Империя Джи. Рождение экзекутора

Осенние листья неслышно порхали вдоль ног у дорог.

А ветер вальяжный небрежно их в кучу большую сберег.

Вновь прыгнул скучающим тигром и снова копну разметал.

Рисунок души моей тихо вспорхнул и, разорвавшись, упал.

(Случайная запись из дневника шестой Крошки)

*

Вдо-ох и выдох.

Крошка расслабилась. Дыхательная маска облепила лицо противной медузой, заткнув уши и не давая открыть глаза. Тело утоплено в проводящем растворе, и так надежно закреплено, что не пошевелиться. Голову сжимает обруч с пронзившими мозг электродами, но мысль… мысль свободна.

Вдох, выдох. Оставленная лаборантом глубокая круглая рана в подреберье благополучно зарастала, распространяя по всему телу волны тягучего тепла и тупой, словно окрашенной густо-малиновым, пульсирующей боли от ускоренной регенерации. Крошка отстранилась от этой привычной и даже ласкающей боли — тело само знает, что делать, а она пока отдохнет, ощущая себя маленькой капелькой, укрытой где-то внутри головы, за глазами. Эта капелька пряталась, сжималась и только самым кончиком длинного трусливого хвостика трепетала, сросшись со вздрагивающим сердцем. Вдох, выдох.

«Крошка, ты готова? Я вижу: рана уже зажила».

Тест еще продолжался, и впереди было самое трудное. Крошка боязливо всхлипнула, но затем почувствовала, что Джи взял ее всю целиком в теплые фантомные ладони, успокаивая и ободряя.

«Да, я готова».

«Найди Вика».

Крошка выпустила мысленный скан, облетая по спирали подземные этажи базы. Серые в ментальном зрении лаборатории. Светящиеся ауры людей и ажлисс... Казармы, гаражи, столовые и мастерские… Дальше! Многоцветье огоньков живых, глухое эхо андроидов и предметов, абрисы помещений и зданий. Императорские покои, жилые сектора, офисы и служебные помещения…

Еще дальше…

Арена, полигон, станция подземки, дорога в город… Люди, животные в парке… Выше…

А! Над полигоном висел маленький флаер, и в нём — мягкая и родная аура Вика, секретаря императора. Крошка безмолвно окликнула его, тронув волоконцем мысленного контакта.

«Привет, Крошка! — отозвался Вик. — Уже? Начинаем?»

«Да».

«Следуй за мной!» — Вик медленно полетел прочь.

А тело Крошки вдруг захлебнулось и выгнулось дугой, будто заживо сгорая в раскаленной магме, в которую превратился электролит. Крошку затопила жгущая боль, взрывающая тело и голову. Крошка металась, пытаясь улететь вслед за мыслью. Тянулась и билась, но не могла вырваться. Она была прикована намертво. Мысль свободна, говорил Джи. Прими боль, говорил Джи. Пропусти боль сквозь себя, стань болью, и она поможет тебе, подтолкнет вдаль. Освободит скрытую силу. Но Крошка не могла. Боль не освобождала. Этот кошмар выедал тело изнутри и снаружи, а мысль билась в материальной оболочке, обгорая бабочкой в костре. Крошка чувствовала Джи, совсем близко — протяни руку и коснешься, он мог бы помочь! Но Джи закрылся. Она должна сама.

«Ищи Вика!» — ударило мысленное напоминание.

Но Вик потерялся. Она забыла про Вика. Крошка тянулась к Джи и не могла выбраться. Не могла прорваться сквозь монолит ужаса, раздавивший её волю, силы и желания. Остались только страх и боль. И она, сжавшись в маленькую песчинку, безвольно упала во всеобъемлющий мрак...

Тьма неслышно зажурчала стекающим электролитом, обнажила мокрую холодную кожу и ушла. Крошка очнулась и сразу же задохнулась слезами под маской. Тестер пережёвывает её вот уже десять лет, а она всё не привыкнет! Непроизвольно дернулась всем телом, пытаясь вырваться из пут. Проверка закончилась, но боль продолжала вгрызаться в тело и душу, перемалывая каждую клеточку. Крошка заметалась мысленным сканом, нашла Джи — и он ответил, обволакивая ее любовью и нежностью. Пустил её к себе и мысленно обнял, окутал своим сознанием. Внушением спрятал боль, замещая чувства её тела, согревая и создавая фантомы ощущений.

— Хакисс, результаты такие же, как и полгода назад, — Джи снял с её лица маску. — Зачем ты паникуешь? Ничего же страшного не происходит, ты не можешь умереть в тестере. И даже если умрешь, то это не смертельно, — губы Джи едва дрогнули, обозначая улыбку.

Хакисс отвела глаза, пытаясь собраться с мыслями, с силами. По голому телу, несмотря на внушённые объятия теплых рук, пробежал озноб. Он назвал её Хакисс, не Крошкой, значит, действительно всё совсем плохо.

Ниша тестера бесшумно повернулась и встала вертикально. Лаборант наконец ослабил крепления, и Крошка ступила неверными ногами на скользкий пол. Дрожа, вытерла слёзы и, удерживая плач в больном горле, уткнулась лбом в грудь Джи. Он не любит, когда она плачет.

Джи выдернул у стюарда толстую мохнатую простыню, завернул Крошку с головой в уютное тепло и подхватил на руки, отсылая андроида за обедом.

Крошка расслабилась и положила голову императору на плечо. «Прости, у меня не получается. Это слишком больно».

Говорить вслух не было сил. Хотелось забыть ослепляюще-белый зал подземных лабораторий, всю эту императорскую базу вместе с бесполезными тренировками. И вот так раствориться в нежности и надежности, тепле и любви, исходящими от её Бога. Просто перестать быть.

