Глава 2. Рука об руку
Он лежал на ледяной земле, за холмом от того страшного места, где до сих пор дымились камни. Облака разошлись, и солнце опускалось за горизонт, подтопив выпавший снежок. И равнина под холмами казалась такой мирной и прекрасной, если бы не удушливый запах дыма и холод.
Ирхильдис с трудом подтащила к лежащему на земле телу камень, хранивший тепло пламени дракона, и подоткнула под бок мужчины. От одежды повалил пар, и девушка позволила, наконец, себе сесть и опереться на скалу спиной. Сама воительница давно уже высохла, пока волокла Харальда за собой подальше от крепости, а он рвался туда, где полыхал заревом пожара двор Хельма. От башни, в которой они скрывались, камня на камне не осталось – дракон разнес все стены и поджег все, что могло гореть, после чего с явным чувством выполненного долга пролетел прямо над ними в сторону Марских гор владения Арстед. Ныне Харальд лежал на земле и смотрел пустыми глазами в небо, изредка вдыхая и моргая, чтобы убедиться, что жив.
- Харальд... – тихо позвала его девушка. Он только моргнул. – Мы здесь замерзнем насмерть, если останемся.
Воин молча проигнорировал ее слова.
- Харальд.
Камни Хельма после жара дракона удивительно долго хранили тепло, и Ирхильдис придвинулась поближе к камню, почти прижавшись бедром к Харальду. Начальник крепости молча сглотнул и, наконец, выдохнул пар, придя в чувство.
- Люди горели как сухие листья... Мои люди.
Ирхильдис отвела взгляд в сторону. Перед глазами раз за разом представала та же страшная картина, которой мучился Харальд.
- Они уже бежали и почти спаслись... Их накрыло пламенем. И Бьёрн...
- Так случилось неспроста. По чьей-то злой воле, ты же сам говорил, - по правде, Ирхильдис не верила в это, считая налет дракона чем-то наподобие стихийного бедствия, но ей нужно было поднять этого человека, ибо наступало предчувствие слежки, будто ее искали те же самые чернокнижники из Медрина. Оставаться здесь до темноты девушка боялась и не хотела, тем более в одной рубахе и штанах. – Нужно кого-нибудь предупредить в столице. Дракона изловят и убьют. Кто кроме нас это сделает теперь?
- Я сделаю, - хрипло ответил Харальд и вдруг сорвался на грудной кашель. Задыхаясь, он скреб руками по земле, пока не справился с собой. – Мне только в себя прийти и понять, что теперь делать...
- Больно? – сочувствующе спросила Ирхильдис и поежилась на ветру. – К вечеру с нами и не такое будет, если немедленно не отправимся на поиски теплого дома, готового приютить бывшего начальника крепости и... меня, - но увидев его взгляд, прикусила язык. – Извини.
- Нет, ты права, - вдруг поддержал разговор Харальд и обличающе сощурился. – Кто примет такую сомнительную пару даже в сенях своего дома – бывший начальник крепости Хельм и беглая дочь ярла Винтерры Ирхильдис, называющая себя Хельгой.
Ирхильдис, укрывающая его плащом получше, замерла.
- Что? С чего ты взял?
- С того. Так Хельга или Ирхильдис? – жестко спросил Харальд, про себя еще раз сверяя приметы. От его взгляда не укрылось, как девушка без причины вдруг потерла левое плечо, наспех перевязанное после купания в реке какой-то тряпкой.
- Откуда тебе известно? – сменила тон воительница, напрягшись.
Он многозначительно скосил взгляд на левое плечо.
Звонко лязгнула сталь, и Харальд замер, безразлично косясь на лезвие вблизи своей шеи.
- Это где ж ты мой шрам успел разглядеть? – с нескрываемым раздражением прошипела Ирхильдис.
Воину не удалось сдержать усмешки при виде ее лица, на котором смешались выражения недоумения, страха и ненависти. Края рукава ее рубахи больше не расходились, перевязанные тряпицей, но шрам он заметить успел еще в завале и в воде, когда держал за руку.
- Если ты думаешь, что я воспользовался в крепости твоим беспомощным положением... – Харальд смерил ее насмешливым взглядом. – То вынужден тебя разочаровать. В мои правила не входит раздевать женщину при первой встрече.
