Проводник
Форма произведения:
Рассказ
Закончено
Автор:
Чукча-писатель
Аннотация:
В Якутии есть Долина смерти. В легендах об этом месте говорится, что в земле скрыты громадные железные котлы. Подозревают, что они появились после визита инопланетных кораблей. С конца девятнадцатого века совершались попытки исследовать котлы, понять, почему они губительно действуют на животных и людей...
Текст произведения:
В июле солнце покидало небо всего на два часа, и Кирюха Омолоев
мучился, потому что не мог заснуть. В голове раздавался стук бубна, а
под зажмуренные веки пробирался синюшный свет. Кирюха зарывался с
головой в облезлое одеяло из шкур, но не помогало. Проступал липкий
пот, щекотал и пощипывал кожу под редкими усами и бородёнкой.
"Как у телушки на ***душке", - говорила о его мужской
растительности языкастая соседка Любка. Она русских мужиков жаловала -
высоких и бородатых. А Кирюха кряжистый и низкорослый, как кедровый
стланик. Ни силой, ни достатком, ни родовой похвалиться не мог. Мать -
пришлая якутка, а отец... Отцом Кирюхе, видно, был заплутавший в
болотах уродливый дух.
Покрутившись на сбитом матрасе, Кирюха не выдержал, отбросил
одеяло и выполз из низенькой избёнки под блёклое небо. Сел на землю,
поджал короткие кривые ноги и опёрся спиной о стену. Прислушался:
кряхтели и потрескивали серые ноздристые брёвна.
Маялась старая изба, пыталась устоять против ненасытной
мерзлоты, которая год за годом засасывала ветхое жилище. С ближних
холмов срывался знобкий ветер, дышал в разморённое лицо зимним холодом.
Кирюхино седалище приятно остужалось сквозь спрессованный дворовый
мусор и ватные штаны, которые он не снимал даже летом. И мелкие твари
- то ли блохи, то ли вши - переставали кусаться.
Кирюха незаметно для себя задремал. Сон, как всегда, был
очень яркий, но муторный. Как кино в клубе, куда однажды затащил
Кирюху названый брат. Ну что это такое: собаку видишь, а погладить
нельзя. Свистишь, а она не слышит.
***
Ичиги чавкали в весенней слякоти. От порывов ветра пробирал
колотун. Перед глазами темнел ободранный материнский малахай с
взявшимся коркой подолом. Мелькала длинная палка, с которой Омолоева
Нинка никогда не расставалась: и угли в печурке ворошила, и крепость
кочек проверяла. На спине подпрыгивал кожаный мешок. Теперь в нём
позвякивали только кресало да банка с табаком - хлеб кончился ещё вчера.
Над Нинкиной головой в минуту ветряного бессилья вился дымок: она не
выпускала из зубов трубку.
Долго ли ещё идти-то? Кирюха не смел спросить - виноват.
Прозевал соседскую коровёнку, которую пас с весны до ранней зимы за
плату - вечернюю кружку молока. А как ему было устоять при виде
зелёного пуха, окутавшего пятачки талой земли? Горьковато-кислые
пёрышки первой травы, если их измочалить шаткими зубами, исцеляли едкие
ранки во рту. Можно ещё размять в ступке, да перемешать с
прогорклым жиром, да на пресную твёрдокаменную лепёшку - вку-у-усно.
Полную пазуху травы нащипал, оглянулся - а коровы след простыл.
Побегал, поорал, да и домой вернулся. Мать скоблила куски толстой кожи, которые заказал на подмётки русский сапожник.
Потом ворвалась соседка, изошла криком, глядя в бесстрастные
Нинкины глаза-щёлки. Покрыла матом бестолковых "немтырей",
молчаливую приблуду и её отродье, пригрозила милицией. Напоследок
расплакалась - чем пятерых детей кормить? Околеют без молока-то... И
ушла.
Мать молча отложила работу, собралась, кивнула сыну. И они
поплелись искать пропажу глядя на ночь. Или куски шкуры да копыта.
Пересидели темень возле чахлой рощи приземистых деревьев. Снова
заторопились дальше, обшаривая глазами холмы и перелески вилюйской
долины.
