Часть Седьмая
Возможно, мне следовало бы рассказать Ямато-старшей о своих злоключениях, предупредить её об опасностях заброшенной деревни… Но я не смог заставить себя – по двум причинам. Во-первых, тётя Мэй и без того была на взводе: одни только открытия, совершённые ею внутри особняка, подтолкнули женщину к опасной грани, за которой уже не оставалось места для здравомыслия, а весть о том, что её дочь пропала в месте, занятом неспокойными душами, могла окончательно вывести вдову из равновесия. А во-вторых… Во-вторых, я просто не находил слов, чтобы описать увиденное и пережитое – никакие эпитеты не описали бы той мерзости, того леденящего душу зрелища, что открылось мне в двухэтажном домике с чердаком столяра, и не было во всём свете подходящих терминов, в которые можно было бы облечь феномен сущности, одновременно разбитой надвое – и представляющей собой единое, законченное целое. Для меня это было сродни докладу о строении чёрной дыры – я мог воспринять факт её существования, мог убедиться в наличии сопутствующего материала… Но никак, ни при какой возможности я не смог бы передать их смысл кому-либо ещё – или даже осознать лично – в достаточно понятной и простой форме.
Я буквально… узрел парадокс. Физическое – или хотя бы визуальное – его воплощение. Но если раньше одна только мысль об этом повергала меня в длительный ступор, то теперь, с появлением новой информации, что-то в моей голове пронзительно щёлкнуло, и части мозаики начали медленно растекаться по своим местам.
Потерявшись в собственных догадках и раздумьях, я механически отстранился от тётиного плеча и попробовал подняться на ноги. В теле моём до сих пор ютилась слабость вперемешку с нервозной дрожью, но я теперь был слишком сосредоточен, чтобы обижаться или продолжать истерику. Нам нужно было убраться из этого места – и как можно скорее.
С Акирой или без неё.
Я отогнал шальную мысль быстрее, чем та успела появиться в голове – но тут же воспроизвёл её сам в единой нечаянной догадке. И постыдился.
- В любом случае… – я посмотрел на Мэй сверху вниз, не представляя даже, как жалко могло выглядеть в тот момент выражение моего лица. – Нам нужно продолжать… поиски.
Я не должен был произносить последнего слова. Оно сорвалось с языка само собой, заменив логичное, проверенное цензурой самосохранения слово «движение». Движение к выходу из охваченной забвением деревушки.
- Да, – Ямато-старшая немедленно кивнула, отрезая для меня путь к отступлению. – Да, конечно… Безусловно…
Она была в шоке. В большем шоке, чем я – пару минут назад. Женщина постепенно теряла веру в реальность собственных действий, свершений нервного срыва – и застряла где-то между принятием и отторжением вполне объективных фактов.
Взвесив на плече походную сумку – та как будто бы заметно прибавила в весе и стала особенно неудобной – я перемялся с ноги на ногу и озвучил самое очевидное из доступных решений:
- Нам не стоит задерживаться до ночи…
Кто бы знал, на что местные «обитатели» были готовы под покровом темноты…
- И… Я думаю, имеет смысл поискать следы на выезде из деревни, – я разговаривал сам с собой. К словам моим не прислушивалась ни Мэй, ни её оставшаяся в стороне дочь – обе были поглощены собственными мыслями, так что мне пришлось вступить в мысленный диалог с самим собой, чтобы хоть как-то сгладить образовавшиеся углы неловкости.
Почему именно туда? Зачем? Быть может, проверить состояние машины?.. Да, определённо да! Осмотреть её – вдруг внутри осталось хоть что-нибудь полезное. Вдруг мобильные телефоны ещё работают, а в бардачке завалялся запасной комплект батареек для фонаря! И… зачем ещё? Что нам может понадобиться?..
- Я там не искал, – вновь заговорил я, превозмогая болезненное першение в горле. – Не смотрел у берега…
- А где?.. – звук голоса Ямато-старшей заставил меня отшатнуться от удивления. Женщина обратила на меня внимание – наконец-то – и смотрела с явным недоверием – но и не без надежды. – Где ты уже искал… Акиру?..
Несколько растерявшись, я замотал головой по сторонам, воспроизводя в уме картину своего движения, и начал медленно указывать на один ветхий дом за другим:
- Начал отсюда. Развалины. Потом – туда пошёл. Пусто. В соседнем здании даже не спрячешься, пол прогнил и обвалился. Дальше… во-он те три крыши… Отсюда не очень хорошо видно…
Наконец, за раз уделяя описаниям всё меньше времени, я начал чертить в воздухе овалы напротив проверенных областей деревни, и вскоре мой палец указал на высокое жилище из камня и дерева, добротное, с явно выраженным чердачным помещением. То самое, в стенах которого мне привиделся образ семейства утопленников…
Вместо слов, я просто сглотнул поднявшийся к горлу ком и быстро прижал руку к груди. Подсознание заставило бояться даже этого поверхностного знака внимания. Оно убеждало: не упоминай этот случай, не смотри в сторону заброшенного дома и забудь обо всём, что видел – тогда и только тогда ты будешь в безопасности.
- Тот дом?.. – Мэй очень странно взглянула на меня, приподняв брови. – С ним… что-то не так?..
- Не смотрите туда! – зачем-то выпалил я, становясь между женщиной и источником своего глубинного ужаса. – Не надо. Там… Очень опасно… Стены вот-вот обрушатся, и… Я чудом смог… уйти… В любом случае, я осмотрел там всё до самого чердака. Нашёл для нас источник света, чтобы можно было ориентироваться в деревне после захода солнца. И… Больше там, в этом здании… Нет ничего примечательного. Не осталось.