- Откуда мне знать? – подозрительно сощурилась Ирхильдис, вспыхивая.
- Тебя это обижает? – вскинул брови Харальд. – Мне казалось, благородство женщинам нравится, а уж упасть на руки и потерять сознание – один из самых известных способов знакомств.
И глядя, как она медленно заливается румянцем и сердится, почувствовал себя отомщенным.
- Только тебя и не старалась впечатлить! – негодующе бросила Ирхильдис, резко отодвигаясь. – Я дочь ярла, воительница-берсерк! Будь поосторожней с выбором слов. Поднимай свою замерзшую задницу, нам пора идти!
- Какие манеры... Я уже впечатлен!
- Долго будешь упражняться в насмешках?
- И в мыслях не было.
Ирхильдис смерила его злым взглядом и поднялась на ноги. Нещадно болел живот, три дня подряд просящий еды, а медринская курятина уже давно казалась приснившейся блажью. Воительница отвернулась от начальника крепости, испытывая раздражение, и оглядела долину, открывающуюся перед ней. Впереди был Мидгород – столица владения Мидхолд и всего Нордланда, прозванный так из-за своего срединного положения. «Мидхолд» - «срединный страж» переводилось с древнего языка Ёрг-мара; столица находилась на перепутье все трактов империи Нордланд и славилась своей неприступностью. До вступления Медрина в Союзный Сговор Мидхолд звался вратами севера. Издали был виден скальный хребет, на котором расположился город, и выше всех домов на вершине скалы стоял Чертог конунга и дом нынешнего ярла. Подавив хрип, Ирхильдис поежилась на ледяном ветру, казалось, разъедающем кожу.
- Мне кажется, ты простыла.
Девушка обернулась и наткнулась на подошедшего почти вплотную Харальда. За спиной был обрыв, небольшой, но от этого не более приятный, и Ирхильдис только вздрогнула, чуть не отпрянув на шаг назад.
- Что тебе надо?
- Всего лишь доставить тебя живой и здоровой к твоему отцу в Винтерру, - воин снял со своих плеч плащ и твердо набросил его на нее. По коже тут же пробежала дрожь от холода, но он даже не показал этого. – И не думай отказываться, оправдываясь тем, что ты рождена в самой северной провинции, уже закаленная зимой.
Ирхильдис выдохнула, хотя уже открыла рот, чтобы произнести эти самые слова. Его мужество и благородство подарили тепла больше, чем нагретый им меховой плащ, еще влажный по краям.
- Спасибо, - подумав, произнесла она тихо и пошла за ним по тропе вниз по склону холма. – Куда мы дальше? В Мидгород?
- До столицы мы без оружия и нормальной одежды не дойдем, - молвил Харальд, осторожно выглядывая за поворот тропы. – Горные волки здесь повсюду. То лезвие, которое ты достала – оно острое, надежное?
- Одно из лучших, - хмыкнув носом, ответила Ирхильдис и протянула ему левую руку. – Бери. Оно под запястьем спрятано. Куется в кузнях Берсельма для умеющих совладать с этим оружием. А выковано из лучшего металла адамаса, огненной стали, если по-южному. Им деревья не пилят, но если бы и пилили с достаточной силой и размахом, то вековой дуб с дюжины ударов был бы срублен.
Холодные пальцы Харальда как прикосновение льда – до дрожи пробрали. Он осторожно достал лезвие с тончайшей удобной рукоятью и с восхищением осмотрел.
- Куется для берсерков? Какой роскошный баланс... А кожу не режет, когда так спрятано?
- Если правильно спрятать – нет.
- Я в детстве тоже хотел поступить в вашу Коллегию, но говорят, что туда берут только людей Винтерры и весьма пристрастны в отборе новобранцев.
- Не в этом дело, - Ирхильдис утерла нос и прогнала намечающийся хрип. – В Коллегии проверяют перед вступлением все: твое желание учиться, твою смелость, силу, решительность, твою цель. Цель должна быть достойной, ведь среди берсерков никогда не бывало и не будет падших людей вроде грабителей. Желание учиться должно быть велико. И смелость нужна, решительность, чтобы не побояться испытаний. И сила, чтобы их пройти. Внутренняя.
- А какая цель у тебя? – полюбопытствовал Харальд, все еще любуясь лезвием.
