудак, заметался, обронил дубинку и пал в траву жухлую. Завыл, окаянный! Пополз на карачках прочь и сгинул в чаще. Только запах от его горелой волосни еще долго витал в лесном воздухе.

Так и оказался царь Петр один на опушке. Победил всех ворогов, но и без свиты, без стражи остался. Разбежались слуги трусливые, испугавшись чуди белоглазой. А на полянке той опосля деревенька выросла, и назвали ее Разбегаево.

Долго ль шел царь по лесу темному, то нам неведомо. Вечерело потихоньку, тучи тяжелые небо заволокли, и холодно становилось.

Заплутал, однако. То ли соловьиный пересвист в чаще слышится, то ли скрежет древесный. Глянь, а за елкой темной глаза горят желтые, алчные. Подойдешь ближе - пропадают. И так по несколько раз. Задурил, завертел царя хозяин лесной, ибо зашел человек в те места потаенные, куда путь лишь для нечисти обозначен.

Вновь заржал конь испуганно и копытом оземь ударил. Огляделся Петр. Стоит посреди малого болотца забор ладный, но подозрительный. Торчат колья острые вкруг, на них черепа лошадиные. Сквозь глазницы мертвые луна поблескивает и ветер жалобно подвывает.

Уже ночь близится, человеку и коню отдых нужен. Подавив страх, постучал царь в дубовые ворота, ответом ему сова ухнула и над головой прошелестела пестрым оперением. Но никто не ответил более.

Потянул на себя Петр осторожно створку ворот, и открылся ему маленький дворик.

Ох, как запущено хозяйство без присмотру. А жив ли владелец? Весь двор зарос травой-лебедой да крапивой в рост человеческий. Борщи вверх тянутся огромные, зело опасные. Во мху мухоморы красуются с белыми пятнышками. И едва заметная тропка в лунном свете виднеется.

Делать нечего, прошел по тропинке царь и узрел диво чудное, человеку непонятное. Избушка стоит на двух деревах, которые, словно ноги куриные, разлапистыми корнями в землю уходят. И, кажется, что весь дом деревянный с ноги на ногу переминается, одной лапкой другую почесывает.

Распахнулась дверь настежь, - за столом сидит древняя бабка, седая да косматая. Что-то в ступке толчет и туда поплевывает, а на оконце нежится, прищурив глаза, серая полосатая кошка.

- С чем пожаловал, молодец? - пытливо спросила старуха, когда царь ступил в избушку.

- Да вот, в разведку ходил… - начал Петр.

- Э, даже не поздоровался, а ужо в горницу с грязными сапожищами залез. Бесстыдник! - сердито проворчала бабка.

- Здравствуйте, бабушка! Царь я, Петр…

- И тебе того же… - молвила старая, - Петрушка, значит… - и дальше, почти неслышно прошептала, - Петрушка к супчику… завсегда хорошо…

- Что-что…

- Да ничего, царь-батюшка. Старая я, заговариваюсь… И с какой оказией тебя занесло в мои помидоры?

- В какие помидоры?

Слышал царь про этот овощ заморский, но подумать не мог, что уже и в глушь корельскую слава о чудном продукте добралась.

- Да ладно тебе притворяться? Прошел, как лось по моей крапиве, грибы целебные, давеча посаженные, затоптал, рассаду свежую твой конь пожрал. А знаешь, что с такими разбойниками тута происходит?

Качнулась слегка избенка, и из-под кровати выкатился белый, с дыркой во лбу, череп. Да не конский, как на воротах, а самый, что ни на есть, человеческий. Поскакала черепушка по половым досочкам да нижней челюстью звонко заклацала. К людям подскочила, вспрыгнула наверх и край столешницы желтыми зубьями закусила.

Вздрогнул царь испуганно, волосы на голове зашевелились, веко задергалось. Но тут кошка на окне проснулась, сладко зевнула да лапкой махнула приветливо. И почему-то успокоился Петр.

- Прости, бабушка, вот, возьми денежку за ущерб… - и протянул завалявшуюся в карманах полушку.