Смурое небо покрылось угольными морщинами, из тяжёлых туч
повалил снег. Такое часто случалось в конце мая. Но одно дело - слушать
вьюжные вопли за стенами избы, возле маленькой железной печки, а
другое - отплёвываться от колких льдинок, которые норовили попасть в
рот, стирать липкие хлопья с глаз. Кирюха поднапрягся, догнал мать,
ухватился за лямки мешка. Не отстать бы...
Вскоре потеплело. Кирюха шёл вслепую за матерью и не
сразу понял, что произошло. Почуял только, что растаявший снег заливает
глаза, а ветер не рвёт полы малахая. Выглянул из-за материнской
спины и обомлел.
Уж так диковинно было увидеть средь обугленных чёрных
сосен... железный навес! Да, здоровенный навес, какие хозяева строят
для сена. Только почему-то полукруглый. А из-под навеса - сизый дым
клубами. Такой он видел, когда тайга горела, - плотный, хоть руками
рви.
Потом земля вздрогнула, натужно ухнула и рванула к небу
вместе с Кирюхой. А он прижал голову к коленям и боками ощутил
пожирающий жар - наверное, под навесом затаился Улуу-Тойон, могучий дух
огня. После словно кто-то покатал его в железных ладонях и бросил на
воняющую гарью землю.
Кирюха хитрый, когда очнулся, глаза не сразу открыл. Может,
дух его за падаль примет и уйдёт восвояси. Охотники рассказывали, что
лисы, бывает, дохлыми притворяются, чтобы добычу обмануть. Тогда и
ему для спасения не зазорно мёртвым прикинуться.
Но кругом тихо: не слышно дыхания огненного духа, не
дрожала под его шагами земля. Кирюха сначала чуть веки приподнял и тут
же не выдержал, подскочил: в глаза посыпался пепел. Хлынули слёзы, но
так и не смыли до конца едкую пыль.
Проморгался и понял, что матери больше нет - только трубка
осталась на дымящейся окалине. Принял одиночество с долготерпием и
отчаянным упорством зверя - так осиротевший оленёнок спешит за стадом.
И Кирюха стал цепляться за жизнь: огляделся и прикинул, как
отсюда выбраться. Позади угрюмой стеной сыпал снег, а впереди, как
пасть рыбы, которая живёт на небе и каждую зиму проглатывает солнце,
возвышался навес. Но он уже не был похож на логово духа.
Наоборот, из-под громадной дуги струились покой и тепло, тянуло запахом
цветущего разнотравья.
И Кирюха решился - подобрался поближе. А после и вовсе
очумел: забрался вовнутрь и растянулся на мягкой бледной траве,
выстилавшей дно чудовищного металлического зева.
Проснулся от того, что руки и ноги дёргались сами по себе, а кожу жгло, будто на неё падали искры из печки.
Обтёр пальцами мокрый рот и увидел, что они красные. Нос
захлюпал и выпустил тёплые струйки. Тоже красные. Кровь? В ушах тоненько
зудел невидимый гнус. Перед глазами колыхалась рыболовная сеть с
крохотными чёрными ячейками. А потом в голове зарокотал гром,
яростный, как Вилюй по весне. Кирюха понял: пора бежать. И помчался
прочь.
Не помнил, как оказался в своей избе.
Пришёл в себя от голосов: все спорили, где скитался парнишка
целую неделю, куда подевалась его мать, дремучая бестолочь, и что
делать с сиротой.
- Метрики-то у него есть? - спросил высокий мужик в круглых очках и странной одежде.
Соседка Наталья, чью корову упустил Кирюха, пошарила по углам и развела руками:
- Ни одного документа нет. И как они жили?.. Евсеич, ты их
заселил и Нинку в артель оформил. Какие бумаги она тебе предъявила?
Евсеич что-то визгливо ответил, и тут же вспыхнул
скандал. А Кирюха закрыл от громких слов голову. Так и сидел, пока
вокруг не стихло и нелепо одетый мужик не тронул ласково за плечо:
- Ну что ты, малец? Мы же помочь тебе хотим. Чтобы в детский
дом отправить, документы нужны. Можно и без них, но со временем...
- Со временем, говоришь? - вдруг взорвалась Наталья. - А
ведь это дитё, а не твоё радиво, которое орёт, но исть-пить не
просит.
И снова - бу-бу-бу - заметались по избе крики.