— Ты должна пересилить себя. Пропустить боль сквозь себя, стать ей. И выйти за пределы, расширить свои возможности. Ты права, десять лет учебы, а ты вдруг сопротивляешься и боишься сделать еще один шаг, а я не могу понять, почему ты не хочешь. Ты же знаешь, что потом всё будет хорошо.

«Я сделаю тебе хорошо», — добавил он мысленно, убаюкивая внушенными нежными прикосновениями и фантомом счастья.

— Прости... — она не открывала глаз, погруженная в душевный контакт. Выдохнула и прижалась: вот так слиться и остаться навсегда... Выпустила тонкий усик мысленного скана... Нет, Джи идет не в императорские покои, а наверх, в старые казармы! К ней в комнаты. Это тоже нехорошо. Она надеялась, как обычно, после теста отдохнуть вместе с Джи — он бы её утешил, дал сил после убивающей проверки.

Они поднялись на маленьком лифте в коридор наземных казарм. Джи, на мгновение прижав ее покрепче, стремительно прошел в узкие двери и сел на кровать. Крошка потянулась и спрятала лицо на его шее, прижалась губами и продолжила мысленные ласки легкими поцелуями. Потом, вдыхая обожаемый запах, стремясь оставить его с собой, остаться с ним, в нем, быстро тронула языком кожу под скулой. Выпустила из-под языка короткую мясистую трубочку жала и, посылая робкий вопрос, пугливо царапнула острым костяным кончиком. Она ненавидит пить кровь, но, может, так она упросит его не уходить?

«Можно?»

— Нет, — Джи столкнул ее на постель и встал. — Умойся и поешь нормально. Как полагается. Потом можешь отдохнуть. Учись сама восстанавливать свои силы.

— А ты не побудешь со мной? — слова вырвались сами, уговаривать и просить не имеет смысла. И испугалась. Опять попросить прощения? Закуталась в одеяло и затихла в ожидании.

— Нет. Я недоволен тобой.

Разорвал ментальную связь, закрылся от неё и ушёл.

В маленькой комнате на огромной кровати взорвались пустота и одиночество.

Словно в первый день.

Словно она опять маленькая неумеха! Потерянный ребенок!

Хакисс расплакалась: не получается у неё стать настоящим экзекутором! Она не может даже научиться спокойствию! Он ушел, и без него совершенно невозможно! Она знает, что всё пишется в дневник — и пусть! Он увидит, как ей было плохо! А что если система указала не того ребенка? И она никогда не сможет? И всё зря! Хакисс отшвырнула подушку, закусила одеяло и глухо застонала.

Вскочила с кровати и выхватила из шкафа домашнюю одежду теломорфы Стива. Не расстегивая застежку на плече, продрала голову в горловину, рывком натянула свободные штаны и, сдерживая слёзы, выскочила на террасу. Ну и пусть! Она уйдет на остров! Только зверики любят её с удачным испытанием или без!

На берегу озера толпилось около двадцати отдыхающих гвардейцев. Целый отдел. Делать им прямо с утра нечего? Кто-то плавал, а остальные валялись на берегу или играли в "кривой мяч", пытаясь попасть по левитирующей над водой мишени летящей по синусоиде битой. Хакисс напустила на них фантом, одурила гипнозом, заставила не видеть себя и пробежала вокруг пляжа по короткой траве лужка к маленькому мысу у самого леса, через кружевной мостик на звериный остров. Её личную сказку. Её собственный мир.

Выросшие вместе с ней и теперь достающие головами прямо под руку Тигра, Дракошка и Единорожик сразу выбежали навстречу, как только она переступила невидимую границу и остановилась, всхлипывая, на теплом белом песке перед тремя цветными домиками.

— Не плачь, — белый Единорожик склонил голову, и из его глаз покатились редкие крупные слёзы.

Хакисс протянула руки, и Тигра прыгнула в объятия, замурчала, обхватила лапами. Быстрый горячий язык суетливо вылизал глаза.

— Не пла-ачь, — Тигра положила голову хозяйке на плечо и лизнула в ухо.

— Я не смогу! — Хакисс зарыдала и влезла в тигриный домик, прижимая к себе пушистого зверика, чье сердечко билось в унисон с её собственным... Упала на овальную подстилку тигриного гнезда и изо всех сил вцепилась в любимую игрушку, как в спасительную скалу во время шторма. Единорожка с дракончиком заскочили следом, легли рядом, утешая и нашёптывая свои игрушечные глупости.

Хакисс была безутешна. Никто не может успокоить ее так, как Джи. Ни с кем она не бывает так счастлива, как с ним! И так несчастна без него! Крошка плакала, захлебываясь и чувствуя, что всё глубже погружается, всё сильнее запутывается в счастье и печали, попеременно переполнявших её сердце. Безбрежная радость, когда она была рядом с императором, сменялась на бездну грусти и отчаяния, когда Джи оставлял её. Волны слишком сильных переживаний бились бесконечным прибоем, бились вместе с пульсом, пробирались в сердце. Ручейки эмоций растекались, разветвлялись и сливались в океан, который наглухо изолировал её. Накрепко привязал к императору, скрыв ее душу от остального мира. Ей казалось, что она тонет, брошенная в ураган, и единственное, что удерживает её на плаву, это бесконечно преданные зверики, которые всегда любят её.

Она хотела так и уснуть, в объятиях своих игрушек, но пришел Генри и увел её домой.

— Я тебя сейчас вымою, накормлю, и ты поспишь. Горячая ванна тебе поможет, ты согреешься и отдохнешь. А вечером сходишь в город, погуляешь.

