Арка IV. Глава 46: «Имя Виктора!!»

«Дай мне имя «Виктор», моя лгущая мать...»

Виктор. Победа... Триумф... Несущий победу... Так означается моё имя... Но я неудачник. Извечный неудачник. Мда...

Вот они – очертания готического собора с замазанными портретами. Среди чёрных квадратов две тени. Одна из этих теней сделала моё неудавшееся детство.

- Валентайн! Да как ты смеешь?

- Я не имею представления, о чём Вы говорите, госпожа Селестайн.

- Твои медитации накопили в тебе много материи, из которой ты и решила сделать это чудовище, - эта тень указала на меня, прятавшегося под лавкой. – Ты желала породить монстра, который помог бы тебе свергнуть меня. Ты думала, что если он нападёт на меня, я не додумаюсь, что это ты наслала его?

- Вы ошибаетесь, госпожа Селестайн. Я поклялась в верности Ордену Валькирий и Вам, моей королеве, Королеве Валькирий. Я не имею влияния в Вашем плане.

- У тебя есть сторонники, Валентайн. Много. И я догадываюсь о твоих мечтах забрать у меня диадему Королевы Валькирий. Но ты лишь посеешь семена раздора в нашем ордене.

- Госпожа Селестайн, я в любом случае не хотела использовать Виктора в целях смещения Вас с трона. Он – это моя ошибка. Я хотела создать валькирию.

- Но, в итоге, вышло чудовище!!! Пусть он убирается из Зала Валькирий, а ежели не уберётся, я уничтожу его. Раздавлю, как букашку. Всё ли Вам ясно, Валентайн?

- О да, владыка Селестайн! – моя создательница поклонилась под углом 90 градусов. Она взмахнула своей ладонью, презренно глядя на меня.

- Мама! – пропищал я тогда и исчез с глаз её долой.

Сейчас, играя на этом рояле, слыша отголоски сражения в Цитадели своего союзника и врага, Микадо-но Ями, думая о своём детстве, я... вспоминаю свою Валентайн. Что за любовь у неё была ко мне? И как я мог продолжать любить её? Она заботилась обо мне, а затем... выбросила на пустынную, ледяную планету. Ни воздуха, ни гравитации... Ни души. Даже ветра на ней не бушевали. Это было так давно. Наверное, пятьдесят миллиардов лет назад. В тот миг, как я перестал дышать кислородом Зала Валькирий, я начал замерзать под температурой -121 градус Цельсия, я пробудился от наивной мысли о материнской любви. Я очнулся от детского сна под названием «У меня есть мама». И вот сейчас, играя грозную музыку на этом старом рояле, я думаю о своей матери, Валентайн.

Я сжал в своих маленьких ручонках водяной лёд и притянул к себе. Я взял клочок этого льда в рот и начал сосать.

- Ой, не та клавиша, - произношу я и начинаю мотив вновь, читая старый стих, -

Die Tränen greiser Kinderschar

ich zieh sie auf ein weißes Haar

werf in die Luft die nasse Kette

und wünsch mir dass ich eine Mutter hätte.[1]

Я начал сосать дряхлый тысячелетний лёд, как грудь. Я ещё не раздумывал о том, что меня кинули. Я ещё не мыслил, как взрослый. Я был воспитан любовью и нежностью одной лишь валькирии – Валентайн. И я, как брошенный ею же птенец, ещё не говорил себе, что меня предали. Я вкушал лёд, словно молоко. И... наслаждался его вкусом. Я чувствовал, как моё сердце сковывает лёд. Температура планеты – минус 121 градус по Цельсию. Смертный бы уже давно умер. Но я жил. Я был не таким, как вы, люди. Но я был жалок, как и вы все. А затем я... понял... Почувствовал себя оставленным. Мне стало страшно... Я боялся, что остался совсем один. Тогда я ещё был младенцем. Но уже тогда понял, что такое, когда тебя бросили. «Оставили» - это слишком несправедливое слово для столь кошмарного поступка. Без зазрения совести... Без колебаний моя матерь, Валентайн, бросила меня на планете, где никто не смог бы приютить меня.

- Но разве ж она знала, что я не сдамся? – улыбаюсь я, нажимая с силой на клавиши рояля и продолжая читать стих, -

Keine Sonne die mir scheint

keine Brust hat Milch geweint

in meiner Kehle steckt ein Schlauch

hab keinen Nabel auf dem Bauch[2].