И тут Кирюха вспомнил! Над лежанкой между брёвнами
высыпался мох. Мать изредка туда проталкивала руку: то ли прятала
что-то, то ли доставала.
Сорвался с места, вскочил на лежанку и пошарил в застрехе.
Вытянул бумажный квадратик, буро-жёлтый от времени. Только сейчас
дошло, что мать не случайно появилась в посёлке, выросшем вокруг
временного жилья промысловой артели. И эта бумага очень-очень важная.
Может, её ищут?
- Ну-ка, ну-ка... - заинтересовался незнакомец и осторожно
вытянул из Кирюхиных рук бумагу. Развернул и удивлённо сказал: - Газета
"Правда"... Просто газета. Погодите-ка...
Мужчина подошёл к столу и окна и разгладил хрупкие листы.
- Очень, очень странно... Может, типографская ошибка? Первый раз такое вижу...
Люди сгрудились над столом и зашептались:
- За такую ошибку недолго срок схлопотать...
- Откуда газета у Омолоевой Нинки? Неграмотная же... И Кирюху в школу не отправляла.
- Сжечь от греха подальше.
Дальше сон, похожий на кино, распадался на цветные пятна и
чёрные зернистые закорючки, похожие на буквы, складывать которые Кирюха
так и не выучился.
***
- Ишь, дремлет, как младенец Иисус в яслях, - кто-то сказал громко и насмешливо над всклокоченной Кирюхиной макушкой.
Кирюха вздрогнул и легко вскочил, будто не спал,
скрючившись от холода. Залез короткопалой рукой под рубашки
неразличимых цветов, одетые одна на другую, и зачесался. Пощёлкал
ногтями, зевнул, утёрся и только после этого поглядел на председателя
поссовета, участкового и двух приезжих. Вместо "здравствуйте" несколько
раз энергично кивнул головой, чем очень напомнил председателю Умунгаеву
приветливых и добродушных якутских коняшек.
- Проходите, - пригласил Умунгаев спутников в чужую избу,
как свою собственную. Поселковый дурачок ведь не догадается проявить
радушие, так и будет топтаться на месте.
Кирюха вошёл последним и неуверенно встал у стола. Уселся только после просьбы председателя.
- Догадываешься, зачем мы к тебе пришли? - Умунгаев
заторопился сыграть роль старшего и сморщился: ошибочка вышла. Не так
нужно с Омолоевым разговаривать. Он же не обычный мужик, у которого
проблемы с законом, а полный идиот. Вот, началось...
Кирюха улыбнулся так, что узкие глаза скрылись в пухлых
веках, растянул рот от уха до уха. Залез в грубый шкафчик, сработанный
из кедра ещё до войны - Натальино наследство. Извлёк бутыль с киселём
ядовитого зелёно-жёлтого цвета и тряпичной затычкой.
"Придурок, кто же тарасун тряпкой укупоривает?" - подумал председатель.
Кирюха бухнул бутыль на стол и застенчиво поглядел на гостей. Умунгаев досадливо крякнул и потребовал напрямик:
- Убери свою тухлятину. Расскажи про людей, которых прошлым летом в болота завёл и бросил.
Ни низком безбровом Кирюхином лбу пролегла страдальческая борозда, радостный рот захлопнулся.
- Подождите, всё по форме сделать нужно. Такой порядок: фамилия, имя, отчество, возраст... - заметил один из чужаков.
Кирюха почуял в нём какую-то неправильность. Такую же, какая была в лисах, прикинувшихся дохлыми...
- Да какая тут форма? - отмахнулся участковый. - Ничего не
скажет, только время зря потеряем. Но если очень нужно, так с моих слов
записывайте. Омолоев Кира Иванович. Мать Ниной звали, пропала без
вести в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Отчество всем миром
придумали, когда свидетельство о рождении выправлять стали. Вырос в
соседской семье, тётка Наталья Комаришина его пригрела. Род извёлся
под корень, один этот Кира выжил.
- Как это - извёлся? - попросил уточнить чужак. - Умерли или тоже... пропали без вести? Поверьте, это очень важно.
- Дайте подумать. Странно... Получается, что пропали.