— Отстань, я ничего не могу и не хочу! — глотая слезы и выбираясь из тигриного убежища, ответила Хакисс. Обязанности! Даже личное время и то всё расписано заранее!

— Крошка, ты умница и единственная, кто может! Ты еще немножко постараешься, и император будет гордиться тобой. Ведь ты его частичка, — тихо приговаривал Генри и взял её на руки.

Хакисс спрятала лицо на плече у стюарда и снова одурманила играющих гвардейцев. Ещё не хватало, чтобы эти веселящиеся лбы видели заплаканного экзекутора, бегающего туда-сюда.

Но стоило Генри войти в комнату, как Хакисс вывернулась и встала на ноги.

— Что я, ходить не могу? — она потащилась в гигиенический угол, занимавший почти треть комнаты.

— Забирайся, я тебя вымою, — включил Генри обычные стюардовские комментарии. — А ты согреешься в воде и поешь, а я в это время высушу и заплету тебе косу.

— Уймись! — Хакисс возвела глаза в потолок и легла в успокаивающее тепло и положила голову на подставку. Внушенная боль исчезла сразу, как выключился тестер, рана, откуда брали пробы тканей, тоже заросла еще во время проверки. Но чувство, что её душу разорвали, а потом кое-как запихали обратно, это странное ощущение саднило, болело вместе с обидой и обречённостью. Хотелось сделать себе больно, всадить нож в подреберье! Чтобы Джи взял на руки, утешил, сделал хорошо...

Но она отдохнет, восстановит силы, и все закрутится сначала...

Вялая после купели, она позволила стюарду перенести себя на кровать, затащила с собой под одеяло и так, на руках андроида, привычно слушая его сердце, уснула.

И к ней пришло воспоминание о самом первом дне на базе.

*

Вернешься, вернешься, по пыльным холодным дорогам

По серым пескам, утонувшим в седой тишине,

По боли разбитых судеб, по векам, облакам и тревогам,

Сквозь алые капли огня или слез ты вернешься ко мне…

(Из баллад Марка Шейдона)

*

Маленькая девочка проснулась и села, а на неё ласково смотрел... Она была уверена, что видит этого красивого темноволосого и синеглазого мужчину впервые, но поняла: она знает, кто это. И знает, где это, и даже что это все вокруг. Она сидела в инкубаторе в своём тренажерном зале... Своём тренажерном зале?! Никогда не видела ничего подобного! Столь огромного зала с тренажерами и тиром в дальнем конце. Но знает здесь всё? Она раньше никогда здесь не была! А где она была? Страх шевельнулся и вдруг стал незаметным, словно прозрачная занавеска на окне, отодвинутая в сторону заботливой рукой. А тут нет никакого окна, большой зал под землёй, тут не может быть окон. Что-то странное зашептало изнутри — тело показалось невесомым. Стало спокойно и радостно. Возникло приятное ожидание, словно пришёл праздник, и вот-вот начнут раздавать подарки. Чувства рождались внутри и порхали в ней, вокруг нее, и она сама парила вместе с ними. Девочка с непониманием закрыла глаза и задержала дыхание, прислушиваясь к себе, и вдруг её тело само встало и потянулось к синеглазому мужчине, с улыбкой наклонившемуся навстречу. Она изумленно раскрыла глаза и оказалась у него на руках, на руках у... царя?

«Джи», — его имя всплыло в голове.

— А ты — Крошка, — Джи прижал ее к себе и поцеловал. — Ты рада?

— У тебя смешное имя! Ты царь? — и снова удивилась: она говорит на новом языке!

— Нет, Крошка, я император, но для тебя я всегда буду Джи.

— Но меня зовут Хакисс, — неуверенно выговорила девочка. Кажется, её зовут Хакисс? Странная смущающая пустота была внутри. Она не помнила ничего! Она родилась только что? Но никто так не рождается... А сколько ей лет? Она не помнит! Она ничего не помнит! И она точно тут никогда не была!

— А где я живу?

— Теперь твой дом здесь!

Теперь? А где её дом был раньше? Тревога, так и не родившись, затихла и исчезла. А странная, слишком яркая радость пропитала воздух.

Она обняла и поцеловала Джи. И это ее тело сделало само! Но было так хорошо, счастье просто переполняло ее! И она, теперь уже по своему желанию, изо всех сил обняла Джи — она его сильно-сильно любит! Она никого так сильно не любила!

— Я буду звать тебя Крошка. Ты — моя частичка, ты будешь жить со мной, — засмеялся Джи, подбросил её и снова поймал, прижимая к себе. Она закрыла глаза и положила голову ему на плечо. И Джи понес ее по белым коридорам.

Хакисс чувствовала необычный восторг, она почти не видела ничего вокруг, совершенно не боялась и уже не удивлялась. Блаженство и благодарность затопили ее, река счастья несла и укачивала. Она словно попала в сказку, в волшебную империю! А император такой красивый и добрый, он будет заботиться о ней!

Немного впереди шел высокий парень. По коже рук, от пальцев и до локтей, вились темно-коричневые цветочные узоры, словно фигурный загар... Генри?

— Да, он принадлежит тебе, это андроид, твой стюард, — услышал её мысли Джи. — Он будет тебе во всем помогать, а ты должна его слушаться. Когда ты вырастешь и всему научишься, он будет слушаться тебя.

Джи прижал Крошку к себе, поцеловал в щеку, и её снова обхватило радостью и теплом. Она была так счастлива... и не задумывалась, почему. Ей просто было хорошо. Она даже не смотрела, куда они идут. Поднявшись на лифте, они вышли в длинный светлый коридор со множеством дверей. Девочка запрокинула голову: сквозь прозрачный свод потолка светило солнце.

