Порченый

-Уезжаешь, значит, - старый Отис смерил меня неодобрительным прищуром и не глядя начислил в щербатую стопку своего знаменитого пойла. Ровно до краёв, с горкой. Вот что значит – опыт.

Я привалился к стойке и кивнул:

-Уезжаю. Но ты не радуйся – один раз я уже вернулся. 

Кабатчик что-то буркнул и без лишних слов повторил процедуру разлива. Затем взял грязную тряпку и смахнул с каменной столешницы передо мной дохлую мошкару, что в наших краях можно считать верхом учтивости. Вскоре тряпку сменила порция бодрящего. Как и вчера. Как и сотни раз до этого. И на мгновение кажется, что ничего за это время ни здесь, ни в моей жизни не поменялось. Но потом замечаешь всякие мелочи, которые портят картину. Например, трофейную маску демонолога на стене.

Или отсутствие ржаной самогонки с запада – в тамошних полях теперь шатаются своры каннибалов из «порченых».

Или то, что у Отиса одна рука, а на верхней полке прямо передо мной урна с прахом его единственного сына. Праха этого там с пригоршню – размотал парня «труподел» почти на полёт стрелы, ну а мы уже чего смогли потом в мешок собрали…

Но, как велит армейский устав, нам полагается мужественно преодолеваем все эти упаднические  настроения. Что очень даже возможно с порцией чего-нибудь покрепче.

Стопки глухо сталкиваются и тут же пустеют, оставляя во рту вязкую горечь. Отис ловко скручивает уцелевшей рукой самокрутку, и вскоре по кабаку расползается сладковатая вонь «мозголомки».

-А ты уже и приоделся, - выпивка подействовала и прищур из неодобрительного стал просто оценивающим, - В метрополии, небось, вообще будешь с кружевным воротничком шастать… Или как там принято?

Я пожал плечами, скрипнув клёпаной кожей нового жилета:

- Лотар говорит, мол, соответствовать надо. В армии же форму таскали – и ничего.

Обвислые щёки старика раздражённо дёрнулись:

-Гнильё твой Лотар. Меня-то этими фразочками красивыми и расшаркиваниями  с поклонами не проведёшь.

Усмехнувшись, щелчком отправляю пустую стопку обратно к старику:

-А я ему говорил – не любят у нас благородных…

-Тебя, что ли, кто тут сильно любит? – бесцеремонно оборвал меня кабатчик, -Но ты хоть наш. А эти все, хмыри столичные… Ладно, может тебе с ними и свезёт. Хотя у нас с чудесами в последнее время дерьмово как-то. И чеши-ка на выход, мне за товаром ехать пора.

-Что, даже клешнями на прощание не потрясём? - вкрадчиво поинтересовался я, протягивая руку.

Отис беззлобно усмехнулся и ткнул обрубком в сторону двери:

-Проваливай к демону под хвоста.

Дубовая створка жалобно взвизгнула петлями, но едва я ступил за порог, как сзади раздалось:

-О! Тебя же Дергунчик искал. Сказал – дело есть… Он у Санатория должен ошиваться.

-Завязал я с делами, до всех же, вроде, довёл… Бывай, Отис. Может, свидимся ещё.

-Ага, на той стороне… - кривая ухмылка кабатчика вышла чересчур грустной, -Ты уж будь повнимательнее, парень.

-Попробуем…  - я ткнул отсыревшую дверь кулаком, -И смажь ты уже эти хреновы петли!..

…Кабак Отиса торчит на возвышенности, так что мне отлично видно панораму родного Выгреба. Тусклый свет больного солнца не скрывает ни впечатляющего для такого захолустья кладбища, ни тонущих в грязи приземистых домишек.  Половина из них стоит с заколоченными дверьми и окнами – пять лет войны, голод и эпидемия Весёлой Чумы сделали своё дело. А у нас и до этого здесь был не курорт. Как по мне, те кто переехал из сырых землянок на берегу в могилы, вряд ли заметили какие-то перемены в жизни. Даже преимущества появились - например, разлива реки можно больше не опасаться. 

Спускаюсь вниз, загребая грязь сапогами. Ещё рано, и тишину нарушают лишь чавканье жижи под ногами и перестук молотков из мастерской Гугнивого у подножья – вот у кого хорошие времена, даже помощника нанял.

-Зубарь! – гнусавит он, салютуя мне тронутой ржавчиной пилой, -Гроб-то хоть с собой прихвати, два года тебя дожидается.

-Так загнал бы давно кому.

