Глава 6

Меня разбудил далекий грохот – это Пэнси скреблась в заднюю дверь, пытаясь сказать мне, чтоб я выпустил ее на крышу. Я встал, открыл дверь, и пошел варганить завтрак из еды, которую дала мне Мама.
Когда все было на плите, я накинул куртку и спустился за новостями. Мои часы утверждали, что сейчас было около одиннадцати утра, так что, даже вор, который открыл магазинчик на углу уже бы должен выложить «Фор стар эдишн». Он хорошо готовит омлет и я подумал, что могу себя побаловать, за счет законных доходов прошлого вечера, поэтому я сел у кассы и стал ждать владельца. Так как я собирался купить Ньюс, я взял со стойки Пост, пролистывая его.
Какие-то ребята тусовались вокруг музыкального аппарата, прикидываясь, что они из последней серии Крестного отца. Хорошо хоть, они не пытались прикинуться Брюсом Ли, как парни несколькими кварталами восточнее отсюда. Их болтовня была ни о чем.
— У нее такое красивое тело, ну, понимаешь, но ее лицо уродливое, как дерьмо.
— Мужик, ты же не трахаешь ее лицо.
Третий добавил свой мудрый комментарий:
— Эй, ты откуда, лузер? Из Канзаса?
Проснись я однажды утром не в себе, как хиппи, что живут подо мной, я бы дошатался до угла, чтобы убедиться, что я в Нью-Йорке. Я положил Пост обратно, заплатил за Ньюс, встретил кислый взгляд владельца забегаловки и вернулся к себе. Моя китайская еда была почти готова. А я настоящий гурман – я знаю, что нужно прожарить свинину получше, чтоб ее было безопасно есть.
Обычно, когда я дома утром, я читаю результаты забега Пэнси, поэтому я могу объяснить, почему моя лошадь прошла не так хорошо, как ожидалось. Поэтому сегодня я позвал ее и скормил ей несколько лишних порций свинины, пока проверял результаты прошлой ночи. Я никогда не начинаю читать с забега своей лошади — я начинаю с первого заезда и не спеша дохожу до своего. Седьмым был Йонкерс, моя лошадь выиграла. Эта проклятая лошадь выиграла, и этот сукин сын заплатил за это 21,40 доллар. Я проверил имя лошади, проверил ее позицию и. . . Да, это был номер три наверняка. Я мог получить хороший выигрыш – проклятье! Я хотел просто сидеть и читать результаты снова и снова, чтобы проследить путь моей лошади к победе так медленно, как только мог. Но я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой — что-то должно быть не так.

Поэтому я собрался всю смелость и позвонил Морису, через телефон хиппи. Когда он скажет мне, почему моя лошадь не та, которая выиграла, я просто скажу, что Макс принесет его деньги позже, но сегодня же. Я поразительный неудачник, но постоянно повышаю мастерство.

— Морис, это Берк.
— Берк, я думал, ты умер — я подумал, что ты будешь на чертовом телефоне, как только я откроюсь, этим утром. Ты сменил того, кто подсказывает тебе лошадей?
Теперь я знал, что действительно выиграл.
— О, да, — сказал я небрежно, как будто мой последний большой выигрыш был на прошлой неделе, а не три года назад. — Послушай, Морис, можешь ли ты придержать выигрыш до позднего вечера?
— Ты думаешь, тупица, я уеду из города с ним?
— Нет, я просто …
— Я буду здесь, — говорит Морис и вешает трубку. Какой очаровашка.