— А вот и твои комнаты, — Генри толкнул дверь вбок, и Джи нежно спустил Крошку с рук. Хакисс была разочарована. Она ожидала увидеть спальню принцессы, а тут обычная маленькая комнатка со столом и диванчиком... Она пробежала по узкой комнате к прозрачной стене напротив. За стеклом, сразу за низкой террасой, зеленел цветущий луг, а вокруг лес со всех сторон. А справа озеро. Крошка оттолкнулась руками от стекла и обернулась. И теперь большой стол с экраном почти во всю стену оказался слева, а справа — плоская софа в нише пустых книжных полок. Хакисс пошла в другую комнату, отодвинув узкую дверь (О, она знает, что дверь надо двигать, а не открывать!) и обиженно воскликнула:

— Но тут ничего нет!

Во второй комнате не было даже окна! Прямо у входа стояла узкая кровать, а почти до середины комнаты из дальнего угла вылезала полукруглая светящаяся стена. За ней оказалась громадная зеркальная ванная комната с маленьким бассейном.

— Это твои комнаты, — голос Джи оплетал Крошку: он словно расцветал внутри неё и одновременно Крошка слышала его. — Ты потом сама всё сделаешь так, как захочешь. Но сначала ты будешь учиться, чтобы помогать мне и людям. Ты хочешь научиться летать?

— Хочу!

— Ты научишься. Тебе надо научиться управлять своим телом. Иди сюда, смотри, — Джи подозвал ее обратно и посадил на высокую мягкую табуретку к столу. — Попытайся вырастить у себя пёрышки. Хотя бы на одном пальце. Вот, тут лежит перо, рассмотри внимательно, как оно устроено. На экране ты сможешь посмотреть, как оно растет у птиц. Генри тебе поможет включить систему. Постарайся увидеть себя изнутри, найти свои растущие клеточки на руке и заставить их расти так, как тебе надо. Я приду завтра и все проверю.

Джи ушел. А Генри остался и присел на диван за ее спиной. Девочка растерянно сидела и смотрела на перышко. Тут нет даже книжек! Тут нет даже визора и игрушек! Она вдруг ощутила странную пустоту в себе и вокруг. Как будто она спала, согретая под теплым одеялом, и вдруг ее выкинуло с кровати в ночь и широкое поле. И никого вокруг. И почему она ничего не помнит? Слезы набежали и вырвались сами. Как же она не любит плакать! И не будет! Она затряслась, сдерживаясь и задыхаясь, но тут Генри взял ее на руки.

— Можешь плакать, я тебя пожалею, я знаю, тебе сейчас грустно. Это все потому, что Джи ушел. С ним тебе было лучше, да, Крошка?

— Я не Крошка! Я ничего не помню! — она разрыдалась на теплой груди андроида, с удивлением услышав стук его сердца. — Я тут никогда не была! Где я живу? Где мама и папа? Мои родители умерли? Я не знаю, я ничего не знаю!

— Тебе никто не нужен, кроме императора, — вытирая слезы и прижимая её к себе, утешал Генри. — Когда рядом Джи, то всем людям хорошо, а тебе всегда будет лучше всех. Ты научишься и сама будешь как император. Тебя все будут любить, как императора. Ты будешь для него и для всех самым дорогим подарком. Неважно, как тебя звали раньше, у тебя будет много имен. Неважно, что было раньше. Твоя жизнь началась сейчас.

— Моя мама умерла? — Хакисс даже перестала дышать. Она не помнит, но у нее была же мама? У всех есть мама!

— У тебя нет родителей, у тебя есть Джи.

— Я сирота? — Хакисс с трудом сдержалась, чтобы не заплакать снова. У неё нет родителей?! Она ничего не помнит!

— Нет, ты теперь ажлисс. Император заботится о тебе и стер из твоей памяти всё ненужное. Ты как бы снова родилась. Ты родилась для Императора в новом теле, теле ажлисс. И тебе нельзя ни с кем говорить без разрешения. Только со мной и с Джи.

— Почему?

— Ты не обычный ребенок, ты экзекутор!

— Кто? — удивилась девочка, понемногу переставая плакать и прислушиваюсь к биению сердца в груди стюарда.

— Ты — частичка императора, его рука, его единственный близкий человек.

— У императора нет жены?

— Нет, он же сноваживущий — ажлисс. Вспомни: семья и дети бывают только у людей. Когда человек становится ажлисс, то отказывается от личного в пользу общечеловеческого, потому что все люди как бы дети ажлисс. Император тоже живет один, но ему можно иметь спутника. Он нашел тебя, теперь ты его частичка и будешь с ним навсегда.

— А у тебя татуировка на пальцах...

— Нет, это не татуировка, это просто пигментация, как у всех андроидов. Но ты же всё знаешь — всё, что надо, есть у тебя в памяти. Люди могут украшать себя, как хотят, но ажлисс не портят свое тело...

— А у тебя есть сердце? — вспомнила Хакисс, послушно пересаживаясь к столу. Столько всего нового! Ажлисс... Вот про ажлисс она что-то помнит?

— Конечно, есть. У меня такое же тело, как у тебя, только я не родился. Меня сделали специально для тебя, и у меня внутри био-компьютер с программой вместо живой души.

— А у меня есть душа? — задумчиво протянула Хакисс. — Мне казалось, я слышала, как Император говорит у меня внутри.

— Всё живое имеет душу. Душа постоянно излучает биополе — это как невидимый человеку кокон вокруг тела. Но ты ажлисс. А ажлисс могут видеть и слышать мысли, сливаясь биополями. Император очень сильный ажлисс и может вытягивать биополе в длинное щупальце или раскидывать сетью. Это умение называется скан. Джи может на большом расстоянии присоединяться к душам живых существ и даже управлять ими, резонируя и катализируя их ощущения. Император говорил с тобой, пользуясь сканом. Ты будешь как он. А сейчас положи руку вот сюда, на панель, тебе надо учиться!