-Ты что! Это ж с последнего дуба нашего, остальные все на Санаторий пошли. Теперь из паршивой липы строгать приходится…

 -Ну придержи до вечера – я-то здесь ещё…

…Побыстрее бы уже свалить. И зачем я у Лотара этот день отспорил? Знакомых повидать? Ну вот, например, идёт мне навстречу Марика, завлекающе покачивая теми частями тела, которые платье должно, по идее, скрывать. У неё, конечно, всё напоказ – работа обязывает. Обслуживает она местный гарнизон, у солдатни-то монета водится, снабжают их на совесть. Нам бы так в своё время… Ну так вот. Марику я знаю с детских лет, постоянно шаталась с нашей сворой и была этакой боевой подругой – оттаскивала раненых в драке, обыскивала тушки поверженных врагов, а при случае и сама могла прописать кому надо. Любили мы её, как сестрёнку. Так почему сейчас смотрит она на меня, как на лужу блевотины под ногами? А всё просто – Свист, её покойный супруг, служил со мной в одной роте. И значит это я виноват в том, что Марика не растит с ним на пару детишек, а вынуждена регулярно раздвигать ноги перед каждым, у кого хватает деньжат. Такое отношение к ветеранам со стороны женской половины Выгреба не редкость. Мол, если бы ты остался гнить на юге, то, может, мой бы вернулся. Но с Марикой всё немного сложнее. И, хоть это сейчас мне нужно меньше всего, я опять вспоминаю тот день…

…Это был обыденный боевой выход. Где-то в предгорьях шатался батальон южан под предводительством Тига-Погорельца. Так что нам со Свистом, как и ещё нескольким двойкам, было приказано их обнаружить и по возможности подстрелить пару-тройку офицеров или демонологов (мы их ещё называли ловкачами).

Целый день мы продирались через глухие заросли, держа за ориентир горную гряду на востоке, и изрядно вымотались. Мы же, всё-таки, парни городские, хотя за службу и к таким вот лесам попривыкли.

-Ух… Духота-то какая… - Свист вялым движением смахнул пот со лба, -Назад двигать пора. Хрена с два мы тут кого найдём. Кавалерия их точно через эти дебри не пролезет. Кобылы все ноги переломают.

-Ты сам поаккуратнее. А то на кой ты Марике хромоногий нужен будешь?

-Так я сочиню чего-нить этакое геройское. Она у меня жалостливая. Эх, брат, и соскучился же я по ней…

-Только мне за молчание не забудь проставиться, герой… - я выглянул из-за ствола вековой сосны, высматривая хоть какие-то признаки жизни, -Всё, привал окончен. Давай-ка вон туда. Там, вроде, просвет намечается.

В общем, вышли мы к той поляне. Старое капище там было, чуть ли не с дней сотворения мира – несколько поставленных стоймя покосившихся валунов, затянутых мхом.  Сверху на них лежала плоская плита. У входа же расположился вросший в землю камень, покрытый полустёртыми символами – то ли почитатели старых демонов внутрь не успели затащить, то ли их противники уволочь не смогли.

И ведь не сразу мы туда выперлись. Осмотрелись, как полагается – ни кострища свежего, ни даже травы примятой. Тишина и спокойствие.

Шли осторожно, стрелы на тетиве, глаза любое движение выглядывают. Но арбалетчика южан я заметил только в последний момент. Ушлый оказался парень, затаился в буреломе на опушке, прямо напротив меня, и спокойно ждал до последнего. Только Зубарь, ребята, тоже не промах был. И когда южанин высунулся из-за поваленного дерева, я сразу метнулся в сторону. Арбалетный болт успешно пролетел мимо, я же перекатился на колено и тут же выстрелил навскидку. Бронебойная стрела вошла ему в глазницу чуть ли не по самое оперение, пробив череп насквозь.

И тут оказалось, что хмырь этот не в одиночку там ошивался… Услыхав сдавленный хрип Свиста, я крутанулся в его сторону. Поздно. Его опутало что-то, похожее на черный куст, корни которого тянулись из рукава серой фигуры у входа в капище. Ловкач, демонолог ублюдочный, тебя-то как сюда занесло? Хотя говорили, что у Погорельца их полно…

Маска с выпирающим намордником поймала мой взгляд – и из леса ко мне рванул здоровенный комок мрака, щетинящийся жвалами и извивающимися щупальцами. «Труподел»…

Никогда в жизни я не стрелял с такой быстротой. Едва первая стрела сорвалась с тетивы, как её товарка кинулась вдогонку. Но если бы вы увидали, как вот такая хреновина разделывает целое отделение за десяток секунд, то тоже пошустрили бы. Стрелы, само собой, были непростые. Срезни, чьи наконечники покрыты зеленоватой плёнкой – выжимка из «сердешной хваталки» и «чернявки». Я не знал, как оно на тварьё с той стороны действует, но выбор-то был не велик. Обе стрелы влетели в раскрытую пасть с тремя рядами игольчатых зубов – и в следующий миг меня отшвырнуло в сторону, как таракана со стойки Отиса. Даже удара не увидел. Просто очутился в кустах на опушке с осознанием того, что кольчугу на боку порвало, как гнилой мешок, а пара рёбер и лук перешли в разряд «сломанные». «Труподел» добивать меня не стал, а вломился в лес. Судя по тому, с каким усердием он принялся разносить на щепки деревья, стрелы мои своё дело всё-таки сделали. Я отполз подальше и осторожно приподнялся, осматриваясь. Свист лежал там же грудой почерневшего и вздувшегося мяса, кожа с лица сползал лоскутами, всё тело сочилось какой-то тёмной жижей. Демонолог же притаился за алтарём, то ли высматривая меня, то ли пытаясь управится со своим питомцем. Ну, будь по-вашему…

…Что дальше было, я урывками помню. Накрыло меня от яда «труподельего».