- Когда я пришла в Коллегию, я бежала от судьбы моей матери. Не хотелось ждать замужества, потом детей, потом таких одинаковых вечеров, как у нее... Это сестра моя, Сигрид, на маму похожа, а я нет. Но в Коллегии сказала, что хочу очистить мир от скверны и возродить былые благословенные времена, прежде чем исполню свой... так скажем, основной долг.
- Соврала?
- Цель должна быть достойной, а соврешь ты или нет, уже не важно. На севере твое слово ценится дорого, и отвечаешь ты за него в полной мере, что бы ни сорвалось с языка. Ты сказал – значит, тебя поведут к этой цели, и, в конце концов, ты станешь тем, кто сумеет ее достичь.
Тропа перед ними резко оборвалась – какой-то большой камень при сотрясении скал свалился на нее и обвалил. Харальд смог перепрыгнуть; хуже пришлось Ирхильдис, у которой от слабости не двигались ноги. Когда обрыв оказался позади, они продолжили путь, но теперь воин держал ее за руку, так как узкая тропа постоянно крошилась под ногами.
- Ирхильдис, - произнес он, смакуя, словно пробовал имя на вкус. – Ты воительница-берсерк, и равным вам по боевым искусствам нет ни на севере, ни во всем Ёрг-маре. Когда ты только пришла ко мне, от кого ты просила защиты?
- За мной кто-то следил, - воительница осторожно переставляла непослушные ноги и смотрела только на тропу. – Я путешествовала по владению Мидхолд, когда впервые почувствовала это. Как нечисть какую-то ощущала. Я проследовала в Медрин в надежде, что от меня отстанут, но ощущение опасности только росло, словно меня настигали, и тогда же я пришла в деревеньку у реки Отрожной – она, кажется, разделяет Мидхолд и Медрин. Там на меня напали в таверне, и мне пришлось бежать туда, где ранее я заметила вашу сотню. Меня схватили, и я притворялась мальчишкой, чтобы не высадили в лесу, потому что за сотней все три дня следили.
- Ты же воительница-берсерк, - удивился Харальд.
- Меня никогда не ловили металлической сетью и не бросали вслед молнии из рук, - съязвила Ирхильдис, прищурившись. – То же самое, что стрелы, но не очень приятно, да и последствия страшнее. Я была одна в Медрине, и дело имела с медринцами-чернокнижниками. Их нигде не любят, но за земляков все стоят горой. Кхм, Харальд, куда мы идем?
- В Гринвуд, - просто ответил Харальд, указывая лезвием на лесок у озера. – Там я родился. Там мы сможем обогреться и прийти в себя, затем отправимся в Мидгород.
- В Гринвуде живут твои родители?
- Мать жила в Гринвуде всю жизнь, а отец оставил Мидгород ради нее, - коротко разъяснил Харальд. – И сестра младшая, Хильда.
Задумавшись о чем-то, он опять потемнел лицом и на дальнейшие расспросы девушки отвечал неохотно, через силу. Глядя на него, и Ирхильдис помрачнела. Думы одолевали невеселые, такие, как страшные воспоминания о Хельме, а усталость и голод подтачивали изнутри, лишь усиливая зарождающуюся болезнь.
Солнце клонилось к закату, когда впереди возник конец тропы, ведущей прямо в долину, и весело зажурчали под ногами чистые, еще не замерзшие ручейки. Гринвуд дремал в туманном древнем лесу у озера и медленно, но неотвратимо приближался.
***
Гринвуд Ирхильдис понравился с первого взгляда. Туманный городок лежал в дубовой роще, сокрытой с одной стороны высоким скальным хребтом, на другом конце которого и располагался Хельм, а с другой – предгорьями Ангбронда, высочайшей вершины Нордланда. В долине пролегал южный тракт Медрина, по которому в Мидхолд доставлялись товары из южного владения и частенько проезжали гонцы с грамотами. С наступлением зимы передвижение торговцев прекращалось, и Гринвуд словно засыпал до весны, чтобы потом с талыми ручьями очнуться от сна и начать большие приготовления к приезду богатых обозов с юга.