Генри взял ее руку и положил ладонью на черный блестящий прямоугольник, врезанный в стол. Перед ней на стене включился экран. Побежали картинки, и Генри помогал ей, что-то объяснял, но она все равно почти ничего не понимала. Как увидеть себя изнутри? И эти клеточки, где они? А как вырастить перышко? И почему она ничего не помнит? Когда она снова была готова расплакаться, Генри выключил экран.

— Тебе достаточно на первый раз! Пойдем, я покажу тебе твои игрушки! — стюард подошел к прозрачной стене и коснулся пальцами нарисованного на высоте пояса квадратика. Стекло раскололось вертикальной трещиной, и половина спряталась, открывая выход. Генри шагнул на террасу, с неё — на коротко скошенную траву и повернул направо к озеру.

Хакисс пошла следом. Белый камень террасы отливал голубым. Прозрачный синий навес сливался с небом, держался на витых тонких столбиках и тянулся налево до конца здания. Её дверь-окно оказалось последним в ряду. Хакисс спрыгнула на луг и оглянулась. На углу второй половины дома были закрытые высокие ворота, и от них широкой петлей заворачивала за угол песчаная дорога. Неинтересно.

Хакисс побежала за Генри к большому озеру. Разные и незнакомые деревья тихо шумели под слабым ветерком и колыхали разлапистыми резными листьями или длинными мягкими иголками. Из-за дома к шуму деревьев примешивался шум машин.

— Там дорога? — махнула девочка рукой за спину, догоняя андроида.

— Дорога далеко, это шумит полигон. Гвардейцы тренируются.

Девочка оглянулась:

— Вон дорога!

— Это местная дорога, она проходит только по базе.

— А что там? — Хакисс указала на ворота.

— Там, в закрытой части здания расположены конюшни и бассейн, а внизу под землей находятся лаборатории и комнаты императора. Но ты ещё маленькая, и сама никуда ходить не можешь. Двери тебя не послушаются. Пока ты не вырастешь, ты будешь ходить со мной или с императором.

— А кто живет в тех других комнатах рядом с моей?

— Гвардейские офицеры, остальные живут в казармах с другой стороны или внизу.

Они прошли по песчаному пляжу почти до самого леса, а там по кружевному нежно-прозрачному мостику перешли на остров. А на острове!..

На острове оказался маленький, как игрушечный, парк с узкими дорожками из того же белого песка и сказочными домиками, спрятавшимися за кустами с яркими цветами. А из домиков вышли ей навстречу смешные, чуть выше колена, зверики: тигрик, единорог и дракончик.

Крошка ахнула и присела.

— Это мои игрушки?! Они живые?

Генри засмеялся:

— Конечно, живые! И, да, они твои.

Тигрик открыл пасть и сказал:

— Здравствуй! Пойдем играть?

Девочка схватила тигрика на руки: он был теплый, бархатный и громко мурлыкал. А белоснежный единорог сверкал на солнце, словно обтянутый гладким шелком! Дракон же оказался прохладный и с шершавой бугристой чешуей. И все умели говорить, и все они были её! У тигры в домике были мячи и бантики на веревочках, у единорожки — расчески для гривы, а дракон сказал, что он пока только плавает недалеко в пруду, но потом отрастит крылья и научится летать!

Генри терпеливо сидел на берегу у раскидистого дерева, и позвал девочку только когда солнце совсем скрылось за домом, а на пруд наползла вечерняя тень.

— Крошка, нам пора возвращаться, а твои игрушки останутся тут.

— Можно я возьму с собой тигру?

— Нет, им нельзя на базу, но они знают правила и никуда с острова не уйдут. Они твои и всегда живут на острове. А завтра ты придешь к ним снова.

Они вернулись так же, через окно, и Генри оставил ее одну. Сказал, что пошел за ужином. Хакисс зашла в ванну и помыла руки — вода текла сама, как только она приближала к крану ладони. Вернулась в комнату и увидела за изголовьем кровати узкую дверь, которую не заметила раньше. Там была пустая темная кладовка с решеткой в полу и странным запахом. Как будто кто-то умер. И еще — цепь с железным ошейником. Тут была собачка? Внутри дома на цепи? Крошка тихо закрыла дверь и пошла посмотреть, что есть в шкафу. Дверцы и ящички занимали всю стену, но и они разочаровали её: пустые полки, опять пустые полки, разная обувь, вот одежда как будто для нее, одежда для мальчика, а вот эта на кого-то постарше, а эта вообще на взрослую тетку, а тут опять ничего нет... И там пусто, и тут... Но в одном из отделений оказался охотничий нож на ремне. Она села на пол и вынула клинок из кожаных ножен. Красивый! Нож тяжело лежал в руках, а на конце рукояти переливался скрытым огнем темно-бордовый камень. Она погладила его кончиками пальцев — камень отозвался, сверкнув малиновой искрой. Наверное, настоящий рубин. Какой большой! Нож казался острым, и она осторожно провела пальцем по лезвию, чтобы как полагается попробовать его остроту. Но она не почувствовала лезвия, оно вдруг прошло насквозь и отрезало ей кончик пальца, как будто пальца там вовсе и не было!

Она бросила нож — он воткнулся в пол, как в пластилин! И остался торчать в ковре. А она зажала указательный палец другой рукой и прижала кулак к груди. Обрубок болел, и Крошка тихо захныкала. Теплая кровь промочила футболку, и та противно прилипла к телу, а Крошка в испуге смотрела на маленький белый кусочек — кончик своего пальца на сером полу. Из кусочка вытекла капелька крови... Красная капелька на сером ковре. Вот, не надо было брать чужие вещи. Сейчас придет Генри и будет ругаться!