Я вернулся, сел за стол и прочитал результаты Пэнси, пока ей не стало скучно до слез. Моя лошадь только что провела проводку по полю — он ушел с третьей позиции, добрался до лидера, за 28,4 обошел его на четверть корпуса, дожал за 59,3 до половины корпуса, прошел на три четверти, за 1,31 поравнялся и добрался до финиша, вырвавшись на полтора корпуса за 200,4. Его лучшая гонка, пожизненный рекорд — его отец был бы горд. Было похоже на то, что Флад никогда не получит свои деньги назад.
Я почему-то долго одевался этим утром. Я надел костюм, достал свой плащ и сунул диктофон в один из многочисленных карманов, пристегнул микрофон к карману рубашки, смотрелось это как колпачок от ручки в кармане. По щелчку выдвигалась машинная антенна длиной в 6 футов, как стальной хлыст. Это хорошо только против ножа, а те, с кем я собирался увидеться, работают только с огнестрелом. Как бы то ни было, я планировал быть на улице, когда буду звонить этому мистеру Джеймсу.
Я оставил Пэнси дополнительную миску с водой и немного сухого корма в ванной, которую она использует как обеденную миску. Затем, я спустился в гараж, вытащил пистолет из обычного места, достал рожок и заменил пулями с пурпурными точками, продуманно наполненными ртутью. Затем я выкопал длинноствольный автоматический Раджер, 22 калибра. Девять выстрелов, считая патронник — я положил четыре с дробью, две ослепляющие и две со слезоточивым газом. Идеально подходит для комнаты полной людей и не годится ни для чего другого. 22 калибр лег в дверную панель со стороны водителя, а 38-ой вернулся туда, где лежал раньше. Я выпрямился. Топливный датчик сказал, что у меня половина бака, а это значит больше двадцати галлонов. Гараж всегда отапливается, поэтому я не беспокоюсь о том, что машина не заведется, если датчик опустится. Я заправлюсь позже, когда получу деньги от Мориса.
Каждый раз, когда я немного вырываюсь вперед, я всегда покупаю какую-то одежду, даю Маме немного денег, чтобы придержала для платы Морису и на другие непредвиденные обстоятельства, и давала машину в любое время. Пару недель назад мне пришлось влезть в мой загашник у Мамы, потому что была эпидемия смертельной собачей болезни, вирус Парво. Вакцины не хватало, и мне пришлось отдать семьдесят пять баксов только за два шприца одному ветеринару, которого я знаю. Я всегда ставлю Пэнси уколы сам — иглы не беспокоят ее, а вот незнакомцы еще как.
Я ехал вдоль Гудзона на Уэст-стрит, где доки, под тем, что было бы Уэст-Сайд-хайвеем, если бы строительство зашло так далеко, подрулил к одному из пирсов и притормозил, вот я и на улице. Я ждал. Плимут выглядел достаточно связанным с законом, чтобы на некоторое время удержать местных жителей, но это не на долго. Я просто сидел, тихо играясь с радио и курил. Нельзя спешить, когда работаешь тут — здесь нужно поселиться. Одна из них, наконец, приблизилась, медленно. Она была среднего роста, на нелепых тонких высоких каблуках, в черных узких брюках, на ней был широкий пояс, подчеркивающий узкую талию, квази-шелковая блузка и рыжий парик до плеч. Тощая и бледная, хотя она работала на солнце. Ветеран, она осторожно прошла через щебень, не раз спотыкаясь на высоких каблуках. Подошла к Плимуту.
— Привет. Ищешь где здесь вечеринка?
— Нет, жду друга.
— Кого-то, кого я знаю, детка?
— Надеюсь. Я ищу Мишель.
— Не знаю никакой Мишель, скадкий. Но что бы она ни умела делать, я тоже могу.
— Уверен, что так, но мне с ней нужно поговорить.
— Покажи мне свой значок, сначала, детка.
— Я не легавый. Я друг Мишель.
— Детка, Мишель больше не работает.
— Это очень плохо.
— Я бы постояла и поболтала тут с тобой, детка. Но если ты не хочешь развлечься, я пойду, ладно?
— Как скажешь. Но скажи Мишель, что Берк искал ее, скажи ей, что я тут.
Она повернулась и пошла прочь, так, чтобы показать мне, что я упустил, выбрав именно Мишель, но, по крайней мере, она не разозлилась.