- На кой мне твои деньги в лесу дремучем? - плюнула старуха, достала свечу, зажгла и засунула ее в дырку, что зияла на черепушке. - Зачем пожаловал?

- Война идет, надо русичам к Балтике выходить. Град на реке Неве ставить. Вот и хочу места разведать, дороги наладить, чтобы каменьев навезти. Город строить, корабли большие на воду пускать. Торговать будем, и со шведом, и с англичанином, да и немчуру тоже попотчуем!

Покачала головой бабка. А про себя уяснила: понаедет сюда людей, леса пожгут-разорят, реки разграбят, совсем житья не станет никакого. И задумала старая помешать Петру. Однако виду не подала, решила хитростью действовать.

- А чего, царь-батюшка, поди, устали с дороги? - неожиданно перешла на ласковый тон старая карга.

- Да, отдохнуть бы мне и коню моему. Где постелешь, там с удовольствием лягу. Я хоть и царь, но к походной жизни привыкший.

- Э, погодь, я самой распоследней дурой буду, коль не приму гостя, как полагается. Сейчас натоплю жаркую баньку, затем покушаешь, а опосля и спатеньки…

Петр посмотрел подозрительно, однако баню русскую очень жаловал и отказываться не стал.

Старуха отправилась баню топить, а царь тем временем то ли уснул, то ли задремал просто, но почудилось ему странное. Подошла к нему кошка полосатая, потерлась о плечико и молвила человеческим голосом:

- Загубить тебя решила ведьма проклятая. Баня-то с вечеру топлена. Сейчас сама помоется, несколько переждет, а тебя, Петя, аккурат к четвертому пару позовет. А четвертый пар - для банника! Задушит тебя нечистый дух, запарит до смерти! Не ходи!

- Ну, как не ходить-то? Неужто русский человек бани побоится? Негоже это молодцу! Пойду, была не была!

- Погодь… - промурлыкала котейка, почесалась и продолжила, - Как начнет тебя банник парить да охаживать, ты не кричи, а чутко прислушивайся. Малый шорох, скрип раздастся, - сразу открывай оконце. То я буду, принесу черную курицу, задобрить нечистого.

Задумался царь, почесал свою тыковку, но спросил:

- А чего это ты мне помогать собираешься?

- Надоел, Петенька, мне лес. Сыро да холодно. Городские коты бают: в широком да богатом поселении жить проще. Всяк тебя накормит, приласкает. Да и крыс там больше заводится, где людей много живет. А я охотиться страсть, как люблю!

Очнулся царь оттого, что его за плечо ведьма теребит:

- Пойдем милок, отведу тебя в баньку. Сама топила, пар чистый, душистый. Там и венички есть, березовые, по всей науке крестьянской заготовленные!

Зашел в баньку Петр. Ладно рублена, теплая и внутри пригожая, аккуратная. Веники по стенам висят, дубком да березкой чарующе пахнут.

Стал разоблачаться государь, скинул сапоги дорожные, штаны синие, белу рубашечку с вышивкой. Думал и крест снять серебряный, да призадумался. Вспомнил, что помог ему крестик давеча, хотя попов толстопузых да их молебны с постами наш батюшка не очень-то и чтил. По молодости да по дурости.

Покумекал Петр, и снял все-же крестик, но в предбаннике с одеждой не оставил, а зажал в пятерне. Взял вместе со шнурком и веником в кулак, так и зашел в жаркую парную.

Банька бабкина натоплена знатно, на славу. Пар стоит густой, столбом поднимается! Жар такой, словно разлилось посредине озеро адское, в коем кипят и варятся грешники. Стенки бревенчатые влагой покрылись, оконце запотело, и шепот вкрадчивый, еле заметный слышится: "Поддай парку! Поддай!"

Петр наперво решил просто посидеть на полоке, погреть уставшие косточки. Глаза прикрыл, сидит, млеет, всем телом жар впитывает, но снова шепоток тихий по темным углам баньки гуляет: "Поддай парку!"

