Глава 24

Макс вернулся через пару минут, чтобы сообщить мне, что Джеймс и Гюнтер покинули район. Он коснулся глаз и сделал круг у лица, параллельный земле, чтобы сообщить мне, что он осмотрится, проверит, что с ними произошло. Я сказал ему, что буду ждать тут, на пустом складе. Я не наслаждался тишиной. Я все думал, что реакция Гюнтера была непрофессиональной, что они были любителями, которые ошиблись в контракте на оружие и не знали, как выбраться из этого. Но нет. Они были профессионалами, да, но профессионалами – аферистами, а не продавцами оружия.

Если бы я мог получить действительный сертификат конечного пользователя, мне не понадобились бы такие, как Гюнтер и Джеймс, чтобы торговать оружием. Любой дурак с деньгами может купить все оружие, какое хочет в этой стране. Реальные деньги нужны для транспортировки и доставки, а не прямой покупки. Десять тысяч депозита это деньги, которые просто сменят владельца, своего рода международный вариант трюка Падение голубя[1], только вместо конверта с газетами, мне бы позвонил фальшивый представитель из доставки, и сказал бы, что я счастливый владелец кучи несуществующего оружия. Нельзя обмануть честного человека, сказал кто-то, и он был прав. Те убогие решили, что я пополню депозит, ради своей схемы мошенничества и украду оружие для себя. Я понял это по двум моментам – они думали, что у меня есть реальные связи в Африке из-за Биафры и они решили, что я вор. Как и большинство неудачников, они были наполовину правы.

Так почему я сказал, что позвоню им? Во-первых, я не хотел, чтобы они натворили глупостей, поэтому пусть Джеймс думает, что у них все на мази. Но было что-то еще, я никак не мог отловить то, что зудело у меня в мозгу. Они могут пригодиться в деле Кобры, но я еще не видел, что и как.

Я знал одно – в тюрьме у большинства растлителей детей и неонацистов была общая черта, все они хотели быть «представителями закона». Один такой, руководивший школой «для трудных детей» с содомией в качестве терапии, рассказывал Про, что он работает на ФБР. Когда Про подыграл ему, он сказал, что у него есть кодовое имя и все такое, что адвокат, который его регулярно посещает, действительно агент Бюро. Он сказал Про, что собирает информацию о конкурирующих детских дилерах порно и передает ее ФБР. Просто хороший гражданин. Я не задумывался об этом – информация, как информация. Но когда я увидел этого придурка с парнем, который называл себя майором Клаусом, я увидел, что у них должно быть что-то общее. Одна из ошибок, которые я иногда делаю, это пытаюсь объединить всех уродов вместе, даю фирменные названия определенным видам людей. Нужно быть внимательнее. Мой инстинкт выживания говорил мне держать Джеймса и Гюнтера на крючке, но связь с Коброй никак не выходила в сознательное. Мысль просто притаился где-то глубоко. Я не давил на нее. Какими бы инстинктами, интуицией я не обладал, они оберегали меня до сегодняшнего дня. По опыту, я знал, что когда придет время, я пойму.

Пока я пытался понять, как они смогли связать меня с работой в Африке (и сдался, потому что это было бессмысленно, многие люди что-то знали об этом алмазном безумии, которого не было и голодных детях, которые там были), Макс вернулся. Он показал, что двух неудачников подобрало такси примерно в десяти кварталах от нашей базы. Он не стал узнавать, куда они поехали, так как это ничего не значило для нас. Я видел, что Макс все еще готов к битве, у него еще бежал огонь по венам, но он хорошо справлялся с ним. Если не знать, куда смотреть, то ничего и не увидишь, но я знал – такое было не в первый раз. Он отвез такси до депо, забрал Плимут. Я сел в машину, взял свои четыреста баксов с полутысячного депозита у диспетчера (он оставляет себе сотку за аренду, остальное отдает) и мы отправились домой.

