Последний шаг в будущее

Форма произведения:
Повесть
Закончено
Последний шаг в будущее
Автор:
Иван Че
Связаться с автором:
Аннотация:
Бог умер. В вечное небытие вслед за своим создателем канет и мир. Но человек не умрёт, нет. Ему проще уподобится богу, занять его место в опустевшем пантеоне небес, чем смириться с неизбежным финалом. Когда реальность и виртуальность сольются воедино – жизнь и смерть окажутся пустым вымыслом, а память – человеком… Вы готовы к приходу новой эпохи – эпохи бессмертия и всемогущества? Всего один шаг – и добро пожаловать в будущее.
Текст произведения:

Последний шаг в будущее

 

            Часы показывали 14:35 по Москве и я хорошо знал, что это значит. Через 25 минут террорист начнёт убивать заложников. По одному каждые 10 минут, пока не будет выполнено его единственное требование – очень необычное, но, возможно, вполне осуществимое. Эх, как хорошо было бы во всём разобраться раньше, чем силовики закончат операцию.

            Я достал из кармана своего плаща телефон и нажал клавишу «быстрого вызова». Через секунду в динамике раздались мелодичные басы и голос Кипелова:

            «Я свободен от любви,

            От вpажды и от молвы,

            От пpедсказанной судьбы

            И от земных оков,

            От зла и от добpа.

            В моей душе нет больше места для тебя!»

 

            – Ну? Что там? – послышался, наконец, недовольный голос, весьма далёкий по мелодичности от тенора Кипелова.

            – От работы ты ещё не свободен, Вася, – привычно поздоровался с офисным засранцем из редакции.

            – Ага, не сплю вторые сутки. Не пора бы ей пойти лесом? – устало отмахнулся засранец.

            Я охотно согласился:

            – Пойду. Но сначала ты кое-что для меня сделаешь.

            – Если только быстро. Мне ведь ещё монтировать всю эту кровавую порнушку, что ты понаснимал…

            – Ты не думал сменить мелодию на гудке? Ничего против Кипелова не имею, но три года слушать его по 20-30 раз в день – сможет не каждый поклонник отечественного металла.

            – Искусство – бессмертно, сынок! – авторитетно заявил Вася и, резко сменив интонацию, подозрительно поинтересовался, – Ты мне ради этого звонил?

            – Не только. Мне нужно чтобы ты проверил одного человечка по всем доступным нам базам. Сейчас… – придерживая трубку левой рукой, правой я аккуратно извлёк из внутреннего карма миниатюрную записную книжку и, открыв на нужной странице, прочитал, – Гордецкий Артур Николаевич. Профессор Гордецкий. Нам нужно знать о нём всё.

            – А кто это? Пособник террориста?

            – Это я хочу услышать от тебя, Вася. Террорист требует, чтобы к нему доставили этого профессора…с необходимым оборудованием до 15:00. Если требование не выполнить – он начнёт отстреливать заложников.

            – Вау! Да ты попал в нужное время и в нужное место. Если он начнёт палить по людям, а у тебя хватит мозгов найти подходящий ракурс – это будет здорово! Мы поднимем рейтинг на несколько порядков и оставим позади все эти грёбанные социальные сети. Наверняка получишь годичную премию за один такой репортаж, – красочно расписал мне засранец перспективы на будущее. 

            – Как бы он меня не пристрелил – я в первых рядах вместе с «мусорами», если что. Тут мент знакомый помог «вписаться», так что ракурс – будет.

            Честно говоря, я не разделял надежд засранца на сенсацию и длинный рубль. Здесь, перед входом в торговый центр в осенней и, несмотря на середину дня, полусумрачной прохладе, под ледяными порывами ветра, безобразно раздувающего полы плаща, хотелось лишь одного – попасть в тёплое и хорошо освещённое место. К примеру, поменяться местами с засранцем, который сейчас маленькими глоточками пьёт горячий кофе и курит сигарету за сигаретой в своё удовольствие… Впрочем, последнее могу себе позволить и я.

            Вытащив из кармана пачку никотиновой дряни, я аккуратно выудил одну из этих коротких смертоносных палочек, на века пропиаренных Минздравом и гавнюками из ВОЗ, прикурил и громко закашлял после первой же затяжки… Ещё одно напоминание о том, что когда-нибудь я сдохну от рака лёгких или туберкулёза…если, конечно, раньше меня не пристрелит какой-нибудь террорист.

            – Сохраняй спокойствие! Это же круто! Рейтинг взлетит ещё больше, а твоя премия достанется мне, – вполне искренне и радостно воскликнул Вася. – Ты только представь заголовки газет и экстренных выпусков новостей! «Журналист погиб в прямом эфире собственного репортажа!», «Оператор снял собственную смерть!», «Номинант на премию Дарвина – снова из России». А прикинь, как взвоет вся эта либеральная шваль из оранжевой прессы? Мол, опять в Рашке безнаказанно убивают журналистов – МВД бессильно, а то и специально подставляет под удары «независимые» СМИ. Какой-нибудь мудак, вроде Андрея Кузнецова, обязательно предположит, что тебя кончил не террорист, а фээсбэшник – слишком много знал. Эх, главное, чтобы он камеру не повредил, когда в тебя стрелять будет…

            – Спасибо за добрые слова, засранец, – перезвони, как найдёшь что-нибудь об этом Гордецком, – прокашлявшись, спокойно ответил я и отключился.

            Оранжевымизасранец называл западно-ориентированных либералов и гавнюков, которых бомжеватые патриоты именуют «пятой колонной». Будучи классическим «правым» – то есть жирным ублюдком, читающим «Спутник и погром» и пожирающим тонны пончиков с кофе, работая в офисно-планктонной свиноферме нашей редакции – Вася всем своим сердцем, к 30 годам так и не познавшем любви, ненавидел «цветные» политические взгляды. В немилость к нему попадали все цвета радуги: от «красных» до «зелёных». Подозреваю, что большую часть своего рабочего времени он тратил на их информационный геноцид.

            Очередной порыв ветра с корнем вырвал тлеющий уголёк из зажатой у меня в зубах сигареты. Пришлось выкинуть и достать ещё одну. Зима в этом году обещала быть ранней – на дворе начало октября, а температура уже заметно приближалась к отметке в 0C. Лёгкий плащ не спасал ни от ветра, ни от осенней стужи.

            Я взглянул в видоискатель камеры. Там, прямо в центре кадра, приближённого в х-кратное количество раз мощным зумом, за стеклянными дверями торгового центра, деловито прохаживался террорист. Длинноволосый худосочный парень интеллигентного вида, в узких очках и с АК-74 на плече. Он не боялся штурма, снайперов, газовой атаки и прочих «подарков» ребят из структуры, которая «нас бережёт». В левой руке он крепко сжимал штуковину, которую один из ментов назвал «взрывателем» – пламенный привет от арабских террористов с Ближнего Востока. Стоило ему чуть расслабить пальцы и радиосигнал удерживающий детонатор от активации исчезнет. Последний был встроен в большой походный рюкзак, бесхозно валявшийся неподалёку – от самого дна и до клапана забитый пластинами, с виду похожими на куски хозяйственного мыла и в беспорядке разбавленными стальными болтами, гайками и гвоздями. Выходило, наверное, килограмм пятьдесят – никак не меньше. В случае, если террорист разожмёт пальцы или кто-то из оцепления использует средства радиоэлектронной борьбы и заглушит сигнал – торговый центр разнесёт к чертям, вместе с двумя дюжинами заложников, частью полицейских и солдат внутренних войск, наивно сомкнувших кольцо в каких-то пятидесяти метрах от входа. Заложники лежали лицом вниз в длинном широком проходе около касс центрального гипермаркета – бежать они не могли, так как были скованы друг с другом стальными наручниками, предусмотрительно принесёнными террористом. Причём крайний левый и крайний правый в цепочке были надёжно прикованы к железному ограждению возле касс. Таким образом, они не могли вырваться из рук захватившего их человека ни по одному, ни группами, ни все разом.

            Я взглянул на часы: 14:50. Через 10 минут умрут первые заложники. Неужели правительство не может подключить к переговорам этого профессора…Гордецкого, кем бы он не был, мать его? С оборудованием…

            Террорист не выказывал никаких признаков волнения, разве что часто курил и посматривал на часы. Иногда он подходил к заложникам и что-то говорил им. Эх, жаль ничего не слышно. Смертоносный рюкзак, забитый взрывчаткой, располагался в самом центре шеренги заложников. Для пущего удобства «взрыватель» террорист прикрепил к цевью автомата и продолжал крепко сжимать его левой рукой, взяв оружие наизготовку. Я оторвался от видоискателя и огляделся.

            Напротив входа в торговый центр среди быкообразных омоновцев возвышался большой матово-чёрный БТР, вонявший соляркой и жжёной резиной. На его броню неловко поднялся человек в форме в цвет машины, бронежилете и погоном полковника на рукаве. В руках он держал штатный полицейский мегафон. Полковник прокашлялся и, включив «матюгальник», хрипло, но спокойно проговорил:

            – Уважаемый… уважаемый, Иван Юрьевич! Спешу сообщить, что все ваши требования выполняются! Прошу вас взять трубку телефона, по которому мы с вами разговаривали. Повторяю – возьмите трубку, нам необходимо обсудить с вами некоторые тонкости.

            Я снова глянул в видоискатель камеры. Террорист, казалось, не обращал внимания на рвущего связки полковника и не думал брать телефон. «Переговоры окончены, – всем своим видом демонстрировал молодой человек. – Выполняйте требования или погибнут люди».

            – Уважаемый! Мы выполним все ваши требования! Профессор уже в пути. Повторяю: профессор уже в пути. Мы делаем всё от нас зависящее, но, к сожалению, на момент выдвижения ваших требований, он находился в другом городе, поэтому прибыть к 15:00 со всем оборудованием он не успеет! Прошу: будьте терпеливы, дайте нам отсрочку! Не убивайте невинных людей!

            Может мне показалось – Иван Юрьевич кисло улыбнулся – после чего направил автомат в нашу сторону и дал короткую очередь.

            – Ба-ба-ба-ба-ба-ба-бам!.. А это уже не показалось.

            – Чёртов ублюдок! – непроизвольно выкрикнул я и машинально упал ничком на землю.

            В такт со мной с брони БТРа спрыгнул разговорившийся полковник и тотчас спрятался за спины ощетинившихся бронированными щитами омоновцев. Однако все пули прошли над головами и никого не задели.    

            – Чёртов сумасшедший! – услышал я шипящий от ненависти голос полковника.

            Иван Юрьевич Рублёв. Московский программист – из тех, что месяцами проводят по ту сторону монитора и способны зарабатывать там любые деньги. Развлекаются и отдыхают такие, как он – там же. Даже жён и любовниц ищут через Интернет и разве что едят и сексом занимаются в реальности. Впрочем, я слышал – эту проблему тоже решили или решают…ну, переносят в электронный формат в смысле.

            Иван Юрьевич Рублёв. Не женат. О любовницах ничего не известно. В армии не служил, оружие, вероятно, держит впервые в руках. Автор пары десятков программ и решений для защиты компьютеров и серверов от вирусов. Работал в одной известной компании – разработчике антивирусов. Является известным в узких кругах сетевым вирусологом. Вероятно, сам разрабатывал вирусы. Вероятно, хакер…

            Рублёв Иван. Ваня Рублёв – хилый очкастый задрот, живущий в своих программах, вирусах, играх и давно позабывший, что такое реальность. Зачем такому человеку брать в руки автомат и захватывать торговый центр?

            Деньги? Вряд ли. Профессиональный сетевой вирусолог и высококлассный программист официально зарабатывает не меньше депутата, а то и президента.

            Слава? Тоже не то. Человеку, живущему в импульсах электрических сетей, она не к чему. Ему просто наплевать на неё.

            Ну что же тогда? Что? Зачем ему понадобился этот чёртов профессор? Переиграл во всякие Посталы и съехал по фазе? Тоже сомнительно. Для специалиста в области сетевой вирусологии, которому знакомы все слабые места любого антивируса, брать в руки реальный автомат – банально до отвращения. Сойди он с ума, он бы обязательно натворил что-нибудь в сфере своей компетенции – в Сети.

           Так, например, как это сделали в своё время русские хакеры, устроившие такой переполох в Пентагоне, как подтверждённые данные о двух тысячах российских боеголовках, благополучно преодолевших Антлантику. Лучшие отделы ЦРУ и ФБР потратили тогда около десятка лет, что бы установить личности взломщиков. Что в сравнении с этим банальный захват заложников?.. Что ж, будем надеяться, что как только засранец выяснит, что за рыба этот профессор – ситуация немного прояснится.

           Я поднялся с земли и стал стряхивать с себя следы осенней грязи. В этот момент зазвонил телефон. Я взглянул на часы: 14:57. Взял трубку.

          –Ну что? Как там наш Ванёк? Пристрелил кого-нибудь? – весело поинтересовался засранец.

          –Будешь монтировать – увидишь. Картинка нормально идёт?

          –Угу. Я уже кое-что разместил на первой полосе. Ты бы там хоть комментировал события, а то просто снимаешь и снимаешь…

          Я недовольно фыркнул:

          –Я тебе не «сам себе режиссёр», Вася. На такие дела посылают корреспондента и оператора – по отдельности, а не в одном лице! И зарплату им платят по отдельности, а не умещают всё в одном гонораре. В меня тут стреляют, я замёрз как собака и измазался в луже, укрывшей меня от пуль этого маньяка. Хочешь, чтобы я в таком виде выходил в кадр? Да ещё и спиной к этому стрелку?

         –Ого, уже стрельба пошла?! Круто! Тебя не задело? Если заденет – обязательно засветись перед камерой – запечатлеть свою рану для народа и истории.

         –Тебе только кровь и мясо посвежее подавай.

         –Это не мне – народ у нас такой, – философски вздохнул Васёк. – Я, собственно, по делу звоню. Твоего профессора нет ни в одной из доступных баз, включая МВД и той, что нам сливают твои друзья из других служб. При этом мне удалось выяснить, что в некоторых базах он ранее числился, но по каким-то причинам информация была удалена. Он был даже в нашей базе, но с год назад кто-то из тех организаций, которые курируют работу всех СМИ в интересах Его Величества, удалил все файлы с этой фамилией без возможности восстановления. Единственное, что мне удалось найти – не в базах, а банально в Интернете через поисковик – это то, что в 1999 году Гордецкий А.Н. закончил Омский государственный технический университет по специальности «инженер ЭВМ». С золотой медалью, между прочим. И всё! Ни строчки больше, никакого упоминания – нигде! Секретный орешек – твой профессор.

         –Судя по всему, этот Рублёв что-то узнал, чего ему знать не следовало…и нам, разумеется, тоже… Пообщаться бы с ним.

         Засранец, услышав мои слова, резко вставил:

         –Только больно не умничай там без предварительных договорённостей с ментами: арестуют и изымут все материалы к чертям!

         –Не гунди, Васёк, разберёмся! – машинально ответил я и отключился.

         В торговом центре происходило какое-то движение. Я взглянул в видоискатель. Несколько заложников поднялись и под прицелом автомата медленно выходили на улицу. Две молодых девушки и мужчина. Все трое бледные от страха и с трясущимися губами. Рублёв шёл позади в трёх-четырёх шагах от них. Я взглянул на часы: 15:02, как по расписанию. «Понеслось… Получай своё мясо, свою свежую кровь, засранец и всё то быдло, которое затем будет десятки раз пересматривать эти кадры на нашем сайте»…

          –15:02 по Московскому времени. Мы видим, как террорист выводит на улицу трёх заложников, вероятно для того, чтобы исполнить свои ужасные угрозы, – проговорил я в микрофон, фокусируя объектив камеры на Рублёве и трёх вероятных жертвах.