Надоело это царю, встал, налил ковшик воды и как плеснет на угольки алые, они аж и заискрились, взвились хороводом, завьюжили. Забегали огоньки по горячим камушкам, и заскрипела, застонала банька протяжно, ходуном заходила. Услышал Петр, как снаружи тяжелый железный засов сам задвинулся и закрыл баню наглухо, а оконце будто чернилами залилось. Стало черным-черным, как бывает лишь в самую глухую и безлунную ночь.

Легла на плечо Петеньки косматая рука с когтями, развернула человека, да сильно дернула. На самый верхний полок, под потолок огненный поволокла, потащила.

Чуть опомнился царь, и чувствует, что лежит он ничком на полоке, а его спину усердно березовыми вениками охаживают. Сильно бьют, да мохнатой лапою еще припечатывают.

Сперва хорошо было, добре. Но потом пар попер жгучий, яростный. Уши жжет неистово, а веники, словно огненные ветки, принялись жестоко хлестать по плечам да бокам нежным.

Вскрикнул от боли. Попытался было встать Петр, но его вновь ткнули лицом в потные осиновые доски. И опять бьют жгучими вениками, не зная ни передышки, ни устали.

- Погодь, дядько! Дай, перевернусь на спину. - молвил человек.

Послушал банник, остановил лютую порку. А царь обманул, взял, да и соскочил на нижний полок, сел на лавочку. И видит, - прямо перед ним стоит и усмехается усатый, маленький, но жилистый мужичонка.

- Позабыл человече, что я в четвертый пар моюсь? Ох, запарю!

- Да я и не против. - ответил Петр, - Хорошо ты меня попотчевал! Давай, и я тебя веником постегаю.

- А давай, человечек! - рассмеялся банник, ибо знал, что частенько тот, что товарища по-дружески парит, еще больше из сил выдыхается. И сбежать - не сбежишь! Все одно: двери замкнуты, не выйдет дурачок из бани живым!

А Петруша смекнул, взял да и обмотал крестик с бечевкой вокруг веника, и в белесом паре незаметно это провернуть получилось. Лег на полок пакостный старикашка, царь его левой рукой прижал, да как вдарит веником промеж лопаток. Крест серебряный прямо в косточку впечатался, и зашипела кожа нечистая. Заорал мужичок, но не встать ему, крепко держит Петр левой рукой, не пускает. И принялся государь банника охаживать, словно суженую перед свадьбой. Бьет по лопаткам без устали и смеется злорадно. Крестик чиркает по спине и везде обугленные метки оставляет, кожа шипит, а нечисть кричит, сучит худыми ножками, вырывается. Но крепко держит нехристня молодец, продолжает лупцевать березкою, хотя и сам ужо на жаркий пот изошел. И тут неясно становится, кто раньше помрет, то ли банник от креста серебряного, то ли человек от пара тяжелого?

Остановился царь передохнуть малость, перестал бить дедка нечистого, и тут послышалось, как слабый коготок по стеклу чиркнул.

Петр к окну дернулся, приоткрыл створку. Сразу свежий воздух бросился в тесную камору, а позже и мертвая голова черной курицы показалась.

Царь схватил курочку и прямо под нос старичку выложил.

Дедок покряхтел, поворчал, потер спину израненную, но принял угощенье. Замирились. Выпустил молодца из своей лютой баньки.

Опешила ведьма болотная, когда вновь на пороге ее хибары царь Петр показался. Лицо у самодержца красное, глаза горят, усы в разны стороны ходят. В руках шпага блестит белой молнией. Гневен царь и безжалостен с ворогом!

- Ну, молись, злыдня старая! Сейчас я тебя попарю! Да не веником, а сталью доброй по спине разрисую! Распишу письменами кровавыми!

- Ох, внучек… Ох, батюшка… Позабыла я сказать тебе, что в баньке нечистый дух обретается. Прости бабушку! Садись лучше ко столу, накормлю, чем лес потчует.