Я видел, что Макс еще не остыл и начал рассказывать ему об этом уроде Кобре и Флад и о том, что я хотел сделать. Чем больше мы говорили о том, как мы его выкурим, тем спокойнее он становился. Кроме того, когда я рассказал ему, как все началось, когда я поставил тысячу на ту лошадь в Йонкерс через Мориса. Он просто не поверил, поэтому я сказал ему пойти к Морису и забрать деньги самому и придержать их для меня. Мне даже не пришлось бы звонить Морису и сообщать ему, что Максу можно их отдать. У Макса Тихого репутация честного человека, лучше, чем у ортодоксальных евреев среди ювелиров. Макса часто нанимают курьером по этой причине, плюс тот факт, что ограбить его будет сложнее, чем обычную команду спецназа. Макс носит только деньги или вещи, как деньги, драгоценности, бумаги, компьютерные распечатки. Он не носит наркотики, поэтому люди даже не просят его. Он не идет на сделки, поэтому гарантия, что вы получите свои деньги — его слово. Для такого воина, как Макс, это означает, что вы получите свои вещи или его жизнь. Наверху, в городе, когда кто-то хочет что-то доставить, у них есть ребята в модной форме, которые прошли полиграфы, оставили свои отпечатки пальцев и все такое, здесь, внизу, у нас есть Макс Тихий.

Я сказал Максу, что найти Кобру настоящая проблема, и он снова сделал знак опарыша под скалой, затем покачал головой, поднял руки к небу и щелкнул пальцами, как волшебник, создающий вещи из воздуха. Я понял. Опарыши не прилетают из космоса, они на земле не просто так. Они идут на падаль, помогают ей разложиться и снова идут дальше. Как однажды сказал мне грабитель старой школы, объяснив, почему он никогда не работал с наркоманами «на падаль слетаются мухи». Кобра должен плавать в сточных водах, иначе он будет выделяться как честный человек на политическом собрании.

Это не сильно сузило поиск. Некоторые люди считают, что грязь подчиняется законам зонирования. Они выбирают какую-то часть города и называют ее злачным местом, или зоной боевых действий, или районом, или даже районом красных фонарей, если они голубая кровь. Мудаки. Не нужен кандидат социологических наук, чтобы понять грязь. Грязь нуждается в свежем мясе, чтобы жить, и если ее не принести, грязь пойдет в магазин. Мажор наверху, который готовится к субботней ночи, пряча пузырек кокаина в бардачок своего Мерседеса не видит грязь, которая плещется под его колесами. Он платит деньги, деньги идут дальше, превращаясь в подвижную массу. Все деньги двигаются. Деньги от наркотиков попадают в трубопровод, а на другом конце вы получаете наличными акулий кредит на улицах и производство детского порно в подвалах. Мажор идет на свою вечеринку трясти задницей, вынюхивает свой флакон и показывает другим придуркам, что он в теме.

В нескольких кварталах от отеля, какой-то дерьмовый сутенер передает свой флакон по кругу, после работы. Он получил деньги на свою дурь, продав тело тринадцатилетней беглянки, которая думала, что ласково разговаривающий человек на автовокзале сделает ее звездой.

Да, они оба в теме — друг с другом.

Я переступаю через грязь, как браконьер в поместье какого-то богача. Я беру то, что могу. Какие бы там ни были деньги, они так же мои, как и других мешков с грязью. Некоторым из них это не нравится, большинство из них об этом не знают. Я думаю, некоторые люди все еще ждут мужчину, который умеет ходить по воде. Я желаю им удачи, сам я хожу по зыбучим пескам. Однажды, когда я был еще ребенком, в тюрьме для несовершеннолетних, я сделал ошибку, рассказав одному из этих тупых кураторов, какой отстой расти в детском доме, этот жалкий отброс сказал мне, что нужно играть теми картами, которые у вас есть, как будто у меня должна была случиться  вспышка озарения и сделать меня хорошим гражданином. По мере того, как я взрослел, я стал понимать, что, возможно, куратор был прав – нужно играть теми картами, что у вас есть, но только сертифицированный неудачник или мазохист будет играть ими честно.