- Да ты, Василий, сейчас напутаешь. Откуда тебе знать? -
перебил участкового Умунгаев. - Ты же с пятидесятого года, в зыбке
качался, когда последний из Комаришиных с охоты не вернулся.
- Вот и говорю, что все пропали. Моя бабка рассказывала,
что хозяин на войне сгинул, двое старших уехали рыбалить и как в воду
канули, хворая Наталья по весне за кислицей отправилась - даже туеска не
нашли. А последний сын пошёл зверя бить для артели, да и с концами...
- Ещё же две девки были...
- Были да сплыли. Их тётка Наталья учиться в областной
интернат отпустила, а дорогу домой они позабыли. Замуж, поди, вышли. Для
нас, считай, пропали.
- Так сколько же ему лет? - прорезался голос у второго чужака.
Мужчина переводил взгляд с пегих, словно совиное перо,
волос председателя на пружинистые от сала Кирюхины вихры, которые не
утратили природной черноты.
- Да ровесник он мне... вроде бы. А я с двадцать седьмого.
Сам дивлюсь, почему время Кирюху не тронуло: рожа гладкая, как бубен,
все зубы целы, бегает коняшкой по тайге да болотам, - сокрушённо сказал
Умунгаев и с трудом разогнул артритное колено.
- Точно, зубы у него, как у волка-трёхлетки, - подхватил
участковый. - Года два назад один охотник запрещённые петли расставил.
А попался наш Черныш. Кирюха случайно на него вышел, зубами проволоку
перекусил и на руках в посёлок притащил. Правда, собака всё равно
сдохла от заражения.
Четыре пары глаз сверлили Кирюху. А он вдруг подошёл к
стене и вынул из застрехи замызганную газету. Расправил её на коленях
и с важным видом уставился на бурые от древности страницы.
- О чём пишут? - улыбнулся приезжий.
Кирюха солидно промолчал, а Умунгаев шепнул:
- Он не умеет читать.
Шустрый чужак подошёл и глянул на газету. Охнул и поманил товарища:
- Сан Саныч, посмотрите-ка. Никогда такого не видел. Типографская ошибка, не иначе.
- Да какая там ошибка! Эта газетёнка у него от пропавшей
матери осталась. Посчитайте - более чем тридцатилетней давности, -
влез с объяснениями Умунгаев.
Чужаки затоптались возле надувшегося серьёзностью Кирюхи.
- Вы её читали? - осторожно спросил Сан Саныч у председателя. - Откуда вам известна дата выпуска?
- Вот ещё... В поселковой библиотеке подписка на триста
рублей - читай не хочу... - с чванливым хвастовством ответил Умунгаев.
- Люди болтали. А мне что - все сплетни проверять?
- Сан Саныч, как такое может быть? Газета вышла двадцатого
ноября семьдесят третьего года. А сейчас июль. И если учесть, что она
хранится у Омолоева уже тридцать шесть лет... Глазам не верю...
- Послушайте, Кира Иванович, - с вкрадчивой вежливостью
начал Сан Саныч. - Не могли бы вы дать газету до завтра? Вернём
обязательно...
- Да что его упрашивать? - вмешался участковый и
бесцеремонно, но аккуратно высвободил из Кирюхиных рук ломкие листы. -
Прочитают люди и отдадут.
Чужаки ухватили газету и радостно заторопились, отмахнувшись от вопросов председателя.
- Завтра продолжим допрос, завтра. Сейчас мы с вашей почты
в округ позвоним, а потом в Москву. В деле неожиданный поворот... До
завтра, товарищи!
Умунгаев посмотрел на Кирюху. Под отёчными веками мерцала
северная ночь, дышала вечным терпением и ледяным покоем. Председателю
стало знобко и грустно, он передёрнулся и поспешил выйти. А участковый
предупредил:
- Омолоев, из дома не выходи. Завтра утром заеду за тобой. Ну или гости сами пожалуют. Понял?
Кирюха закивал головой.
Долго сидел, уставившись в дверь. Вспоминал и думал, как бы
завтра не напутать. А то снова его не поймут. Вдруг до суда дело
дойдёт. Кирюха не знал, что такое суд. Но все в посёлке этого суда
побаивались.