- Хватит! - вскипел царь, - Сыт уже твоим угощением. Лучше сказывай дорогу на море Балтийское. Да не введи в заблуждение!

"Ну, и пусть себе идет. - порешила затворница, - Леса дремучие да реки быстрые остановят ретивого молодца. Всю нечисть лесную да речную подниму, все зверье спущу, крокодилов, аспидов или еще какой пакости заведу, но не бывать в наших чащобах городу!"

- Ступай на самую яркую звезду, царь Петр! Там будет речка быстрая и прямая, аки стрела половецкая. Стрелкой сельчане ее называют. Пойдешь вдоль реки по левую руку, да и выйдешь на Балтику. Откроется тебе море Варяжское.

Царь зыркнул негодующе, сплюнул и зашагал к своему коню.

- Постой, Петруша! Коня бы оставил, погубишь добрую лошадушку! А я тебе за это домашних припасов котомку снаряжу.

- Отстань, ведьма! - взъярился царь и стеганул бабку тугой плеткой.

Вскочил на коня наш заступник и поскакал в злую ночь.

А ведьма обиду затаила, рожу скорчила и прошептала: "Все одно без коня останешься…"

Повезло государю нашему. Ночь выдалась лунная и тихая. С одной стороны месяц светит серебристым рогаликом, с другой звезда Северная, на которую и шел царь.

Сперва дорога по чистому полю вела, потом стали кустики топорщиться, березки малые да кривые сосенки, болотца попадаться да горочки.

Чуть задержался, замешкался и заметил огоньки впереди. Зеленые огоньки, необычные. Поскакал на огни, а они все дальше убегают, мелькают, потом вовсе пропали. Обернулся - вновь на глаза показались.

Выругался царь матерно и опять отыскал в небесах звезду Северную. Звезда - это не лес обманчивый, она не подведет. Висит на небе, словно прибитая. То Господь наш, аки плотник искусный, творец изысканный, погулял по небу с молоточком волшебным да повесил ночные фонарики для путников, в ночи заплутавших…

Вдруг враний грай послышался. Птица черная на валуне придорожном сидит и кричит замогильно. А на камушке замшелом древними письменами что-то понаписано, но не знал того языка мертвого государь. Не боялся он нечисти и в приметы народные не веровал. Дальше поехал.

Вскоре открылась Петру речка быстрая. Берега крутые, река ивами серебристыми, как невестушка, опоясана. Вода холодная и свежая, только не прямая река, а, как и положено потоку живому, влево, вправо да вдаль петляющая. Обманула ведьма старая, хоть и в малости, а напакостила!

Привязал царь коня к иве могучей, развел костер, дабы зверье отпугнуть, решил подремать немного. Ибо полночи уже прошло, а отдохнуть так и не получилось. Сам не понял, как веки отяжелели и затворились.

Просыпается Петр и чувствует, будто гнилью несет, плотью мертвою. И не слыхать давно конского ржания.

Обернулся и обмер от ужаса! Стоит ровно у широкого дерева лошадиный костяк привязанный, под седлом мертвый конь. Стреноженный, с кожаной расписною уздечкою. Скелет белый и чистенький, полностью неизвестной силой обглоданный. Подошел ближе, тронул череп, а оттуда змея хвостик показала да сгинула, и рассыпался скелет к корням дерева.

И зашевелились волосы на голове, понял царь, что существует в русской природе что-то жестокое, злое и разуму непонятное.

Не сробел Петр, ибо нрава был упрямого, что задумал, то и до конца доводил. Придется без коня дальше путь разведывать. Пошел вдоль реки по руку левую и через версту заприметил плот, в кустарнике сухом спрятанный. Разбитый весь плот, расхлябанный.

Ну, поправимо дело. Царь умел с топориком добрым обращаться. Пару новых жердин вырубил, длинный шест впридачу. Связал бечевою палки, крепко сколотил поперечины и спустил плот на реку быструю.