Я оставил лёд и попытался встать на ноги. Но я не мог сделать этого. Я не умел ходить. Меня не учили ходить. Я мог лишь ползать. Валентайн не успела поставить меня на ноги. Но она была мне не нужна. Я, ползая по ледяной планете, над которой никогда не светило солнце, попытался встать на ноги. Не вышло. Но я пытался. Я падал. Вновь и вновь ударялся своей щекой о древний лёд. Мне он не мешал. Я поднимался вновь и вновь. Так учатся ходить, да? Если так, то каждый из нас, смертных и бессмертных, герои. Не каждому дано делать шаги. Это болезненно. Каждый шаг – это отчаяние, неверие в то, что не упадёшь, и больше не придётся подниматься. Но я не успел научиться ходить. Меня сковал иней, и моё сердце остановилось. И я не был в состоянии анабиоза. Я, брошенный птенец, видел чёрное небо без звёзд, и лежал десять тысяч лет... Грёбанных 10 000 лет я лежал без биения сердца, без тёплой крови, текущей по венам. Я смотрел на чёрное небо и представлял себе цвета, но у меня не было фантазии, чтобы вообразить себе верные картинки. Одни чёрные квадраты. Кубизм моего детства. Валентайн не рассказывала мне сказок на ночь. Они мне были не нужны. По её мнению, конечно же... Я даже задумываюсь над тем, а что было бы, если бы она рассказала мне хотя бы одну сказку. А вдруг я бы стал добрее. Хе, мечты!

Валентайн желала сделать из меня оружие для свержения власти своей Королевы, Селесты. Я был нужен своей ложной матери как инструмент её алчности. И был не нужен больше никому. У меня не было настоящей материи. Я был жалок. Я ещё не понимал этого, пока был во льду. И вот, спустя 10 000 лет, эта холодная планета-странник вошла в систему из двух звёзд, сразу же сталкиваясь с одной каменистой карликовой планетой. Когда энергия взрыва растопила мой лёд, моё сердце не забилось вновь. Я умер. И я видел из пустоты, как две карликовые планеты разрывают друг друга. Я видел в их серебристых фрагментах таких же, как я. Я видел себя в отражении сотен осколков, горящих пламенем. Но сам я не горел. Я не был способен зажечь себя.

В тот миг, когда я ослеп от взрыва двух планет, я попал под излучения яркой звезды, такой большой, но такой далёкой. Я улетал в пустоту, которая была ничем не теплее моего старого дома. И лишь тогда я скинул бельмо наивности. Пелена алого ветра смела меня, но я был закалён этим ветром. Я потрогал свою грудь и понял – оно холодное. Я вновь взглянул на звезду издали и улыбнулся. Это был для меня самый жестокий урок.

Спустя 7 лет я уже был очередной ледышкой в холодном пространстве. Пролетая мимо одной голубой планеты, я потянулся к ней. Я тянулся к её бирюзовым облакам в надежде коснуться их, я думал, что облака – это тёплая простыня. И тогда я раскрыл в себе эту силу. Силу, что мы зовём мэджи. Я почувствовал, как окоченевшее тело вновь способно двигать конечностями. И я с лёгкостью дотянулся до этих облаков. Это было моё начало. Но это не был триумф. Не рассчитывайте.

- На той планете я был такой же букашкой, как и другие сироты. Эта голубая планета на деле оказалась иллюзией. Вся вода там была в руках таких же, как и вы, жалкие люди. Свиньи, что хотят всё забрать себе, не оставив ничего другим. О да! Я был на тропическом адском острове, где головы летели минута за минутой. Где не было у меня друзей. Хоть я и выучил язык этих свиней, я сам не мог стать свиньёй, ведь я был... муравьём. И вот сейчас, наперебой играя печальную музыку, я готов вспомнить, как тяжко мне было на той планете... Эти аборигены... не были похожи на валькирий. Хоть они тоже не горели желанием рассказывать мне сказки, они и не хотели заботиться о том, кто не был похож на них. Они даже ту, кто вскормил меня грудью, не пощадили. Им нужна была лишь война. Лишь жестокость. Аборигены, забиравшие в рабство своих же собратьев. Они были одной крови. Одного цвета кожи. Они были с одного острова. Но они разбивали друг дружке головы дубинками и вспаривали друг другу животы. Ах, а меня ещё циничным называют... Ведь ещё тогда мои глаза потеряли свет. Они начали смотреть в пустоту ещё когда я ослеп от взрыва двух столкнувшихся планет. А я ещё верил в то, что у меня есть матушка. Ха-ха-ха-ха! Ивсёэтотжестих –

Ich durfte keine Nippel lecken
und keine Falte zum Verstecken
niemand gab mir einen Namen
gezeugt in Hast und ohne Samen.[3]

Тот мужик кинул мне в лицо рыбу и прокричал:

- Вали отсюда. Больше рыбы не дам. Ты ничего не делаешь для племени нашего. Вот и получай тухлую рыбёху. Ещё поблагодари за то, что я сегодня добрый.