***
Прошлое лето запомнилось нежданной радостью. Впервые за
много лет он зажил в кособокой избе не в одиночку. Умунгаев привёл троих
молодых мужиков, назвавшихся геологами:
- Вот, Омолоев, твои постояльцы. Будешь им проводником,
поводишь по нашим местам. Вы не смотрите, товарищи, что он
ненормальный. Молчит, как мёртвый, но всё понимает. Никто не знает
лучше его вилюйскую долину. Охотники и рыбаки наперебой с собой зовут.
Удачлив необыкновенно. Болтают, что Кирюху звери и птицы принимают
за своего.
Геологи - старший Пётр и совсем молодые Артём и Шура -
оказались добрыми и заботливыми. Угостили вкуснейшим варевом из сушёных
оранжевых ягод. Он запомнил название - урюк. Подарили три новых
рубахи, а старые сожгли на костре во дворе.
Обращались, как со старшим: первого наделили сытной кашей с
тушёнкой, не наругали, когда он разбил маленький заварник или взял
на растопку исписанную книжечку, в которой не осталось чистых листов.
Вроде правильно рассудил: писать больше негде, стало быть,
можно на другие нужды пустить. И только по горестной складке на лбу
Петра понял, что ошибся. Подумал: в поселковом магазинчике такие есть,
даже ещё лучше. Вот и купит для товарищей, когда вернутся. Но не
случилось...
Кирюха оглох для всего мира: для выкликавшей его с улицы
Любки - поди, опять на выпивку клянчить будет; для поселковой детворы,
которая промышляла что-то в полуразваленном сарае. В ушах стоял
взволнованный голос Петра:
- ... Наконец, я завёл второй журнал. Да, мы отклонились
от маршрута. Да, мы отправляемся не на поиски колчедана, а странных
объектов - так называемых "котлов". По поверьям, в них скрыты "чёрные
люди в железных костюмах", поддерживается одинаковая температура во все
времена года. Что это вам напоминает? Правильно... Место катастрофы
инопланетного космического корабля! Да и воздействие вилюйской аномалии
на людей похоже на результат радиационного облучения. Может, нам
посчастливится не только зафиксировать местонахождение "котлов", но и
частично раскрыть их тайну, потому что на всё у нас только неделя.
- ... Это не выдумка, друзья! Я бы никогда не позволил себе
увлечься досужим вымыслом. Мне достали выписки из библиотечных хранилищ,
и я составил антологию случайных открытий. Мы первыми проведём
целенаправленную разведку. Первыми оценим возможность внеземного
происхождения котлов. Первыми проверим легенды о спящих в железных
недрах чёрных людях.
Если бы Кирюху спросили, о чём говорил Пётр, он бы только
плечами пожал - не понял. Но почему-то всё - слово в слово -
запомнил.
Кирюха застонал от боли, будто на сердце захлопнулся
тяжёлый волчий капкан. Ну почему не догадался показать газету с датой
выпуска - двадцатым ноября семьдесят третьего года - прошлым летом?
Может, подумали бы да решили годик подождать. А вот чего подождать-то?..
Кирюха не нашёл ответа ни в своей гулкой голове, ни в цветных пятнах и
закорючках вчерашнего сна.
За ночь совсем измучился. Даже дождь с пронзительным
ветром не остудил горячий пепел, в который превратилась Кирюхина
душа.
***
А поутру затарахтел под окнами мотоцикл участкового. Кирюха
поплевал на кулаки, повозил ими по окончательно заплывшим глазам и с
опасливой брезгливостью залез в коляску.
В поссовете приезжие выгнали из крохотной комнатёнки
машинистку и заперлись там с Омолоевым. Пока Кирюха обдумывал, а
потом мусолил непослушными губами слова, умные лбы покрывались
испариной. Лица чужаков хищно горели и напоминали морды отощавших от
голода лисиц. Кирюха не находил в них знакомого жалостливого участия,
путался и страдал. Потом плюнул на всё и только обречённо кивал на
вопросы.
- Вы знали, зачем отделившиеся от партии геологи отправились в заболоченную часть долины?
Кивок.
- Вы бывали у металлического объекта, называемого котлом, ранее?
Кивок.
- Вы были проводником у других людей?
Кивок.
- Заканчивались ли эти путешествия смертью ваших спутников?
Кивок.
- Ваша мать и члены приёмной семьи погибли там же?