Час идет по воде, второй. Комариков лениво отгоняет, лягушек слушает. Вдруг раздалось позади слабое мяуканье. Оглянулся, а котейка старушкина на плоту сидит да рыбалит. Притулилась на самом краешке, лапой рыбешку вылавливает и жрет.

За поворотом река стала медленней. Хмарь болотная над водой поднимается, да камыш к воде нагинается. Видит Петр, как из воды мутной появляются девичьи ладные головки. Русые да красивые. Девы стройные, волоокие. Из пучины выходят и груди свои спелые, аки дынечки, руками белыми гладят да приговаривают: "Петрушка или Полынь? Петрушка или Полынь?"

Плот вокруг окружают и раскачивают, со всех сторон девушки из воды поднимаются, а на древе, что свои ветви в реке полощет, сидит еще одна красавица. Самая сладкая и пригожая, длинные волосы с головы спускаются и между ног вьются, она их расчесывает, скрывая-открывая места девичьи потаенные. Смотрит дева изумрудными глазами манящими, улыбается игриво и также приговаривает: "Петрушка или Полынь? Петрушка или Полынь?"

Государь сперва подумал, будто имя его купальщицы выспрашивают, и ответил милым девушкам:

- Пет...

Но не успел слова сказать, как котейка укусила за палец его, и язык сам собой выкрикнул:

- Сгинь! Полынь!

Исказились вмиг лица девушек, стали уродливыми и безобразными, и, огорченные, они вновь опустились в воду темную. А царица девичья ахнула и свалилась в болото топкое, где и схоронилась. Еще долго растворялась в воде улыбка ее коварная. Понял царь, что с русалками познакомился. Боятся они полынь-травы, потому и сгинули в одночасье. А кабы ответил: "Петрушка", утащили б на дно молодца, вечно играть под водой в салочки.

Так котейка второй раз Петра выручила. Молодец, полосатая!

Дальше пошли на плоту по реке извилистой. Стала река расширяться и становиться спокойнее. Вылилась Стрелка в малое, но полноводное озеро, берега которого покрывали заросли камышей и желтых кувшинок. Царь уверенно правил плот на север, заприметил вдали небольшое строение. Подошли ближе, оказалось - мельница. Озеро обрывалось небольшим водопадом, и бежали пенные потоки по гладким камушкам вдаль, где уже виднелась долгожданная синева Балтийского моря.

Дошли, стало быть. Сдюжили. Но солнышко уже клонилось к земле, наступал вечер. Кушать хочется. Котейка-то сытая, мелкой рыбешки наловила, а крупную ей не достать, хотя Петр видел в мутной водице и щук, и карпов. Надо пристать к берегу да разведать мельницу.

Мельник оказался лысым и толстым. Он чинно восседал на обшарпанном табурете, длинные усы покусывал.

- Что надобно, путник? - поинтересовался хозяин, приподняв бровями соломенную шляпу.

- Да вот, разведываю места… Царь я ваш, Петр Алексеевич…

- Один и без охраны? - удивился мельник.

- Были боевитые молодцы, да от страху в штаны наложили. Много нечисти в лесах здешних.

- Не без этого, конечно. Но, мы - люди привыкшие. Не делай зла тварям лесным, и они тебя не побеспокоят. А сделаешь добро - отплатят сторицей!

- Мне бы чего на зубок положить? - перебил хозяина Петр, - Не найдется покушать, мельник?

- Отчего ж, мы завсегда гостя дорогого попотчуем!

Мужик достал из ветхой корзины пару крупных рыбин и каравай хлеба, затем пододвинул Петру ковшик с водой.

- Ешь, пей, Петр Алексеевич!

- Так и ты, мельник, садись со мной. Поговорим.

Вот так они сели, стали разговоры затрапезные вести. И о лесах местных узнал государь, о реках быстрых да озерах глубоких. Где какая дичь водится, где карасики да щучки на крючок просятся. О шведах и тяжелой войне тоже поговорили. Потом мельник о своих бедах пожаловался.