Я спросил Макса, хочет ли он со мной на пирс, чтобы узнать, выяснила ли Мишель что-нибудь. Он кивнул и я повел Плимут на Запад. Я сказал Максу оставаться в машине, что бы он ни увидел. Однажды, когда я искал кого-то в доках, Макс увидел урода, одетого в экипировку штурмовика, стоявшего на полуразрушенных сваях. Он размахивал гигантским кнутом, как будто готовился вести рабов в камбуз. Группа местных жителей наблюдала за шоу – это было просто развлечение для них, я думаю, но старый Макс решил, что они все затерроризированы этим уродом, и он выскользнул из машины, загнал бедолагу в Гудзон, прежде чем я успел остановить его. Когда он повернулся к толпе, как будто ожидая аплодисментов, зрители рванули прочь, словно только что увидели свое будущее. Макс не то, чтобы отчаянно нуждается в признании и местные жители не его целевая аудитория, но было заметно, что он хотел хотя бы какого-то признания своего подвига. Поэтому я сказал ему тогда, что он теперь бесспорный чемпион того пирса.

У Макса нет больших амбиций в такого рода вещах, но я не хотел, чтобы он вдруг решил защитить свой титул, поэтому я напомнил про договор оставаться в машине, несмотря ни на что.

Пирс был темным и мрачным, как и всегда. Пары шли к пустым зданиям, суетились, хищники высматривали. Никакой Мишель. Никакой Марго. И никаких копов.

Я отвез Макса обратно на склад, помахал на прощание, посмотрел, как он исчез внутри. Поехал обратно в офис, поставил машину, поднялся наверх. Когда я вставил ключ в замок на уровне пола, я услышал низкое рычание Пэнси. Когда я открыл дверь, она была на расстоянии около трех футов, шерсть на загривке поднялась и ее клыки, как говорят, обнажились. Кто-то был рядом, может быть, гость к хиппи наверху, который перепутал адрес, может быть, кого-то посетила плохая идея. Я спросил Пэнси, но она не сказала кто. Кто бы это ни был, он не попал в офис.

Я достал мозговые косточки из холодильника и поставил их на огонь, пока я переодевался и слушал новости. Я переключился на полицейскую полосу местного участка, используя радио, которое не купишь в магазинах. Радиосигнал бежал через антенну, а антенна была спрятана, через бесполезную печную трубу, на крыше, выступая на фут. Идеальный сигнал, но на сегодня были только обычные сигналы копам и болтовня самих копов, которые разговаривали с людьми на ресепшене, когда выходили из машины, для чего угодно, от похода в туалет до развлечений.

Я слил кипящую воду через дуршлаг и поставил кость остывать. Пэнси спустилась с крыши, она была теперь намного спокойнее, кто бы ни крутился тут, он не с крыши. Я начал думать о крыше и о том, как хотел бы иметь сад там когда-нибудь. Там уже точно было адски достаточно удобрений. Вероятно, я устал, потому что начинал думать как гражданин. Пустить корни, даже на крыше города, это бульканье мозгом. Корни это хорошо, но тогда дерево не может бегать.

Когда косточка остыла, я дал ее Пэнси и сидел, поглаживая ее голову, пока она хрустела обедом. Может быть, настоящие частные детективы составляют списки вещей, которые нужно сделать и мест, куда пойти, но мне нравится работать с ними в своей голове – старая тюремная привычка. Деревья не умеют бегать, а люди не могут копировать ваши мысли. Если бы они могли, они бы никогда не выпустили меня из того приюта, когда я был ребенком.

[1] Трюк на доверии, где жертву уговаривают расстаться с суммой денег, чтобы получить большую сумму потом.