          Тем временем заложники и террорист вышли из торгового центра и оказались на улице под прицелами сотен кинокамер, тысяч винтовок и десятков тысяч телефонов. Рублёв что-то неторопливо объяснил мужчине, держа всех троих под прицелом. Заложник согласно закивал и вроде как немного успокоился. Затем террорист указал в нашу сторону, и мужчина неожиданно быстро побежал…прямо к линии оцепления. Я навёл объектив камеры на беглеца и потянулся за пачкой сигарет. Засранец как-то советовал брать для таких случаев поп корн, но тут – кому что. Впрочем, ситуация скорее всего ещё далека от трагичной – я уже сталкивался с таким. Скорее всего, Рублёв отпустил одного заложника, чтобы передать с ним новые требования. Но не исключено и то, что на полпути к свободе он прошьёт его длинной очередью – так любят делать те, кто занимается терроризмом под «дурью». Ещё вероятно, что пиджак заложника нашпигован взрывчаткой, и его жизнь оборвётся, как только он окажется в окружении полицейских…

           Впрочем, я всё же решил рискнуть и стал вместе с камерой быстро перемещаться к тому месту, куда подбегал мужчина.

           –У вас осталось десять минут! – ещё на ходу закричал освобождённый заложник. – Он дал вам последнюю отсрочку – десять минут и не больше! Если за это время он не увидит Гордецкого, то у всех на глазах расстреляет двух девушек и продолжит убивать по одному человеку каждые десять минут, как и обещал!

           Навстречу мужчине выбежали трое омоновцев и тотчас закрыли его своими щитами. В один миг бывшего заложника окружила толпа из врачей, спасателей, журналистов, сапёров, штабных офицеров и прочего планктона кормящегося за счёт всякого кровавого дерьма. Пришлось перевести объектив камеры с него обратно на террориста – с ним всё было ясно. И вдруг, точно в опровержение моих мыслей, мужчина, немного отдышавшись, добавил:

           –Ещё он требует журналиста с видеокамерой и прямую трансляцию на популярные каналы телевидения или Интернета.

            Вот как! Думаю, мы с засранцем вполне подходим под эти требования. Эфир, конечно, будет не самым прямым…но будет и оперативно. Прокрутив эту мысль в несколько мгновений, я в те самые доли секунды, когда все остальные осмысливали суть нового требования, что есть мочи рванул вперёд, крепко ухватив камеру обеими руками.

           –Куда, сука?! Стоять! – всклокотал мои мембраны разъярённый голос за спиной.

           Тотчас к нему добавился рык полковника с мегафоном:

           –Стой, стрелять буду!   

           В такт ему кто-то демонстративно передёрнул затвор.

           –Пёс с вами, суки. Не будете вы стрелять… – не оборачиваясь, гаркнул я себе под нос и потом громко добавил, – Вы же слышали его требование! Мне не наплевать на жизни моих сограждан, в отличие от вас!

           Надеюсь, попал в ваше самолюбие, мудачьё.

           И ещё надеюсь, что через минуту или две, когда засранец дойдёт до монтажа этого момента, он подавится своим пончиком или захлебнётся кофе... Впрочем, вскоре он засияет и радостно выругается, всем телом почуяв лучи жаркого тропического солнца и тёплые воды Средиземного моря – внеочередной заслуженный отпуск за успешную работу. С другой стороны, главред может и не счесть работу засранца заслуживающей отдельной награды. А вот мне… Теперь меня либо с хрустом выкинут из издания, попутно заведя уголовное дело, либо окутают лаврами славы и присудят какую-нибудь премию. Пан или пропал…

          Уж не знаю, что больше повлияло на моё решение – надежда на благополучный исход или стремление первым узнать о том, что хочет сообщить этот Рублёв и кто такой Гордецкий. Хотя, если уж быть до конца откровенным, сказалось банальное желание оказаться в тепле и свете – там, где нет этого промозглого осеннего ветра.

         Так или иначе, через пару минут я стоял перед террористом и старался не смотреть на перепуганных до полусмерти заложниц. Рублёв внимательно оглядел меня с ног до головы и неохотно поинтересовался:

         –Федерал?

         –Я журналист. Штатный корреспондент новостного интернет-издания ***.com. Вот моё удостоверение.

         Я медленно залез во внутренний карман и извлек оттуда документ, демонстрируя его Рублёву.

        –Оружия и жучков при мне нет. Мы работаем посредством «экспресс-монтажа». Это почти как в прямом эфире – всё снятое мгновенно передаётся в наш офис через мобильный Интернет и уже через 5 – 10 минут появляется на сайте. Чтобы вы не питали иллюзий – смею вас уверить, что в России на центральных каналах прямого эфира не существует априори. Всё, что демонстрируется на ТВ с пометкой «прямая трансляция» – проходит через «экспресс-монтаж».

        –Да, я знаю, – еле заметно улыбнулся террорист. – Допускаю, что ты можешь быть и вправду тем, за кого себя выдаёшь.

        Рублёв извлёк из кармана сигарету и закурил. Я машинально потянулся за пачкой. 

        –Разрешите? – наполовину вытащив её из кармана и вдруг полностью осознав, где и с кем нахожусь, спросил я.

        –Кури, – разрешил террорист и взглянул на часы. Я тотчас последовал его примеру.

        15:09. Закурив, я поинтересовался:

        –Скажите, вы действительно начнёте убивать через две минуты?

        –Через минуту. Я слов на ветер не бросаю, тем более в таком деле. Очевидно, правительству настолько наплевать на своих граждан, что оно даже не пытается сделать вид, что спасает заложников.

        Рублёв перевёл взгляд на двух достаточно красивых, стоявших перед ним девушек – двух первых вероятных жертв. Если полиция не выполнит его требований, то жить им оставались считанные секунды. Почему-то, осознав это, я почувствовал прилив отвращения – не к террористу, а к полицейским, окружившим торговый центр, словно банда орков осаждённый Минас-Тирит.

        –Что невыполнимого в вашем требовании? Почему они медлят, рискуя жизнями заложников? – нацелив камеру на лицо террориста, спросил я.

         –Оно вполне выполнимо, – пожал плечами Рублёв. – Я не требую ни денег, ни самолёта до Ирака, ни чьей-либо смерти, ни независимости какой-нибудь республики. Мне просто нужно поговорить с одним человеком и попросить его кое-что сделать для меня.

         –Почему же они не выполняют ваши требования?

         –Полагаю, что они не хотят, чтобы в результате нашей встречи всплыла информация о кое-каких секретных и откровенно незаконных делишках… – нехотя предположил Рублёв.

         –О каких делах вы говорите?

         –Я говорю о незаконных экспериментах над человеческим сознанием и над человеческой…жизнью.

         –То есть опыты над людьми? О каких экспериментах вы говорите? Их санкционировало правительство? Почему они так бояться, что мы узнаем правду? – быстро спросил я, мысленно рисуя лицо засранца, в тот самый момент, когда он увидит и услышит это.

         –Опыты над людьми? Хм…можно и так сказать. Да, это были опыты над живыми людьми. Чрезвычайно секретные. Скажем так: кое-кто сумел сбежать…уже после. И мне удалось связаться с ним – отсюда я обо всём и узнал и затеял эту…акцию…

         –Что значит «после»? После чего? – почти перебил я, демонстрируя своё нетерпение.

         –После…эээ…миграции, – неуверенно ответил Рублёв.

         –Значит, вы разговаривали с жертвой эксперимента? О чём он вам рассказал? Что такое «миграция»? Где вы с ним встретились? – быстро продолжал я свой информационный блицкриг, не давая террористу времени пораскинуть мозгами и вспомнить о том, что минута, которую он дал силовикам на выполнение требований уже истекла. Впрочем, безуспешно.

         –Не слишком ли много вопросов? – резко оборвал меня Рублёв и, взглянув на часы, навёл ствол автомата на одну из девушек.

         –Постойте! – резко закричал я, заметив какое-то движение в строю оцепления. – Они, кажется, что-то готовы предложить!

         Я не блефовал. На броню БТРа вновь взбирался давешний полковник с большим мегафоном наперевес.

         –Не стреляйте! Не стреляйте! – с ходу выпалил он, ещё не взобравшись на самый верх машины. – Мы выполнили все ваши требования. Профессор Гордецкий уже подъезжает, вы встретитесь с ним через минуту.

         –Отлично! Отсрочим вашу смерть ещё на одну минуту! – весело заявил он девушкам и затем посмотрел на меня. – А вы заслужили право на ещё один вопрос. Пока только один. Чего вы хотите знать?

         –Что такое «миграция»?

         –Хм…смотря с какой стороны посмотреть на этот термин.

         –С точки зрения современной науки, – наугад буркнул я.

         –Отделение сознания от всех биологических процессов, поддерживающих жизнь в теле человека, – невозмутимо ответил Рублёв.

         –То есть – смерть?!

         –А это уже второй вопрос! Теперь заткнитесь, пожалуйста, просто заткнитесь.

         Подавляющее большинство современных террористов являются выходцами из мусульманских сект. Их пренебрежительное отношение к своим и чужим жизням обуславливается, как правило, лошадиной дозой наркотиков и фанатичной верой в лучшую загробную жизнь. Они совершают свои акции, зная, что обречены на верную смерть, лишь благодаря непоколебимой уверенности в том, что это лучший и самый быстрый способ попасть к Аллаху. Смерть для них – это миграция из ада в рай. Но все эти шахиды, смертницы, кавказские «бойцы сопротивления», ваххабиты и иные последователи священной идеи «Аллах-бабах» – в абсолютном большинстве случаев – это молодые люди, спустившиеся с гор, жившие до того с овцами и баранами в маленьких бедных деревнях, где со времён пророка Мухаммеда, собственно, ничего не изменилось. Эти люди, не видевшие самых простых благ цивилизации и не знавшие никаких наук, кроме животноводства и скотоложства, абсолютно безграмотны и, извините за выражение, глупы. Настолько глупы, что не способны понять элементарных вещей, вроде того, что «стрелять вон в того дядю» или «взрывать вон тот офис» – это плохо. Именно благодаря глупости и необразованности, нашим западным «партнёрам», как их часто называет Хозяин, удаётся превращать этих молодых людей в ненавидящих всё, к чему можно употребить прилагательное «русский», грубых, агрессивных и требующих крови, варваров. Готовых умирать и, главное, уничтожать себе подобных.

         Но что могло заставить взять в руки оружие русского интеллигента – человека с хорошим образованием и высоким стабильным заработком? Человека, живущего и работающего в самом современном пространстве? Человека, одной ногой уже шагнувшего в будущее? Человека, опередившего всех этих небритых исламских гоблинов в развитии, пожалуй, на пару миллионов лет?

        Рублёв не был пьян, не употреблял наркотики и явно не верил в рай для убийц. Спокойный адекватный и воспитанный молодой человек…

        Ну, да – угрожает убить десяток-другой себе подобных, рассказывает непонятные байки про какую-то «миграцию» и секретные эксперименты – с кем не бывает? Во всяком случае, речь его была логичной и последовательной, и он продолжал производить впечатление человека, абсолютно отдающего себе отчёт в том, что делает. Всё это было, по меньшей мере, странно и непонятно, а потому мне захотелось, во что бы то ни стало, докопаться до его истинных мотивов.

        Среди спецназовцев и солдат снова началось какое-то движение. Неожиданно цепочка оцепления разорвалась, создав небольшой коридор, и нашим взглядам предстала забавная картина.

         Со стороны МКАДа на огромной скорости к месту событий приближался автомобиль. Ярко-красный Peugeot 206 сс с открытым кузовом, типа кабриолет – не лучший вариант для середины октября, хоть и весьма впечатляющий. Водитель лихо управлялся с машиной и существенно обгонял два полицейских автомобиля сопровождения с включенными проблесковыми маячками. Со стороны казалось, будто это не почётный эскорт, а настоящая погоня.

        Снизив скорость, «пежо» подъехал к БТРу, возле которого столпилось несколько офицеров полиции. Водитель иномарки бросил пару слов полковнику с мегафоном, после чего резко дал «газу» и рванул прямо к входу в торговый центр.

        Рублёв заулыбался. Его глаза заблестели от радостного возбуждения. Не пытаясь скрыть своего восторга, он вдруг посмотрел на меня:

        –Если всё получится, то вскоре вы станете свидетелем исторического события! Оно перевернёт весь мир! Всё человечество!

        –О чём вы говорите, простите, я не понимаю… – честно признался я.

        –Сейчас поймёте… – пообещал террорист и повернулся лицом к подъезжавшей иномарке.

        Водитель «пежо» круто развернул автомобиль буквально в трёх метрах от нас, остановился и спокойно вышел из машины.

        Мужик как мужик. Достаточно молодой – на вид лет 35-40, не больше. Взгляд уверенный, на щеках щетина. Глаза светло-голубые. Крупная голова правильных форм увенчана короткими тёмными волосами, прямые черты лица излучают силу и гармонию. Такие, наверняка пользуются успехом у женщин. Он был одет в красный спортивный костюм с большой надписью белыми буквами на груди – «СССР» и в белые беговые кроссовки – человек, больше похожий на успешного оперативника, чем на профессора, замешанного в незаконных делишках. Однако террориста это ничуть не смутило.

        Мужик окинул нас недоверчивым взглядом и не торопясь, выудив из кармана удостоверение, представился:

        –Профессор Гордецкий. Артур. Кто из вас хотел меня видеть?

        –Наверное тот, кто захватил ради этого заложников, – чуть улыбнувшись, заметил Рублёв.

        –Это понятно. А вот кто из вас это сделал – для меня вопрос ещё открытый, – спокойно ответил человек, представившийся Гордецким.

        – Наверное, тот, у кого в руках автомат и взрыватель, – пожав плечами, предположил Рублёв.

        –Вполне допустимо, но нелогично. На сегодняшний день это лишь сложившийся стереотип. Впрочем, если вы настаиваете, то вопрос исчерпан. Я готов вас выслушать. Или вы вытащили меня сюда лишь для того, чтобы убить?

        –Нет, но, полагаю, вы и так знаете с какой целью сюда приехали…

        –Возможно. Отпустите заложников и обсудим детали ваших требований.

        Гордецкий был абсолютно спокоен. Рублёв тоже не испытывал страха и никак не выказывал волнения – скорее неудержимую радость и восторг. Однако их разговор почти не имел интонаций. Он был какой-то неживой что ли. Будто…будто сухие слова в некоем  рабочем чате, суть которых сводилась лишь к максимально быстрой и простой передачи смысловой нагрузки, без тени намёка на эмоциональную окраску.

         –Ок. – Рублёв так и произнёс это слово – не «окей», а «ок», после чего повернулся к побелевшим от страха и ничего не понимающим девушкам, – Вы свободны, можете уходить.

        Однако заложницы продолжали стоять на месте и смотреть широко раскрытыми глазами на террориста. Я навёл на них объектив камеры. Неожиданно к ним повернулся Гордецкий:

        –Бегом отсюда, шлюхи, безмозглые! Вас отпустили – рая сегодня не будет! Валите жить, рожать и продолжать радоваться этому дерьму. Бегоооом, марш!

        На сей раз голос профессора был наполнен эмоциями – он приказывал, а не просил. В нём можно было различить нотки радости и одновременно отвращения. Тем не менее, блондинкам понадобилось ещё пара секунд, чтобы переварить услышанное, после чего, наконец, они побежали в сторону оцепления.

        –Так-то лучше, – заключил Гордецкий, вернувшись к своему привычному безэмоциональному тону. – Итак, озвучивайте ваши требования за жизни остальных заложников.

        –  Всему своё время. Для начала я хочу, чтобы вы рассказали перед объективом камеры этого журналиста с портала ***.comо проекте «Миграция», над которым вы работаете с 2009 года – проекте всей вашей жизни…самом секретном проекте российских спецслужб, о котором должны узнать все!.. Ибо, рано, или поздно, это в корне изменит весь род человеческий.

        Мне показалось или Гордецкий впервые напрягся и внимательно вслушивался в каждое слово террориста. Сглотнув, он, вдруг, неожиданно глухо спросил:

        –Откуда вам известно?..

        – Рублёв широко улыбнулся:

        –Всё гораздо проще, чем вы можете предположить – вы и вся ваша служба безопасности. Знаете, что проект удался?.. ОН мне сам лично рассказал!

        –Постойте: кто рассказал?

        –Профессор, не ломайте комедию. Его настоящее имя больше не имеет значения. У вас он проходил под кодовым именем «Шептун».

        –Шептун?! – почти выкрикнул Рублёв – безэмоциональную маску робота-автоответчика с него сорвало окончательно. – Но как?!

        –Мне удалось поймать его в одной…

        –Поймать?! – переходя почти на истерический крик, воскликнул профессор. – Это невозможно!