- Надоели крысы, устал я от них, все не вытравить. Но это - не та беда. А беда, что мельница моя ломается часто. Может, водяное колесо чем засорилось? Механизма поломалась. Мне бы мастера, государь… - проговорил дядька и выпил воды полный ковшик. Петр диву давался, как его собеседник воду хлебать горазд. Третий ковшик за целый час выпивает, а до ветру еще ни разу не бегал.

Не знал царь Петр, что мельник тот непростой мужик был, и с ведьмой болотной на короткой ноге якшался. Злая старуха зря время-то не теряла. Пока государь извилистой речкой к Балтийскому морю шел, бабушка напрямки все леса, поля и болота на кривой метле обскакала, сверкая задом худым. Всем на уши наплела, что рыщет по области царь непоседливый. Город на болоте решил строить, ирод проклятый!

- Механизма, говоришь, поломалась? Ну, это я и сам посмотреть могу. - ответствовал Петр. А он и правда, после поездки по Европам, любую деталь простую самолично мог починить, а, если надо, то и на токарном станке выточить.

- Я колесо остановлю, а ты, батюшка, нырни под него. Глянь там, может, коряга какая застряла? Быстро справишь. Я бы и сам смог, но стар да грузен… - попросил мельник, пряча лживые глаза.

Разделся царь до исподнего и нырнул в темное озеро. Под самое водяное колесо. Чудно в царстве подводном! Растут зеленые водоросли, тянут упругие стебли вверх и выклевываются наружу лилиями и кувшинками. Проплывают рыбы, смешно таращат глаза, задумчиво оглядывают незваного пришельца. Раки лениво шевелят клешнями, прячутся под камнями…

И тут вся сказка закончилась! Завертелось все, закружилось, кувырком полетело в тартарары! Рыбы испуганно задергались, водоросли заколыхались, водные потоки пришли в движение и стали тащить куда-то. Понял царь, что мельник проклятущий обманул его. Запустил колесо водяное, решил погубить Петра. Сейчас затащит человека на страшные лопасти, и если не убьет, не покалечит, то все одно добром не закончится! Сбросит неудержимый поток прямо на камни острые. Разнесет по порогам да бережкам царские косточки.

Петр вверх потянулся, вынырнул из воды, и видит, что так оно и есть. Несет его на страшное колесо водяное. Царь к крутому берегу гребет, за хилые травинки, коренья малые цепляется, но обрываются все хлипкие соломинки. А вода бурлит, пенится, тащит и вертит, но упирается человек, за жизнь борющийся. И вот рука за что-то крепкое да мягенькое ухватилась. Что это? Ну, размышлять некогда, держит, и ладно… Затем другой рукой Петр выше за корешок сосновый зацепился. Мгновенье, второе, и вот, хвала Господу, ноги твердо встали меж недвижимых валунов. Царь дух перевел, глаза поднял и понял, что это котейка ему хвостик свой пушистый скинула! Подмогла. Как только удержала такого верзилу?

Вскипел Петр, надел сапоги, оголил шпагу острую и ворвался в мельницу, дабы покарать предателя беспардонного.

Как вошел в горницу, так и остолбенел. Вместо мельника на табуретке сидит самый настоящий сом. Только, очень, очень большой. Чудище невиданное! Огромные вислые усы, глаза навыкате, а рот жадный хлюпает губами пухлыми. Еще царь приметил на голове страшилища соломенную шляпу мельника, а окромя плавников и руки есть. Правда, тоже нечеловеческие. Между пальцев перепонки виднеются.

Понял царь, что мельник местный - не человек вовсе, а самый настоящий водяной. Нечисть озерная, погань болотная. Петр матюгнулся от души, взял, да и ткнул сдуру нечистого острой шпагой. В теле рыбины дырка образовалась, и вода потекла из пробитого пуза ручейком малым. Обрадовался царь, и давай колоть супостата неистово. Дыр пять или шесть наделал, текут быстрые ручейки на пол, а водяному хоть бы что. Сидит и булькает, губенками хлюпает, усищами шевелит. Озлился государь и вновь как засадит шпагу в живот водяному, а она возьми да обломись. Посмотрел на оружие Петр и обомлел. Вся, ране блестящая, сталь ржой поедена, рукой провел по клинку, и тот рассыпался в бесполезную коричневую труху. Проржавел и сгнил за минуты!