Я солгал.
Но что если бы она поверила?.. Что если бы вняла той версии, что казалась мне истинной?..
Нет. Нет, я не желал даже рисковать. И, наверное, сам тайно надеялся, что мне просто померещилось. Ведь на свете же не бывает такого, верно?.. Ничего подобного не может произойти в просвещённом, движимом вперёд наукой и техникой двадцать первом веке!.. Иначе… Зачем тогда это всё?.. Зачем нужны спутниковые системы, мощные автомобили и средства беспроводной связи, если в единственный миг человек может оказаться в полном одиночестве за гранью известной вселенной в компании тех, кто единожды просто отказался умирать?.. Нет. Это просто не могло быть правдой.
И…
К огромному моему облегчению, с течением времени верить в эти успокоительные речи становилось всё проще. А те картины, что до сих пор маячили где-то на задворках памяти, постепенно обрастали опровержениями и нелепыми деталями. Последние позволяли взглянуть на мутные образы уже сквозь другую призму: как мог я принять за чистую монету банальную игру ветра и тени в стенах полуразрушенных домов?! А в скрипе старинных конструкций – даже более того! – услышать нечто, что напоминало человеческую речь! Это ведь было… просто смешно!..
Хотя мне по-прежнему было вовсе не до смеха.
- Я… - Мэй подала голос неуверенно, с каким-то очевидным промедлением. – Мне… очень жаль. И я должна попросить прощения у тебя, Юичи…
Она была серьёзна. Серьёзна и сосредоточенна. Даже слишком. Через край.
- Мне не стоило относиться к тебе… с пренебрежением. Не стоило поднимать голос. Это было… недостойно. Потому что я вижу – и наконец-то понимаю – что ты… Ты… лучше, чем мне казалось… Ты…
Женщина пересиливала себя, подбирала подходящие слова – но никак, ни при каких подходах не могла просто взять и обрушить возведённую ей же самой стену. Двух мнений тут быть не могло: Ямато-старшая по-прежнему ненавидела меня, но теперь к ненависти этой примешалось сильное материнское чувство – осознание того, что я готов всерьёз участвовать в поисках Акиры, и что присутствие моё на стороне вдовы само по себе окажется полезнее разобщённых действий.
- Я приношу извинения, Юичи, – отказавшись от лишних слов, женщина просто закусила губу и, перебравшись на колени, поклонилась передо мной до самой земли.
Мне стало неловко. И не просто потому, что недавняя моя агрессия в отношении вдовы вдруг как-то ослабла и затаилась, но в том числе из-за абсурдности всего это спектакля – мы умудрились рассориться и помириться в наименее подходящем для этого месте, там, где нормальные люди пришли бы к идеальной сплоченности…
Выждав несколько секунд, Ямато Мэй поднялась на ноги и посмотрела на меня уже совершенно иным взглядом. Фанатичным, полным яростного, безумного пламени.
- Ты нам нужен, – отчеканила женщина, перейдя в третье подряд состояние сознания. И на этот раз взяла на себя роль отчаявшейся матери, находящейся на одном из шагов принятия худшего. – Акира нуждается в твоей помощи, Юичи. И я… я готова на всё, только чтобы… – она вдруг осеклась. – Всё, что скажешь – я исполню. Что угодно. Тебе нужны деньги? Я обязательно достану, когда мы окажемся в городе. Все мы. Достану столько, сколько потребуется.
По телу Мэй снова пробегать короткие спазмы. Левое веко женщины задёргалось от нервного тика, и я понял, что не смогу ни противостоять яростному напору вдовы, ни даже просто отступить в сторону.
- У меня две здоровые почки, – произнесла Мэй, обращаясь скорее к самой себе, нежели ко мне. – Две. И я смогу жить с одной, понимаешь? Только Акиру найди… И я верну долг! Обязательно! Может… тебе… девушка нужна?.. У меня есть одна подруга… У неё дочь твоего возраста… Вроде бы симпатичная… Точно милая. И эта подруга… она… как бы… прислушается ко мне!
Ямато-старшая продолжала напирать на меня безумным подобием человеческого тела. Она двигалась странно, странно говорила и постепенно начинала походить на бездумную, но движущуюся гору плоти с вырастающими тут и там руками, пальцами и коленями.
- Я обязательно сдержу обещание… Можешь быть уверен! – голос вдовы звучал всё громче с каждым словом. – Когда мы… Когда мы с дочерями будем в безопасности… Ты обязательно получишь то, что тебе причитается! Мы не оставим тебя здесь… Не бросим… Можешь не бояться… Просто… доверься мне…
А вот это слышать было уже странно!..
В болезненной растерянности я попытался заглянуть через плечо Мэй – и обнаружил Акеми на прежнем месте, там, где её оставила балансирующая на грани рассудка мать. И по глазам девочки можно было понять всю степень испуга последней при виде того чудовища, что наседало сейчас на меня.
Взгляды наши встретились. И Акеми – к моему удивлению – разгадала зашифрованную в движении моих бровей мольбу почти моментально. Это читалось по выражению её лица – равно как и то, что перечить матери наша маленькая спутница до этого момента даже не думала.
- Мама, – едва различимый голосок Акеми утонул в безумном бормотании вдовы, и я уже готов был смириться с полной бесполезностью девочки, как та вдруг повысила тон и заставила Мэй остановиться одним направленным выкриком: – Мама! Пожалуйста, перестань! Ты меня пугаешь!.. Ты нас обоих пугаешь!