        –Оказалось, возможно. В вашей службе безопасности дилетантские вирусологи, – едва заметно улыбнулся террорист. – Так вот, я наткнулся на него в одной онлайн-игре, где, собственно, мне и удалось его поймать…

        –В игре?! Но что он там делал? Я ничего не понимаю…

        –Играл. Включите воображение, профессор. Нужно же как-то проводить время… которого у него теперь…предостаточно.

        –А вы что там делали?

        –Вот это более конструктивный вопрос. Я тестировал новые системы взлома подобных игр. Именно благодаря этим тестам мне и удалось выйти на Шептуна.

        –Каким образом?

        –Дело в том, что не заметить Шептуна, играя с ним в одну игру было невозможно. За какие-то пару месяцев он стал самым известным игроком сервера. Шептун был способен без труда убить любого оппонента, даже самого могущественного и сильного в рамках той игры.

        –Он обладал какими-то недоступными для других игроков способностями?

        –В том то и дело, что нет! Он был не очень высокого уровня, хотя качался быстро. Его экипировка была далека от самой лучшей. Скажем так: в игре было огромное количество персонажей, по всем характеристикам, гораздо сильнее Шептуна. Но, ни один из них, ни разу так и не смог его убить. Шептун побеждал всех: будь то честная дуэль или внезапная атака. В некоторых случаях, когда победа в силу механики игры была невозможна, он просто убегал или успешно скрывался.

        –Простите, что перебиваю, – неуверенно вклинился в этот безумный диалог и я, как только Рублёв замолчал, – Но я не совсем понимаю – как такое возможно в рамках одной игры? Если кто-то явно сильнее – каким образом он может проиграть?

        –Вопрос к месту, – согласился Рублёв. – Ответ прост: он делал все правильно. Как бы это объяснить... Он всё предусматривал и максимально рационально использовал умения своего персонажа, идеально владея всеми его способностями и возможностями, равно как и другими обстоятельствами боя: окружающим ландшафтом, количеством противников, расстояниями… Знаете, как в американских боевиках, где один Сталлоне с автоматом убивает батальон солдат. Иначе говоря – он был идеальнымигроком, самым лучшим из тех, кто когда-либо брал в руки мышку…

        Но я, разумеется, в это не верил. В наше время, в эпоху высоких технологий, я никогда не поверю, что человек, имея столько соблазнительных возможностей достичь любого результата с помощью своих или чужих изобретений, не соизволит воспользоваться ими. Это как копать лопатой траншею, когда рядом стоит экскаватор. Или как отправится пешком в Китай, имя на руках билет на самолёт до Пекина.

        Онлайн-игры – не исключение. На сегодняшний день там абсолютно все пользуются разрешёнными или запрещёнными программами, упрощающими процесс игры. Поэтому я с самого начала не верил и в честность Шептуна. После того, как он убил моего персонажа десять раз подряд, несмотря на мои более высокие показатели уровня и экипировки, и с дюжину читов – запрещённых программ-решений, помогавших мне успешно убивать других игроков, я решил вывести его на чистую воду. Разумеется, интерес был не только личного характера. Меня интересовали читы, которые он, как я тогда думал, активно использует. Мне они виделись чем-то гениальным, так как внутри самой игры вычислить их было невозможно – абсолютно никаких зацепок. Идеальное преступление.

        Хакнуть персонажа внутри обычной он-лайн игры – дело плёвое для опытного хакера, впрочем, как и для простого честного программиста-вирусолога. Сохраняешь стартовый файл Неотрояна в папку «систем» клиента и при запуске он заражает игровые сервера. Ну, разумеется, заранее пишешь простенькую поисковую прогу нацеленную на искомого персонажа и вставляешь её в вирус. Она срабатывает, как только запускаешь клиент с игрой, и в считанные секунды ты получаешь обратную связь с IP потенциальной жертвы. Дальше – дело техники. Бомбардируешь адрес типовыми вирусами до тех пор, пока все его антивирусы не выкинут белый флаг и ты не получишь полного доступа к компьютеру. Для меня это была бы простейшая операция…если бы речь шла об обычном игроке.

        Рублёв замолчал и выудил из пачки очередную сигарету. Закурил. Потом, вдруг, повернулся в сторону торгового центра и сделал приглашающий жест рукой:

        –Может, пройдём в моё скромное убежище? Зябко как-то на улице, того и гляди дождь хлынет.  

        –Как скажете, – пожал плечами Гордецкий. – Так что у вас вышло с Шептуном?

        Профессор и террорист неспешным шагом двинулись к входу в торговый центр. Не выпуская этих удивительных людей из объектива, я двинулся следом.

        Заложники, надёжно скованные наручниками, продолжали лежать в зале торгового центра перед кассами. Я не заметил на их лицах страха – они не боялись поглядывать на террориста и на нас, тихо переговаривались между собой и шевелились, пытаясь поудобней устроиться в столь неудобном положении.. Они больше походили на людей, оказавшихся в какой-то нелепой неприятной ситуации, чем на заложников. Грибники, набравшие полные корзины грибов, но заблудившиеся на обратном пути и вынужденные прижаться друг к другу, чтобы не замёрзнуть в лесу холодной осенней ночью. А ещё сковавшие друг друга за руки, чтобы никто не потерялся и в полночь никого не похитило приведение. Ну и одежда не у всех «грибная» – туфли на каблуках, платья, лакированные ботинки, шубы, пальто и джинсы. На первый взгляд выглядело это всё нелепо, а не угрожающе. 

            – Так вот, – по-хозяйски остановившись в центре зала, тем временем продолжил Рублёв, – У Шептуна просто не было IP

            – Что значит – не было?! – Каким образом он тогда перемещался по просторам сети? И тем более – как он зарегистрировался в этой игре?

            – Очень просто. Я вычислил его IP, как мне тогда показалось. Мне даже удалось подключится к «его» ПК…но немного пошарив на жёстком диске я вдруг обнаружил, что компьютер принадлежит некой молодой блондинке, явно никогда не слышавшей об онлайн-играх. Будучи в полном недоумении я «пробил» его IP ещё раз. Он изменился. На сей раз я вышел на ПК какой-то коммерческой организации – на его винчестере вообще не было игр… Третий IPпринадлежал девочке-подростку, игравшей разве, что в «Симпс». Шептун использовал чужие IP. Он менял их в автоматическом режиме примерно каждые 2-3 мига.

            – То есть 30-50 раз в секунду? – спросил Гордецкий.

            – Да, примерно так. Уже тогда я понял, что столкнулся с очень необычным «игроком»…

            – Невероятно… Но как вам удалось его поймать?!

            – Хороший вопрос, профессор, очень хороший. Это было нелегко. После всех неудачных попыток взлома (за два-три мига взломать и считать информацию с чужого ПК технически пока невозможно), я пошёл ва-банк. Я просто написал ему в приват… Кстати, ещё одна особенность Шептуна – он всегда был в игре, абсолютно всегда. Его статус никогда не изменял режиму «онлайн». И он всегда находился в активном режиме – либо охотился и качался, либо убивал других игроков, чаще – второе. Судя по вполне разумным и осмысленным действиям – ботом он не был. Так вот, я ему просто написал... и признался во всех своих делишках против него, написал, что знаю о том, что он пользуется чужими IPи что я не верю в то, что он обычный игрок… что он вообще игрок. Шептун меня просто проигнорировал. Он как всегда ничего не ответил… он никогда никому не отвечал… 

            Когда он убил меня в двадцатый раз, полностью игнорируя мои запросы в приват, я всерьёз психанул, и поклялся Шептуну, что взломаю его, чего бы мне это не стоило, получу доступ к его персонажу и сотру его из памяти игры. И тогда он ответил. Впервые за всё время. Всего одно слово – две буквы и смайлик: «Ок)»… и сразу же убил меня в двадцать первый раз…

            Рублёв кинул дотлевший окурок на пол и тщательно, с остервенением затоптал его:

            – Хоть в поджоге не обвинят…

            – Да тебя сотрут вообще! Ты понимаешь – к какой информации ты получил доступ?! – воскликнул Гордецкий.

            – Не сотрут, – улыбнулся террорист. – Хотите знать, как я его поймал?

            – Валяйте, – снова взяв себя в руки, согласился профессор.

            – Полгода я спал по четыре часа в сутки, ел прямо в кресле, я почти не работал – жил на накопленные сбережения. Я никогда не проделывал столь титанической работы. Для поимки Шептуна мне пришлось взломать и использовать в своих целях больше половины серверов всех московских провайдеров, с полмиллиона ПК, подключённых к Сети, а также все сервера компании-разработчика злополучной игры. Для этих целей я написал около 500 принципиально новых программ и вирусов. Я создал Сеть, аналогичную Интернету и переместил в её пространство все IP взломанных мной адресов, заставил работать на неё все сервера, в том числе игры, в которой обитал Шептун. При этом все они продолжали функционировать в рамках обычного Интернета, благодаря чему мало кому удалось заметить изменения, а те, кто и заметил – не придал значения.

            – То есть связь между вашей Сетью и Интернетом сохранялась? – спросил Гордецкий.

            – Безусловно – они работали параллельно, не мешая друг другу до самого последнего. Мне удалось заставить «прыгать» Шептуна только по адресам, находящимся в моей Сети. И как только это произошло – я отключил все выходы в обычный Интернет, разорвал связь между двумя сетями. Переполох подняли жуткий. Разработчики заявили, что игра «по техническим причинам» временно недоступна. При этом все адреса, оставшиеся в моей Сети, продолжали играть, могли взаимодействовать друг с другом, как в локалке, но были отключены от Интернета, а для новых игроков и тех, чьи адреса не вошли в мою Сеть, игра действительно была недоступна. Насколько мне известно, разработчики в тандеме с крупнейшими в мире спецслужбами до сих пор ведут расследование этого дела.

            Впрочем, тогда мне было на всё наплевать – зверёк попал в мышеловку и осталось лишь настигнуть его. С удовольствием и вместе с тем с нетерпением, чувствуя, что подошёл вплотную к чему-то невероятному и что назад дороги нет, я стал отключать из Сети все находившиеся в ней адреса – поочерёдно, один за другим. Все, кроме одного.

            Рублёв достал ещё одну сигарету и закурил.

            – Кроме вашего собственного? – догадался Гордецкий.

            – Разумеется. Он и был главным сервером моей Сети… Скажите, Гордецкий, вы когда-нибудь читали «Лабиринт отражений»?

            – «Настольную книгу всех русских хакеров»? Разумеется. Её автор – некий русский интеллигент с украинской фамилией, родом из Казахстана. Вот только имя запамятовал… Признаться, проект «Миграция» и появился на свет благодаря таким произведениям.

            – Что ж, неудивительно. Мне вот интересно – хватит ли теперь вашего благородства и благодарности на то, чтобы предоставить таким авторам место под электронным солнцем Великой Сети или пророки, изменившие мир снова канут в небытиё? – едко улыбаясь, спросил Рублёв.

            – То, о чём вы рассказали, меняет всё! Мы полагали – эксперимент прошёл неудачно! – воскликнул Гордецкий.  

            Террорист усмехнулся и продолжил:

            – Так вот, к тому моменту, как я его поймал, я уже готов был поверить всему. Я строил самые фантастические теории относительно происхождения Шептуна: пришелец с другой планеты или из другой реальности, принципиально новая форма жизни, обитатель неких параллельных миров… Однако, правда, хоть и была шокирующей, но оказалась куда более прозаичной – Шептун представлял из себя довольно сложную программу, общим весом 971 Гб.

            – Потолстел, малыш, – вдруг слегка улыбнувшись, с теплотой в голосе заметил профессор. 

            – Как только он оказался в моих руках, я объявил пленнику, что, как я и обещал – он «взломан» и пойман, а его дальнейшая судьба зависит теперь от меня. Я потребовал сию же секунду начать отвечать на мои вопросы, в противном случае я оставлял за собой право удалить его… и уничтожить винчестер – чтобы наверняка.

            – Вы уже тогда были готовы пойти на убийство, – констатировал Гордецкий. – Но зачем?

            – Не стройте святошу, профессор – вам не идёт. Это был банальный шантаж – я хотел знать «кто» или «что» он. Оказавшись в безвыходной ситуации, отрезанный от всех сетей и лишённый возможности бежать, он сдался. Он рассказал мне всё.

            –Что конкретно, Иван? – спросил Гордецкий.

            –Всё, – повторил террорист. – Теперь ваша очередь, профессор. Расскажите о проекте «Миграция»… всё, с самого начала.   

            Гордецкий глубоко вздохнул и посмотрел прямо в объектив камеры.

            –Если всё это правда, то мы изменили мир. Мы дали людям то, к чему они стремились десятки тысяч лет, то, на что до самого последнего момента своей жизни надеется каждый человек…

            Профессор на секунду замолк и глубоко вздохнул. Не выдержав, я нетерпеливо спросил:

            –О чём вы говорите? Что это? Что вы дали людям?

            –Бессмертие! – выдохнул Гордецкий, и между нами повисла напряжённая тишина.

            На улице выли сирены, на крышах соседних домов пристраивались снайперы. Среди оцепления появился ещё десяток полицейских бронетранспортёров, предназначенных для штурма зданий. Наверняка пригнали спецназовцев из группы «Альфа» и «Вымпел». Интересно, какие у них планы на счёт взрывателя? Ведь достаточно террористу просто разжать пальцы…

            Впрочем, на деле, государству всегда было глубоко наплевать на жизни своих граждан, поэтому вариант штурма я не исключал. Полагаю, террорист был ещё жив, и вся эта комедия продолжалась лишь по той причине, что силовикам пока дешевле играть в переговоры, чем выплачивать реальные компенсации владельцам торгового центра, родственникам погибших заложников и спецназовцев, а также оправдываться перед мировой общественностью. Как только аналитики решат, что текущие расходы и требования террориста превышают установленный лимит – Рублёв мгновенно будет убит, взрыватель сработает, и… надеюсь, меня здесь уже не будет…

             –Cogito, ergo sum. «Я мыслю, значит, я существую», Рене  Декарт – верно? – спросил Гордецкий и, не дожидаясь ответа, продолжил, – Человек воспринимает окружающую его действительность исключительно посредством своего сознания, то есть мысленно, если быть более точным. Все наши органы чувств – всего лишь костыли для беспомощного мозга, иначе говоря – инструмент восприятия. То, что мы называем «увидел», «услышал», «почувствовал» – есть поток импульсов в нашем мозгу, как и любая мысль вообще. Всё разумное сознание человека – это всего лишь поток импульсов, живущих внутри черепной коробки. А мозг – вычислительное устройство, способное расшифровывать и частично контролировать эти импульсы.

             Однажды молодому студенту физмата, нездорово увлекшемуся биологией и начитавшемуся упомянутой фантастики, пришла в голову мысль: а, что если запустить эти импульсы в неживой ткани? Например, в электронном формате? Ведь все компьютеры строятся по тому же принципу, что и мозг – поток импульсов под контролем вычислительного устройства. С этого началась «Миграция»…

             Ещё на старших курсах я всерьёз занялся разработкой методологии подобных возможностей, ну, разумеется, исключительно в теории – даже до опытов на животных мне было далеко. Я опубликовал несколько статей в научных журналах, стал изучать все сопутствующие материалы и вскоре добился-таки серьёзного результата. Правда, совсем не того, на который рассчитывал.

             В один прекрасный день на меня вышли наши доморощенные спецслужбы, следившие уже некоторое время за моей работой. Мне «предложили» «добровольное» сотрудничество, да так, чтобы я даже не рассматривал возможностей отказаться. Таким образом, «Миграция» получила покровительство и благословение государства и, разумеется, высшую степень секретности.