Но Генри пришел и совсем не ругался. Поставил поднос с ужином на пол, схватил ее и отнес в ванную. Скинул с нее сандалии, посадил прямо в одежде внутрь огромной ванны и включил воду.

— Потерпи, Крошка, сейчас у тебя все заживет!

— У меня не будет пальца! — расплакалась девочка.

— Глупости! Все у тебя будет! Ты же ажлисс! Смотри, уже ничего не течет! — и Генри разжал ей кулачок. — Видишь? Опусти его в воду и смотри.

Страшный обрубок пульсировал болью и прямо на глазах медленно затягивался новой розовой кожицей.

— Вот, а завтра к утру у тебя пальчик дорастет, и ты будешь как новенькая! Немного еще болит, но уже не так сильно?

— Нет, не сильно, — всхлипнула Крошка.

— А раз уж ты в ванне, так я тебя умою, — и Генри снял с нее испачканную футболку и запылившиеся в песке острова шорты.

Потом завернул в махровое полотенце, отнес на кровать и поставил ей поднос на колени.

— Генри, прости меня, я влезла в шкаф и взяла без разрешения нож, — наконец решилась она, открывая теплые коробочки. В ближайшей вкусно пахла корицей сладкая каша, в другой лежали кучкой маленькие пирожки.

Генри присел на кровать и положил рядом нож.

— Крошка, ты не должна просить прощенья, это твой нож. Это я виноват, не уследил за тобой. Смотри, если камень горит — значит, включено силовое поле и этот нож может разрезать все, что угодно. Почти все, что угодно. А теперь дотронься до него и погаси. Камень погас — и теперь это обычный острый нож.

— Это мой нож? Но у него длинный пояс!

— Я переделаю пояс для тебя. Завтра у тебя будет нож на поясе специально по твоему размеру.

— Спасибо, Генри. А тут была собака? Там в кладовке лежит цепь с ошейником.

— Нет, это не кладовка, это твой карцер.

Хакисс испугалась. Зачем ей пустая темная комната с дыркой в полу? И цепочка с ошейником?

— Для меня? — Девочка недоверчиво засмеялась. — Я не собака, мне не нужен ошейник! Я не хочу эту комнату!

— Если ты будешь себя хорошо вести, ты в нее не попадешь! А теперь спи!

Генри ушел. Палец и на самом деле потихонечку рос и болел совсем немножко. Она чувствовала, как внутри раны что-то распухает, давит изнутри и растет. Полупрозрачная стена ванной освещала пустую странную комнату, в которой полно следов других людей. За головой тихо маячила закрытая дверь в еще одну странную комнату, где ее могут запереть, и она может там умереть, как та собака, которая там точно умерла, где всё ещё пахнет мертвечиной. Было немного страшно, было жалко себя, хотелось домой... и понять, где этот дом, и почему она ничего не помнит. Хакисс опять расплакалась. Но вернулся Генри, поднял ее, завернув в одеяло, и, успокаивая, отнес к императору. Джи, мягко улыбаясь, взял ее на руки. Ее снова охватила бесконечная радость, и она блаженно уснула, начав рассказывать о зверятах, о том, как она случайно порезалась. Но даже не успела достать из-под одеяла руку и показать раненый палец.

*

После неудавшейся стимуляции Джи решил сам отнести Крошку. Она могла бы дойти, но он позволил себе это небольшое чистое наслаждение — нырнуть с головой в источник чистой любви. Эта крошка, шестая в коллекции, на удивление наивна. Прикоснуться к ней — словно погладить маленького щенка и получить квинтэссенцию восторга из его глупенького сердца прямо в свою душу. Несёшь её и, кажется, вот она — готовая цель и долгожданный результат! Но любой детеныш вырастает и Крошка уже близка к взрослению... Приходит время проверки и отшлифовки и у этого довольно удачного образца. Еще немного и станет ясно: не зря ли десять лет потрачено на неё. Первых двух ажлисс, ставших экзекуторами, пришлось уничтожить. Пятый и третий нестабильны...

Джи, старательно пряча сожаление, разорвал мысленный контакт с Крошкой и, вместо того, чтобы вернуться на свое рабочее место в лабораторию морфологии, спустился из казармы прямым лифтом в бордовый отсек. Прошёл направо по длинному и безлюдному коридору и аккуратно закрыл за собой непроницаемые и закодированные двери «крошкиного» тренажерного зала. В это время на этаже встречаются только андроиды и роботы техслужбы с откорректированной программой, а они Императора не регистрируют.

В дальнем углу, за тиром, открывалась тайная нора в личные покои Императора. Джи закрыл глаза и переключился на видение сканом. Еще двадцать минут быстрой ходьбы в кромешной тьме изощрённо сделанного прохода — даже при свете тут можно переломать ноги — и Джи остановился и сбросил в ладонь браслет коммуникатора. За дверью комнатка Эжа — личного стюарда. Активировал ключ на комме, выключил андроида и открыл дверь.

Эж тихо лежал на полу прихожей с закрытыми глазами, сложив татуированные руки на груди. Вот она выгода биомеханических слуг — подправил память и словно ничего было. Это вам не проблемы с живыми: вроде бы стер и запрятал воспоминания в самые глубокие недра, а оно подло оживает перед глазами, особенно когда совсем не ожидаешь...

Эж пока поспит — свидетели не нужны, даже андроиды.

В кабинете Джи надел шлем полного погружения и лег в кресло у рабочего стола. Сверил часы — пришло время редкого контакта с Гайдерой.