Глаза Ямато-старшей резко дёрнулись влево – так, словно женщина искренне намеревалась обернуть их внутрь черепа и разглядеть дочь сквозь всю собственную голову. Движение это само по себе вызвало у меня оторопь, а наступившая вслед за ним тишина и вовсе осушила моё горло от нёба и до самых лёгких.
- Да, – отчеканила Ямато Мэй, медленно переводя взгляд обратно на меня. – Да, ты права. Я погорячилась. Снова.
Она сказала это так… тяжело и резко, что полноты картины мне захотелось повесить на шею женщине табличку с прямым предупреждением: «Я представляю опасность для окружающих!». Серьёзно. Она была не в себе, и я уже устал постоянно в этом убеждаться. Но, с другой стороны, чего ещё можно было ожидать от той, чья жизнь разрушилась в одночасье, разбилась на множество мелких осколков… Я даже мог понять причины помешательства женщины. Мог. Но не слишком-то хотел. Её проблемами наше положение, к несчастью, не ограничивалось.
Потеряв ко мне всякий интерес, Ямато Мэй вернулась к дочери и присела перед нею на одно колено. Меж ними завязался негромкий диалог, из которого я не мог разобрать не слова – и одновременно с этим моё потревоженное личное пространство вдруг пропиталось уже знакомым холодком страха. Одиночество в стороне от безумной вдовы оказалось куда страшнее, чем самое грубое взаимодействие с нею…
Поёжившись, я посмотрел вниз по улице и для собственного успокоения начал разглядывать фасады уже посещённых домов – тех, что не содержали в себе сюрреалистичных образов из далёкого прошлого – и стоял так без движения до тех пор, пока дыхание Мэй снова не послышалось поблизости.
- Сделаем вид, что ничего не было, – сухо сообщила вдова, подходя ближе. – Больше я не сорвусь. Даю слово. Так что дальше действуем без задержек…
Я кивнул. Утвердительно, но без твёрдой уверенности.
- И… да, ещё одно, – ладонь Мэй легла на моё плечо, и то, саднённое ударом лестницы, отозвалось острой болью. – Я рассчитываю на тебя. И, в свою очередь, гарантирую: ты можешь на меня положиться.
Признаться, эти слова меня несколько обескуражили. До сих пор мне казалось, что наш маленький отряд – ставший к утру ещё меньше – и без того был заодно. То есть… Трудно было представить, что до сих пор моё существование находилось где-то за пределами круга доверия Ямато-старшей. И расположение вдовы мне пришлось завоёвывать кровью и травмами.
- Угу, – я одарил женщину холодным взглядом искоса. – Приму к сведению.
Фраза вышла совершенно не такой, как задумывалось – в ней недоставало сарказма, хладнокровия и уверенности – но права на повтор у меня, как ни странно, не было. И мы двинулись вниз по дороге уже так, в нелепой тишине и редких переглядываниях.
Казалось бы, прошло всего несколько часов с тех пор, как мы с тётей расстались на втором этаже особняка благородных хозяев деревни – а я уже почти разучился общаться по-человечески, управлять собственным голосом и подбирать нужные слова.
Вниз по дороге я двигался крайне неохотно, постоянно находя оправдания для того, чтобы замедлить шаг или резко остановиться в навязчивых приступах паранойи. За каждым углом мне мерещилось движение, в каждой тени – чьё-то незримое присутствие. И пусть подсознание моё давно уже приняло самую безопасную для здравомыслия версию пустых иллюзий, преследовавших меня всё это время – отделаться от неприятных ощущений я так и не смог. Дошло до того, что даже исследованные дома начали производить на меня крайне тяжёлое впечатление – они словно бы концентрировали на мне своё внимание, сводили взгляды пустых оконных проёмов, и где-то за их серо-коричневыми громадами, у самой воды, мне слышались отзвуки знакомых уже шепотков и грохота чьих-то шагов.
Изредка, мельком, я поглядывал в лицо Ямато-старшей – но женщина оставалась бесстрастной. Судя по всему, галлюцинации и бесплотные ужасы старой деревни обошли женщину стороной – и среди своих противников та по-прежнему видела только хитроумных бродяг, выкравших маленькую девочку прямо у нас из-под носа для каких-то своих неведомых целей.
Изученная местность, к моему вящему неудовольствию, вскоре сменилась прибрежной зоной – неровным набором замшелых руин, наполовину съеденных поднявшимся уровнем речной воды. Высокая болотная трава, мерно покачивающаяся из стороны в сторону под боком у полуразваленной кузни, вполне доходчиво показывала, что река забрала своё у деревни уже очень и очень давно. Прошло достаточно времени, чтобы провалившиеся фундаменты заполнились илом, а несущие конструкции зданий срослись воедино под слоем какой-то сырой мерзости, для которой я не мог угадать точной принадлежности к какому-либо из биологических царств.
Прятать тут Акиру мог бы только сумасшедший… Но я всё равно, даже несмотря на собственный вывод, принялся до рези в глазах разглядывать утопленные в застойной прибрежной воде очертания руин, надеясь обнаружить среди них хоть что-нибудь мало-мальски полезное. Но видел только дерево. И камень. В дроблёном, утопленном, погребённом под другими обломками виде. Очень редко – в относительной целости. Никогда – на первоначальном месте. Постепенно расширяющееся русло реки, идущей со стороны гор, не просто отхватило крайнюю часть деревни – оно буквально тащило её вниз по течению, подмывая основания вековых фундаментов у береговой линии и заполняя собою подвалы. Многие дома в конечном итоге оказались повёрнуты на угол, другие – почти полностью уничтожены первородной силой природы. И, насколько можно было судить по беглому осмотру от самой дороги, творение рук человеческих повсеместно уступало этой жестокой, но совершенно слепой мощи.