Вечерние сумерки медленно уходили, и ночь расстелила свое темное одеяло над севером, торжествующе зажгла яркие звезды в чистом небе, ликуя, что день станет еще на пару мгновений короче. Сгустился и холод, похрустывающий мерзлым валежником под сапогами и поднимающийся с паром дыхания высоко к небу. Весь вечер Харальд шел впереди, держа одной рукой лезвие, а другой – руку Ирхильдис. Шел в одной в рубахе на голое тело, и девушка могла не волноваться только за его низ в меховых штанах, но ей давно казалось, что его руки уже смерзлись в одном положении – он и корпусом двигал с трудом. Не раз и не два Ирхильдис сжималась внутренне, представляя, какой это холод, и просила хоть ненадолго взять отданный ей плащ и согреться. Однако Харальд каждый раз только кривил синие губы в усмешке и скабрезно отшучивался.
- Я уже говорил, что б-благороден? – едва шевеля языком, говорил он.
- Говорил, - сквозь кашель улыбнулась Ирхильдис, когда они уже вышли на дорогу и медленно шествовали к городку, пахшему теплым печным дымом и хлебом. – Я и сама вижу. Как бы тебя твое благородство в могилу не загнало...
- Так в-вот, у женщины я н-никогда не отниму плащ, з-зимой. Но ты м-можешь пригласить меня согреться в т-твои т-теплые дружеские объятья и разделить со мной ненадолго т-твой плащ.
- Твой плащ, - поджала губы Ирхильдис и попыталась отцепить его ледяные пальцы от своей руки. – И не надейся.
Пожатие плечами Харальду определенно не удалось из-за закостеневшей на морозе шеи, но более всего воительницу беспокоил синюшный цвет его кожи – с таким долго и счастливо не живут.
- Останавливайся.
- Ч-что ты делаешь?
Харальд остановился и с трудом повернул шею, чтобы оглянуться на нее. Без лишних слов Ирхильдис развязала завязки плаща на горле и быстро, пока тепло не ушло, запахнула его вокруг плеч воина, благо плаща хватало на двоих. Бр-р... Такое ощущение, что он вытесан изо льда, очень фигурно и красиво, как почувствовала нутром воительница, но тут же устыдилась своих мыслей.
- Я пошутил! – возмутился вдруг Харальд, пытаясь оттолкнуть ее, но Ирхильдис держала его крепко.
- Я тоже. Так постоянно не будет, учти. Это всего лишь моя тебе благодарность. За спасение.
Пару минут они сверлили друг друга упрямыми взглядами: он – свысока, укоризненно и слегка насмешливо, она – краснея, нахмурившись и поджав губы. Он был выше ее ростом всего на полголовы и так близко, что его дыхание паром обжигало лоб. Слишком близко. Впервые за сегодня Ирхильдис стало жарко, и она отодвинулась назад, пряча глаза, но Харальд вдруг обвил ее руками за талию и прижал, раздражающе ухмыляясь.
- Ну, уж нет, греть так греть!
- Да что ты себе позволяешь?! – она начала вырываться, но он был сильнее.
- Ты сама так хотела!
- Да ты... Да ты ледяной! - Ирхильдис хватала воздух ртом больше от холода его груди, к которой оказалась прижата с руками вдоль тела, чем от возмущения. – И это неправильно, отпусти меня живо!
- В любви и на войне все средства хороши.
- В чем?!..
- И зимой, - довольно оскалился Харальд, но, подумав, тут же спрятал зубы от мороза. – У нас зима, как видишь.
Поняв, что так просто ей не вырваться, Ирхильдис несколько раз глубоко вдохнула и замерла. Под плащом ее пробирала дрожь, а тепло неспешно выходило через оттянутый ворот плаща, зато Харальд приобрел вместо синего просто бледный цвет лица. Уже не улыбаясь, он оглядывал дочь ярла перед собой, пока руки грелись о ее горячую талию под тонкой рубахой. Кажется, у нее начинался жар – собственного он не ощущал. Их постепенно окутывала темнота, и ее освещала только восходящая над хребтом полная луна. Черные глаза горели на бледном лице, из приоткрытых губ вырывалась тонкая струйка пара...
- Пошли, - Харальд отпустил девушку, сбросил с себя плащ и укутал ее покрепче. Холод тут же иглами впился в кожу по всему телу, но так было даже лучше. – Недалеко совсем осталось. Только предупреждаю сразу – народ здесь суеверный, духов ночи боится пуще, чем новой войны с южанами.