             Меня поставили во главе целого отдела в одном крупном НИИ с большим штатом высококлассных специалистов, с лучшими машинами и целым комплексом лабораторий. Уже через семь лет мы подвели вопросы методологии вплотную к практическому опыту. Но реального успеха удалось добиться лишь ещё через три – тогда у нас впервые получилось переместить в электронное пространство сущность мыши. Это было невероятно! Нами овладела какая-то безумная эйфория, мы ходили «под кайфом», дофамин и серотонин выбрасывались в мозг в титанических дозах. От осознания того, что мы сделали – мы не могли спать, есть, разговаривать на отвлечённые темы… Почти вся команда буквально поселилась в нашем НИИ. Домой ходили лишь помыться и переодеться. Несколько сотрудников вынуждены были развестись, чтобы без помех продолжать работу. Вслед за мышью, мы наделили бессмертием сущность собаки, а чуть позже – обезьяны. И, наконец, нами было создано устройство, в теории способное переместить в виртуальное пространство разумную сущность – сущность человека…

             И нам дали «добро» сверху. В институт под охраной был доставлен преступник-рецидивист, насильник и убийца, известный в определённых кругах под кличкой «Шептун». Он был приговорён к «высшей мере» и когда ему предложили принять участие в эксперименте с сознанием, Шептун, не раздумывая, согласился.

             Это было ровно восемь месяцев назад. Мы подсоединили к нему наше устройство и попытались «считать» его сущность, как это уже неоднократно проделывалось с животными. К сожалению, «копировать» эти импульсы невозможно – можно лишь переместить. Сознание человека нельзя «размножить» – при любых условиях оно всегда в одном экземпляре.

            Как только мы активировали устройство – тело Шептуна утратило разум, утратило свою сущность, также как это было с животными. Но в отличие от последних, оно не погибло в течение ближайших суток – оно продолжило существовать, опираясь на генетическую память и ряд первородных инстинктов и безусловных рефлексов. Пожалуй, это самое ужасное, что я когда-либо видел – ожившая картина из американского зомби-кинематографа... Когда оно хотело есть – а голод его мучил почти всегда – оно кидалось на любую вещь биологического происхождения, не важно – ещё живую или уже нет. Оно покусало нескольких сотрудников… и через некоторое время, гуманности ради, нам пришлось его умертвить…

            Гордецкий замолчал. Эти воспоминания были явно не самыми приятными для профессора.              

            –Как же выглядел первоначальный файл с сознанием Шептуна? – спросил Рублёв.

            –Человеческий мозг способен вмещать от одного мегабайта до семи терабайт информации. Добавьте сюда эмоции, способность мыслить тем или иным способом, мысленные образы…

            Всё чему мы учились с момента зачатия, кроме самой сущности – это программы. Мы научились писать их и наделять способностью «видеть», «слышать», «чувствовать», использовать необходимые способы мышления. Мы создали электронные симуляторы всех органов восприятия для виртуального мира. И мы научились наделять ими реальные живые сущности.

            –То есть вы создали полноценный искусственный интеллект? – ещё не до конца понимая, тихо спросил я.

            –Нет. Мы просто переместили естественныйинтеллект в электронный формат. Без сущности – можете называть это душой, если угодно – наши программы не больше, чем простая имитация жизни в виртуальном мире. Мы создали инструмент или скорее «костыли», позволяющие жить и взаимодействовать с окружающей средой в виртуальном мире любому существу из мира реального. И научились перемещать разум из одного мира в другой. Пока в одностороннем порядке…  

            –А на чём работали все эти программы? Говоря проще – к какому процессору и оперативной памяти вы его подключили? – спросил Рублёв. – Как Шептун разбирался во всех этих программах, как работал с информацией?

            –Это, пожалуй, было самым простым в нашем проекте – объект должен был функционировать за счёт процессора и оперативной памяти компьютера, на котором размещался файл с ним, – объяснил профессор.

            Рублёв вдруг неожиданно и нехорошо расхохотался:

            –Профессор, вы знаете – какова оперативная память человека?! – воскликнул террорист. – У самых гениев она едва ли достигает 1 мб, а вы его подключили к памяти, наверняка измеряющейся в гигабайтах! Для человека оперативная память и скорость управления мыслительными процессами – это фактически скорость мышления, а это значит, что теперь он буквально в тысячи раз,  извините, умнее Эйнштейна!

           –Не в тысячи раз умнее, –  поправил Гордецкий, – Он всего лишь в тысячи раз быстрее думает... Что касается глубокомысленности...

           –«Всего лишь», – опять рассмеялся террорист. – Сколько он «весил» сразу после «перехода»?

           –До сегодняшнего дня мы полагали, что нам так и не удалось переместить его в виртуальное пространство, но по нашим расчётам он должен был «весить» около 250 гб. Дело в том, что после «перехода» файл с сознанием так и не появился. Но вместе с ним пропали и все дополнительные, заранее подготовленные нами программы, имитирующие привычную обстановку в виртуальном пространстве.

           –Это те, которые снова наделяли сознание способностью «видеть», «слышать», «думать» в виртуальном пространстве? – спросил Рублёв.

           –В точку, – подтвердил Гордецкий. – Мы решили, что при «переходе» произошёл сбой аппаратуры или мы что-то не рассчитали, в результате чего вместе с сознанием удалилось всё содержимое подготовленной для него папки. Были, конечно, предположения, что он просто сбежал от нас, сразу после «перехода», похитив наши программы, но тогда мы не предали значения этой версии, так как нам казалось, что бежать ему было просто некуда. Эксперимент проходил внутри созданной нами сети и не один из ПК не был подключён к Интернету. Каким образом ему удалось попасть туда – для меня до сих пор загадка. Кстати, он вам не рассказывал об этом?

            Террорист улыбнулся:

            – Рассказывал. Самый банальный человеческий фактор. Несмотря на всю секретность и грандиозность проекта, вы недостаточно хорошо подошли к кадровому вопросу...

            Гордецкий удивлённо приподнял правую бровь и сверкнул ошеломлённым взглядом:

            – Не может быть. Неужели среди нас оказался предатель? Неужели кто-то из сотрудников помог бежать Шептуну? Но зачем? Зачем законопослушному гражданину, имеющему стабильную и высокооплачиваемую работу в серьёзном НИИ помогать убийце-рецидивисту?

            Рублёв громко и искренне рассмеялся.

            – Ох, ну вы и преувеличиваете, господин Гордецкий! Вам бы в пору пришлась работа в органах времён Третьей пятилетки. На самом деле всё гораздо проще, чем вы думаете. На контрольно-пропускном пункте в ваш НИИ – не в лабораторию и главный корпус, а именно на территорию самого института – сидит охранник, сотрудник ЧОПа... или «вневедомки» – неважно. Так вот, у него стоит ПК...

            – Да у него там древний ПК без выхода в Сеть – исключительно для трансляции изображения с видеокамер внешнего обзора... ну и быть может для компьютерных игрушек. Какой Интернет? Какой побег? О чём вы говорите?! – воскликнул Гордецкий.

            Рублёв, продолжая терпеливо улыбаться, сатирическим тоном ответил:

            – Всё верно, господин учёный. Но более десяти лет назад, ещё до того, как в НИИ появилась ваша лаборатория, и начались ваши исследования, то того, как это было строго засекречено, один из охранников, который, возможно, у вас уже даже не работает, подключил свой ПК к внутренней сети НИИ – «без палева», что называется. Сделал он это банально для того, чтобы «гонять» с одним из лаборантов института в «Контру». Впрочем, поиграть у них так и не получилось – лаборанта застукали за загрузкой игры в рабочее время и тут же уволили. Проступок, конечно, был не великий, но на его беду как раз в этот момент институт инспектировала комиссия из Министерства – решался вопрос о размерах финансирования НИИ. И так получилось, что именно члены этой комиссии наткнулись на лаборанта-бездельника за игрой в популярную «стрелялку». Не исключено, что из-за него институт лишился тогда сотни-другой миллионов.

            Так или иначе, но лаборанта уволили. А у охранника на КПП больше не было знакомых, с которыми он мог бы порубиться в «Контру» внутри институтской сети. Так что от идеи компьютерных поединков с коллегами по работе ему пришлось отказаться. Вот только отключить свой ПК от внутренней сети он забыл...

            Гордецкий неуверенно пожал плечами:

– Я всё равно ничего не понимаю. С одной стороны, даже окажись он в компьютере  охранника – его машина всё равно не была подключена к Интернету, а с другой – наша лаборатория использовала собственную сеть, которая никак не пересекалась с общей сетью НИИ.

           – Пересекалась, – весело перебил учёного террорист. – Один из сотрудников лаборатории пообещал своему другу, который работал в другом отделе института, скинуть авторскую программу, используемую для вычисления каких-то физических величин. Разумеется, вынести её из лаборатории на флешке или жёстком диске при таком уровни секретности было невозможно, поэтому он просто ненадолго подключился к сети НИИ. В оправдание его поступка надо сказать, что он был работником, так скажем, «низшего эшелона» и, соответственно, не был посвящён во все тайны проекта. Он не знал, чем конкретно занимаются в лаборатории. Более того, он не знал, что существует внутренняя сеть лаборатории и что его ПК был подключён к ней. Это был штатный программист, который передавал результаты своего труда начальству на съёмных носителях, а начальство, в свою очередь, через лабораторную сеть негласно следило за работой своего сотрудника. Собственно, он не обладал достаточной информацией для того, чтобы предположить, что его действия могут повлечь за собой утечку информации...

           – Чёрт! Проклятые дилетанты! – воскликнул Гордецкий. – Хорошо. С этим ясно. Но всё-таки – как Шептун оказался на просторах мировой Сети? Наши сети не были подключены к Интернету...

           – Он поселился на винчестере того самого охранника с первого КПП в НИИ, – невозмутимо продолжил Рублёв. – Вы всё верно рассчитали и меня он, выходит, не обманул. Поначалу он весил около 250 Гб, но его вес с каждой секундой увеличивался и продолжает увеличиваться в эту самую минуту – сохранятся вся новая для него информация. Утаившись от вас на жёстком диске охранника, он создал на его рабочем столе несколько красочных иконок, чтобы быстро оказаться в его поле зрения. Охранник, как и его предшественник, был любителем пострелять в рисованных персонажей на мониторе или «пофапать» на заокеанскую порнушку. Об этом Шептун мгновенно узнал, оценив контент, сохранённый на жёстком диске его ПК. Он умело замаскировал свою папку под этот контент. Беглец вспомнил все самые красочные кадры из просмотренных им когда-либо боевиков и, под видом встроенной в одну из действующих игрушек рекламы, создал из этих воспоминаний видео-файл. «Реклама» вещала о новом убойном «экшене», обещавшем не оставить равнодушным никого из любителей «стрелялок». А вылезающая в конце ссылка вела прямиком в папку, в которой поселился сам Шептун. Там якобы располагался «установочной файл» этой игры. Компьютер был настолько забит игрушками, фильмами, музыкой и порнухой, что придумывать легенду о том – откуда там взялся установочной файл «новой игры» не понадобилось. Разумеется, посмотрев «рекламу» и пройдя по ссылке, охранник тотчас её «установил». Однако когда он ткнул по иконке запуска, «убойная игрушка» так и не запустилась. Вылезла какая-то ошибка, а после неё «подсказка» – мол, вероятно, у вас не хватает оперативной памяти или видеопамяти.

            Компьютер стоял на КПП вашего НИИ уже много лет, давно устарел и был «слабеньким» по современным меркам. А вот дома у охранника стояла новенькая игровая машина... подключенная к Интернету...

            – Боже мой! Это невероятно – сразу столько совпадений! Выходит, всё это он провернул в считанные секунды – в промежуток времени между тем, как я активировал миграционную капсулу и посмотрел папку, где он должен был сохраниться, – сказать, что Гордецкий был ошарашен не сказать ничего. На учёном не было лица. От волнения он активно разминал пальцы и периодически, по-детски наивно грыз кулаки. Но я не мог даже приблизительно определить – какой спектр эмоций испытывает сейчас Гордецкий. Удивление? Восторг? Ужас? Страсть? Или быть может даже любовь? Глядя на его лицо, я вдруг подумал, что человек на самом живёт лишь одними эмоциями и чувствами, а разум и интеллект – прикладные инструменты для их реализации. Вся наша работа, всё наше творчество, все гениальные открытия направлены лишь на получение эмоций, на реализацию чувств и удовлетворение скрытых желаний и инстинктов. Почти как по Фрейду...

             – Ну а что вы хотели? 16 Гб оперативной памяти, четырёхъядерный процессор с разогнанной частотой и не самая бюджетная игровая видеокарта, – усмехнулся Рублёв, доставая и закуривая сигарету.

             Я последовал его примеру и осторожно предположил:

             – Но ведь рабочий ПК охранника, наверное, был гораздо слабее...

             – Конечно! Но если там было хотя бы одно ядро и 512 мб оперативки – это очень много, это в разы превышает возможности человеческого мозга, – глубоко затянувшись,  пояснил террорист.

              – Программа взаимодействия сознания с компьютером автоматически задействует  все ресурсы ПК, на котором оказался файл с сознанием, включая процессор и оперативную память, – добавил профессор. – А находясь в Интернете, он способен использовать любой находящийся в Сети компьютер... или даже сразу несколько компьютеров. При этом перемещаться между ПК он способен в считанные доли секунды – его скорость ограничена лишь возможностями конкретно взятого участка Сети.

             Впервые за последние пятнадцать минут я снова огляделся. Панорама особо не изменилась заложники продолжали лежать в ряд возле касс, тихо переговаривались и явно расслабились ещё больше, отметив, что террорист не обращает на них никакого внимания.

             Омоновцы и спецназовцы  продолжали безмолвно смотреть на нас сквозь пуленепробиваемые стёкла шлемов, ощетинившись тяжёлыми щитами и стволами штурмовых винтовок. Разве что теперь их стало в два раза больше и на улице, наконец, хлынул холодный осенний ливень.

             Большие жирные капли с треском врезались в чёрный асфальт и водяным фейерверком разлетались во все стороны, превращая осеннюю прохладу в нестерпимо гадкую и мокрую стужу. В такие дни лучше всего сидеть дома и, похлёбывая горячий кофе, погружаться в какую-нибудь красочную сказку кино или компьютерной игры. А ещё лучше натопить камин в загородном доме и, попыхивая трубкой, степенно фантазировать или беседовать на философские темы.

            А вот стоять в оцеплении  в холодном и промокшем насквозь камуфляже захваченного каким-то сумасшедшим торгового центра, пожалуй – самое неподходящее применение для такой погоды. Потому видимо суровые лица силовиков стали ещё суровее, а полковник с мегафоном, как и другие офицеры, исчез из поля зрения, спрятавшись под крыши автомобилей и БТРов.

           Впрочем, так вам и надо, черти! Вы трусы и крысы, способные только тявкать по команде сильного и самоутверждаться за счёт унижения слабых. Я ещё застал времена, когда ментовской беспредел был страшнее бандитского. Сколько крови, сколько покалеченных судеб и смертей на вашей совести, стражи порядка? Где вы были, когда в 1991 либералы захватывали власть и уничтожали страну, которой вы давали присягу? Прятались по норам, выбросив в Москву-реку табельное оружие и утопив в унитазе форму?.. А  когда алкаш убивал законодательную власть осенью 1993-го? Почему там умирали не вы, а простые граждане? Ведь это ваша работа – дохнуть под пулями гражданской войны...

           Зато потом, когда пришёл настоящий Хозяин, вы все повылезали из небытия – вытащили из унитаза форму, достали со дна реки пистолеты и, подвывая в русле действующей конъюнктуры, начали отстреливать граждан в супермаркетах, пытать их в участках и избивать прямо на улицах. «Манежка-2011», «Болотная-2012», ментовской беспредел на митинге против ментовского беспредела в 2008 – ваши «подвиги» на века запечатлены на фото и видео, чтобы ваши и наши потомки помнили о том, кто вы.

           Вот сейчас прямо передо мной стоит самый настоящий террорист – с бомбой, «калашом» и заложниками – всё, как полагается по классикам. Но этот террорист менее опасен и жесток, чем любой из того мудачья, собравшегося в оцеплении. Скольких он убил? Скольких покалечил? Пока – ни одного. А вы?..

           Как же печально и вопиюще несправедливо, что в эпоху высоких технологий, в эпоху освоения космического пространства и виртуальной реальности, в эпоху, когда человек сливается воедино со своими гаджетами, наконец, в эпоху открытости и гласности, когда даже мозг гения не справляется с бесконечными потоками информации – на страже Закона и Порядка стоят эти, накаченные мышцами и жиром существа, с бульдожьими мордами и мозгами, до сих пор так и ничего не понявшие, кроме власти, силы и денег, что, впрочем, в их словаре, зачастую – одно и то же...