Кирюхина голова упала на грудь, из глаз засочились слёзы.
Он согласился со всем: и что ведёт образ жизни тунеядца, и
что его деяния противозаконны, и что он непосредственный виновник
смерти многих людей.
Трескучие слова вытеснили все мысли из головы, обездвижили и
обессилили. Кирюха недоумённо посмотрел на подсунутую под нос карту и
отодвинул её.
Пожал плечами, когда спросили, откуда у него газета "Правда",
которой, судя по дате, ещё только предстоит покинуть типографию в
ноябре. Поставил закорючки на бумаге, и их тут же заверил подписью и
печатью срочно вызванный председатель.
- Ну что ж, можно давать срочное сообщение в прессу: загадки
"котлов" вилюйской долины не существует. В связи с отсутствием самих
"котлов". В столице ознакомят с выпуском чешское посольство. А
то ведь собирается нагрянуть международная экспедиция... Давно
собирается, - веско сказал чужак. - А Омолоева следует направить в
психоневрологический интернат на экспертизу и лечение. Возможно,
пожизненное. Вот так в свихнутых человеческих мозгах и рождаются
легенды. Подпитываются невежеством и жадными до сенсаций
недобросовестными писаками.
- Но... - только и смог вымолвить Умунгаев.
- Никаких "но"! - резко повернулся к нему чужак. - Я вчера
говорил с Москвой. Ведущие учёные оценили сведения. Решение принято.
Всё ясно?
- Так точно... - еле слышно прошептал председатель.
***
Вечером за чашками свежего тарасуна и вяленой олениной
Умунгаев и участковый Василий разговорились. Случайно свернули на
запрещённую гостями с военной выправкой тему.
- А ты веришь, что эти котлы есть на самом деле? - спросил
Василий, пытаясь размягчить слюной тёмный пласт мяса, твёрдого, как
железо.
- Да как сказать... - задумчиво протянул председатель. -
От достойных людей о них слышал. Вот и Кирюха наш... Отчего он в
пятьдесят такой же, как в двадцать? Ещё эта газета... Точно знаю, что
тётка Наталья не позволила её отнять у сироты и сжечь. Память о
матери... Ведь ни документов, ни фотографии не осталось. Так вот, в ней
были указаны число и год, которые ещё не наступили. Сам-то я не видел -
оно мне надо?.. Поговаривали, что всякий раз там о другом написано...
Василий подскочил. Под ногами закачался скрипучий пол из лиственничных плах. Однако, шибко захмелел.
- А знаешь что? Давай попросим Кирюху отвести к этому котлу!
Он говорил, путь короткий - ночь да полдня. Своими глазами увидим.
- На что нам это - своими глазами увидеть? Тебе мало слухов
о людях, которые пропали без следа? О том, что в самый лютый мороз в
котлах тепло, как у печки? А слышал ли ты, что всякий, кто там
побывает, долго не живёт? Что если спуститься до самого дна, то найдёшь
железных мужиков со стучащими сердцами? И этот стук будешь слышать до
самой могилы. Потому что оттуда они, - и председатель указал артритным
пальцем на дощатый потолок своей избы и злобно пробормотал: - Ждут,
когда наберутся сил у отнятых человеческих душ да назад отправятся. Ещё,
может, половину вилюйской долины с собой прихватят. Давай по
последней... и всё.
Василий лихо вылил тарасун в горящую огнём глотку, распрощался и, выписывая кренделя, заторопился прочь.
Умунгаев приник к окошку: куда направился участковый? Молодой
ещё, горячий... Но залитые молочной водкой глаза отказывались видеть.
Председатель уронил многомудрую голову на подоконник и захрапел.
Свежий ночной воздух показался Василию речной волной, и он храбро бросился в темень, но споткнулся и упал.
- А как же правда? - подумал почему-то, поднимаясь из
канавки-злоумышленницы, полной вонючей воды. Попытался отряхнуться, но
махнул рукой. А потом возвестил мелким линялым звёздам: - Я... ик!..
за правду!
И тут же стал судорожно протирать заляпанными кулаками
глаза: в дымчатой мгле ночного неба пылал ядовито-зелёный луч. Потом
луч изогнулся и словно стал ощупывать холмы, клочки чахлых рощ у болот.
И... потянулся к посёлку.