В лесу, который они миновали около двух часов назад, протяжно и тоскливо завыли волки. Ирхильдис вздрогнула и подала ему руку вновь; вместе они пошли, только напряженное молчание висело между ними.
- Я в первый раз обнял воительницу-берсерка, - выдохнул он с паром, чтобы как-то развеять грозную тишину.
- И в последний! – в сердцах вызверилась Ирхильдис. – Мерз бы себе и мерз.
- Ты сама так захотела.
Вместо спора девушка просто отвела глаза и глубже уткнулась носом в меховую подкладку плаща. Давно ее никто так не раздражал и не выводил из себя, как Харальд. Никогда.
Гринвуд оказался совсем небольшим городком, с высокими и добротными домами, но всего в дюжину дворов. Отовсюду доносились столь великолепные запахи готовящейся пищи, что Ирхильдис чуть сознание не теряла посреди этих веяний. После трехдневной голодовки чутье обострилось стократ, а к ногам прилила усталость, прежде гонимая мыслью о том, что впереди теплый ужин и кровать.
Харальд повел ее к воротам и постучал по ним ногой, но столь слабо, что их вряд ли услышали. Ирхильдис от себя добавила еще пару ударов, когда в башне над воротами зажегся факел и какой-то стражник робко проблеял с надеждой, что послышалось:
- Кто там?
Харальд открыл было рот, но смог исторгнуть только сдавленный хрип и сухой кашель. Изданный им звук был настолько своеобразным и страшным, что Ирхильдис не смогла упустить такую возможность согреться.
- Кто-кто! Упырь голодный! Открывай живее, жрать хочется! – как можно грубее пробасила Ирхильдис, тем самым вызвав у Харальда новый приступ возмущенного кашля, звучащего, как бурление в желудке упомянутого голодного упыря.
Лицо стражника в свете факела и так не отличалось румяным цветом, а теперь с него и вовсе схлынули все здоровые краски, придав ему нежно-салатовый оттенок. Он схватился трясущимися руками за меч, но не удержал и выронил за оградку башни – Харальд едва отскочить успел в сторону, - и с паникой в голосе начал звать своих товарищей по службе.
- Ир... иркхх...ильдис!
Воительница, смеясь в ворот, повернулась к нему и отметила про себя, что у него очень выразительные глаза. Суровый взгляд удивительным образом сочетался с веселыми морщинками вокруг глаз, и он продолжал захлебываться хрипом, скрывая свой смех.
- Скажи, что ты начальник Хельма, и тебя пропустят! – прошипела Ирхильдис и отволокла его за локоть к воротам.
- Меня-то пропустят... – хрипло высказал он, молотя кулаком по воротам. – А тебя утыкают стрелами, как покушавшегося на мою жизнь... упыря... Ох, не могу!.. Хоть бы предупредила сначала!..
За створками дубовых ворот замелькали многочисленные факелы, и навостренный слух воительницы уловил шелест натягиваемой тетивы.
- Кто там? – спросили уже суровее.
- Начальник крепости Хельм, Харальд! – переборов грудной кашель, прокричал в ответ Харальд и задвинул девушку рукой за спину.
- Чем докажешь, бродяга, что ты не упырь, а Харальд Хельмовский?
Ирхильдис мелко затряслась от смеха, воин, судя по всему, тоже с трудом боролся с собой.
- Упыри не умеют разговаривать. Никогда еще от меня не просили подтвердить свою личность! – в его голосе, наконец, прозвучала грозная серьезность, глаза метали молнии. – Пошли кого-нибудь, и пусть удостоверится, а то пока решитесь выйти за ворота, мы тут околеем насмерть!
За воротами послышалась возня, и створки осторожно растворились на пару пальцев в ширину. Уже знакомый стражник робко выглянул в щель и оглядел укутанную в плащ Ирхильдис и Харальда в одной рубахе.
- Г-господин Харальд? – неподдельно обрадовался он и махнул своим. – Открывайте, открывайте!