            Гордецкий неуверенно кашлянул и обратился к террористу:

            – Иван Юрьевич, мне бы очень хотелось уточнить ещё один вопрос, интересующий меня с того самого момента, когда я написал первую программу по имитации чувств...

            – Я слушаю вас, профессор. Полагаю немного времени в запасе у нас ещё есть, – спокойно и невозмутимо кивнул террорист.

            – Мне бы хотелось знать – как работают мои программы. Ну... то есть – как это всё выглядит с субъективной точки зрения? Как Шептун реализует – вернее ощущает себя в виртуальной реальности? Как для него выглядит электронный мир? Он вам ничего об этом не рассказывал?

            – Хороший вопрос. Разумеется, я тоже его об этом спрашивал. Уверен, ответ вам понравится. Он научился сам проецировать окружающую его реальность. То есть он видит, слышит, чувствует, вдыхает ровным счётом то, что хочет, или то, на что рассчитывает. Можно сказать, он живёт посредством имеющейся у него прижизненной памяти, сохраняя при этом способность познавать новые изображения и звуки – ровно настолько, насколько много появляется их в Интернете. Осязание, запахи и вкусовые ощущения человек пока ещё не научился переносить в электронный формат, но, уверен, это лишь вопрос времени.

            Что касается чувств, желаний и эмоций – они проецируются по аналогии с физическим миром. Вероятно, они возникают не в физическом теле, как полагают учёные, а в сущности человека, или, говоря языком религий, в его душе – той самой, которую вы научились переносить в электронный формат. В новом мире мы сохраним все наши воспоминания, чувства, желания и эмоции. Мы сможем любить и ненавидеть, бояться и желать, сможем испытывать страсть и даже, если верить словам Шептуна, реализовывать её не хуже, чем в физическом теле. Благодаря вашим программам, кстати. Кроме того, у нас останется воображение, а способность творить выйдет на лидирующее место. В электронном формате мы сможем создать вокруг себя целый мир – со своей механикой и правилами. В нашей власти окажется искусственный интеллект, качество которого будет зависеть лишь от нашего воображения и старания. Опираясь на память, мы сможем заселить этот мир теми, кто был нам близок – давно умершими родственниками, оставшимися на Земле любовницами, жёнами, детьми.

            У меня неожиданно засосало под ложечкой. Боже, неужели это правда – то, о чём вещает террорист? Этого просто не может быть! Ведь он говорит о... рае?

           Мне вдруг показалось, что это всё какой-то дурацкий розыгрыш: что бомба не настоящая, а бойцы в оцеплении точно знают – ничего серьёзного не произойдёт и потому злятся на начальство, заставившее их битый час стоять под проливным осенним дождём. Что через пару минут в зал войдёт какой-нибудь толстый продюсер в окружении телекамер и скажет мне – улыбнитесь, вас снимали. Что Рублёв отпустит взрыватель и выпустит из рюкзака эскадрилью разноцветных воздушных шариков, а Гордецкий окажется актёром популярного телешоу.

           – Тысяча чертей! Мы сделали это! Мы изменили этот унылый и несчастный мир! – возвращая меня в реальность, воскликнул Гордецкий.

           Профессор ликовал – искренне, от всей души. Ликовал так, как никогда в жизни, как никто до него. Ему было наплевать на окружавшую его реальность: на взрыватель в руках террориста, на его автомат, на сотни снайперов, рассматривающих нас в прицелы своих винтовок, на тысячи спецназовцев, укрывшихся за щитами и броневыми машинами. Гордецкому было плевать на всё, ибо теперь профессор, наконец, осознал то, что он сделал.

            Несколько секунд мы стояли молча, растягивая величественное послевкусие восторга. Дождь за стеклянными дверями барабанил всё сильнее.

            – Теперь вы понимаете, чего я от вас хочу? – тихо и чуть взволновано спросил террорист.

            – Да, догадываюсь… Я готов, но я должен точно знать – готовы ли вы, Иван?

            Рублёв улыбнулся.

            – Скольких заложников мне убить, чтобы убедить вас? – иронично спросил он и подёргал за ремень уже висевшего за спиной автомата.

            – Бросьте. Это вовсе не обязательно. Просто ответьте мне честно на один вопрос.

            – Валяйте.

            – Верите ли вы в Бога?

            Террорист улыбнулся. Вопрос явно не был для него неожиданным, но он предпочёл уклониться от прямого ответа.

            – А вы?

            Гордецкий посмотрел ему прямо в глаза.

            – То место, куда я вас отправлю, станет для вас настоящим, субъективно материальным и осязаемым раем, который будет проецироваться под ваши собственные желания и фантазии. А теперь представьте, всего на одно мгновение представьте, что Бог существует – самый классический: добрый и милосердный к праведникам и суровый к грешникам. Что грядёт Страшный Суд и всадники Апокалипсиса пронесутся по всем нашим мирам – материальным, духовным и электронным, оставляя за собой лишь выжженные души и землю… Как думаете, что сделает с вами Господь, что сделает с вами Дьявол за вашу попытку сбежать… выйти из колеса жизни и смерти, обманув божественный механизм?

            Террорист широко улыбнулся. Мне вдруг показалось, что он давно ожидал этого вопроса.

            – Насчёт Дьявола и Иисуса – не знаю, а вот Тор и Один будут довольны. Также как и Бахус с Афродитой, которые высоко оценят мою новую жизнь в их честь. Илуватуру и Семерым я тоже не прочь помолиться – так, на всякий случай. Какие ещё боги вас интересуют, профессор? Баал? Талос? Ра? Или быть может мне стоит принести пару заложников в жертву Перуну? Впрочем, восточнославянские язычники, как и многие другие не умерщвляли людей во славу богов, в отличие от христиан и мусульман – имейте это в виду. Поэтому если бог, о котором вы говорите и вправду добрый и справедливый, то, вероятней всего мне действительно лучше попросить благословение какого-нибудь Велеса или Гермеса.

            – Боже мой, да вы уже обо всё подумали! – воскликнул профессор. – Но… хорошо, я спрошу по-другому. Скажите мне, Иван: когда я перемещу вашу душу в виртуальный мир – вы не боитесь некоего божественного вмешательства? Любого, какого только можете себе представить?.. Ведь власть людей перестанет распространяться на вас там – в виртуальном мире. Мы не знаем наверняка, что вас ждёт завтра, через неделю, через тысячу лет… И если хоть одна из мировых религий, хоть одно из мировых верований окажется истинным – рано или поздно они придут за вами… с небес. И вместо вечного рая вам будет уготовано место в вечном аду… по делам вашим…

            Гордецкий обвёл взглядом лежавших на полу заложников и снова посмотрел Рублёву прямо в глаза, но террорист не отвёл взгляда.

            Мне вдруг стало противно. Мне всегда становится тошно, когда одни люди угрожают другим религией. Гораздо честнее было бы пригрозить пистолетом, ножом или пулей из снайперской винтовки. Такие угрозы иногда имеют свойство воплощаться в жизнь. А вот угрожать откровенным вымыслом и бреднями бородатых сказочников из древней иудейской секты – не слишком ли для человека XXIвека?..

           

           Хватит быть рабами иллюзий. Нет на небе никаких богов, а если когда-то и были, то давно сели в свои корабли и покинули нашу галактику, бросив своё творение на произвол судьбы и случая. Рая они нам не оставили, впрочем, как и ада. Ад мы, люди, создали сами, собственными руками – на протяжении тысячи лет кропотливо изобретая его изощрённые инструменты. Ад – это рабство, насилие и войны, ад – это нищета и мировая банковская система. Ад – это казармы и тюрьмы. Ад – это больные СПИДом и раком. Ад – это несчастная любовь и ненависть, бесконечно гложущая человеческие сердца. Наш интеллект и наши эмоции – вот настоящий Дьявол, генератор зла, спроектировавший и построивший бесконечное количество кругов Преисподней.

            Да, сбежать отсюда можно. Но последняя и единственная возможность это сделать, избавить себя от страданий – объявлена вне закона и страшит нас больше самого ада. Всё верно: умереть вам никто не даст, ведь «жизнь – это наивысшая ценность». Финансовой системе, армии, тюрьмам и прочим садистам нужны рабы, они не могут позволить всем нищим, обездоленным и несчастным лишить себя жизни по собственной воле. Они не могут позволить им даже захотеть этого.

Вы никогда не задумывались над тем – почему все религии объявили самым страшным грехом – самоубийство? Не убийство детей и пытки, не войны и вооружённые конфликты, не массовый геноцид и преступления против человечности, а всего лишь добровольный уход из жизни?..

            Да потому что им плевать на ваши души и ваши стремления! Им нужны лишь ваши тела – тела рабов, обслуживающих мирских правителей и приносящих деньги тем, кто объявил себя «правителями духовными». Все, кто вещает о душах и духовной жизни, знают о них не больше, чем владелец скотобойни знает о жизни животных. В созданной людьми Преисподней – мы имущество. Расходный материал для тех, кто научился жить за чужой счёт, научился эксплуатировать наши тела. Они придумали и внушили нам идею о том, что надо заботиться о душах, а не о телах, что надо питаться духовной пищей, а не материальной. Потому что материальная стоит денег.

            Однако будь всё дело лишь в рабском положении наших тел – ад не был бы столь полноценным. Поэтому каждый из нас, рано или поздно, попадает под неумолимый пресс собственных эмоций. Здесь начинаются бесконечные просторы персональной Преисподней – той, которую каждый создаёт себе сам и которая ограничена лишь желаниями и воображением человека. Иными словами – чем человек разумнее и глубокомысленнее, тем больше ему надлежит страдать. В этом аду быть счастливыми могут лишь беспросветные дураки, ограничивающие свою жизнь звериными инстинктами и самыми базовыми потребностями.

            Дело в том, что человек разумный имеет свойство стремиться к прекрасному и избегать всего того, что он считает ужасным и уродливым. Причём грань между одним и другим растёт прямо пропорционально росту его глубокомыслия. Именно этот рост и губит тех людей, которые пытаются мыслить. Рано или поздно он приводит к тому, что потребности человека начинают существенно превышать его возможности, а малейший неверный шаг приводит к катастрофе.  Человек разумный крайне болезненно воспримет потерю своего социального статуса, покупательской способности или авторитета, не говоря уже о неудачах в личной жизни. Ведь те чувства, которые мы испытываем к другим людям и те, которые они испытывают или не испытывают к нам – самое больное место всех, кто пытается мыслить. Именно эти чувства и лежат в основе персонального ада каждого из нас.

            Пожалуй, это последний, самый ужасный и мучительный круг Преисподней. Он уничтожает саму личность, стирает её, забирает всё, что человек приобрёл за долгие годы поисков и скитаний, оставив лишь гнетущую пустоту и послевкусие боли. Пройдя его, вы либо умрёте, либо перестанете мыслить.

            Я посмотрел на профессора: человек думающий, безусловно. Но ещё не прошедший тех кругов Преисподней, которые прошёл я. У него всё впереди. И если он не станет очередным носителем неразделённой любви, то обязательно познает боль утраты или непонимания – в этом мире для каждого найдётся место в котле.

            Я медленно перевёл взгляд на Рублёва, небрежно закинувшего за спину автомат и сжимавшего ладонью взрыватель. Да, этот человек меня явно понимает. Возможно, его персональный ад не имеет ничего общего с моим, но он есть, он существует и он гораздо реальнее любых религиозных фантазий. Рублёв был в нём, он видел, он чувствовал. Он знает – что такое страдать, он мыслит. Возможно, именно поэтому тем, кто наблюдает сейчас за нами через оптические прицелы своих винтовок никогда не понять таких, как мы. Ибо они предпочитают действовать, а не думать.

            Мой ад имеет собственное лицо. Бесконечно прекрасное, далёкое и непостижимое в своей непосредственной красоте и изяществе, но подобно смертельному вирусу навсегда запечатлевшееся в моей памяти, в моей крови, в моём сердце. Изгнать его оттуда оказались не способны ни другие лица, ни алкоголь, ни наркотики, ни гедонизм в своих самых низменных проявлениях. Всего один единственный раз в жизни я понял, что мне по-настоящему нужно… нашёл того, кто мне по-настоящему нужен.

            И, конечно же, Она так и осталось чужой, недостижимой и холодной, как седьмая планета. Впрочем, в глубине души я всегда знал, что по-другому быть и не может, ведь мы живём лишь для того, чтобы страдать. Мы сами создали и обслуживаем свой ад. Вся наша жизнь – это старательное подливание масла в котёл, в котором варимся мы сами и тщательное подкидывание дров под котёл соседа. Свои мучения мы можем оправдать лишь тем, что благодаря нам мучается кто-то ещё. Это прекрасное знание успокаивает, восстанавливает душевное равновесие и дарует спокойный и крепкий сон.

            Я знаю, что она тоже мучается – не из-за меня – из-за кого-то другого. Быть может просто из-за своих болячек и внутренних противоречий. И я ничем никогда не мог ей помочь. Я был ей неинтересен. А неинтересный человек не способен облегчить страдания в персональном аду, так как просто не в состоянии проникнуть во внутренний мир мученика.

            Я не знаю, где она сейчас и что с ней. Жива ли, при смерти или давно обрела покой. Наши жизни никак не связаны. Но её взгляд, её глаза, выражение её лица – самого прекрасного лица во Вселенной – уже надёжно отравили моё сознание, мою сущность. Этот яд коснулся всех уголков моего разума, всех рефлексов, инстинктов и желаний. Большинство из них уже пали под натиском смертельной заразы. Я знаю, что запущенный внутри меня процесс может иметь лишь один исход – летальный. Я продолжаю сопротивляться больше по инерции, чувствуя отголоски когда-то могучего и непоколебимого инстинкта самосохранения. Его больше нет. Её образ оказался сильнее жизни.

 

            – Я рискну, – тихо, но твёрдо сказал Рублёв.

            Профессор несколько секунд молчал, продолжая сверлить оценивающим взглядом террориста.

            – Хорошо. Мне понадобиться немного времени, а также помощь десятка грузчиков. «Грузчиками» наверняка окажутся опытные боевики спецслужб – не подпускайте их слишком близко. Капсула должна быть уже здесь – её везли следом за мной на специальном грузовике. Благодаря тому, что эксперимент получил статус неудачного – мне удалось убедить службу безопасности вывезти её с территории института, в целях спасения жизней заложников.

            – Вы сразу догадались о каком «оборудовании» идёт речь? – спросил Рублёв.

            – И о ваших намерениях – тоже. Правда, я не мог даже предположить, что это связано напрямую с Шептуном, что он выжил, и что утечка информация исходила именно от него, – признался профессор. – Впрочем, вам надо понимать, что люди командующие оцеплением тоже в курсе ваших планов.

            – И что они намерены предпринять? – с интересом и лёгкой тревогой поинтересовался террорист.

            – Полагаю, что ничего, – улыбнулся профессор. – Эксперимент ведь «не удался». По плану вы должны будете просто умереть. Ваше сознание покинет ваше тело и нам ничего не останется, кроме как умертвить его. Ещё одного «живого мертвеца» я не вынесу.

            – А что вы? – снова бросил Рублёв.

            – Помогу вам. Почему нет? – спокойно ответил профессор. – Я не знаю – завидую ли я вам или мне вас жалко, но наши личные проблемы не стоят жизни заложников. Мой долг освободить их, а заодно и вас. Говорят, что нет идеальных решений. Это неправда – наш случай как раз такой. Вы попадёте в свой электронный рай, заложники будут освобождены, полицейские обойдутся без штурма и кровопролития, а этот репортёр сделает замечательный репортаж – станет знаменитым, получит хороший гонорар и какую-нибудь премию. Так ведь? Вы всё снимаете?

            Профессор посмотрел в объектив видеокамеры. Я снимал. Я всё снимал с самого начала, как только оказался на месте событий. Профессиональным оператором я никогда не был, но моих навыков вполне хватало для любительского видеорепортажа. А лежавший в кармане диктофон гарантировал точность и качество аудиозаписи – в том случае, если камера не лучшим образом запишет звук.

            – Тогда вы знаете, что надо делать, – твёрдо произнёс Рублёв. – Действуйте, профессор.

            Гордецкий неторопливо извлёк из кармана брюк старенький, но надёжный мобильный телефон и набрал чей-то номер.