Несколько раз на пути нам встречались развилки и перекрёстки, отправляющие полуразвалившиеся асфальтовые направления прямо в застойную, почти недвижимую водную гладь, обратившую эту часть деревни в сплошную хлюпающую топь. Свысока это было не так ощутимо, но сейчас, проходя близ мерно чавкающего с каждой подступающей волной болотца, я буквально трепетал от брезгливого омерзения.
Я попробовал переместить взгляд на противоположную сторону дороги, но там меня ждали одни только обшарпанные стены и металлические решётки, некогда защищавшие магазинчики местных дельцов от неблагоприятных визитёров. Давным-давно тут было очень много мелких лавчонок – ими полнились первые этажи обращённых к главной улице зданий – однако теперь уже нельзя было сказать наверняка, что именно они могли предложить и чем отличались одна от другой. С моей временной позиции все они выглядели совершенно одинаково – близость открытой воды испортила весь инвентарь и уничтожила скудную меблировку, так что за решётками скрывалась преимущественно схожая картинка: небольшой закуток с плоским прилавком и дверью в задние комнаты, которую, наверное, уже никак нельзя было отодрать от стены.
Ночью вся эта местность казалась несколько перспективнее. Если не сказать «радостнее»… Даже в разгар ливня и с прошедшим вскользь лучом слабенького фонарика. Теперь, при свете дня, здесь царила одна только безысходность.
Мэй постепенно начала ускоряться. Голова её, до того крепко сидящая на тонкой шее, вдруг замоталась из стороны в сторону, а зауженные к внешним сторонам глаза женщины разом уподобились паре крупных кругляшей-монет.
- Нет… - констатировала вдова, механически схватившись за голову. – Её нет!.. Машина… С нашими вещами… С мобильными телефонами и… всеми деньгами! Проклятье!
О нет… Нет, нет, это не могло быть правдой! Я отказывался верить столь поспешному выводу и даже рассердился немного – ну точно на нерадивую младшую сестрёнку, продолжающую утверждать, что дважды два – это всё-таки шесть.
В надежде с достоинством и уверенностью опровергнуть слова Ямато-старшей, я выдвинулся вперёд и принялся шарить взглядом по каменистому – и подозрительно чистому для этой местности – берегу. Справа от меня, огораживая одинокий массив несущей стены, располагался небольшой железный заборчик, почти полностью пожранный топью. Прямо за ним покоились остатки каменной конструкции – мы никак не могли встать на мель по обратную её сторону, это явно отложилось бы в памяти. Дальше располагалось небольшое незанятое пространство – но оно по-прежнему принадлежало мутному болотцу, и мы, наверное, ощутили бы это при передвижении…
Почти уверившись в собственной правоте, я перевёл взгляд ещё дальше… И увидел за тонким тельцем Ямато-старшей внушительную каменистую отмель, плавно переходящую в почти отвесный подъём над рекой – дорога на этом участке уходила вверх, и насыпь для неё тянулась очень далеко вниз по течению реки.
Ноги мои подкосились, но одеревеневшее тело так и не рухнуло наземь. Страшное осознание, подобно какому-то внутреннему стержню, удержало меня в вертикальном – вытянутом по струнке – положении, из которого отлично просматривался небольшой пятачок свободной земли, к которому нас прибило этой ночью, и кажущееся бескрайним полотно громадной реки, волнующееся и шумящее в каком-то десятке метров от носков моих ботинок.
Кто-то другой на моём месте назвал бы это чудом. Потому что не бывает так, чтобы подчинённый движению водного потока листок запросто прибивало к той единственной на километры пути точке, что обеспечивала временный покой и безопасность – в обход всех опасностей, всех обломков, всех илистых заводей, которые, наверное, могли бы засосать нас вместе с машиной. Чудо. Истинное чудо. За тем лишь исключением, что в реальности чудес… вот просто не бывает.
Всего мгновение, жалкая секунда и титаническое усилие воли уберегли меня от повторения главной ошибки Ямато-старшей. Не задержись я в раздумьях, сделай хотя бы один шаг в сторону реки – и всё было бы кончено: безумие паники снесло бы все преграды в моём подсознании, оставив только белую, звенящую пустоту. Вроде той, что подчинила себе Мэй, уводя её всё дальше от дороги.
Женщина двигалась хаотично, из стороны в сторону, и как будто бы совершенно потеряла связь с реальностью: неуклюже размахивая руками, спотыкаясь после каждого шага, она широким зигзагом приближалась к шумно плещущейся воде. Всё быстрее. Всё увереннее.
Дурное предчувствие кольнуло моё сердце ледяной иглой.
Двигаться я начал прежде, чем выдумал самый простейший из возможных порядок действий. Просто метнулся вперёд, надеясь сократить расстояние до вдовы прежде, чем та зайдёт слишком глубоко, и с досадой обнаружил, что та ускорилась тоже. Смятая, подавленная, слабая – женщина готова была сойти с отмели, только чтобы найти несуществующие остатки уплывших вещей…
Сумка с лампами соскользнула с плеча и шумно громыхнула оземь.
Резкий рывок утомил меня почти моментально, но даже так, задыхаясь, я попробовал докричаться до Мэй. Бесполезно – та, погружённая в собственные бормотания, даже не думала прислушиваться к кому-либо и чему-либо ещё. Она просто шла вперёд, оглядываясь по сторонам, и заходила всё глубже. К моменту, когда я только заносил стопу над волнующейся речной гладью, Ямато-старшая погрузилась уже почти по колено, и, судя по неровным движениям её тела, бурный поток уже начал оттаскивать женщину вбок.