…Вот я, пошатываясь, иду через лес к капищу. Грудь ломит от боли, подкольчужник и штанина слева пропитались кровью. Миную арбалетчика, обвисшего мокрой тряпкой на стволе дерева. Ещё немного…

…Карабкаюсь наверх, чувствуя во рту металлический привкус то ли крови, то ли зажатого в зубах лезвия кинжала…

…Прыгаю сверху на ловкача, сбивая с ног, и прижимаю коленом к земле. Задираю ему башку и пускаю в дело кинжал. Зазубренное лезвие рвёт глотку первым же движением, но я продолжаю упорно кромсать шею южанина…

…Так я и заявился в лагерь: в одной руке окровавленный кинжал, в другой – голова ловкача. Это, правда, мне уже потом рассказали. Маску южанина я себе забрал – она-то и висит на стене у Отиса. Ему нравится думать, что это, возможно, тот урод, который убил его сына. Брехня, кстати, что у ловкачей собачьи пасти. В намордник они заталкивают какую-то дурь, почище «мозголомки». Стопор ещё в лагере попробовал – так потом еле откачали…

В общем, Марике я эту историю рассказал без утайки. Само собой, менее виноватым я от этого не стал. Да и к демонам всё это. Что мне теперь – перед каждой юбкой оправдываться?..

…-Беру свои слова назад – есть у вас тут на что посмотреть, - подошедший Лотар прервал мои размышления, с удовольствием глядя вслед Марике. Как всегда гладко выбрит, волосы собраны в хвост и прихвачены лентой. Серый камзол, расшитый золотыми нитями… Правда, без кружевного воротничка. Отис был бы разочарован.

-Ну так помоги солдатской вдове. Небось, не обеднеешь.

-Не привык платить за то, что получаю бесплатно… Ты утолил свою ностальгию? Я к этому времени планировал быть на восточном тракте. Атмосфера столичного декаданса мне как-то ближе, чем сия пастораль, - отпрыск благородного рода небрежно взмахнул ладонью в бархатной перчатке, ухитрившись вложить в этот жест как можно больше брезгливого пренебрежения.

Это у него теория такая. Мол, не могут люди добровольно в таком дерьме копошиться. Значит, это просто неудачная постановка плохих театралов. Лет пять назад я бы с него за подобные рассуждения спросил по-полной. Правда, я тогда и слова-то такого не знал – «пастораль».

-Вот надо тебе повыгибаться, как шлюшке обозной перед офицерами, да? Я-то привык, но вот почему местные на ножи тебя ещё не поставили?

Лотар отвешивает издевательский поклон. Плевать ему на мои оскорбления. Да и на местных тоже – пояс его оттягивает кавалерийская сабля, которой он владеет с редким мастерством.

-Кстати, всё спросить забываю – а почему «Зубарь»?

-Старая история… Отгрыз в драке у одного щеки кусок. Ну и привязалось.

-Прелестно, просто прелестно! Но, пожалуй, на столичных раутах я об этом распространяться не буду.

Тут он прав, пожалуй. Правда, я уж от имени-то своего отвык. Кроме матери никто и не звал, по-моему…

-Ладно, двигаем. Мне ещё барахло собрать надо, ящера почистить… Только к Санаторию завернём.

На светлый лик дворянина ложится тень. Зацепил я его, всё-таки, хоть и не специально. Так чего ж такое – Санаторий наш? Ну, с полгода назад какой-то столичный хмырь решил, что в нашем Выгребе самое лучшее место для тех, кто выжил после ранений от тварей демонологов или ещё каких фокусов ловкачей, но до конца так и не оправился. Или поменялся до неузнаваемости. «Порченые», в общем. Или, как в столице говорят – «изменённые». Раньше таких чаще всего пускали в расход. Племяш у Лотара так на ту сторону и отправился. Меня ведь тоже хотели, после разведки той, да Стопор с Дергунчиком заступились…

А вот и они, кстати – у распахнутых ворот Санатория цепляют крючьями очередной труп. Весь он покрыт будто серой плесенью, изо рта пучок отростков каких-то торчит… Они там за стеной все такие. Раздувшиеся или усохшие, в язвах или костяных наростах… Этот-то ещё более-менее нормально выглядит. Я окидываю взглядом спеца место происшествия: несколько стрел в спине бедолаги выпущены явно со стены, когда он уже упал. Борозды в грязи нет, значит, ползти он даже не пытался. Но солдаты всё равно дали залп по «изменённому» – нервы у них уже на пределе. Поднадзорных становится всё больше, а их как было с полроты, так и осталось. Понятно, сюда только самых спокойных отправляют – но кому от этого сильно легче?