- Наконец-то! – Харальд и не думал радоваться долгожданной встрече, когда их окружили с факелами счастливые привратники. – С вашим дозором вам только Гринвуд и охранять! А еще в Хельм набивались, в дружину мою, - сурово рыкнул он. Стражники встали вокруг как оплеванные, даже воительнице стало их немного жаль. – Устроить бы вас на постоялые дворы всех, жизни поучиться, вмиг порядок воинский зауважали бы! Удвоить все дозоры! Глаз ночью не смыкать, меняться со спавшими, но чтобы в эту и в последующие ночи Гринвуд не оставался безнадзорным. Утром мне доложить, сколько птиц кружило в небе и в каком направлении, где пробежал заяц, а где лось; любой подозрительный звук слушайте во все уши, и чуть что подозрительное – сразу меня будить. Вы меня поняли?
- Да, господин Харальд!
- Конечно, господин Харальд!
- Господин Харальд, - обратился к нему десятник, мельком поглядывающий на небо у хребта. – Как будто тварь мы какую-то видели в небе сегодня. Выглядела как дракон из преданий... Земля дрожала аж.
- Хельма больше нет, - бурлящим от хрипа голосом рявкнул Харальд. – Его уничтожил дракон, и нам едва спастись удалось. По утру я отправлюсь в Мидгород, доложить ярлу о произошедшем, пусть собирает армию. А ваше дело – глаз в эту ночь не смыкать! Я понятно объясняю?
Толпа стражников бегала перед ним как овцы перед пастухом, а Харальд шел прямо, забыв даже о холоде, и попутно раздавал приказы. Попал в свою стихию. Всполошилась вся дружина Гринвуда, когда дозорные от ворот подняли воинов; там и тут мелькали факелы на стене, звенело оружие, которое они разбирали из оружейной. Ирхильдис молча следовала за ним, с уважением взирая на установление порядка, и изредка поглядывала на прямого, уверенного в себе начальника стражи. Так продолжалось, пока ее не заметили.
- Господин Харальд, - скромно осведомился десятник. – А кто эта женщина? Может, ее разместить в «Полной чаше»?
Харальд обернулся и смерил ее взглядом.
- Это местная юродивая, у Хельма приблудилась. Та еще упырица, будьте с ней осторожны.
Ирхильдис задохнулась от возмущения и собралась высказать ему все, что думала о нем сегодня и все три дня пути до треклятой крепости, как заметила на его прежде бледных щеках нездоровый румянец. Едва ли ему было хуже, чем ей, не евшей несколько дней, но девушка придерживала на себе его теплый плащ и шла за ним все это время с доверием. И милостиво отнесла эти слова к неотвратимо надвигающемуся бреду.
- Харальд, - она подхватила его под локоть и потащила вглубь главной улицы, расположившейся на тракте. – Завершай приготовления к войне. Ты горишь весь.
- Ступай к дому у таверны «Полная чаша», - его ладонь тоже была мокрой и горячей, а на таком морозе это был очень дурной признак. – Скажи, что ты от меня, моя мать Ингунн примет тебя, а я позже подойду. Ложись спать без меня.
- Что ты несешь? – поморщилась Ирхильдис, и он перевел мутный, раздраженный взгляд обратно на нее. – Лягу, не волнуйся. Когда удостоверюсь, что тебя откормили всеми знахарскими травами, которые только есть в Гринвуде, и уложили под десять одеял.
- Ступай уже спать. Завтра отправляемся в Мидгород, не забудь.
- Конечно. Как только выспимся. А теперь пошли.
На краю улицы у известной на всю округу таверны «Полная чаша» стоял высокий дом с телегой у крыльца и поленницей. В одном из окон тускло горела свеча. Воин постучал в дверь кулаком, наваливаясь всем весом на косяк, и им настороженно открыла миловидная женщина средних лет в ночном чепце и со свечой в руке. Обвела их пронзительным взглядом и тихо ахнула, выбежав прямо босиком на крыльцо.
- Сынок, родной... Наконец-то дома!
- Мама, здравствуй! – Харальд крепко обнял ее.
Пока его лицо осыпали теплыми поцелуями и увлажняли рубашку слезами, Ирхильдис скромно стояла в стороне, не желая мешать чужому счастью, но Харальд резко махнул рукой ей, схватился за плащ и почти втащил внутрь дома.
- Здравствуй, сын! – гордо поприветствовал его отец, мужчина почтенного возраста, с пышной бородой, связанной косичкой. Обнял Харальда, похлопал по спине и обратился к девушке. – А это что за невеста? Твоя? – И хитро подмигнул.