Вода… Она была колючей и злой. Впилась в мою ногу, точно облако жалящих пчёл – и тут же дала понять, что даже тут, на мелководье, течение готово посоревноваться со мной за каждый метр дальнейшего пути.
- Мэй! – выкрикнул я, надеясь перекричать шум потока и прогнать из головы сотни страшных «А что если?..». – Тётя! Опасно! Назад!
На этот раз Ямато-старшая услышала. Замерла. Слегка обернулась…
И, стоило ей ослабить внимание хотя бы на секунду, как река у самых её ног забурлила как будто бы ещё сильнее. От неё повеяло холодом – но не тем, что сковывал мои ноги при каждом новом шаге, нет – куда более тяжёлым, страшным и древним. Смертным холодом, давно поглотившим почти всю эту заброшенную деревеньку.
В три прыжка добравшись до тёти – мне хватило тех секунд растерянности, что женщина потратила на обдумывание моих выкриков – я схватил её обеими руками поперёк туловища и со всей оставшейся силой потащил назад, на себя. Река на этом участке играла уже всерьёз, и, позволив себе излишнюю поспешность, я едва не потерял равновесие окончательно.
Ямато-старшая пыталась что-то кричать. Она билась в моих руках, не понимая, что происходит… Но я не слышал её слов. Не мог расслышать, зачарованный зрелищем очередной иллюзии. Мне показалось – померещилось, конечно – что над подвижной, не замирающей ни на мгновенье водной гладью промелькнули очертания чьих-то пальцев. Ногтей. Рук. Словно бы сам бушующий поток единовременно возжелал утащить нас с Мэй прочь – но не мог выйти за пределы какой-то разделяющей черты. Конца отмели, заканчивающегося чёрной пропастью, до которого потерявшей остатки здравомыслия вдове оставалось идти всего-то пару шагов.
Шарахнувшись подальше от алчущих бледных лап, я понял, что проигрываю в битве с течением – и потому просто вывернулся влево. Повернулся всем телом и изо всех сил швырнул тётю Мэй ближе к берегу. А сам, мгновенно пожалев о собственной самоотверженности, с головой окунулся под воду.
Глубина была недостаточной, чтобы поглотить меня окончательно, но даже её было достаточно, чтобы потащить меня, вертя на месте, прочь от спасительного мелководья. Задыхаясь, глотая воду и с ненавистью цепляясь за жизнь, я до крови сдирал пальцы о камни под собой, пытался найти хоть какую-нибудь опору…
И всё-таки смог. Смог принять нужный упор – выставил ноги позади себя, поднял туловище над водой и вцепился пальцами в мелкий песок, что прятался под слоем шершавых камешков. И пусть река продолжала медленно тащить меня по неровному дну – этот раунд уже был за мной. Оставалось только решить, как реализовать это преимущество наилучшим образом, и битву с жестокой природой можно было считать законченной.
Отплёвываясь, постоянно моргая и отряхивая с ресниц крупные капли воды, я неуклюже подался вбок, к берегу, и постепенно, позволяя себе по одному взвешенному движению за раз, выбрался на самое настоящее, всамделишнее мелководье. Где уже нечего было бояться: движение воды тут не могло совладать с весом моего тела, и, рухнув пластом, я из последних сил смог добраться до берега.
Борьба с безудержной, неутомимой силой природы измотала меня окончательно. В итоге, я даже не смог перевернуться на спину, чтобы уберечься от хлещущей по лицу и плечам воды – просто кривился, замерзая, под ударами волнующихся, текучих плетей, и ждал чего-то неопределённого. Чего-то… невозможного.
И тут кто-то вцепился в рукав моей куртки у самого плеча. Я не мог различить, кому принадлежали эти руки – кожа моя начинала постепенно терять чувствительность – но прикладываемые к моему спасению усилия казались не то что недостаточными – просто смехотворными. Как если бы вытащить на берег меня старался ребёнок. И мне, превозмогая усталость и боль, пришлось задвигаться, оттолкнуться от речного дна, насколько это позволяла отяжелевшая, набрякшая от воды одежда – а затем неуверенно передвинуться в нужную сторону.
В сознании моём до сих пор мелькали обрывки увиденного – картины, состоящей из бесчисленного количества бледных кистей рук совершенно разных по размеру, но в равной степени готовых утащить Мэй на дно… И я молился всем богам, чтобы эти маленькие пальчики, что тянули меня прочь от проклятой бездны, принадлежали всё-таки хрупкой Акеми, а не какому-нибудь бестелесному существу…
- Ты что делаешь?! – голос Ямато-старшей пронёсся над речной гладью, заглушив даже рокот бурлящего потока. – Акеми! А ну вышла из воды! Немедленно вышла! Живо!
Я испугался, что единственная связь с окружающим миром, тончайшая надежда на спасение вдруг оборвётся – однако, к моему немалому удивлению, Ямато-младшая даже не подумала отпускать мою куртку. Конечно, окрик матери заставил девочку заторопиться и явно выбил нас обоих из ритма, но для меня ещё ничего не было кончено! И чем ближе я подбирался к берегу – тем яростнее готов был бороться за освобождение из ледяной, сводящей с ума своим бесконечным движением водяной тюрьмы.
- Глупая девчонка! Прочь пошла! – Мэй гневно воскликнула над самым моим ухом, и Акеми тут же растворилась в пустоте за пределами моего восприятия. Она отлетела к берегу маленьким комочком страха, издав лишь жалкий всхлип, и на месте её взволнованного участия возникла всепоглощающая агрессия Ямато-старшей.