            – Несите, – бросил он в трубку. – Переговоры окончены.

            Не сказав больше невидимому собеседнику ни слова, профессор отключился и убрал телефон обратно в карман. Через несколько секунд он снова посмотрел на террориста.

            – Последним, что вы увидите в этом мире, станут этот зал, я и эта видеокамера, – тихо сказал Гордецкий, обведя рукой вокруг себя. – Не самые лучшие декорации для прощания со всем земным.

            Террорист снова улыбнулся – на сей раз немного грустно.

            – Последним, что я увижу – станет потолок бомбоубежища, куда вы принесёте капсулу. Оно расположено прямо под этим залом. Там есть комната с надёжными гермоворотами и электричеством – безопасности ради «эмигрировать» я буду оттуда.

            –  Как пожелаете. Свою часть сделки я выполню, но мне нужны гарантии того, что вы выполните свою, – продолжая сверлить Рублёва взглядом, сказал Гордецкий.

            – Я отпущу заложников, как только увижу свою капсулу, – спокойно ответил террорист.

 

            Капсула была прекрасна. Она воплощала собой всю красоту и величие научно-технического прогресса. Я влюбился в неё с первого взгляда. Громоздкое, но вместе с тем изящное яйцевидное устройство серебристого цвета, около четырёх метров в длину. В солнечную погоду её борта, должно быть, сверкали и переливались в ярких лучах. По обеим сторонам в них размещались стеклянные окна, через которые можно было увидеть тщательно подогнанную под форму человеческого тела ложу. По бокам того места, где должна была располагаться голова, окон предусмотрено не было, лишь одно, совсем небольшое располагалось наверху капсулы. Это значит, что оказавшись внутри, человек уже никогда больше не увидит живых людей.

            Было в этой конструкции что-то космическое: её форма, цвет или быть может то, что она зачем-то была снабжена несколькими радиоантеннами. Капсулу везли на специальной колёсной платформе, снабжённой двумя рычагами для мускульного привода, как на дрезинах. Двое мужчин в рабочей одежде двигали рычагами, ещё восемь человек шли следом, то и дело подталкивая платформу, или вручную корректируя направление её движения.

            Чтобы завести эту конструкцию в торговый центр, рабочим пришлось разбить стеклянную стену – в двери платформа явно не проходила. Судя по нескрываемому восторгу в глазах Рублёва – террорист был восхищён этим зрелищем не меньше меня. Тем не менее, он отошёл подальше от грузчиков, вскинул автомат и снял его с предохранителя. Рабочие с опаской поглядывали в его сторону.

            Минуту спустя, налюбовавшись на капсулу, террорист подошёл к своему рюкзаку и громко заявил:

            – Все заложники могут быть свободны… Все, кроме тебя, тебя и тебя, – внимательно изучив лежавших перед ним молодых женщин, он целенаправленно выбрал трёх самых хрупких и симпатичных. – Этих, профессор, вы освободите лично, как только моё сознание покинет этот мир.

            С этими словами он достал из кармана и передал профессору связку ключей от наручников, которыми были скованы заложники. Затем Рублёв развернулся к своему рюкзаку со взрывчаткой и начал медленно поднимать его. Сколько он точно весил – можно было только догадываться, но в одиночку террорист не смог снова закинуть его себе на плечи.

            – Помогите, – неожиданно попросил он меня. – Закиньте лямку мне на плечо.

            Я сделал пару шагов в сторону террориста и посмотрел на Гордецкого. Профессор с безразличным видом пожал плечами. Медленно подойдя к Рублёву, я остановится. Он вдруг повернулся ко мне спиной и повторил:

            – Помогите надеть лямку на плечо.

            Я аккуратно взялся за лямку рюкзака, чуть потянул на себя и начал надевать её на руку террориста. Мой взгляд сфокусировался на его левой ладони, сжимавшей взрыватель в 50 сантиметрах от моих рук. Я вдруг понял, что прямо сейчас могу перехватить её, крепко прижать к полу и надёжно зафиксировать находящееся в ней устройство. Правой рукой я бы мог выхватить у Рублёва автомат, откинуть его в сторону, затем придавить стоявшего ко мне спиной террориста к полу и ждать подмоги. Тяжёлый рюкзак со взрывчаткой мне в этом деле хорошо бы помог. Всё это я мог провернуть в считанные мгновения прямо перед объективом собственной камеры…

Но я помог террористу надеть на спину тяжёлый рюкзак, подтянуть лямки и зафиксировать его в наиболее удобном положении.

            – Спасибо, – поблагодарил он меня. – Продолжайте снимать.

            Заложники, битые два часа пролежавшие на холодном полу, подбадриваемые Гордецким, начали медленно и неуверенно освобождаться от своих оков, с трудом находя нужные ключи. Освободившись, они вставали, разминали затёкшие конечности и осматривались по сторонам. Некоторые из них дрожали, некоторые с интересом рассматривал привезённую капсулу, однако большая часть демонстрировала какую-то отрешённость.

            Террорист, заметно прогнувшись под тяжестью своего рюкзака и потеряв всякий интерес к заложниками – ко всем, кроме трёх, захваченных в собой малюток – медленно подошёл к капсуле. Поведя стволом автомата в сторону рабочих, прикативших платформу, он вынудил их держаться на расстоянии.

            К Рублёву вскоре подошёл профессор, оставив неуверенно выходивших на улицу под проливной дождь заложников. Гордецкий и террорист перекинулись несколькими фразами, после чего последний отошёл чуть в сторону, чтобы рабочие смогли вернуться к капсуле.

            Её покатили куда-то вглубь зала – прямо через кассы на территорию гипермаркета. Узкие пространства между стеллажами в большинстве случаев не позволяли провезти широкую платформу с капсулой. Тогда грузчики по указанию террориста начали расчищать дорогу. Они крушили и опрокидывали стеллажи с многочисленными товарами. Одни стеллажи обрушивались на другие, создавая реакцию хаоса и разрушения и отдаваясь какофонией в наших ушах. Товары падали на пол, бились, трескались и разлетались вдребезги, испражняясь своим содержимым. Пол магазина быстро превратился в мутно-оранжевое болото из жидкого мыла, пива, вина, скисшего молока и кефира, всевозможных средств для мытья посуды, туалетов, лица и полости рта. В этом болоте вперемежку плавали виноград и презервативы, туалетная бумага и чернослив, пятнистые трусы и острые бритвы. Подобно атомным субмаринам всплывали и опять погружались на дно консервы, а на самом гребне мутных волн, как сёрфингисты колыхались салфетки и бумажные полотенца.

            И во всём этом хаосе платформа с капсулой продолжила уверенное движение через вязкие воды химического болота. Я вдруг испытал приступ восторга от символичности и сакральности этой картины. Посудите сами: этот крупнейший храм потребления – искусственно навязанного нам культа, эта твердыня спекуляции и обмана, где сотни тысяч людей ежедневно удовлетворяют искусственно навязанные им потребности, силясь обрести с их помощью покой и душевное равновесие, в считанные секунды пала, была втоптана в грязь под натиском настоящего, реального прогресса – чуда инженерной мысли и гения человеческого духа.

            Миграционная капсула, как назвал её профессор, на своей странной платформе медленно, но уверено продвигалась в глубину зала, давя остатки потребительского хлама и нагоняя за собой мутные волны химической жижи. Болото, казалось, пыталось сопротивляться движению, обволакивая своими самыми вязкими веществами колёса платформы, наклеивая на них бумагу и тряпки. Но капсулу было не остановить.

            Когда платформа достигла противоположного конца зала, я поймал в объектив своей камеры последних, покидающих торговый центр заложников и, проводя их полуминутной съёмкой, бросился вслед за капсулой. Чавкающе захлюпало под ногами потребительское болото, по щиколотку обволакивая мои ноги и прилипая к штанам и ботинкам. Идти, а тем более бежать, догоняя далеко укатившую платформу, в этой мутной жиже было не просто. Наступив на что-то мягкое и скользкое я, чуть было во весь рост не распластался в ней. Болото мстило. Не сумев победить платформу, оно решило отыграться на мне – остановить меня, утянуть на мутное дно потребительской жизни, заставить вновь возносить ему дары и хвалы.

            Я всегда считал, что две самые надёжные ловушки для человеческих душ – это фанатизм и зависимость. Сильные мира сего издревле используют их для того, чтобы контролировать более слабых. Первую охотники за душами расставляют с помощью религий, реже – идеологий или политики. Вторую – посредством реализации материальных или духовных потребностей общества – хлебом и зрелищами. Когда их становится в избытке – они придумывают новые и тут же вбрасывают их в массовое сознание. У тебя деревянное копьё, а у соседа каменное: он в почёте и уважении – все самки в вашей пещере его. А ты, значит, неудачник, хотя быть может и завалил больше мамонтов, чем он. Сегодня таких копий придумано миллионы: от одежды и телефонов до яхт и самолётов.

            Причём процесс модернизации этих копий можно накручивать бесконечно. Приобрёл лучшую яхту и личный самолёт? Не вопрос – специально для тебя придумают новую потребность. Как насчёт туристического полёта в космос? Или личного убежища на случай ядерной войны? Уже есть? Летали? Не интересно? Замечательно, тогда к вашим услугам все виды экзотики: охота на живых людей, гладиаторские бои, убийства и пытки молодых девушек с последующим актом некрофилии – всё, что только сможете придумать, на что хватит вашей безграничной фантазии. И кошелька, разумеется. А, ну и никакой ответственности, конечно – ваша вседозволенность окажется безнаказанной. Следователей мы купим вашими деньгами, а простым смертным будет невдомёк – всё спишут на войну, как обычно. Какую войну, спрашиваете? Да неважно: организуем специально для вас где-нибудь в Восточной Европе – посмотрим, где девушки посимпатичней. Кстати, там сможете и вдоволь пострелять из любого оружия: танков, пушек, гранатомётов. Запустить ракету? Не вопрос! По городу, конечно, будет подороже, но нам ведь можно всё… И как только организуем заварушку – начнём поставлять вам девушек, хотите – несовершеннолетних, хотите – беременных. Утилизацию тел обеспечим на высшем уровне, а в хаосе войны люди не обратят внимания на бесследные исчезновения молодых красоток – несколько десятков ежемесячно гарантируем. Ещё пожелания? Вопрос? Да, да, конечно. На кого мы работаем? На того, кого вы поддержите на ближайших выборах. Кстати, очень надеемся – вы не забудете о том, сколько всего мы для вас сделали и откажетесь от своей затеи инвестировать в другого кандидата…

            Так работает механизм потребления: для быдла – «айфоны» и стиральные порошки, для граждан с более творческим потенциалом – секс, адреналин и наркотики. В эту ловушку попадают все – от мала до велика – все те, кто не оказался раньше в силках религиозного или идеологического фанатизма. Это основа Системы – того самого ада, который собственными руками создали и ежедневно продолжают совершенствовать люди.

            Вечный вопрос: «что делать?» ставит в тупик любого мыслителя. Но знаете, пожалуй, в этот раз я на него отвечу. Бунтовать. Бежать. Или жить в аду. Выбор за вами.

 

           Я догнал капсулу и сопровождавшую её свиту уже за пределами торгового зала – в служебном помещении, как раз в том момент, когда рабочие под цепким взглядом террориста заталкивали её в огромный промышленный лифт. Профессор стоял чуть в стороне и  что-то внимательно изучал на экране планшета, который, судя по всему, ему привезли вместе с капсулой. Слегка запыхавшись и прилично измазавшись в потребительском болоте, я, наконец, остановился возле террориста.

           – Значит, вы с нами? Это хорошо. Не знаю, в какую сторону изменит мир ваш репортаж, но лично вы – уже вошли в историю, – улыбнувшись, поприветствовал меня террорист.

           – Спасибо за комплимент. Куда ведёт этот лифт?

           – Как полагает профессор – в ад, – весело ответил Рублёв. – На самом деле – на подземную стоянку. Его регулярно используют, когда привозят новые товары. Грузовики поднимают сюда и разгружают прямо из лифта – так быстрей и удобней.

           – Думаю, стоянка сейчас занята не самыми лояльными для вас вооружёнными людьми, – осторожно заметил я.

           – Поэтому мы не будем останавливаться там, а спустимся ниже.

           – Но я вижу только две кнопки на панели управления, сказал я, кинув взгляд в громоздкое чрево лифта.

           – Это не означает, что он ходит только по одному маршруту, – уклончиво ответил террорист.

           В этот момент рабочие, наконец, затолкали в лифт платформу с капсулой и мы вошли в его нутро вслед за ними. Последним зашёл профессор, продолжая изучать экран своего планшета.

           Я и Рублёв встали у пульта – мне стало интересно, что же он станет делать. Террорист посмотрел на две больших зелёных кнопки с подписями «0» и «1». Секунду подумав, он два раза нажал на цифру «1». Затем вдруг три раза на цифру «0», ещё раз на «1» и ещё несколько раз на «0».

           На мгновение в лифте погас свет, затем двери с глухим стоном начали закрываться. Одна из заложниц, стоявшая у дальней стены кабины испуганно вскрикнула и с гулким механическим звуком лифт начал своё движение вниз.

           – Секретная комбинация? – спросил я у террориста, наведя на него объектив своей камеры.

           – Всего лишь двоичный код.

           – Откуда столько секретности? – продолжал я расспрос.

           – А вы как думаете? Полагаете, я вас везу в обычный подвал?

           Я пожал плечами:

           – Вы террорист – вам виднее.

           Рублёв усмехнулся:

           – Сейчас сами всё увидите.

           Лифт остановился лишь минут через пять, когда даже профессор оторвался от своего планшета и изумлённо уставился на террориста.

           – Как глубоко мы под землёй? – спросил он у Рублёва.

           – Достаточно, чтобы задержать ребят с автоматами на поверхности.

           С тем же глухим стоном двери кабины распахнулись. Мне вдруг показалось, что этот звук отдался эхом где-то в глубинах того места, куда мы приехали. За дверями стояла кромешная тьма. Террорист вдруг снова повернулся ко мне спиной.

           – В большом левом кармане рюкзака лежит фонарь – достаньте его, пожалуйста, – попросил Рублёв. Я достал.

           «Фонарём» террорист назвал большой ручной прожектор на батарейках, занимавший целый карман огромного рюкзака.

            – Это вам. Светите.

            Я включил прожектор и направил широкий мощный луч во тьму дверного проёма.

            Гладкие бетонные стены, коридор и две двери по его бокам рядом с нами – одна из них была приоткрыта. Рублёв уверенным шагом направился к ней. Я последовал за ним, освещая террористу дорогу. Иван дёрнул за ручку, распахивая дверь сильнее, и юркнул в проём. Я шагнул за ним. Мы оказались в крохотной комнатушке с одним деревянным стулом, древней панелью управления, утыканной кнопками и несколькими рычагами. Рядом со стулом стояла пепельница, а в ней лежали две полуистлевших недокуренных сигареты. Я попытался взять одну из них и чуть не вскрикнул от неожиданности – она развалилась прямо у меня в руках. «Искра» – прочитал я название на остатках второй сигареты.

           – Что за?.. Где мы?!

           Улыбаясь, Рублёв потянул за один из рычагов на панели управления. Тотчас в глаза мне ударил яркий свет, заставив зажмуриться, а по ушам ударил резкий воющий звук.

            – Да будет свет! – громко провозгласил террорист и ещё громче и зловеще рассмеялся. Добро пожаловать в «Метро-2» – самый грандиозный проект советской эпохи!

            Громкий вой механического происхождения вскоре начал сменяться пронзительным свистом. Меня вдруг осенило – вентиляция! Чтобы поставлять воздух на такую глубину – необходимы мощные воздушные насосы... и фильтры, учитывая специфику этого объекта. А пятьдесят лет назад никто не заморачивался с шумоизоляцией.

            – Это же... «Д-6»? – выдохнул один из грузчиков, всматриваясь в глубину коридора, хорошо освещаемого старыми потолочными лампами. Коридор заканчивался метров через пятьдесят стальными гермоворотами, крепко запечатывающими проход.

            – Он самый. Однако для вас экскурсию организуем в другой раз, – решительно заявил террорист и навёл на них ствол автомата. Грузчики испуганно переглянулись. Однако Рублёв всего лишь кивнул им на открытые двери лифта.