Попятился человек, руку под рубаху сунул, серебряный крестик нащупывая. Но, нет его! Видать, в озере утопил.

Петр на выход сунулся, а из дверной щели жадные красные клешни показались. Распахнулась широко дверь, и увидел царь в проеме сплошную копошащуюся стену из раков, рыб да иных тварей речных. Щуки раскрывают пасти зубастые. Раки посвистывают, клешнями щелкают, так и норовят пальчики неразумному человеку пооткусывать. И даже восьминог свои щупальца тянет коварные.

Тут из окна быстрая серая тень мелькнула да на стол водяному прыгнула. То котейка полосатая оказалась. Сидит кошечка на столе, а в зубах держит здоровую крысу. Махнул рукой-ластой мельник, и крабы со всей подводною братией убрались из комнатки, а сам нечистый вид приобрел человеческий.

- Удружила, серая! Ну, как удружила! - прошелестел водяной, - Скажи спасибо, царь Петр, заступнице своей. Не буду губить. Хотя и обещал ведьме болотной тебя извести, но, вижу: пользу приносить могут твари, тебе, человек, подвластные…

Позже оказалось, что пока царь в озере купался, котейка всех крыс в погребе мельника переловила-передушила. Под корень вредителей извела. А последнюю, царицу крысиную, водяному и принесла под нос. Потому тот сразу и подобрел.

На этой мельнице одиссея Петра и закончилась благополучно. Вышел он к Балтике, там царю рыбаки встретились, показали дорогу к Новгороду.

Еще целый год русский царь обживал и разведывал устье реки Невы. Со всякими повидался, познакомился. С корелами, финнами да другими народами, что обитали в лесах дремучих, дружбу свел. С нечистью боле менее договорился, хотя болотная ведьма все равно козни плела. Шведов она, пакость мерзкая, привечала, зная, что этот народ больших городов строить не будет. Разве что замок.

Замок тот давно стоял на берегу Невы, в разные времена по-всякому назывался. Ландскрона, Ниеншанц, Шлотбург, - все это одна и та же крепость. Очень удобно построена, двумя водными потоками омывается. Рекой Невой да речушкой Черной. Взять, захватить трудно. Петр целых пять дней большим войском нападал, но все атаки отбивал неприятель.

Что же делать-то? Задумал царь с воды подкрасться, с Невы. Снарядили пятнадцать малых ботиков, чтобы по реке подойти и штурмовать сходу. Но днем опасно, пушки на бастионах на пол версты бьют, моментально все кораблики петровские потопят. Решили ночью идти. По течению и попутному ветру.

Но не учел Петр особенностей местных. Ветер переменился, вода стала в реке Неве прибывать, гнать корабли в обратную сторону! А еще лето начиналось, ночи стали короткими, аки память девичья. Пришлось повернуть назад корабли Петру, иначе бы все сгубил попусту.

В этот как раз момент и пришла к нему вновь котейка полосатая. Эта зверушка себя вела, как и обычная кошка, появлялась неожиданно и так же чудно исчезала. Помогала не раз Петру и даже говорила человеческим голосом. Только кроме царя никто не слышал этого. Ну, и не верил, понятно.

Давеча вновь уснул государь сном послеобеденным, а ему котейка на ушко и нашептала: "Поймай в дубраве зорьку ясную, покорми с ладошки меня, и все дело у тебя сладится!"

Очнулся Петр Алексеевич, поразмышлял, что-то начертил на карте и понял, о каком таком лесе котейка ему вещала. Крепость-то шведская стояла одним боком к реке Неве, а другим к дубраве дремучей. С водяными наш царь уже давно договорился, рыбные пруды вырыл, и ему твари речные поддержку, конечно, не обещали, но пакостей не чинили. А вот с лешими труднее дружиться. Они всегда русского человека за нос по лесу водили, и богатствами неохотно делились. А что лешаку пообещать, чтобы не баловал? Ну, посулил царь Петр лес корабельный построить. Рощу из лиственниц для флоту российского, но и тварям лесным хорошо будет. Только лес - не рыба, за один год не вырастет. Вот и не верили лесовики царю нашему, батюшке, потому и побаивался Петр через местную дубраву крепость шведскую атаковать.