Парни волокут свежего покойничка к яме неподалёку, забитой трупами почти доверху. После чего щедро засыпают клиента белым порошком из холщовых мешков, которые им под расписку выдают ловкачи. Эти заявились вместе с солдатнёй и целыми днями торчат на бревенчатых стенах, наблюдая за обитателями. Кроме этого, они, вроде как, ничем особо не заняты. По крайней мере, ни один из «порченых» на своих двух Санаторий ещё не покидал.

Дергунчик замечает меня и скалится, кивая на яму:

-Ещ-щё о-один н-на поп-п-равку п-пошёл, - он забавно тянет шею, словно помогая словам покинуть глотку, -Ты-то с-сам до-о-о-лечиваться не с-собираешься?

Контузило его, когда он со своим отделением пытались выбить ворота в столицу южан бочонками с порохом. Поймал две стрелы, но смог поджечь запал. Вот только отползти не успел. Он мне всегда рад, в отличие от Стопора, который делает вид, что мы впервые видимся. Ну как же – я ведь предатель, в метрополию сваливаю. По его мнению, нам надо было по-новой собрать нашу свору и… А вот что дальше – неизвестно. Впрочем, Стопор всегда туго соображал. Я уж про то молчу, что из наших не только Свист остался гнить на в хрен нам не упёршимся юге… А что касается последней остроты Дергунчика, то возразить мне нечего. Формально-то я тоже из «порченых». Но для наших ловкачей мои жалкие шрамы интереса не представляют. Трудно поверить, но жалею я об этом не слишком.

Дергунчик хочет добавить что-то ещё, но тут между нами в грязь падает пригоршня меди. Оборачиваемся. Четверо гвардейцев во главе с молодым офицериком.

-Ну чего встали? Убрали дерьмо – вот и валите, - слова он цедит сквозь зубы, поглядывая этак свысока, -И ровно встали, когда офицер гвардии перед вами, отребье!

Это вот он нам говорит. Который живого южанина разве что пленного видел. До Стопора меж тем доходит, что нас несколько оскорбили. И следующая фраза офицерика влетает обратно в пасть вместе с передними зубами. Стопор не зря был в своей роте лучшим кулачным бойцом.

Гвардейцы начинают лапать рукояти мечей, я шагаю было вперёд, но рука Лотара бесцеремонно отдёргивает меня за ремень.

-Куда? Да стой же!

Высвобождаюсь и выхватываю кинжал. Стопор рывком за перевязь опрокидывает ещё одного, Дергунчик достаёт из-за голенища нож…

-О-о-отставить, мать вашу! – голос женский и вполне приятный, но с такими нотками, что все мы тут же замираем.

Тапива-островитянка, командир гарнизона. Стройная и загорелая, с неровно обрезанными ножом волосами. В отличие от своих подчинённых, она не носит двухцветный нарамник поверх доспехов, так что смотреть ей вслед от поясницы и ниже одно удовольствие. Зато постоянно накручивает на шею полосатый шарф, по которому островного жителя узнаешь за версту.

Ситуацию она просекает с ходу – похоже, случай уже не первый. Очухавшемуся офицерику она делает внушение насчёт уважения к ветеранам, Стопору же приказано назавтра явиться в карцер для недельного отдыха. Эх, побольше бы нам таких ротных – глядишь, и войну бы на пару лет пораньше закончили… Затем всем участникам конфликта рекомендуется разойтись. Что мы и делаем.

-Зубарь, не спеши, - у неё характерный говор, отчего моя кличка выходит с протяжным «р-р-р» на конце. Видят демоны, никогда она не звучала так грозно и одновременно мило! Само собой, остаюсь. Я ожидаю, что Лотар тоже стопорнётся, дабы пустить в ход всё своё очарование. Но он, проходя мимо, с такой силой отворачивает голову, что едва не скручивает шею.

-Чегой-то он? – интересуюсь, а сам тут же понимаю, - Пытался клины подбить, а, Тапи?

Островитянка насмешливо фыркает, откидывая с глаз непослушную чёлку:

-Хлюст столичный. Привык, что все сами на него вешаются – никакой сноровки в общении. Уж не сомневайся, у меня девок не меньше было, чем у него.

-Охотно верю, у вас на островах кровь горячая… Как службу ломаете?

-Сам всё видишь – она кивает на яму с трупами, -Дохнут, как мухи. Добить бы всех, чтоб не мучились – но ловкачи не дают.

Закончив обмен формальными любезностями, переходим к делу:

-Слыхала, уезжаешь?

-Да вроде того. Ты уж сделай милость, чтоб все мужики тут от зависти загнулись – пусти слезу на прощание и платочком помаши.

-Только если подаришь его, - Тапи лихо высмаркивается в сторону Санатория, элегантно отставив мизинчик.

-Разве что у Лотара подрезать парочку…

Она кладет мне руку на плечо и смотрит в глаза. И как смотрит…

-Оставайся, Зубарь. Мне лучники хорошие всегда нужны.