Мне тогда на вид было только 10. Я был нелюдим. Вёл себя, как эти звери. Как эти свиньи, пожирающие самих себя, живущие на трупах друг друга. Но я был рождён валькирией, поэтому где-то в глубине души я понимал: это не жизнь, это не общество, это не этично. Если вы думаете, что этика преобладает над животными инстинктами, то вы такие же глупцы, каким был и я.

Нет морали. Её не существует. Она вам не нужна. Вы все – жалкие люди. Вы все – ничто иное, как млекопитающие. Вы не должны строить социумы, вы не должны гнаться за карьерой и за деньгами. Вы не имеете природного права даже на то, чтобы задавать вопросы. Вы – лишь звери. Ваша природная задача – сношаться друг с другом и продолжать рост вашего неприлично многочисленного стада. Вы не должны воспитывать детей – они лишь ваши детёныши. Они должны убивать дичь, как хищники, должны отличать ядовитую ягоду от свежего коренья, как травоядные. Вы – люди. Вы – смертные создания. Вы – животные. И все остальные смертные создания – животные. Ваша природная задача – выживание. Вы не достойны большего. Даже вы сами не против того несуществующего смысла, что вы зовёте Естественным Отбором. Вы любите создавать себе идолов. Вы – глупцы. Вы жаждете смерти друг другу. Вы – убийцы. Вы не любите читать. Вы – варвары. Отродья вашего продолжительного рода, рождённые из пороков отцов-прародителей, умрут, я надеюсь, в лучах просвещённых нас, мэджи-санов. Они заслужили это. Вы заслужили самую мучительную и медленную смерть. Каждый из смертных в этой Вселенной не достоин больше ничего, кроме как страданий. Страданий, которыми вы не обделяете и друг друга. Вы делаете всё, чтобы другим было больно от вас самих же. Даже когда вы не хотите марать руки... вы всё равно используете кого-то другого в своих грязных играх. Чёрт! Да я ощутил на себе всю животность смертного существования.

- Опять не та клавиша. Да что ж ты?.. Ох, и что Душа Хаоса нашла в этих людях? Они ведь ничем не отличаются от других зверей Космоса. Хотя, без сомнений, ему ещё повезло оказаться в более-менее приличном социуме.

Смертные твари... Никаких высших ценностей. А если они и есть, то вы дальше слов не идёте. О, как вы жалки по сравнению с нами, мэджи-санами. И, покуда мы пошли от вас, от смертных, мы тоже переняли некоторые ваши животные желания. Мы тоже хотим власти, золота и силы. Мы тоже жаждем унижения себе подобных, тоже хотим брать в рабство своих же братьев. Мы... Я отошёл от темы. Досадно тратить время на обращение к таким, как вы. Но я не зря вспомнил вас, жалкие люди.

Я тогда взял в рот ту протухшую рыбу и сказал себе:

- Вкусно...

Я мог жить без еды месяц, без воды – 14 дней. Одна тухлая рыбёха продлевала мне жизнь надолго. Во мне бушевал мэджи-ген, но я ещё не знал этого. Я просто жил, наблюдая за огнём и кровью. Я слизывал кровь с пальцев павших воинов, которые проиграли себе подобным, из ближайшего племени. Я видел, как они фанатично стоят на коленях и разбивают свои лбы перед деревянными идолами. Они называли их своими предками. Я бы не стал преклоняться своим предкам, особенно, если у меня и не было никаких предков. Разве что... хм, мама. Мама, ради которой я точил свои когти об деревянный идол этих жалких людей, пока они не видели.

- Ааааа!

Крики, что я до сих пор слышу, они пришли из моего далёкого детства. Из моего «десятилетнего» возраста. Я, Виктор Лорд Смерти, не вспоминаю о них. Это они выматывают меня здесь, в районе холодной груди. Я заточил их туда, но они ведь голоса. Им не надо выбираться из моей груди, чтобы я слышал их.