            Рабочие, кем бы они ни были, повиновались и, выкатив капсулу в коридор, сами вернулись в лифт.

            – Кислорода вам хватит. Вас достанут примерно через 3-4 часа. Развлекайтесь! – бросил им террорист и, нажав на одну из кнопок, вышел из лифта. Затем он посмотрел на меня. – Оставьте им фонарь. Он им пригодится.

            Двери лифта начали медленно закрываться, но я быстрым движением успел закатить по полу в кабину прожектор. Лифт начал своё восхождение, увозя от нас грузчиков, рабочих или штурмовиков спецслужб – об этом мне так и не суждено было узнать.

            Через минуту после отъезда наших невольных помощников, Рублёв вернулся в комнату с пультом управления и, секунду поколебавшись, опустил ещё один рычаг. Гул лифтового механизма стих.

            – Что вы сделали? – спросил у него Гордецкий.

            – Обесточил шахту лифта. Придётся им повисеть несколько часов, пока их не извлекут оттуда спасатели. Мне нужна гарантия того, что лифтом больше никто не воспользуется, – с этими словами террорист потянул за третий рычаг.

           Из коридора раздался новый звук, на сей раз – глухой и скрежещущий. Мы вышли из комнаты. Гермоворота впереди нас медленно раздвигались в стороны.

           Террорист снял свой рюкзак и закинул его на край платформы. Затем залез на неё сам и сел за один из рычагов.

            – Профессор, мне потребуется ваша помощь, – окликнул он Гордецкого и указал на второй рычаг.

            – Далеко ехать? – спросил учёный, оторвавшись от своего планшета.

– Не очень. А что вы делаете, если не секрет?

            – Подбираю оптимальную конфигурацию вашей будущей прошивки, – невозмутимо ответил Гордецкий.

            – Я полагал, у вас уже есть оптимальная прошивка. – с лёгкой тревогой в голосе заявил террорист.

            – Боитесь? – улыбнулся профессор. – Я хочу испытать на вас мои новые разработки, касающиеся восприятия мира в вашей новой реальности. Не беспокойтесь, с безопасностью и шпионажем они никак не связаны.

– Что же это тогда?

            – Как вы полагаете, сколькими видами восприятия обладает человек? – вопросом на вопрос ответил профессор.

            – Традиционно – пятью, но... Постойте, вы хотите сказать, что...?

            – Я наделю вас интуицией. Шестым чувством, если угодно. В студенческие годы, ещё до того, как заняться проектом «Миграция», я изучал и этот вопрос. И кое в чём достиг определённых результатов.

            – И как же оно будет реализовано?

            – Вы будете чувствовать других людей или иные виды разума. Вернее, не  столько их самих, сколько их эмоции. Шестое чувство оперирует исключительно с эмоциональным полем. Людям всегда было свойственно чувствовать эмоции себе подобных. Ведь выделяемая при эмоциональных всплесках энергия – вполне  реальна и существует, как в нашем материальном мире, так и в электронном. Я добавлю в вашу прошивку возможность распознавать и читать эту энергию. А взамен вы мне пообещаете выйти со мной связь и помочь в дальнейшей реализации проекта.

            – Договорились, – немного подумав, ответил Рублёв и чуть смущённо добавил. – Мне этого как раз не хватало здесь.

            – Многим из нас этого не хватало. Особенно в личной жизни, – покровительственно заметил учёный и горько добавил. – Я ведь, признаться, тоже не из простого любопытства занялся этим вопросом...

            Гордецкий и Рублёв смущённо замолчали. Профессор залез на платформу и сел за второй рычаг. Я продолжал снимать. Впрочем, прямого эфира уже всё равно не было – на такой глубине все беспроводные средства передачи данных оказались бессильны. Поэтому теперь я просто записывал.

            Платформа медленно тронулась и двинулась вперёд по коридору – профессор и террорист крутили рычаги. Я двинулся следом. Девушки, игравшие роль заложниц, пошли за мной.

            Пространство за открывшимися впереди гермоворотами тоже оказалось освещено. Я повернул вперёд объектив камеры и присмотрелся. Разум отказался сразу осмыслить увиденное, а когда осмыслил – по спине пробежали мурашки.

            За гермоворотами нашему взору предстало пустое пространство невообразимо гигантской шахты. Она была круглой формы и в диаметре достигала нескольких десятков метров. Когда вся наша процессия преодолела границу гермоворот, мы оказались на небольшой платформе, закреплённый стальными балками и свисающими сверху тросами прямо на стене шахты. От платформы вверх и вниз, вплотную прижимаясь к стенам, вились серпантины узких железных лестниц. Я взглянул в пропасть шахты и не увидел ничего кроме тьмы – освещён был только наш уровень. Посмотрел наверх – аналогично. Мы оказались в центре   какого-то гигантского, невообразимого сооружения, о назначении которого можно было только догадываться.

            Тем временем Рублёв уверенно подошёл к небольшому пульту управления, расположенному на небольшом постаменте, на краю платформы. Он нажал несколько кнопок и потянул за рычаг.

            Гермоворота с уже привычным стоном начали закрываться. Одновременно платформу, на которой мы все стояли, слегка тряхнуло. Прямо из-под неё послышался неприятный скрежещущий звук. Одна из девушек вскрикнула и закрыла рот руками. Другая заботливо взяла её за плечо. Мы не обращали на заложниц ровным счётом никакого внимания.

            Когда скрежетание прекратилось, платформа неожиданно тронулась. Она начала спускаться вниз, а поддерживающие её стальные упоры задвинулись прямо в стену – именно это и было источником неприятного звука. Сейчас платформа вместе с капсулой, колёсным механизмом, на котором мы её сюда доставили, и всеми нами держалась лишь на восьми стальных тросах, скрывающихся во тьме наверху шахты. Где-то там невидимый механизм медленно раскручивал громадный маховик, со стальным треском освобождая намотанные на лебёдки тросы. Платформа оказалась лифтом, который теперь спускал нас в тёмное чрево шахты. У меня вдруг возникло обострённое чувство дежавю. Это уже было. Где? Во сне? В прошлой жизни? В фильме? Или в какой-то игре? Определённо, это уже где-то было. Мне показалось, что Гордецкий и Рублёв испытывают тоже самое. Во всяком случае, на их лицах я сумел различить тень задумчивости и удивления.

            Платформа резко и неожиданно остановилась – гигантский маховик во тьме перестал вращаться и тросы со скрежетом и звоном удержали конструкцию в одном положении. Рублёв наклонился над пультом управления. Только в этот момент я заметил, что мы остановились возле гладкой поверхности гермоворот – точно таких же, как и те, что остались наверху. В закрытом положении они образовывали единое целое со стенами шахты и почти не выделялись. Я вдруг подумал, что таких ворот здесь может быть тысячи, а шахта служит для них основной коммуникацией. Впрочем, она могла служить и совершенно для других целей...

            С глухим стоном гермоворота начали раздвигаться. В пространстве открывшегося перед нами коридора вспыхнул электрический свет.

            – Почти пришли, – тихо и почти благоговейно произнёс террорист.

            – Вам понадобиться выход в Сеть. Я не смогу его здесь вам обеспечить, – чуть обеспокоенно сказал Гордецкий.

            – Не волнуйтесь, здесь всё есть. И здесь мы в безопасности: у вас будет достаточно времени для того, чтобы осуществить всю процедуру, без лишней спешки, – с этими словами Рублёв дернул за рычаг платформы, на которой покоилась миграционная капсула, и медленно покатил конструкцию в коридор. Профессор взялся за рычаг со своей стороны. Я двинулся за платформой. Заложницы следом за мной.

            Этот коридор был шире и длиннее и под небольшим уклоном вёл куда-то вглубь коммуникаций. Вдалеке гудело что-то механическое, по звуку напоминающее работу двигателя внутреннего сгорания. Турбина? Силовая установка?.. Возможно.
            По бокам коридора расположились массивные стальные двери и гермоворота. Лампы, горевшие ярким белым светом, были закреплены на потолке, они хорошо освещали всё пространство. Их практичность и простота лишь подчёркивали амбициозность и величие подземной постройки, в которой волей случая мы все оказались.

             – Как вам удалось сюда попасть раньше? Вы же здесь не впервой, верно? – нарушив затянувшееся было молчание, спросил профессор, монотонно и с явным усилием двигая рычаг платформы.

            – В детстве любил залезать куда не следует, –  улыбнулся террорист. –  Впрочем, в прошлый раз я сюда попал через другой вход.

            –  Торговый центр, откуда мы спустились в это место, был построен относительно недавно. Как могло случиться, что частный объект, возведённый в начале 2000-х, вдруг оказался связан с секретными правительственными коммуникациями времён Советов, да ещё и такого масштаба? – поинтересовался Гордецкий.

            – Не всё так просто, как вам показалось, профессор. Ведущая сюда шахта обычно плотно закрыта гермозатворами, замаскированными под дно лифтовой шахты. Чтобы открыть их и спуститься вниз – достаточно ввести правильный код на панели управления лифтом. Но это сработает только в том случае, если будет отключён специальный предохранитель. Всё дело в нём. Деактивировать или активировать его можно только отсюда – из-под земли. То есть попасть в «Метро-2» из торгового центра можно только в том случае, если кто-то заранее отсюда выключит предохранитель. Я это сделал пару дней назад. А что касается коммуникации торгового центра с «Д-6» – поинтересуйтесь как-нибудь – кому принадлежат все эти магазины наверху…

            – Вы просто удивительный человек. Сколько же уникальной работы вы проделали, чтобы всё это провернуть?! – воскликнул Гордецкий.

            –  Спасибо за комплимент, профессор, но в противном случае риск не был бы оправдан. Думаю, на моём месте вы поступили бы также.

            – У вас действительно всё досконально продумано: капсула, «Д-6», лифт, бомба, заложники, предохранитель, взрыватель! Даже этот репортёр – у вас явно на него есть планы, – заметил учёный.

            Террорист, вдруг, немного смутился и посмотрел на Гордецкого. Он перестал двигать рычаг и платформа с капсулой начала медленно тормозить.

            – А вы проницательный. Но не беспокойтесь – я ничего не кому не собираюсь навязывать.

            Профессор, следуя примеру террориста, зафиксировал свой рычаг в одном положении и опёрся на него обеими руками. Он снова посмотрел Рублёву в глаза.

            – Скажите, можно ещё один откровенный вопрос?

            – Опять про бога? – усмехнулся террорист.

            – Нет. Скажите мне правду – вы бы стали убивать заложников там наверху, если бы я опоздал или не приехал?

            Впервые за всё время мне показалось, что Рублёв замешкался. В его взгляде читались противоречия, он решал – заслужил профессор правду или нет. Это продолжалось несколько секунд – террорист отвёл взгляд, посмотрел на меня, затем на стоявших за моей спиной девушек и, наконец, снова взглянул в глаза Гордецкому.

            – Вы знаете правду…– тихо ответил он и тут же перевёл тему, – Приехали. Здесь мне предстоит обрести бессмертие.

            – Благословение или проклятье… – в тон ему ответил Гордецкий.

            – Ни то и ни другое. Просто вечная жизнь и всемогущество – ничего особенного, – парировал террорист.

            Он спрыгнул с платформы и подошёл к небольшим, но с виду крайне надёжным стальным воротам – в том, что они были герметичны – я не был уверен. В отличие от других встречавшихся нам дверей – возле этой не было никаких рычагов или пультов управления. Зато прямо в центре из двери было выдвинуто круглое колесо со стальным обручем по окружности. Больше всего это напоминало ручки на люках в подводных лодках.

            Точно в подтверждение моих догадок, Рублёв крепко взялся обеими руками за обруч и с силой начал вращать колесо. Ворота, весом не менее тонны, заскрипели, заскрежетали и открылись.

            – Гидроусилители. Как на рулях у автомобилей, – поймав мой удивлённый взгляд, пояснил Рублёв. – Добро пожаловать в моё последнее убежище в этом мире.

            Террорист горделиво прошествовал в комнату. Гордецкий и я последовали за ним.

            Да, это была именно комната. Большая и вместительная, но комната – её размеры не позволяли языку назвать её залом. Пятьдесят квадратных метров – не больше. Возле одной из стенок стоял старый запылённый диван, два деревянных стула и стол. На столе лежал новенький ноутбук с мышкой и возвышалась древняя лампа. Впрочем, последнее нам не потребовалось – Рублёв нажал на выключатель – обычный выключатель, как в любой квартире – и комната наполнилась светом.

            – Запускайте, свою машину, профессор. Здесь есть электричество и Интернет. Я всё подготовил. Вы знаете, что делать, – с этими словами он развернулся и плотно закрыл за собой ворота.   

Гордецкий деловито осмотрел комнату. Его взгляд остановился на нескольких розетках, встроенных в стену – самых обыкновенных розетках с напряжением 220В. Рядом с одной из них я опознал стандартный LAN-разъём для сетевого кабеля. Собственно, там же лежал и сам кабель, аккуратно свёрнутый в круг.

            – Товарищ генсек боялся остаться без Интернета в случае ядерной войны? – удивлённо спросил террориста Гордецкий.

            – А Его Величество вы уже списали со счетов? – вопросил в ответ Рублёв.

            Профессор брезгливо поморщился.

            – Я его никогда туда и не заносил. Он слаб и порочен в своей либерально-капиталистической душонке. Все его достижения – лишь воля случая и непростительная удача.

            – Вот как? А я думал вы патриот, профессор… – усмехнулся террорист.

            – Печальна участь той страны, где патриотами зовут лишь тех, кто верен власти, – ответил учёный. – А вы считаете себя патриотом?

            – О, да, профессор! Я патриот – самый верный и истовый. Я патриот своей новой Родины, которую сейчас подарит мне судьба при вашем участии. Там власть и народ сольются в едином экстазе, там не будет болезней, бедности, рабства, пыток и религиозных иллюзий. Там все будут равны, и каждый будет счастлив. Там не будет места для смерти, боли и отчаяния…

            – Время покажет, – невозмутимо ответил Гордецкий. – Время покажет.

            Профессор снова запрыгнул на платформу и начал крутить рычаги управления, пристраивая капсулу в углу комнаты, рядом с розеткой. Платформа тронулась, проехала несколько метров и, скрипнув на прощанье, заглохла.

            – Вам помочь? – вежливо спросил террорист.

            – Ваша помощь мне больше не потребуется, Иван. Расслабьтесь и вспомните что-нибудь хорошее. Попрощайтесь с миром, в конце концов – вам здесь остались считанные минуты.

            Террорист осклабился, затем демонстративно обвёл взглядом пространство вокруг себя и весело заявил:

            – Прощайте, голые бетонные стены, прощай белый потолок и яркие лампы! Прощайте профессор, репортёр и прекрасные самки: извините за доставленные неудобства и не держите зла. Прощай мир, созданный лишь для пытки семи миллиардов разумных созданий. Прощайте, рабство, войны и череда бесконечных смертей. Прощайте, ненависть и отчаяние. Я ухожу от вас, эгоистичные вы суки, и вы ничего не сможете мне сделать, вы не остановите меня. Я победил вас! – его голос с каждым словом становился всё злее и циничнее, нотки юмора пропадали из него с каждым новым звуком.

            Профессор извлёк из корпуса миграционный капсулы провод с электрической вилкой и привычно воткнул его в розетку. Затем он присоединил к капсуле сетевой кабель и собственный планшет.

            – …Прощайте, подлость, обман и лесть! Прощайте, страх, равнодушие и религиозное  мракобесие! Прощайте, бандиты и террористы, прощайте извращенцы и палачи! Прощайте, ожиревшие магнаты и нефтяные олигархи. Прощайте…

            – Да вы позер, Иван, – спокойно заметил профессор, не отрываясь от экрана своего планшета.

            – Прощайте… Я счастлив, что говорю вам «прощайте», а не «до свидания»! Я счастлив, что ухожу от вас туда, где вы меня не достанете!.. Прощайте…

            Капсула неожиданно засветилась. Боковые стёкла осветило мягким синеватым оттенком, успокаивающим и умиротворяющим. С тихим механическим шуршанием часть стенки этого чудного устройства опустилась вниз, приветливо показывая свои внутренности. Пластиковое ложе, сделанное по форме человеческого тела, было выложено мягкой синей тканью, похожей на бархат. Впрочем, вероятно это и был бархат. Над выемкой, в которой должна была покоиться голова мигранта, на небольшом пьедестале лежал медный обруч…или вернее – шлем с диагональными полосами меди по форме головы. К нему было подсоединено несколько проводов, а на самом шлеме виднелись неизолированные электроды.