С трудом отвожу взгляд.

 -Нет уж, извини. Хватит с меня крови пока. И своей, и чужой.

-И поэтому в столицу едешь?  Лучше уж кровь, чем грязь тамошняя…

Тут её, к счастью, окликнул вестовой – чего-то насчёт дополнительных караульных.

-Надумаешь вернуться – для тебя место в строю найдётся всегда.

-Дженго что передать?

При упоминании брата она лишь насмешливо фыркает:

-Привет!

Эх, растравила мне душу… И чего она во мне такого углядела? Ей бы о карьере думать, да как из нашего славного городка свалить. Или рискнуть? Ну, Зубарь! Когда ещё такую девчонку повстречаешь?.. А! Забери меня демоны! Нет, домой валить надо – и завтра же ходу.

Около моей хибары прохаживается Дергунчик. А я и забыл про него. Стопор тут же – на корточках у забора. На ожерелье из зубов белым пятном выделяются сегодняшние трофеи. Когда он их подобрать-то успел? Из-за таких вот украшений его в гвардию и не взяли. Ну и за привычку метелить старших по званию.

-О, а-а я и г-говор-рю – не п-променяет Зуб-б-арь корешей на дев-ваху… Даж-же на Т-тапиву.

-А то… Так чего хотел–то?

Дергунчик несколько раз дёргает головой, настраивая речевой аппарат, и начинает излагать вполне внятно:

-Мы тут ход наладили на юга – ловкачам из Санатория поставляем всякое. Травы там, минералы, хрень какая-то в формалине… Понимаешь, в общем.  Ну и для гарнизонных дури немного. Все, значит, довольны. Но тут неделю назад объявился Франт. Помнишь, может, он из береговых был. Нарисовался – не сотрёшь. И сказал, что теперь мы ему долю должны засылать. Мол, караваны на его территории останавливаются. Н-нормальная з-з-заявочка? М-мал-л-о мы их б-били…

Пока он боролся с заиканием, я уже примерно понял, куда движется разговор. И не сказать, что мне это сильно нравилось. Стопор выжидающе поглядывал на меня, перебирая пальцами пожелтевшие зубы на шее. Дергунчик меж тем продолжил:

-В общем, договорились мы сегодня с Франтом встретиться, да перетереть всё мирно. Но он каких-то мутных хмырей подтянул, да и вообще… Гнилой он, мало ли чего выкинет? Ну а кто кроме тебя нас прикроет тогда, сам понимаешь…

Вроде бы, надо просто сказать «нет». Я со старой жизнью завязал, о чём всем честно сообщил. Завтра в дорогу, а ну как меня подрежут? Помню я этого Франта… Всё так. Но как, скажите, позабыть, например, тот факт, что именно вот эти парни с мечами встали против целого взвода озверевшей и испуганной пехтуры, когда я валялся в лагере, подранный «труподелом»? У них бы тоже оправданье нашлось при желании. Приказ же был чёткий, всех, зацепленных ловкачами – в расход.

-Один вечер, Дергунчик. И разбегаемся.

Он широко ухмыляется:

-З-зам-мётано! Г-гони дес-сятку, С-стопор-рила! П-проспорил, л-лысая тв-воя б-башка!..

…А дома меня поджидал Лотар.

-Ты что творишь? – начал он без всякой раскачки, -У нас встреча с негоциантами из «Золотых Поясов» через два дня! Ты их в здешнем карцере принимать собрался?!

Пожалуй, стоит рассказать, какие такие дела ждут нас в столице. Началось всё где-то за год до конца войны. Наша рота тогда расквартировалась в городишке на границе южной империи. И, значит,  находит меня Дженго, брательник моей Тапи. Мы с ним крепко дружили, хоть он и крысой тыловой был – интендантом нашим. Так вот. Мол, один дворянчик из кавалерии разузнал, что полковая казна разгромленных накануне южан с небольшой охраной уходит лесами по старой тропе контрабандистов. И бравый кавалерист предлагает золотишко это реквизировать. А Дженго, как парень ушлый и со связями, должен свести его потом с нужными людьми. Вот островитянин и решил меня подтянуть – как заслуживающего доверия. Он ведь меня с Тапивой и познакомил – по их меркам, это много значит.

Лотар мне сначала крайне не понравился. Почему – объяснять, думаю, не надо. Но дело есть дело. Дженго, кстати, его сразу предупредил – вернётся без меня, он его вломит по полной кому надо. В ответ знатный кавалерист с самым серьёзным видом поклялся не поднимать на меня оружия, если только я сам на него не кинусь. И, кстати, что-что – но никто не смог бы про Лотара сказать, будто он слова не держит. Пожалуй, есть свои преимущества в благородном воспитании…

В общем, сработали мы тех южан. Распространяться особо нечего. Нагнали их уже на чужой территории ночью. Караульного я одной стрелой снял, а остальным глотки повскрывали, сонным… Их и было-то всего с полдюжины.