- И вот когда мне исполнилось по смертным меркам 15 лет, прошло уже пять поколений. Они переубивали друг друга. Я остался совсем один. И вот вулкан начал извергаться. Меня накрыло лавой, но она лишь закалила меня. Я не чувствовал её жара. Вот настолько я был холоден. Мой взгляд потерял даже чувство тьмы. Он опустел окончательно. Ни тьмы ночей, ни света дней – я не зрел больше ничего. Но я не был слеп. Просто я узрел всё, что мне нужно было узреть. Тогда, как остров начал уходить под воду, мне явилась она, я был... не рад её видеть, мягко говоря. Всётотжестихрвётсянаружу –

Der Mutter die mich nie geboren
hab ich heute Nacht geschworen
ich werd ihr eine Krankheit schenken
und sie danach im Fluss versenken.[4]

- Мама... Скажи...

- Я недолго искала тебя. Прошло столько лет! Ты даже подрос.

- Мама, ответь...

- Я, конечно же, ожидала, что ни холод, ни жар не убьют тебя. Не зря же я слепила тебя из своей силы таким... Ты бы и вправду мог уничтожить Селестайн. И в Ордене сейчас переполох, так что ты мне нужен.

- Мама...

- Уничтожишь...

- Мамочка...

- ...Королеву Валькирий...

- Матушка...

- ...и даруешь мне власть.

- Прошу...

- Тогда я вновь подниму наш великий орден.

- Валентайн! – крикнул тогда я. Волны накатывали.

- Что же тебе нужно?

- Ответь, любишь ли ты меня!

Она улыбнулась. Широко. Надменно. Приподнимая голову и смотря на меня сверху вниз:

- Ты готов послужить мне, моё творение?

- Мама, ответь на вопрос!

- Люблю ли я тебя? Не смеши меня. Ты – лишь моё творение. Я люблю тебя как вещь, созданную мной.

- Я видел, мамочка... Кошмар.

Она прижала меня к себе и лицемерно пожалела:

- Это всего лишь сон, мой дорогой.

Я оскалил тогда зубы. Я обнажил клыки. Я заставил её лицемерную улыбку исчезнуть. Я коснулся её, окутав чёрной дымкой силы, что в последствие станет известна мне как Акума.

- Валентайн, - произнёс тогда я, поднявшись над ней, - Сон здесь... это ты.

Она даже ахнула.

- И вот сейчас, играя мелодию ностальгии на этом старейшем золотом рояле, я держу клетку совести ещё крепче, чтобы та не вышла наружу. Я уже чувствую, как Цитадель моего союзника находится на грани падения; Велизар непобедим. Но перед тем как идти на помощь Микаями, я вспомню ещё кое-что. Подаккомпанементэтогожестиха –

In ihren Lungen wohnt ein Aal
auf meiner Stirn ein Muttermal
entferne es mit Messers Kuss
auch wenn ich daran sterben muss.[5]

Валентайн засмеялась и исчезла, показывая на меня пальцем. У неё не было крыльев. Я попытался переместиться, и оказался в открытом космосе. Я начал перемещаться по планетам той двойной системы. А затем... когда мне было по человеческим меркам на вид 20 лет, я решил опробовать свою силу, направив руку в сторону одной из этих двух звёзд. Я начал поглощать её ветер, а затем... она случайно взорвалась. Меня обдало энергией взрыва, и я снова и снова закалялся в этом огне. Температура была столь велика, что вокруг меня были сгустки элементарных частиц, скорость которых доходила до скорости света. Я резвился с этими частицами. Я контролировал их. Я был совсем один в той системе, где даже вторая звезда взорвалась сверхновой. Я был совсем один в разноцветной туманности и чувствовал себя счастливым. А затем я задался вопросом: для чего же мне теперь жить, если я не простил свою ложную мать. И на этот вопрос ответить я не смог. С тех пор, 48 000 000 000 лет назад я и ищу смысл своей жизни, учась всё более новому и могущественному.

- Это, без сомнений, красиво. Очень красивый взрыв сверхновой.

- Да. А кто Вы?

- Зови меня Дарклайн.

- Ви... – я на мгновение задумался, а стоит оставлять себе имя, данное бросившей меня матерью. Но...

- Виктор, да?

- А... ага.

- Что-то я не слышу гордости в твоём имени, которое означает «триумфальную победу».