Схватив меня одной рукой за воротник, а пальцы второй запустив в рваную дыру на левом плече моей куртки, женщина одним резким движением дёрнула меня кверху. И получилось у неё гораздо лучше, чем у дочери – я впервые за долгие минуты смог вдохнуть полной грудью и как следует отплеваться речной водой. А после и подняться во весь рост: глаза до сих пор застилало мутной пеленой, но после пережитого кошмара это недоразумение казалось наименьшим из возможных зол.
- Не хватало тебе ещё простудиться! – мне показалось, что Мэй обратилась ко мне. Показалось. – Дурная девчонка… А если бы тебя унесло?! Думаешь, тут стоило жизнью рисковать?! Да он в трёх метрах от берега торчал!
Продолжая свою гневную отповедь, женщина потащила меня куда-то в неопределённом для меня направлении и вскоре швырнула прочь от себя. Одеревеневшие ноги мои с трудом удержали вес бесконтрольного тела – но нет, я не упал. Остался стоять. Пусть и сгорбленным, но не уступившим. Не сдавшимся.
Чем больше времени я проводил в этой деревне – тем вернее учился справляться с невероятными для обыденной жизни трудностями. И на этот раз… На этот раз, признаться, обстоятельства меня уже не особенно удивляли.
Пофыркивая от раздражения и гнева, Ямато-старшая подошла ближе. Звук её дыхания казался рокотом древнего вулкана, за тем лишь различием, что не распространял вокруг ни градуса так желанного мною тепла.
- Машину мы потеряли, – хмуро заключила женщина, дожидаясь, когда ко мне вернётся способность говорить и взирать на мир собственными глазами. – Вместе со всеми вещами.
- Если выберемся – можно будет поискать ниже по течению, – отозвался я, вытирая лицо мокрыми ладонями. – Не думаю, что она пропала безвозвратно.
- Точно, – голос Мэй по-прежнему казался твёрдым, как сталь. – Мы найдём. Найдём всё. В конце концов, пластиковые карты ведь должны быть влагоустойчивыми… Так?
Я не имел ни малейшего представления о том, что можно было ответить тёте, но прекрасно ощущал, как сильно та корила себя за недавний срыв. О да, она по-прежнему пребывала в рассеянной ненависти, но на этот раз все негативные чувства, вся злость и ярость женщины были обращены не на меня или в воздух – а на неё саму. На её слабость. На мгновенное затмение разума, которое едва не обернулось чем-то непоправимым. И теперь, изо всех сил держась за образ здравомыслящей, серьёзной хозяйки положения – Мэй надеялась, что весь этот инцидент как можно скорее останется позади.
Меня, впрочем, это мало заботило – куда более серьёзной и важной проблемой представлялась в очередной раз промокшая до нитки одежда, сквозь которую я начинал ощущать каждое движение ветерка, даже самый слабый его порыв. И после ледяной ванны такая вот пасмурная прохлада казалась крайне неуместной.
Мэй продолжала говорить что-то бессмысленное – ради пустого самоутверждения – но я уже не слушал. Внимание моё было обращено к Акеми – та сидела на мелких камушках чуть поодаль и взирала на нас сквозь слёзы в огромных блестящих глазах. Наши взгляды встретились, и я тут же улыбнулся девочке – так чисто и открыто, как только смог. Потом незаметно, с обратной от Мэй стороны тела показал заплаканной спасительнице кулак с отставленными указательным и средним пальцами – знак нашей незначительной, но совместной победы. И, к огромному моему облегчению, Акеми незамедлительно улыбнулась в ответ. Так же слабо и скрытно, опасаясь взглядов рассерженной матери.
Наслаждаясь улыбкой милой кузины, я поднял рассеянный взор выше… И с удивлением обнаружил то, чего мог ожидать тут меньше всего – настоящий, не обратившийся в груду ржавого хлама автомобиль. Точнее – микроавтобус, чудом сохранивший свою лазурную окраску и примостившийся в дальней стороне дороги с противоположной от реки стороне. Он стоял на самом отшибе, так, чтобы не мешать проезду, и, казалось, более чем наполовину скрылся в высокой сорной траве.
Машина?.. Здесь?.. Конечно, в деревне располагалась собственная автозаправка – я убедился в её существовании тут же, просто глянув влево – но она была невероятно стара и служила для обслуживания редкого заезжего транспорта с необходимыми грузами, а не для нужд рядовых граждан: проржавевший раздаточный аппарат предусматривал всего один заезд – и, казалось, вообще существовал обособленно от остальной деревни. Вместе с огромной коричневой цистерной и полуразваленным навесом, подле которого не было видно и намёка на будку обслуживающего персонала.
- Соображения?.. – голос Мэй заставил меня отвлечься от сиюминутных раздумий.
- Что?..
- Акира. У тебя есть мысли – где нам искать её? – женщина переспросила с явным неудовольствием, но без былой угрозы в голосе.
- Нет, – я по инерции покачал головой, думая о совсем других вещах. – Нет, я… Меня сейчас другое интересует…
- Неужто? – тётя скрестила руки на груди и недобро сощурилась. – Позволь поинтересоваться…
- Там, – я просто указал в сторону голубоватого фургона. – Машина, так?.. И не выглядит особенно старой…
Взглянув в указанном направлении, Мэй едва не подпрыгнула на месте. Всё её тело напряглось, точно натянутая нить, и качнулось в сторону дороги. Ещё мгновение – и мы уже оба, по очереди маня за собой Акеми, двигались к затаившемуся в кустах микроавтобусу. Лобовое стекло последнего при ближайшем рассмотрении оказалось словно бы замазано чёрной краской – сквозь него нельзя было разобрать ни единой детали салона – но зато на борту толстобокой машины показался большой прямоугольный рисунок с неразборчивыми надписью и цифрой, а на крыше её всё яснее читался набор каких-то хитроумных металлических приспособлений.