Так что денежки наши, надёжно отмытые, лежат в столичном банке и ждут, когда мы пустим их в оборот. Под надёжным присмотром Дженго. Само собой, все нужные бумаги состряпаны и заверены у лучшего нотариуса. Но, как видите, Лотар очень сильно переживает по поводу того, что мы до метрополии благополучно не доберёмся.

-Да не дёргайся, - отвечаю, -Всё же нормально закончилось. Я пойду ящерюгу взнуздаю и покемарю до вечера. Мне тут надо на пару часов отойти…

 Демонстративно зеваю и аккуратно огибаю партнёра, но он заступает дорогу.

-Слушай, ты уже по виду и разговору почти на человека похож. Так соответствуй! Или ты решил-таки на улицы вернуться?

-Надо. В последний раз. Дело чести, если тебе так угодно.

Он презрительно кривится:

-Да что вы о чести-то знаете?

Тут уж я не выдерживаю:

-Ну конечно! Куда нам до знатного вельможи, чьи владения столь обширны, что в них поссать нельзя – соседей забрызгаешь, таких же влиятельных!

Отстраняю его и иду на конюшню, чтоб не добавить ещё чего похлеще. Сзади звучит стук подкованных сапог и я на всякий случай поправляю кинжал. Знаю я этих благородных, мало ли чего он там обещал когда-то… Но тут же от изумления забываю обо всём.

Ящер мой развалился в стойле напротив кобылы Лотара. Взнузданный и почищенный. Даже пожитки мои уже на нём. А его не зря Задирой зовут, нрав у него скверный, и пока на него новую сбрую накинешь – взмокнешь. Я поэтому и хотел его заранее подготовить, чтоб пообвыкся и не киданул меня в грязюку по утру.

-Это… Ты? – Лотар пожимает плечами, а я не нахожу, чего сказать-то! Да он даже на стрекале обмотку поменял!

-Вот так да. По-моему, это не я вернуться решил, а ты в натасчики собрался. То-то думаю, чего ты такой потрёпанный? Задал он тебе?

Он молчит и неожиданно выдаёт:

-Поехали прямо сейчас. Очень прошу.

И стоит он предо мной какой-то измученный и грустный. Весь его лоск куда-то исчез. У меня вся злость прошла сразу. Неужели так его здесь всё достало?..

-Ты чего, дружище? – я слегка хлопаю его по плечу, что обычно его раздражает. Но момент уж такой.

-Потерпи ночь ещё, а? Дельце у меня тут, да и куда мы в темноте заедем, сам подумай?

Хочу добавить ещё что-то, но он обрывает меня взмахом руки.

-Ладно, ступай. Дело есть дело, хоть в этом мы с тобой согласны…

…Вечереет. Промозглый туман неспешно опускается на Выгреб. Мы идём к месту разбора по пустым улочкам – всё, как пять лет назад. Стопор неожиданно ловко поддевает крюком на длинной рукояти невовремя подвернувшуюся крысу, оправляя её в затяжной полёт.

-Ты, никак, надеешься пару холодных для своей ямы зацепить? – мне отчего-то не по себе от пятен на крюке. Хотя что я – крови «порченых» не видал?

Стопор угрожающе цедит:

-Ихнюю свору я бы туда и живьём сволок.

Но тут же улыбается мне вполне нормально. Мы снова вместе и вражда забыта. Как бы там Лотар не умничал, но по мне старая дружба стоит пары часов неспешной прогулки. Стопор, правда, нацепил кольчугу, а в довесок к крюку взял наградной «кошкодёр» с коротким прямым клинком и затейливой витой гардой. Но на то он и Стопор. Да и всякое бывает.

Вот и место – заросший «ползучкой» пустырь на отшибе. За рекой виднеется обрыв, над которым сквозь туман едва проступают стены Санатория. Франт уже здесь. Как всегда в ярких шмотках, все пальцы в перстнях. Гладко выбритая морда лучится самодовольством, волосы примазаны какой-то блестящей гадостью. В общем, дешёвая пародия на Лотара. Рядом с ним коренастый Топтун, ходячий образец типичного громилы из трущоб. Полукровка из тех времён, когда мы с южанами вроде как даже союзниками были. А третий… Ну, Франт, умеешь ты удивить. Правильно про тебя говорят – в трусости и наглости ты любому фору дашь. Притащить в Выгреб «порченного» выродка - это надо суметь. Да ещё какого – под два метра, даже Стопор на его фоне потеряется. Редкие волосы липнут к массивному черепу, длинные, до колен, ручищи сжимают здоровенный молот. Огромный, чуть ли не до ушей, рот распахнут – то ли для того, что бы все видели два ряда лошадиных зубов, то ли дышать через затянутые плёнкой дырки на месте носа было не очень удобно. А вот глаза вполне себе человеческие, как потом я убедился. Такие редко у «порченых» рождаются. Хотя у них вообще с размножением не очень, на наше счастье…

Но Дергунчик не из-за него напрягся. Что мы – «порченых» не видали? И не только в Санатории. Посерьёзнее, чем этот, некоторые и на людей-то не были похожи…

Четвёртый. Неприметный, с бледной мордой. Зябко кутается в плащ. Но стоит чуть на отшибе от своих, словно хочет видеть всех разом. Да и в целом было что-то в его скупых движениях… Тревожное, что ли? Я со скучающим видом шагнул в сторону, пнув мелкий камень, а бледный будто просто перемнулся с ноги на ногу, но при этом немного сместился и я вновь у него на прицеле, как и остальные.