Мысленно вошел в систему, присоединился к порталам и послал сигнал сквозь огромную тьму космоса.

«Тоф?»

«Приветствую, Джи. Но я не пользуюсь этим сокращением», — перед внутренним взором Императора появился абрис экрана и широкоплечий ажлисс в полумаске, скрывающей нижнюю половину лица.

«Мне нужна твоя помощь, как мы договаривались. Крошка не раскрывается. Я подменю невесту правителя. Вместо запланированной девушки приедет экзекутор. У тебя все готово?»

«Я всегда готов, — ажлисс опустил голову в знак согласия, продолжая смотреть изподлобья. — Но я бы хотел знать, как ты защитишь меня».

«Она будет заблокированой, и её скан будет на уровне ажлисс. Она сможет влезть в тебя или увидеть твое биополе только через телесный контакт. Поэтому твоя цель — не дать до неё дотронуться ни одному из наших и не подставиться самому. А твой дневник... При таком обилии информации, которая в него пишется, закономерно, что система время от времени спотыкается и дневники некоторых ажлисс неполные. К тому же дыру практически невозможно заметить или доказать — надо сначала найти этот разрыв и нестыковку, то есть просмотреть огромные куски записи в реальном времени.

При возможной проверке дознаватели ничего не разгласят — ты должен помнить, что ты работал по личному приказу Императора. К тому же дознаватели еще не скоро к тебе придут — ты недавно был на исповеди. Потом все забудется, сгладится. Если возникнут еще проблемы, то я их решу».

«Я даже не сомневаюсь, что ты вывернешься! Как тогда после смерти Джи ты вынул из кармана трюк с завешенными на себя порталами. Когда ты успеешь её натаскать? Здесь слишком замотанные ритуалы, невесты учатся годами. Я после замены несколько раз чуть было не прокололся и полностью адаптировался только через пару лет...»

«Не бойся, она будет недолго в Цветнике. Яр сообщил о девяностопроцентной готовности».

«А как ты ее заберешь, если она раскроется?»

«Тоф, это не твое дело. Приготовься к приему».

«Слушаюсь, мой Император!» — ажлисс в маске старательно изобразил поклон и отключился.

Джи убрал шлем в ящик стола, активировал стюарда и вернулся в лабораторию.

Каждый ажлисс, не напрасно проверенный дознавателями до самых потаенных уголков души и совести, старательно работал на своем месте. Сложный, но выверенный механизм Империи успешно жил и функционировал даже тогда, когда император углублялся в любимые научные исследования, отрываясь от дел государственных. Но вот последний винтик немного капризничает. Джи вздохнул и прислушался — Крошка опять в истерике и не чувствует его осторожный скан. Ребенком она регистрировала даже мимолётный контакт, а сейчас настолько самоуверенна, что умея больше, стала небрежна и невнимательна.

С Гайдеры приходит обнадеживающая информация, и всё там готово. Можно испробовать классический способ стимуляции экзекуторских способностей. С теми, кого она не будет беречь и охранять, раз мягкая методика на этом экзекуторе не работает. Будет жаль, если Крошка так и зависнет на начальной стадии. Тогда она будет слишком слаба для запланированной роли, и опять придётся снова искать, снова учить... А времени для создания нового экзекутора осталось не так уж много...

Джи начал корректировку данных в прозрачных контейнерах с полуспящими моделями генетического эксперимента, продолжая самым краешком внимания следить за засыпающим экзекутором. Надо же, ей снится первый день. Джи улыбнулся про себя, присоединяясь к воспоминаниям.

Тогда, в первый вечер Крошка уснула у него на руках, и он переложил невесомого ребенка на постель, усиливая сон фантомом. Детёныш будет ещё крепче спать после целого дня новых впечатлений и учебы.

Джи разделся и лег рядом, положил руку на щупленькое тельце — так ментальный контакт был проще и легче. Личинка обещает вырасти в некрупную особь, что удачно соответствует его планам. Он даст ей вырасти естественно — будет больше времени приручить и воспитать Крошку. Возможно, этот экземпляр получится более зависимый. Прошлый, пятый экзекутор сорвался с крючка и пришлось его убрать в запасник. Так что на этот раз не будем нарушать правило: чем больше возможностей, тем больше ограничений.

Утром угловые светильники начали изливать в императорскую спальню свет восходящего солнца, и Джи проснулся. Рядом — новая Крошка. По твердо устоявшейся привычке, не шевельнувшись, не открывая глаз и даже не сбиваясь с дыхания, просканировал окружающее и себя. Все правильно, все стабильно. Тело соответствует человеку, прожившему около тридцати лет здоровой жизни, обновлять его еще нескоро. В кабинете его собственный стюард Эж почувствовал проснувшегося хозяина и начал сервировать завтрак. Там же чинно ждал на диванчике, когда его позовут, Генри, стюард Крошки, держа на коленях одежду для своей подопечной. Новая Крошка. Джи открыл глаза, глубоко вздохнул и с наслаждением потянулся. Вот уже все давно известно, давно обыграно, пережито и отброшено, а в начале старого пути почему-то снова проклевывается из неизвестных недр еле слышное чувство ожидания, легкая надежда на возможный сюрприз. Джи повернулся, приподнялся на локте и посмотрел на закопавшегося в одеяло ребенка. Даже с нежностью посмотрел, что приятно его удивило. И хмыкнул, обнаружив это эфемерное чувство. Зато его собственный подарок, его собственный эксперимент беспечно спал, совершенно не задумываясь о своей судьбе и целях. Маленькая личинка, возможно, великого будущего спала, свернувшись в клубочек, и от всего этого будущего был виден только кончик носа и приоткрытый рот. Джи посмотрел на ее мысли — они так же безмятежно спали, как будто это не ее мир исчез вчера навсегда вместе с ее прежней примитивной жизнью.