Василий не из пугливых - по трое суток случалось плутать в
тайге и на болотах. Умел выжить в ледяной воде после того, как
бурливый Вилюй по брёвнышку раскидает плот. Против зверя и лихих людей
запросто встать мог.
А вот сейчас затрясся от страха, трезвея с каждой секундой.
Присел у чьего-то низенького забора, съёжился. Авось, не зацепит его эта
небесная сила...
Ужас распластал участкового на земле, разбухшее сердце забилось часто-часто - зелёное пламя подобралось совсем близко.
Василий услышал, как где-то неподалёку вскрикнула женщина, со
стуком захлопнулись ставни. Значит, не помстилось ему, кто-то ещё
свидетелем оказался. Всеобщий вой: и собачий, и далёкий звериный -
понёсся во взбунтовавшееся небо.
И тут невысокая чёрная тень скользнула на дорогу.
Кирюха?.. Точно, он. Торопится, почти бежит, раскорячивая кривые ноги.
А луч вроде попятился, отступил к холмам...
Сузился и погас, оставив зыбкое марево.
Утром Василий решительно зашагал по чётким следам своей
памяти. Ворохнулось удивление: ну откуда он мог узнать "маршрут"
зелёного луча? Ворохнулось, да и пропало, потому что всякий раз, когда
поворачивал в другую сторону, в голове противно звенело.
Ночь под чужим хлипким забором что-то в нём перевернула. Уже
не было сомнений в Кирюхе, не казались байками россказни о чудо-котлах, в
которых дремлют космические посланцы.
Кровь быстро мчалась по жилам, а сердце выстукивало: "Правды!
Правды!" Его толчки напоминали ритм камлания. Странно, всех шаманов в
округе к ногтю прижали... А ритм остался. Может, всегда был в этих
местах. И... и связан как-то с Кирюхой, "котлами", с подземными
железными мужиками.
Вот сосновая рощица. Кривобокие сосёнки, нахлебавшиеся
болотной воды, кланялись суровому ветру. Бывал здесь Василий, бывал.
Но ни разу не задумался, почему деревья не плодоносят - ни одной
шишки на ветвях и мшистой земле. Костровище, обложенное галечником.
Поодаль - пять посеревших дощечек с именами и датами. Не похоже, что на
могилах, скорее всего, забава для путников - так, оставить свою метку.
Смачно хлюпало болото. Нога не проваливалась - то ли
ледяные линзы близко, то ли держало что-то грунт изнутри. И страсть
как холодно было, совсем не по-летнему.
На остролистой траве каким-то чудом удерживался мусор.
Василий поднял голубой обрывок. Надо же... Время здесь остановилось,
что ли... Не выцвели лиловые чернила штампа: девятое мая тысяча
девятьсот сорок седьмого года. Кому же надорвали два билета на
праздничный киносеанс в клубе? Уж не братьям ли Комаришиным?
На худосочном кустике багульника трепыхнулся нарядный
фантик. Леденцы "Взлётные"... Василий скрыл в воротнике свитера
смущённую улыбку, хоть рядом никого не было, даже птицы не
насвистывали. Эти конфеты в поселковый магазин завезли прошлогодней
летней путиной, и он тогда отоварился двумя килограммами. Как
маленький, часто запускал руку в кулёк и огорчился, когда леденцы
быстро кончились.
Вот и от пропавших геологов остался лишь фантик. До
странности яркого цвета, будто не заваливало его снегом, не мочило
дождём и талыми водами.
Болотная тропинка окрепла, забугрилась чёрными камнями.
Василий зашагал размашистее. Ну почему люди вечно сторонились Кирюху,
хотя использовали его чутьё и знания? Обижали, насмехались...
Осуждали... Даже запойная Любка презрительно кривилась, хотя постоянно
клянчила у соседа деньги. Почему не интересовались тем, что окружало с
детства, что можно было разглядеть, потрогать... понять, в конце
концов?
Вот и Умунгаев... Всю жизнь прожил рядом с Кирюхой и этим,
словно заколдованным, местом. "Оно мне надо?" - один ответ на все
вопросы.
Почему принимали за закон слова приезжих начальников,
проверяющих, разных комиссий? Хотя столица от вилюйского посёлка ой
как далеко, и жизнь там другая.