В доме тепло обожгло застывшее лицо, и Ирхильдис через силу улыбнулась, все не решаясь сбросить плащ. Харальд, пошатываясь, подошел сам и стащил его с плеч девушки, бросив на скамью.
- Мама, отец, позвольте представить вам Ирхильдис, дочь ярла Винтерры.
Ирхильдис по очереди оказалась в объятиях мягкой женщины, похожей на ее собственную мать, и отца Харальда.
- Благодарю, что приняли меня в вашем доме, - искренне промолвила Ирхильдис. – Харальд много о вас рассказывал по пути сюда.
- Не так много, как следовало! – Харальд аккуратно сложил плащ и ушел в боковую дверь, исчезнув из поля зрения. – Мама, отец, мы отправляемся в Мидгород поутру. Нам бы переждать ночь и запастись оружием и одеждой.
- Конечно, сынок, - пролепетала ласково мать, но когда повернулась к мужу, ее голос стал тверже. – Эвар, устрой сына в его комнате, истопи баню, пока я с девушкой познакомлюсь!
Глядя, как твердый и упрямый на вид отец Харальда согласно кивает и исчезает в ту же дверь, куда ушел Харальд, Ирхильдис улыбнулась. В их доме главным был отец, и ее собственная мать была очень спокойной женщиной, не склонной к спорам и командованию. Этого ей, по мнению дочери, не хватало, но то – дом ярла. Перед глазами помутнело, и Ирхильдис обернулась к матери Харальда, чувствуя подступающую болезнь.
- Можешь звать меня Ингунн, дорогая, - улыбнулась женщина и провела ее к лавке у печи. – Надеюсь, наш дом понравится тебе. Не ярлов Чертог, но все же тепло и уютно.
- Я рада, наконец, оказаться здесь, - ответила с улыбкой Ирхильдис, и искреннее слов быть не могло. – Мы долго сюда шли из Хельма.
- Харальд захотел познакомить тебя со своими родными? – смешливо прищурилась Ингунн. – Голодна ли ты?
- Да, - скромно призналась девушка, с трудом держа лицо, так и норовившее скривиться от боли в животе.
На столе в считаные мгновения появился глиняный кувшин с молоком, свежий хлеб, на глазах голодной воительницы извлеченный из тлеющей печи на лопатке. От вида масла, жареной курятины и солений стало еще хуже, и, памятуя о том, что быстро есть после длительного голода нельзя, Ирхильдис осторожно съела пару кусков хлеба с молоком и надкусила нежно-молочное масло.
- Бедное дитя, - пожалела ее женщина, присаживаясь рядом. – Харальд, конечно, не догадался захватить с собой еды из крепости, всегда так доезжал до нас.
- Ингунн, - Ирхильдис отерла выступивший на лбу пот. – Харальду надо дать трав знахарских от болезни и жара. Нам пришлось делить один плащ, который он отдал мне, а сам шел весь день в одной рубахе. Боюсь, к утру мы никуда не поедем, потому что он тяжело болен.
- Ох... – Ингунн коснулась ее лба ладонью, как мама, и замерла на миг. – И тебе дадим травок. А Харальду я все скажу – где это видано, девушку по холоду тащить пешим шагом в такую даль, с одним плащом!
- Он не виноват в этом, - с набитым курицей ртом слова звучали глухо. – Но это очень длинная история, мы расскажем ее обязательно, только... не сегодня.
- Хорошо, дорогая, - не стала упорствовать мать Харальда и подложила ей еще засоленной рыбы. – Поешь, затем ступай в баню, она изгонит все дурное, что болезнь несет. Затем я травок тебе принесу и молока парного, теплого, выпьешь все.
Благодарность Ирхильдис не могла быть выражена словами, но женщина все сама поняла по глазам и, по-матерински тепло улыбнувшись, пошла извлекать из сундука в углу холщовые мешочки, на весь дом пахнущие лекарскими травами. Ингунн оказалась знахаркой Гринвуда.
Уже в постели, в полузабытье Ирхильдис ощутила отдаленное чувство тревоги, но оно было слишком слабым, чтобы бороться с подступающим сном и придавливающей к постели усталостью.