Меж тем Дергунчик начал тереть с Франтом насчёт раздела территории. В общем-то, всё так, как и на переговорах нашего генералитета с полководцами южан после войны. Только без лишней помпы и красивых словес. Слушаю их через слово, всё на четвёртого кошусь. Хотя общий настрой уловил – Франт был крайне уступчив и миролюбив. Это мне тоже не понравилось.

Я закашлялся и небрежным движением пригладил волосы. Наш старый сигнал о готовности. Дергунчик со Стопором виду не подали, но этого мне и не требовалось.

-Что, здоровье подводит? – ехидно поинтересовался Франт.

-Ага, - кивнул я, -Забегал к твоей мамаше попрощаться – после этого и началось.

Он и это проглотил. Так… Если этот бледный из мастеров, то исход встречи понятен. Для устрашения Франту одного «порченого» хватило бы. Значит, надо его первым постараться заделать… Одновременно с этими раздумьями, где-то в глубине, я ощущал какую-ту детскую обиду. Мол, хотел свалить спокойно, а эти гады не дают. Хотя меня сюда на верёвке никто не тащил.

-…В общем, Санаторий с солдатнёй за вами остаётся, не вопрос, - Франт нервно улыбается и торопливо протягивает руку.

И едва Дергунчик сжимает его ладонь, как эта сука выхватывает левой нож из-под плаща. Ожидаемо, впрочем. Дергунчик тут же подтягивает его поближе, подсекает опорную ногу и они катятся по земле, кромсая друг друга ножами.

Я смешаюсь в сторону, чтоб Топтун оказался между мной и бледным. Полукровка пытается достать меня тесаком, но я пригибаюсь под тронутым ржавчиной лезвием, втыкая кинжал ему в брюхо, и одним движением выпускаю кишки. Пинком откидываю его на четвёртого, но того уже на месте нет.

«Порченый» же только успевает вскинуть молот, как Стопор всаживает крюк ему в шею, и, разрывая артерию, заставляет пригнуться. После чего одним ударом вбивает «кошкодёр» под  челюсть, пробив череп насквозь. Молот падает наземь, следом начинает заваливаться«порченый»… Да где этот хмырь бледный?..

…Он выныривает из-за падающего громилы с двумя метательными топориками. Один разрубает ключицу Стопора, и рука с крюком бессильно обвисает. Второй проходит впритирку с моей башкой. Недовольно рыча, Стопор вырывает топор, только воспользоваться им ему не удаётся – короткий меч наймита вскрывает глотку бывшего сержанта.

Я бросаюсь вперёд, что несколько излишне – бледный и так уже около меня. Прищуренные глаза ловят каждое движение, меч лезвием вниз и чуть на отлёте. Пытаюсь сократить дистанцию, но лишь получаю пару порезов. Он, вроде, приоткрывается - делаю рывок, перехватывая кинжал обратным хватом… И в следующий миг этот шустряк уже сбоку, а моя правая нога подламывается, вспоротая мечом. С трудом удерживаю равновесие, невольно отбросив руку с кинжалом в сторону. Наёмничий клинок тут же выбивает его и влетает мне под рёбра…

…Его погубило то, что он попытался высвободить меч, когда я всей горстью сдавил клинок. Этой заминки хватило – я выхватил левой нож из-за спины и по рукоять воткнул в глазницу бледного. Упали мы одновременно. Но я сумел привалиться к влажному от росы валуну, а он так и остался лежать, тараща уцелевший глаз в затянутое тучами небо.

Тишину нарушает лишь моё хриплое дыхание и чей-то тоскливый вой со стороны Санатория. В вывалившейся требухе Топтуна уже копается какой-то мелкий зверёк. Франт валяется на краю пустыря с разорванным горлом – в наших краях не только я умею пускать зубы в ход… Дергунчик в каком-то метре от него. Песок под ним разрыт. Видно, пытался из последних сил доползти до меня… В лужах крови застыли Стопор и «порченый»… Как же так, ребята… Неправильно это всё… Пять лет под смертью ходили – для чего?.. Я пытаюсь приподняться, но лишь захожусь в кашле, чувствую во рту вкус крови.

Знакомые шаги за спиной. На пустырь входит Лотар. Оглядывает трупы, потом присаживается на корточки около меня. Что-то меняется у него в лице, когда он видит, как меня отделал бледный. Хотя, может мне в полумраке померещилось. Вот, значит, как. Всё стало на свои места, как в хитрых механических замках южан. Понятно, откуда у Франта деньги взялись на такого мастака, как четвёртый… И Дженго проверять ничего не будет – он меня сам очень просил ни в какие разборы не лезть… Да, хорошо же наше совместное дело началось…

-Доволен? – спрашивает негромко.