Он резко сдернул с нее одеяло.

Девочка мгновенно проснулась, и, как маленькая пружина, сразу отпрыгнула и сжалась у спинки кровати, краснея и прижимая к груди коленки. А потом неуверенно опустила одну руку, змеиным движением ухватила одеяло и медленно потянула его на себя. Стараясь не шевелиться, скосила глаза, быстро оттопырила и осмотрела свой палец.

Глупая! Джи усмехнулся — нет и следов травмы! И, перекинув ноги на ее половину кровати, сел, спокойно смотря ей в глаза. Ах да, в этих диких мирах боятся собственного тела. И он почти невесомо провел пальцами ей по щеке, запуская ей в голову щупальце скана, мысленно успокаивая наведенным фантомом. Крошка, поддаваясь, сразу расслабила плечи и выпустила одеяло. Коленки так и остались плотно прижатыми к тельцу тонкой напряженной ручкой, зато взгляд загорелся искренней любовью. Волосы всклокоченные, надо напомнить Генри, чтоб заплетал ей косу на ночь, это же не дикое животное, а экзекутор.

— Ты не должна стыдиться или бояться меня. Ты — моя часть. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого. Я просто буду учить тебя, как владеть новыми способностями. Вставай и одевайся, а потом позавтракаешь со мной и пойдешь тренироваться.

Джи убрал фантом, пусть сама привыкает! Девочка снова покраснела, опустила глаза и медленно начала сползать с кровати.

Сегодня целый день рабочая рутина, поэтому можно одеваться по-домашнему, и будет время позаниматься с Крошкой. Начать же можно прямо сейчас. Он взял одежду и пошел в ванную, но сначала мысленно позвал стюарда Крошки. Генри вошел и немедленно забормотал своей подопечной ласковые слова. Джи удовлетворенно подумал, что как нянька Генри — очень удачный вариант, и Крошка к нему быстро привыкнет. Усмехнулся, увидев сканером, как девочка снова нырнула в постель, опять краснея.

"Все сначала, все сначала..." — вздохнул Джи и закрыл за собой дверь. Но новая Крошка выглядит поустойчивее. Пока никаких истерик, не боится, не слишком тоскует. Может быть, теперь больше повезло с выбором. Система дала несколько вариантов подходящих к эксперименту характеров, а эта особь сама прыгнула в портал. Такое поведение, наверное, хороший знак, и говорит о том, что при способностях к послушанию и дисциплине, в душе заложен определенный уровень любопытства и самостоятельности. Возможно, с этим материалом будет интересно работать, хотя время на поиски баланса не бесконечно. Он специально искал в мирах, не сильно затронутых управлением Империи. Благо, Империя огромна и вроде бы никуда не торопится. Пока еще есть время ждать, когда и «дикая» планета дозреет, люди на ней достаточно размножатся, и тогда уже будет можно официально устанавливать там порядок, решая сразу несколько задач: вычистить донорскую планету, плюс заселить две свежеподготовленных и пока безлюдных, плюс получить новую кровь для стимуляции развития. В ядре самой Империи люди уже слишком послушны, слишком безынициативны. Пара поколений умного руководства — и почти удушена мысль о возможности бунта, но зато куда-то пропадают изобретатели, фантазеры и беспокойные души, несущие сильнейший заряд жизненной силы. Империя погружается в спячку, что плохо для цивилизации и равновесия в целом. Найти ученого теперь большая проблема. Система созрела для шоковой терапии, но как ее провести, чтобы было меньше бессмысленных жертв? Чтобы родились и выросли сильные люди — носители и создатели жизненной энергии, и, умирая, внесли свой бесценный заряд для движения вселенной. Значит, опять поиграем в господа Бога. Творца. Создателя. Немного обидно, что создатель — это почти синоним разрушителя, но ничто не рождается без боли.

*

Хакисс чувствовала себя маленьким зверьком, на которого каждую минуту может начать охоту некто огромный и неизвестный. Она помнила только вчерашний день! Но в то же время она знала об этом месте многое. Стоило ей сосредоточиться и подумать, как она, зайдя после императора в ванную, вдруг поняла, что левый шкафчик — её. Это пугало ещё больше.

Генри быстро надел на нее темно-синие шелковые штанишки и свободную белую блузу с затейливой вышивкой. В покоях Джи было тепло, но шелк слегка холодил, и кофта была слишком нарядной. Крошка держалась за Генри — так было спокойнее, и он помогал.

— Садись, — Генри отвел ее в просторный кабинет к длинному темному столу с резными ножками, на одном конце которого был сервирован завтрак. Посадил на большой мягкий стул и тихо шептал ей на ухо. — Спину ровно, кисти положи перед собой. Я тебе подскажу, чем и как есть.

Она боялась шевельнуться, но вошел Джи, и с ним пришло счастье. Она пережила этот завтрак, как в тумане. А потом вообще не смогла вспомнить, что ела и как. Слишком много странных вилок и ложек, ножей и палочек; странная еда и непривычная посуда. Узкие кусочки копченого мяса, которые надо накручивать на особенную вилку, придерживая ножом. Маленькие пирожные, для каждого своя палочка, в зависимости от цвета десерта. Она совершенно растерялась, и, если бы Генри не подсказывал ей каждую минуту и не помогал правильно держать все эти ножи и вилочки, если бы император не гипнотизировал ее ласкающим взглядом, она бы давно с плачем убежала.

После завтрака, по дороге в свои комнаты, Крошка впервые испытывала настоящий ужас. Она никогда не научится! Это был обычный завтрак?! А что если ее позовут на обед, там будет больше блюд! А что если придут гости?