- Дарклайн, понимаете ли... Я...

- Виктор – прекрасное имя для победителя.

- Вы думаете?

- Я чувствую в тебе много сил. Но, судя по всему, ты ещё не умеешь контролировать их.

- Да.

- Я могу... помочь тебе.

Она протянула мне руку. Я не принял её. Но она всё равно рассказала мне о многом.

- Давай! – кричала она мне, а я вытягивал руку вперёд, и из неё вырывалось нечто чёрное, но её свет рассеивал дымку черноты из моей руки. – Пробуй ещё!

- Я не могу! – кричал я. Но она начала нападать. Она обжигала меня своим светом, и я закалился вновь, чувствуя боль. После сотен поражений в схватках с Дарклайн, я всё-таки смог использовать на ней Акуму. Она даже три дня не могла встать. Что ж, я научился у неё основам.

- А что это вы тут делаете? – спросила эта незнакомка.

- Боюсь, не Вашего ума дела, мадемуазель! – ответил броско я.

- Что ж, в таком случае, я присоединюсь. Валькирия и какой-то гомункул – интересная парочка.

- Мы оба изгнанники, уважаемая госпожа. И оба из Ордена Валькирий.

- Правда? А меня вот из-за Грани изгнали, и теперь я хочу повеселиться в материальном мире. Хотите со мной?

- А можно? – спросила Дарклайн.

- Конечно! Меня зовут Мисэтэ[6].

- Дарклайн. А этот юноша - Виктор.

- Идёмте же! Я сейчас покажу этому зелёному, как надо правильно уничтожать миры.

Она переместила нас в другую систему, с одной звездой. Мы были на орбите зелёной планеты. И Мисэтэ лишь взмахнула рукой. В одно мгновение половина планеты оказалась под чёрными шипами, горящими как уголь. Мисэтэ сжала кулак и откинула руку чуть назад. Чёрные шипы загорелись огнём, и все леса планеты тоже загорелись. Через 400 лет планета была уничтожена. А пока она горела, Мисэтэ и мы были на соседней, столь же зелёной планете. Она многому научила меня. Быть может, и Некромантом-то я стал благодаря её напутствиям. И вот мы на орбите зажухшей безлесистой планеты, где каждая травинка, каждая веточка была спалена дотла.

- Вот так надо веселиться! Ни о чём не жалея! За Гранью у меня не было такой возможности. Когда я была порождением...

Вот так мы втроём и веселились более чем 1300 лет, пока...

- Наконец-то, мы нашли Вас, Дарклайн, валькирия-изгнанница.

- Ох, да это же магистры Контон и Ринге. Что, ещё готовитесь к войне?

- К войне? – переспросил я.

- Мы желаем, чтобы Вы выковали для нас артефакт. Кольца...

Три Кольца Ритуала. Я, Дарклайн и ещё Мисэтэ по просьбе господина Контона создали три Ритуальных Кольца, но не исполнили договора, оставив кольца себе. Разозлившийся Контон устроил на нас охоту, в которую вмешался ранее не известный мне Роллин, который ещё не создал Ордена Сферы. А затем, когда Дарклайн бесследно исчезла, а Мисэтэ попрощалась со мной и тоже куда-то ушла, не оставив о себе и следа, я решил продолжать путешествия по Вселенной. И тогда я встретился с первыми паладинами родившегося недавно Ордена Сферы...

- Кто ты, о душа?

- Имя мне Виктор, великий магистр. Здесь, в этом соборе, я бы желал присягнуть Вам на верность.

- И ради чего же тебе вступать в Орден Сферы, потерявшаяся душа?

- Сила.

- Сила?

- Власть.

- Власть?

- Жизнь.

Я посмотрел на него. В его удивлённых глазах я узрел себя. Мои зрачки впервые за столько времени загорелись.

Это была война. Её начало. Я, сверкая своим кольцом, валил смертные армии, порабощённые Теневой Розой, пачками. Я сокрушал тёмных паладинов Розы, даже воспользовался слитком из анапсиума, чтобы выковать в Кузне Небес доспехи. Они вышли чёрными. Я накинул на себя оборванный плащ оного из сильнейших магистров Розы, Вигнура, и начал тренировать свою мэджи-силу ещё усерднее. Я жаждал побеждать, обретая всё новые и новые знания о сущности Бытия. Я верил, что смогу так обрести смысл жизни. Но я не обретал, сколько бы ни убивал, сколько бы ни читал, сколько бы ни одерживал громких побед. Вся жизнь казалась мне ареной цирка.