-Эт мне у тебя надо поинтересоваться, - отвечаю, сплюнув порцию юшки.

Он задумчиво трёт холёными пальцами подбородок.

-Пожалуй, да. Хорошо, что ты ещё жив. Я бы, всё же, хотел объясниться.

-Ну попробуй… - пытаюсь устроиться поудобнее и тут же морщусь от боли в ноге, -Годного ты мастера нанял.

Но бледный удостаивается лишь мимолётного взгляда благородного заказчика.

-Не совсем, раз так всё закончилось. Ты его?

-Ага. Он же мне жилет новый попортил. Не нашей монетой хоть расплачивался?

Лотар смотрит на меня с возмущением, мол, ты как такое только подумать мог? С учётом ситуации, меня начинает разбирать смех. 

-Извините за столь гнусные мысли! Что-то я сегодня на редкость бестактен! – от вспышки боли темнеет в глаза, -Ох, сука… Придётся завязать с танцами.

Торопливо выпрямляется и нервным движением поправляет камзол.

-Да ты сам себя загнал в тупик! Я же предлагал тебе уехать сегодня – не помнишь? Но нет – помочь парочке головорезов для тебя было важнее. Ты бы всё дело нам развалил со своими взглядами на бытие!

Он глубоко вздыхает и продолжает уже спокойно.

-Забыл тебе сказать, что в столице никто не в курсе о моей службе в кавалерии. Сплетники -  не без моей помощи  - довели до всеобщего сведения, будто я отсиживался в тылу старшим интендантом. Грел руки на армейских поставках. И это куда лучше звучит для метропольных негоциантов, чем рассказы о геройских рейдах по тылам южан!

 На этот раз мой плевок достигает его сапога.

-А ты им ещё и эту историю расскажи! Наверняка овации сорвёшь!

-Я и не ждал, что ты поймёшь, - Лотар отворачивается, глядя на редкие огоньки Санатория, -Но заметь – слово я сдержал и оружия на тебя не поднял. Впрочем, мне этого и не хотелось никогда.

-А я бы с удовольствием на твои потроха глянул, гнида благородная. Ну да чего с меня взять – мы тут в Выгребе народ тёмный.

-Прощай, - Лотар немного медлит, будто собираясь добавить ещё что-то, но потом торопливо уходит.

Чувствую холод. Да, изрядно из меня крови-то натекло… Не самый лучший день в моей жизни. А был ли он вообще? Хотя… Вот год назад, скажем. Примерно в это же время, только не так темно было – юг, всё-таки.

Я на корточках около контуженного Дергунчика, делаю перевязку. Стопор топчется рядом. За нами дворец южной столицы, над которым подымается столб дыма. Тянет горелым мясом – когда наша штурмовая колонна ворвалась на придворцовую площадь, часть особо упёртых фанатиков заперлась в казарме. Рисковать мы не стали и просто подпалили их, добивая выбегающих… И подходит к нам наш генерал, Хитрюга-Ларс, с целой сворой адъютантов, порученцев и прочих. Вы ли, говорит, раненого императора нашли? Стопор со свойственным ему тактом тут же швыряет генералу под ноги завёрнутые в дерюгу руки с родовой татуировкой южного правителя. Я поясняю, что императора мы нашли уже дохлого и без башки – по обычаю южан, кто-то из его приближённых её уволок. Стопор, кстати, переживал страшно – такие зубы упустили! Генерал каждому пожал руку, и тут сзади кто-то из штабной шушеры угодливо вякнул, что надо бы нас к награде приставить. Ларс велел ему завалить пасть, после чего сорвал с пояса тугой кошель и кинул мне. А Стопору, вдобавок, досталась генеральская перевязь с «кошкодёром», который теперь торчит из башки «порченого». Знал наш Хитрюга, как простого солдата подбодрить… А мы тогда себя владетелями мира чувствовали, не меньше.

И вот что нам после этого досталось? Мне – унижаться перед столичными делягами, которые тогда вились около нас, высказывая восхищение нашим мужеством. А парням таскать трупы и впаривать наркоту солдатне… Лотару этого не понять. Для него война была тягостным бременем, а для нас – шансом выбиться в люди. Так, может, и хорошо, что так всё кончилось?..

…В глазах темнеет, мысли путаются. Последнее, о чём успеваю подумать – не зря, получается, Гугнивый придержал гроб…

***

…Таким его, с застывшей улыбкой, и нашла пасмурным утром Тапива.  Она с отрядом прочёсывала местность - по убедительной просьбе Лотара, обеспокоенного пропажей друга. Осмотрев трупы и раздав приказы, островитянка легко вскочила в седло. И лишь отъехав на два полёта стрелы, позволила слезам пролиться.