А котейка-то умная была да мудрая. Ерунды не насоветует. Это царь давно понял, потому и слушался полосатую животинку.

Темной ночкой отдал приказ всем кораблям военным выходить на штурм крепости, а сам забрался на горку и затаился. Стал зорьку ясную ждать. Зашелестела трава, зарумянилась, краешек неба заалел. И вот вышел лучик первый солнечный. Зорька красная, зорька первая. Поймал Петр в ладошки наше солнышко. Жарко в руках, горячо. Вот-вот кожу опалит да пузырями покроет. А котейка тут как тут. Скормил ей царь зорьку ясную, и пошла плясать-прыгать полосатая разбойница по кустам да деревьям. Вся стала оранжевой и искристой, издалека заметной.

Свеи из крепости увидели сие чудо, да со страху и принялись палить по лесу, желая разрушить колдовство неведомое. Целый час со всех бастионов, из всех пушек стреляли, да так и не попали в котейку. А она все прыгала да носилась по веткам и кустикам, высоко забираясь и на себя внимание врага отвлекая. Будто зайчик солнечный по зеленой листве скакала, непоседливая.

Вишь, заря-то подзадержалась, и корабли русские меж тем в гавань неприятельскую без помех вошли. Атаковали быстро и яростно!

Бой уже у стен завязался, и тогда котейка ротик свой открыла и выпустила зорьку ясную на чистое небо славянское. Выехал тогда царь Петр на боевом коне. При всем параде выступил, с флагом и шпагой наголо навстречу ворогу! Ударил малым отрядом с лесной стороны.

Доблестно бились, и через час после рассвета пала крепость шведская. Эти дурачки только зря по деревьям палили, а корабли боевые русские проглядели. После того случая лешаки так на шведов за порчу леса обиделись, что запретили им настрого грибы собирать. Теперь швед али финн, коли зайдет в лес с корзиной, так домой и не вернется.

Долго искал Петр котейку по лесу, но зверька не обнаружил верного. А нашел красну девицу, что нарек Екатериной, да в жены взял. Обратилась ли кошка девицой, или случайно проходила рядом, никто не знает. А народ честной по-разному говорит, и приврать может.

Город построил царь Петр, как и хотел. Побежали отсель могучие петровские кораблики по всем морям и океанам. Прочно встал на Неве народ русский.

Но однажды, говорят, видели ведьму, что прилюдно предрекла городу беды от воды Невской. Сказала, что будет непокорная река затапливать город постоянно. Будет жить здесь темно, пасмурно, и не видеть людям по сто дней солнышка ясного. Да еще крокодилами детишек стращала.

Посетовал об этом проклятии царь жене молодой, а та улыбнулась хитро и подарила Петру яйцо черное. Вылупился из яйца зверь невиданный. Лицо женское, а тело кошачье. Сфинкса. Родился, совсем немного пожил и умер.

Царь подивился и велел в банку чудика заспиртовать, но прежде художников созвал, чтобы все измерили да нарисовали аккуратно. Опосля выписали из Европ мастеров по камушку, они-то и сделали статуи зверей волшебных. Приказал Петр этих каменных котов на берегах Невы поставить, чтобы охраняли они город от всякой нечисти и другой напасти. Так и стоят изваяния диковинные на набережных города Петербурга и по сей день. От врагов лютых, злой непогоды и всяких иных бед "любимое детище" царя нашего охраняют.

Опростоволосилась ведьма болотная. Мало чего из ее козней получилось. Правда, один писатель говорил, что видел крокодилов на берегах реки-Невы, но это уже совсем другая история.

23.02.2016 г.