Я гордо вошёл в зал, окутавшись в плащ, и шагал в Роллину, которому суждено было вручить мне награду.

- Так это он одолел Вигнура?

- Бьюсь об заклад, он ударил в спину, как крыса.

- Это же Виктор, чудовище, порождённое столь же чудовищной валькирией.

- Валькирией?! Почему сразу никто не сказал? Это же так омерзительно для валькирии.

- Преступник. Скольких он убил столь неблагородными методами!

- И чего он ожидает от нас? Что мы будем прославлять его нечестные победы?

- В нём нет даже благородства!

- Ага, Вы правы! Я чую лишь зверя.

- Животное.

- Ага, походит.

- Точно.

- Ни гордости, ни чести!

- Царь Трупов!

- Бесславный Паладин!

- Говорят, даже сам Роллин не верит в эту крысу.

- Кстати, вы видели, как он убивает пленных рыцарей Розы, заставляя их сражаться с собой? Это ужас просто!

- Видел-видел. Он ужасен.

- В бою-то да. В схватке он неистов и беспощаден. Полная противоположность нашему ордену.

- А это кольцо... Чёрт возьми, да он всех нас завалить может этим кольцом. Осквернитель!

- Ага. Он уже оскверняет этот Белый Зал своим присутствием

- Он плохо влияет на юного Рюкетсу.

- Правда, что ли?

- Роллин сам постоянно отправляет их на задания вдвоём.

- Ну, это да.

- Какая разница, если эта крыса совращает юных рыцарей?

- Ирод!

- Лгун!

- Клеветник!

- Убийца Невинных!

- Гордец!

- Язва нашего Ордена!

- Пора ему валить отсюда уже!

- Поделом!

Как только я понял, что власти и силы в Ордене Сферы больше предела быть не может, я перебрался в Теневую Розу. Там я сотворил своего Костяного Жнеца. И продолжал усердно трудиться. Я изо всех сил старался получать больше опыта.

Подходя к камерам с пленными паладинами Сферы, я открывал их все и, расправляя руки, восклицал, обращаясь к тем, кто ранее клеветал меня и оскорблял:

- Нападайте. Одолейте меня, и вы получите свободу.

- Но, Некромант, у тебя кольцо.

- Если вечно использовать кольцо, - говорил я, призывая Костяного Жнеца, - то мне никогда не достичь высшей силы! Нападайте!

И вот, после большой форы, я раскидываю их по всей башне и медленно убиваю по одному. И так было каждый день. Изматывая себя, я верил, что наступит тот день, когда я обрету достаточно сил, дабы сокрушить Валентайн. Но Война закончилась ничем. Валькирия Катари чуть не уничтожила Вселенную.

- И вот я сижу в полной темноте, закрывая свой старый рояль и заканчивая думать о прошлом. И вот Микадо-но Ями почти проиграл кровожадному Велизару. И когда я уже готов идти в бой, дабы помочь ему, я говорю наивные слова о том, чего у меня никогда не было – Mutter! Oh gib mir Kraft! Mutter, Mutter! Oh gib mir Kraft![7]

«Дай мне имя, моя циничная мать! Зови меня этим именем. Люби чудовище с этим именем. Именем, что означает триумф и победу!»

[2] Нет солнца, что светило бы мне,

Нет груди, что плакала бы молоком.

В моё горло вставлен шланг,

И нет пупка на животе.

[3] Я не мог лизать сосок

И мне негде было укрыться

Никто не дал мне имени

Зачали в спешке и без семени.

[4] Той матери, что никогда не рожала меня

Я поклялся сегодня ночью -

Я награжу её болезнью,

А после утоплю в реке.

[5] В её лёгком живёт угорь,
На моём лбу – родимое пятно.
Удалю его поцелуем скальпеля,
Даже если мне придётся от этого умереть.

[6] С мадзи-кайского «mise» - свобода, освобождение, «te» - суффикс слов, означающих «смерть». Полное имя: Misetekure-Fesstreya-Shinegure-Mikiri (Мисэтэкурэ-Фестрейя-Шинэгурэ-Микири). Она является Порождением из-за Грани и выглядит в своей первоначальной форме как дракон с четырьмя конечностями и тысячами рук из-за спины.

[7] Мама,

O дай мне силы!

Ах, дай мне силы,

Мама-Мамочка!