            – Прощайте… – донеслось в последний раз и глухо оборвалось. Террорист безумным взглядом смотрел во чрево капсулы. Профессор продолжал невозмутимо колдовать над планшетом.

            – Полезайте в капсулу, Иван, – спокойно сказал он. – Ложитесь и надевайте шлем. Взрыватель отдайте репортёру – только аккуратно.

            Террорист повиновался и молча протянул мне руку со взрывателем. Я вопросительно взглянул на профессора.

            – Берите, потом отдадите. Мне сейчас потребуются обе руки.

            Я посмотрел на взрыватель, и протянул было к нему руку, но вдруг отдёрнул, вспомнив о стоявшем на столе ноутбуке. Хорошая мысль, как всегда пришла запоздало и в самый неподходящий момент.

            – Подождите! Тут ведь есть Интернет, верно? Я могу снова организовать прямой эфир на наш сайт, если одолжите мне ноутбук и кабель.

            Террорист раздражённо махнул рукой. Субъективно он уже был в другом мире и моя попытка вернуть его в реальность, пусть и всего на одну секунду, жутко его расстроила. Взрыватель остался у него в руке.

            Я подошёл к столу и, не рискуя сесть на древний деревянный стул, открыл ноутбук.

            – Возьмите кабель, здесь есть ещё один, – сказал мне Гордецкий.

            Я подошёл к профессору, продолжавшему настраивать миграционную капсулу. Действительно, возле розетки лежал ещё один сетевой кабель – видимо в той связке проводов, которую я увидел, зайдя в комнату, он был не один.

            Я включил ноутбук и протянул шнур к сетевой розетке.

            – Ну как ваш репортаж – взорвал Интернет? – почему-то иронично спросил Гордецкий.

            – Сейчас оценим, – я запустил окно браузера и привычно набрал адрес нашего сайта. – Что за?.. О, боже…

            «По техническим причинам сайт временно недоступен», – гласили чёрные буквы на чистой белой странице.

            Профессор за моей спиной улыбнулся.

            – А вы рассчитывали на что-то другое?

            – Я думал… Чёрт…я, – я остановился на полуслове, забыв то, о чём хотел сказать.

            Действительно. На что я рассчитывал? На то, что власти дадут мне шанс рассказать людям о том, что они могут быть бессмертными? Что они могут быть всемогущими? Что им не надо больше работать, страдать и болеть? Ведь в таком случае власти им больше не понадобятся…

            Я зашёл на сайт крупного информационного агентства и открыл все публикации касающиеся захвата заложников в столичном торговом центре. «По предварительным данным, террорист обезврежен. Подробности не уточняются»; «Все заложники освобождены, им оказывается психологическая помощь»; «Полиция не может найти трёх женщин из числа взятых в заложники»; «Источник в ФСБ: журналист, взявшийся записать интервью с террористом, погиб».

            Такие дела. Выходит, меня уже списали со счёта живых. Я больше не существую. От этой мысли мне вдруг стало приятно и тепло. Ощущение было такое, будто я только что вернулся с собственных похорон. И теперь знаю наверняка, что никогда больше не увижу все эти гнусные рожи, окружавшие меня при жизни. А те люди, которые были мне симпатичны, теперь думают обо мне только хорошее. Ну, или вообще ничего не думают…

            Мне вдруг стало смешно. Как наяву я увидел ёрзающего на стуле засранца, допивающего седьмую кружку кофе и закусывающего третьей упаковкой пончиков. Первым пончиком он подавился, когда увидел, что я мило беседую с террористом. Вторым – когда к беседе присоединился профессор, лихо подкативший на своём бюджетном кабриолете. И, наконец, третий пончик ему затолкали в глотку уже суровые ребята в масках и с автоматами, предварительно вышибившие в офисе дверь, разбившие окна и для улучшения аппетита закидавшие засранца дымовыми гранатами. Сейчас он в каком-нибудь казённом подвале рассказывает им о том, в каких отношениях состоял со мной, моей семьёй, моими друзьями и моими домашними животными. Всерьёз за засранца я, конечно, не беспокоился – подержат часов тридцать в клетке, прогонят через несколько этапов допроса и отпустят под подписку о невыезде. Быть может, похудеет килограмм на 20 от пережитого. Ну, или наоборот…

            – Кина не будет, – спокойно резюмировал профессор и вернулся к настройке капсулы. – Но вы отменно старались, я восхищён вами.

            – Я… мог бы догадаться... Всё слишком быстро произошло – не было времени осмыслить.

            – Нам всем не хватает времени: кому-то, чтобы построить звездолёт и колонизировать Марс, а кому-то, чтобы выучить алфавит и научиться читать, – задумчиво произнёс Гордецкий и снова посмотрел на меня. – Возьмите у Рублёва его инструмент.

            Террорист снова протянул мне взрыватель, я машинально потянул к нему руку и крепко ухватил железные дуги сжатого в руке Рублёва устройства. Он ослабил хватку и отпустил его. Взрыватель оказался у меня в руке. Я ощутил в своей ладони нагретое рукой террориста железо: оно было чуть влажное от пота, но лежало уверенно, а сжимать его можно было без особых усилий.

            – Полезайте в капсулу – Апостол Пётр не будет ждать слишком долго и закроет калитку, если будете мешкать, – сказал профессор, выжидающе смотря на Рублёва.

            Террорист медленно подошёл к капсуле. Заглянул вовнутрь, прикоснулся к ней рукой. Затем он развернулся, снял с плеча автомат и, положив его перед собой, ногой толкнул Гордецкому.

            – Я в долгу перед вами, профессор… прощайте! – с этими словами он забрался в тускло-синеватое чрево капсулы и устроился на бархатном ложе.

            – Наденьте шлем с электродами на голову, расслабьтесь и вспомните что-нибудь хорошее. Больно не будет, но в этот мир вы больше не вернётесь… А на счёт долга – не переживайте, сочтёмся.

            Гордецкий подошёл к своему планшету, провёл по нему рукой и дверца капсулы с мягким механическим звуком начала медленно закрываться.

            – Прощайте…

            Он дождался, пока капсула полностью герметизируется, посмотрел на меня, затем вздохнул и ещё раз провёл рукой по планшету.

            Я вдруг почувствовал лёгкую вибрацию и лишь спустя полминуты понял, что на самом пределе слышимости, на крайне низких частотах, ощущаю лёгкое гудение. Капсула работала. Прямо сейчас она считывала память, интеллект, условные и безусловные рефлексы, врождённые инстинкты, данные о каждой клетке, о каждой хромосоме Ивана Юрьевича Рублёва, московского программиста и хакера, захватившего десять часов назад более двух десятков заложников ради того, чтобы обрести бессмертие.

            Стоило ли он того? Стоит ли бессмертие и всемогущество слезы невинного ребёнка? А счастье? А вечное счастье? Как определить грань между запретным и дозволенным? Как понять оправдывают ли цель средства?.. С другой стороны, а нужно ли?.. Ведь бога нет, а значит дозволено всё. Хочешь – бери заложников, хочешь – развязывай войны и трахай мёртвых малолеток, хочешь – истреби целый народ. Вопрос в том – нужно ли это тебе. Если захватишь заложников – это не понравится ребятам в погонах: не только товарищу участковому, но ещё и дядям на танках, вертолётах, с гранатомётами и снайперскими винтовками. Все они суровые, бесцеремонные и очень-очень злые с теми, кто захватывает заложников. Развяжешь войну – получишь целую армию врагов. А некрофилия явно придётся не по душе родственникам жертвы, да и общество в случае утечки информации вряд ли по достоинству оценит твою ориентацию. Истребить какой-нибудь народ? Попробуй: больше прославишь его, а сам застрелишься, и лет двести будешь ворочаться в гробу, выплачивая репарации троюродным племянникам «чудом уцелевших». Что из этого тебе нужно?

 

            В своих размышлениях я отвернулся от мерно гудевшей и делавшей свою работу капсулы. Я не знал, сколько это будет продолжаться – пару минут или несколько часов. А спрашивать у профессора, нарушая в такой момент священную тишину этого места, мне вовсе не хотелось. Гудение капсулы успокаивало, а исходящее от неё синеватое свечение умиротворяло, притупляя восприятие и силу воли. Я решил не смотреть на неё.

            Мой взгляд, неожиданно остановился на девушках, взятых Рублёвым в заложники ещё наверху в торговом центре. Почему-то всерьёз обратил внимание на них я только сейчас. Все они были невысокого роста и весьма сескапильного сложения – со вкусом у террориста было всё в порядке. Первые две – совсем молоденькие, едва-едва совершеннолетние. Одна накрашена и одета в яркую модную куртку, держится увереннее всех – девочка явно знает себе цену. Таких можно встретить на гламурных вечеринках или в дорогих клубах. Обычно они живут на содержании своих великовозрастных любовников или трудятся в модельном бизнесе. Вторая попроще – одета неброско, но со вкусом, никакой косметики и украшений на ней я не заметил. Черты лица одухотворённые, с творческим посылом – явно поработала над ними. Такие считают себя художницами или поэтессами и ненадолго становятся хорошими жёнами. Потом у них начинается творческий кризис, который, как выясняется, уже никогда не закончится, они рожают, после чего толстеют или, наоборот, резко худеют и ударяются в какую-нибудь религию или навязчивую идею – в общем, перестают быть хорошими девочками. И, наконец, третья…третья…

           У меня перехватило дыхание – мне показалось, что я захлебнулся кислородом. Сердце бешено заколотилось о рёбра. Я не верил своим глазам. Третья – это…

           Нет, это не Она. Её я бы узнал где угодно, Её лицо и Её взгляд невозможно перепутать ни с чем. В них никогда не было ничего человеческого. Это были лицо и взгляд сверхчеловека, божества, представителя далёкой и могущественной цивилизации. Она была созданием, которое превосходит в развитии всю человеческую расу и каждого её представителя в отдельности. Не знаю, была ли они ниспослана в наш мир, чтобы сделать что-то поистине  великое: изменить судьбу цивилизации, спасти или уничтожить Вселенную или для чего-то ещё. Но Она была божественна, уникальна и прекрасна самим фактом своего существования. Одним эти фактом она могла созидать и разрушать, стирать с лица земли города и вновь возводить их из пепла. Её власть и могущество над этим миром были безграничны… Но Она предпочла изучать нас со стороны. Всё наше творческое наследие – литература, живопись, театры, музыка и кинематограф оказались в Её распоряжении. Она не захотела что-то менять, Она просто смотрела, слушала и изучала, так и не решаясь связать свою судьбу с кем-то из нас. Мы Её не впечатлили…

          Да, конечно, это была не Она. Но одно маленькое сходство, одна мельчайшая деталь в облике той третьей девушки, вновь разбудили мою больную память. Быть может детонатором стали её тонкие и одновременно острые черты лица, её маленькие изящные губы или на худой конец, её тёмные и своенравные волосы, непослушным матовым водопадом опускающиеся на плечи. Она была старше первых двух и держалась слегка особняком, заняв самую неприметную позицию – в углу возле стола с ноутбуком. Она смотрела на капсулу и, кажется, не заметила моего ошарашенного взгляда. Впрочем, своё грязное дело она сделала – моя память вновь изрыгнула все лекарства времени и сбросила повязку расстояния, а маховик персонального ада закрутился в полную силу.

          – Кончено, – я не сразу понял, откуда доносится этот звук. Гудение капсулы прекратилось. Профессор устало смотрел на меня. Я молчал.

          – Поздравьте меня, я выполнил требование террориста, – тихо произнёс Гордецкий. – Сейчас мне придётся оказать ему ещё одну услугу – последнюю и не самую приятную.

          Учёный открыл капсулу, присел у входа и, взявшись обеими руками за лежавшее внутри тело, стал медленно извлекать его из ложа. Я равнодушно наблюдал за его манипуляциями.

          Гордецкий вытащил террориста из капсулы, взял за руки и волоком потащил к противоположной стене. Я видел, как грудь Рублёва медленно вздымается и опускается – на этом демонстрируемые им признаки жизни заканчивались. Профессор бросил тело возле стены, недалеко от закрытых гермоворот, и не спеша вернулся к платформе с капсулой. Там он подобрал лежавший на полу автомат Рублёва, отстегнул и проверил магазин, снял его с предохранителя, передёрнул затвор.

          – Кто-то должен это сделать, – тихо сказал Гордецкий не то мне, не то заложницам, навёл ствол автомата на лежавшее у противоположной стены тело и дал короткую очередь.

          Гул автоматной стрельбы в закрытом помещении больно ударил по ушам всем присутствующим. Художница и гламурная испуганно вскрикнули, а моя новая мучительница лишь чуть вздрогнула. Я же поморщился и потёр уши ладонями. Под телом террориста начала растекаться лужа крови.

          И в этот момент новый совершенно не ожидаемый в этом месте звук нарушил наступившую тишину. Стоявший на столе ноутбук вдруг весело оповестил о новом голосовом сообщении в одной из коммуникативных программ, установленных на компьютере. Мы с профессором удивлённо переглянулись. Бросив на пол автомат, Гордецкий подошёл к столу, наклонился над экраном ноутбука и активировал сообщение.

          –Cogito, ergo sum, – произнёс хорошо знакомый голос. Профессор вздрогнул, девушки задрожали и лишь я продолжал равнодушно наблюдать за происходящим. Это был голос Ивана Рублёва.

          –Мы…мы сделали это, – глухо и одновременно восторженно произнёс Гордецкий. – Каждый получил то, что хотел.

          –Не каждый, – спокойно ответил я.

          –Ваш репортаж придётся серьёзно редактировать и согласовывать с властями, но вы получите то, что хотели – вы сделаете репортаж века, я лично позабочусь об этом, – наставительно пообещал профессор и медленно подошёл ко мне. – Можете отдать мне взрыватель и давайте выбираться отсюда.

          –Дело не в репортаже… – тихо ответил я и сделал шаг назад.

          Это была правда. Мне было плевать на этот репортаж с самого начала, как и на всю свою работу. Там наверху, когда я бросился в захваченный торговый центр, мне было просто интересно… и холодно. Уничтоженный до основания инстинкт самосохранения не смог помешать другим, более простым чувствам и желаниям. А теперь, когда у меня на глазах умный, но несчастный человек вдруг обрёл бессмертие и всемогущество, когда он собственными руками завоевал для себя мир, в котором сможет реализовать все свои потребности и мечты, все потаённые желания, избавиться от всех комплексов и ошибок генетического кода, теперь, когда небольшое сходство маленького существа с Богиней снова разбудило и выпустило на свободу моего дракона – память – у меня появился собственный интерес. Гораздо более сильный и древний, чем сам инстинкт самосохранения. Я знал, что мне нужно. Я знал, кто мне нужен…

            Я знал, кто мне нужен.

            Так что вы там говорили, Иван, о творчестве в новом мире? «Способность творить выйдет на первое место», «полноценный искусственный интеллект»? «Опираясь на память, мы сможем заселить этот мир теми, кто был нам близок»? Теми, кто был нам близок… Разве это не то, что нужно каждому из нас? Разве это не то, что отличает ад от рая? Разве это не то, что оправдает любые средства?

            Профессор подошёл ко мне почти вплотную и протянул руку.

            – Отдайте взрыватель. Всё кончено, – тихо попросил он.

            Я медленно покачал головой и посмотрел ему в глаза:

            – Нет, всё только начинается… Вы знаете, что нужно делать.

            Взгляд профессора не был осуждающим.

Конец.

+5
892
RSS
Ашот
07:34
+2
Самое страшное и печальное в том, что это может однажды стать правдой! Спасибо, автор!
06:03
Это может быть страшно, но вовсе не печально. Это наше вероятное будущее.
19:57
+1
Иван простите. Рука соскочила. Конечно +1. Очень понравился
18:59
+1
Ну а я обнулю ситуацию) а то минус некрасиво тут смотрится ;)
20:15
Благодарю!
20:07
Классика не перестаёт удивлять.