Почему верили чужим пустышкам, отталкивая своё...
Да что же это за мысли-то его сегодня одолели?
Василий замер, будто захлёстнутый проволочной браконьерской петлёй.
Его окружили чёрные головёшки. Пожарище? Впереди -
гигантский круг серого пепла. Чья-то трубка, дерматиновый планшет и
тряпка. Отчего-то защемило в груди...
Батюшки, так это Кирюхина рубашка! Вот значит как... Никакого
котла нет. Исчез, провалился. Только посреди круга остались комья
вывороченной земли.
Эх, Кирюха... По всему видно, тебя тоже нет. Но ведь зачем-то привёл сюда...
Проводник...
Василий не посмел подойти ближе, уселся на чёрно-серой границе. Утёр
замокревший нос, размазал по лицу кровь. Заговорил со студёной пустотой,
в которую превратился мир:
- А я ведь обо всём догадался, Кирюха. Есть что-то в здешней
земле, есть. Может, пришельцы-инопланетяне, может, последние из
этих... исчезнувших цивилизаций. И мы им для чего-то нужны. Но пока ни
на что не годны... Неучёные, жадные, заносчивые. Ещё трусливые и
лживые.
Василий замолчал, ощутив тёплую воздушную волну. Потом продолжил:
- Один раз в человечий век выбирается проводник. Не такой,
как все. Он должен привести сюда людей, когда придёт время. Такое
должно было случиться в ноябре этого года. Но уже не случится...
Василий хотел было продолжить, но голова взорвалась от дикого грома.
Понял: нужно уходить.
Встал, развернулся и словно полетел назад, так легки и быстры были шаги, такой бурлящей силой налились мускулы.
Глаза видели кучкующиеся облака и знали их путь, уши слышали и понимали шорох травы.
Он
знал, что Кирюха сейчас с теми, кто когда-то наделил его даром
единства с природой; с теми, кто добровольно отдал ему свой век -
матерью, тёткой Натальей, назваными братьями, геологами и охотниками.
Может, доведётся ему, новому проводнику Василию, дожить до другого
времени...
Не знаю, что еще написать
Можно ли прочесть и откомментировать вашу работу? А то мне подвернулся текст, который подействовал, как красная тряпка на быка. Получился соответствующий отзыв, с которым стыдно идти в комментообмен.
Итак, постараюсь пошире описать свои впечатления.
Для меня сюжет начал прорисовываться со слов: — Ишь, дремлет, как младенец Иисус в яслях, — кто-то сказал громко и насмешливо над всклокоченной Кирюхиной макушкой.
Т.е. когда к Кирюхе пришли гости.
До этого было не очень понятно сколько ему лет, кто он такой, на каком положении они с матерью жили, что за железный навес… да, это все играет на интригу, но с первого прочтения был неприятный сумбур в голове. Плюс между начальными фрагментами есть большой перерыв во времени, если я правильно понял, но в тексте это не ясно.
Сегодня я еще раз прочел начало и, конечно, уже все оказалось куда понятнее со второго-то раза :)
Почему смутило вчера? Возможно богатый язык и сочные описания местности, внешности, мыслей не давали легко продраться сквозь описываемые события. Все время отвлекаешься то на «лисы, бывает, дохлыми притворяются, чтобы добычу обмануть», то на " «Как у телушки на ***душке», — говорила о его мужской растительности языкастая соседка Любка." Вот и думаешь, какие лисы, какая Любка?
Язык замечательный, выразительные образы складываются. А в Якутии и сейчас есть шаманы. И местные почитают их. И места захоронений старых шаманов считаются… ну, не то чтобы проклятыми, но мимо них стараются не ходить.
И люди в Якутии пропадают часто при загадочных обстоятельствавах.
В вашем рассказе в этом виновны инопланетяне или древние, а не шаманы — хотя эти понятия не взаимоисключающие
Единственное, с чем я не согласилась сначала — позитивный окрас заключения. То есть спокойное и положительное принятие Василием того, что люди пропадали в котловане. Но потом подумалось, что наш мир — не то, о чем стоит так уж жалеть. Да и исчезновение в нашем мире совсем не означает смерть.
А ещё немного несправедливо, что Кирюхе способности проводника достались через боль и кровь, а Василию — намного проще.