- Телевизионный фургончик, – промолвила Ямато-старшая, подходя ближе. – Старый… Годов, думаю, восьмидесятых…
- Ого! - тут же поддержала разговор Акеми, явно желая избавиться от ощущения кромешного одиночества. – Неужели тогда уже телевизоры были?..
- Были, – односложно ответила вдова, разыскивая взглядом путь сквозь заросли травы. – И даже раньше были. Ещё мама моя – твоя бабушка – в юности своей хотела себе один купить… Только не вышло.
- А что стряслось? – поинтересовался я, помогая женщине оттягивать в сторону самые высокие и жёсткие пучки сорняков и ломать их у самой земли.
- Я… не хотела бы… – Мэй замялась, намереваясь замкнуться в себе, но быстро пришла в себя. И продолжила, как ни в чём не бывало. – Маме встретился приверженец какой-то секты. Она влюбилась. И начала жертвовать все наши деньги… И вообще всё… Пока не пришла к выводу, что меня сдать в закрытую женскую школу было куда проще и выгодней, чем тратить сбережения и время на… На ту, что пыталась идти против непогрешимых носителей Учения…
- Скверная история, – я поёжился, осознав, что к холоду физическому примешалось ещё и моральное неудовольствие. – И я… не знал…
- Неудивительно. Твоя мать сбежала из дома раньше, чем всё это началось…
Мне показалось, что в движениях Мэй прибавилось порывистости и очевидной тяги к разрушению.
- С тех пор твоей бабушке не была интересна ни её судьба, ни даже твоя. Как и мне. Как и всем нам. Тем, кто остался.
Ямато-старшая вдруг остановилась. Выпрямилась. И, запрокинув голову, произнесла на тяжёлом выдохе:
- Я устала проклинать её. Устала ненавидеть. Из-за неё меня упрятали в ту страшную тюрьму. Из-за неё всё сложилось именно так. И теперь… Теперь, когда она притащила тебя к моему порогу… всё снова, снова пошло не так, как должно было…
Ямато Мэй была несчастна. Несчастна всю свою жизнь до встречи с отцом Акеми и Акиры – с человеком, на своих плечах вытащившим её из болота прежней жизни. И мне… мне впервые стало неуютно перед тётей за само своё существование.
- Я не знал, – повторил я, понимая, что не могу подобрать иных слов. – Честно, не знал…
- Ну да, – Мэй негромко фыркнула. – Неудивительно.
С некоторой отрешённостью вдова вернулась к неприятной работе, но продолжила её скорее для собственного отвлечения, нежели из необходимости – дорогу до фургончика новостной службы мы расчистили, и теперь оставалось только открыть раздвижную дверцу.
А неловкое молчание, тем временем, становилось всё ощутимее.
Переминаясь с ноги на ногу, я не выдержал первым – обогнул сгорбленную вдову и схватился за дверную ручку автобуса. Та, как и следовало ожидать, неприятно морозила ладонь, но на ней хотя бы не было следов вездесущей ржавчины.
Интересно, как давно машина простояла тут?.. И чего ей стоило это забвение? Я очень надеялся, что замки её не сцепились воедино навеки, суля нам одно только разочарование.
Приготовившись к худшему, под пристальными взглядами своих спутниц, я взял хороший упор и приготовился к серьёзному сопротивлению… Вот только дверца, обманув любые ожидания, не просто подалась с первого же усилия – она отодвинулась в сторону с неожиданной лёгкостью и сдавленным скрипом. Скрипом, а вовсе не душераздирающим визгом побитого влагой металла.
Мы с Мэй обменялись удивлёнными взглядами. Она тоже поняла, что к чему – и заметно насторожилась.
Эту машину уже открывали. И как будто бы недавно.
Я отстранился, надеясь рассмотреть как можно большую часть салона машины в кратчайшие сроки – но внутри было слишком темно для беглого осмотра: заклеенное или закрашенное лобовое стекло пропускало слишком мало света, а другие окошки если и были, то оставались закрытыми наглухо.
Механически потянувшись к сумке с верными лампами, я с досадой вспомнил, что обронил её у самого берега. И автоматически, сам того не заметив, перевёл взгляд в ту сторону. Что Мэй, впрочем, взялась трактовать по-своему: моё замешательство она, похоже, приняла за трусость – и заметно помрачнела.
- Ну же! – тон Ямато-старшей не допускал дальнейших промедлений. – Там ведь нет никого внутри, так?
- Похоже, – я кивнул. Через силу.
- Тогда попробуй пробраться внутрь и проверь… Проверь, что там. И… Нет ли… следов Акиры!
Ей было легко говорить… А я… Мне же было попросту страшно.
Но кто-то должен был пробраться в фургон. И я не видел причин, по которым этим кем-то не мог оказаться я.
Прокашлявшись, отерев ладони о мокрые брюки и несколько раз свободно встряхнув руками, я всё-таки подался вперёд и окунулся в полумрак автомобильного чрева. И тут же убедился в том, что догадки Мэй оказались крайне близки к истине: фургон был напичкан какой-то аппаратурой – коробки с ней занимали каждый угол и громоздились даже на пассажирском сиденье – а в нескольких сантиметрах справа от меня располагался узкий навесной столик, за которым виднелась спинка милого, будто бы игрушечного стульчика. Единственный узкий проход казался почти непроходимым, но, легко втиснувшись в него, я вдруг осознал, что в салоне ещё достаточно места для пары человек – и огляделся уже чуть свободнее. Задние дверцы фургона были заперты. Открыть их изнутри без ключа не представлялось мне возможным, но прямо над моей головой в ровной крыше отыскался откидной люк размером с шахматную доску. Задвижка его поддалась, пусть и не сразу, и миг спустя сверху внутрь авто хлынул неяркий, но уверенный свет прячущегося за тучами дневного светила.
Подув на саднённые о задвижку пальцы, я зачем-то спрятал ладони в карманы и осмотрел водительскую секцию фургона. Та, что странно, представляла собой подобие какого-то склада: вещами было занято не только пассажирское, но и водительское сиденье, а на приборной панели громоздились кипы полуистлевших бумаг в выцветших кожаных переплётах.
Но – ни следа Акиры. Ни даже намёка на её присутствие. Хотя люди здесь как будто бы были – уже после того, как от деревни осталась только слабая тень былого существования.
Мой рассеянный взгляд прошёлся по полу из стороны в сторону, и только с третьей попытки я всё же сумел разглядеть там, под спрятанным у задней стенки креслом блеск упаковочной фольги и ещё что-то… Что-то металлическое…
- Юичи? – оклик Мэй отвлёк меня от избранной цели, но всего на секунду. – Ну что?
Эта женщина не умела держать себя в руках! Ей просто необходимо было всякий раз влезать в тишину моих размышлений и осквернять всё вокруг своей непрерывной руганью!..
Оставив тётины возгласы без внимания, я припал на одно колено перед опавшим сиденьем и вытащил из-под него вместительную коробку из металла и пластика, внутри которой – я отказался верить собственным глазам – обнаружился целый набор консервов, сухих пайков и плотно упакованных стеклянных бутылок с чистой питьевой водой. Тут же лежал вычищенный консервный нож и… к полной моей неожиданности – несколько вскрытых железных банок… Вскрытых совсем недавно: на их гладких внутренних бортах ещё поблёскивали остатки тушёного мяса.
- Мэй! – крикнул я через плечо, не решаясь отвернуться от коробки. – Сюда! Быстро!
Тётя показалась незамедлительно. Пропустив вперёд себя Акеми – что, на мой взгляд, было уж слишком опрометчивым решением – она забралась в фургон следом и задвинула за собой входную дверь. Зачем, по какой причине – я не мог понять. Но света нам было достаточно, чтобы ориентироваться внутри, и этого женщине, видимо, хватало для ощущения ложного комфорта.
- Вот, – я подвинулся, позволяя вдове взглянуть на ящик с неприкосновенным запасом продуктов. – Здесь еда. Пролежала в холоде все эти годы, и…
- Похоже, кто-то ею таки соблазнился, – мгновенно поддержала Мэй, усаживаясь рядом. – И не умер на месте. Что, в общем, уже обнадёживает…
- Вы… Ты… Ты же не думаешь?..
- Кто-то из моих знакомых однажды сказал, что консервы могут храниться в подходящих условиях долгими годами, чуть ли не десятилетиями…
- Ты сама отмечала, что прошло не меньше тридцати лет! Разница немалая!
- А у тебя, Юичи, есть предложения получше?! – Мэй едва не сорвалась на крик. – Может, пойдёшь, рыбу поудишь?..
Мне нечего было сказать. На языке не вертелось ни возражений, ни воодушевлённых фраз, обозначивших бы мою полную готовность к рискованной рыбалке на берегу реки – да такой, что способна была сдвинуть с места легковой автомобиль.
- Но это потом, – вдова нехотя отодвинула коробку от себя и поднялась на ноги. – Потом. Сейчас нам нужно разобраться… Понять, что это вообще такое… Попробуй найти тут хоть что-нибудь, что могло бы помочь. Следы людей, какие-то надписи… Что угодно!
Подстёгнутый криками Мэй, я полностью переключил внимание на рабочие поверхности фургона – огромную машину для записи звука и хранения видео, пристроенные к ней полочки, протяжённый письменный стол. Стол, на котором была вывалена целая россыпь каких-то предметов, среди которых – за вычетом карандашей, расползшихся листков бумаги и проржавленных канцелярских ножей – мне показалась отдалённо знакомой единственная чёрная коробочка из пластмассы с рядом небольших кнопок по одной боковой стороне и дырочками микрофона – поверху.
Наши с Мэй руки выстрелили вперёд одновременно. Но женщину подстёгивало неугасимое внутреннее пламя, и я, при всей своей скорости, успел положить свою ладонь лишь поверх её холодных пальцев.
- Диктофон! – воскликнула Ямато-старшая, проигнорировав мою попытку. – Боже, сколько же ему лет! Только бы работал…
Выдернув пластмассовую коробочку из-под моей руки, тётя поднесла её к глазам и принялась кропотливо изучать гладкую матовую поверхность.
- Внутри кассета, – сообщила Мэй едва слышно. – Проиграна до середины или около того. Но кнопка перемотки не работает… Заела. Даже не поддаётся! Лишь бы остальные не подвели… Хотя бы одна…
Ямато Мэй разительно преобразилась прямо у меня перед глазами. Из нервной, ожесточённой женщины она вдруг превратилась в милую девочку-подростка, наткнувшуюся на нежданную игрушку посреди суровой безвестности… и готовую ради неё на всё.
Вытянув диктофон на вытянутой руке, Мэй задержала дыхание и, посмотрев сперва в сторону Акеми, а затем мне в глаза – бережно вдавила в чёрный корпус кнопочку проигрывания.