Я сидел и ждал. Двое мужчин прошли мимо, рука одного парня на шее у другого, и нырнула в одно из покинутых зданий на пирсе. Однажды я зашел в одно из них, искал беглого ребенка. Я не нашел его. И я бы не пошел туда туда снова, без Пэнси.
Примерно через час я увидел, как она возвращается. Я снял 22-ой с предохранителя и прижал его к полу левой рукой. Она не спешила подходить ко мне. Я не двигался, радио не выключал. Я хотел курить, но не стал.
— Помнишь меня, детка?
— Да.
— Я слышала, Мишель будет на сороковом пирсе через несколько минут. Я не знаю, правда это или нет, ну, знаешь. Но я просто так слышала, понятно?
— Спасибо, я ценю, что ты вернулась, чтоб передать мне сообщение.
— Это не сообщение, детка. Это просто то, что я слышала, понятно?
— Как скажешь.
Она просто стояла у машины. Я медленно достал сигареты из бардачка, протянул ей пачку. Она взяла одну и склонилась ко мне, прикурить.
— Я слышала кое-что еще, детка.
— И что же?
— Я слышала, что иногда, когда у девочки есть проблема с ее мужиком, ты можешь с ним потолковать.
— От Мишель слышала?
— У Мишель нет мужика. Ты же знаешь.
— Да, знаю. Ну и?
— У меня есть.
— Ну?
— И я просто слышала, что иногда ты толкуешь с мужиками девочек, если есть проблемы.
— Ты можешь говорить конкретнее.
— Мой черный.
Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
— И?
— Это для тебя ничего не значит?
— А должно?
— На нас давят. Некоторые люди кое во что вляпываются. Люди, которые ненавидят ниггеров.
— Во что вляпываются?
— В Банду. Со всей этой детской байдой – картинки, фильмы, ну все такое.
— И?
— Я уже достаточно сказала, может, это и не так, это просто то, что я слышала. Слушай, я просто оказала тебе услугу, верно?
— Если Мишель придет на Сороковой, то да.
— Она будет там, детка. Я оказала тебе услугу. Если мне понадобится услуга, могу я тебе позвонить?
Я посмотрел на нее, пытаясь рассмотреть ее лицо под макияжем, стараясь рассмотреть ее череп под кожей. Солнце било ей в глаза, пробивая солнечные очки, которые она носила. Я ничего не мог рассмотреть. Ее руки немного дрожали.
-Ты можешь позвонить мне по этому номеру, в любое время, между десятью утра и полуночью. – я назвал ей Мамин платный телефон. Она ничего не сказала, несколько раз беззвучно повторив номер, чтоб запомнить.
Потом она снова ушла, уже не вихляя нарочито бедрами. Я завел двигатель, дал ему минуту на разогрев, выкинул окурок в окно (в этой машине нельзя пользоваться пепельницами), и поехал на Сороковой Пирс.
Я заметил Мишель, как только подъехал. Она была в белой мягкой шляпе, такие носят в фильмах про юг. Вообще, это глупо выглядит с голубыми джинсами и толстовкой с дурацким именем дизайнера на ней, но на ней это так не выглядело. Я не успел заглушить двигатель, как она ко мне подошла. Запрыгнула на пассажирское сиденье и хлопнула дверью, склонилась ко мне,
быстро поцеловала в щеку и откинулась на дверь.
— Привет, Берк.
— Как дела, Мишель?
— Обычная байда, дорогой. Убийственно обычная. Честному человеку все труднее выжить в этом городе.
— Я слышал об этом. Слушай, Мишель, мне нужна кое-какая информация, про парня, который залег на дно где-то тут. Ядерный придурок, возможно, насильник детей.
Мишель посмотрела на меня, хихикнула и сказала:
— Я этот парень, — и снова захихикала.
Ее не слишком заботило то, кто она, говорили, что даже дальнобойщики, которые платили ей за быстрый отсос, знали, что она не женщина. Она говорила, что им это даже больше нравится – как тут знать?
— Все, что я о нем знаю, это его имя, Мартин Говард Уилсон. Он называет себя Кобра.
Мишель цыкнула.
— Кобра? Господь милосердный, он не змеееб, нет?
— Я не знаю, кто такие змееебы?
— Ну, Берк, это человек, который трахает куст, думая, что там может быть змея.
— Нет, это не наш парень. Вообще, я не много о нем знаю, у меня даже описания нет, только имя и прозвище. Но я думал, что ты могла слышать такое имя, и что-то мне рассказать.
— Дорогой, я не слышала никогда об этом придурке, поверь мне, но это не значит, что и не услышу. Но мне надо слушать с далекого расстояния, понимаешь? Выгребная яма сейчас еще более скользкая, чем обычно, хоть и трудно в это поверить. Это не место для такой сладкой юной штучки, как я, дорогой. Теперь люди создали такое место, которое заставляет даже придурков выглядеть хорошо.
— Я только что слышал что-то подобное от твоей подруги.
— Ты имеешь в виду Марго? Она без башни, это верно. Приходит сюда каждый день и откалывает фокусы. Ты можешь в это поверить? Она не очень толковая. Хотя она умная, она училась в колледже и все такое. Она одна из немногих девочек, чей интеллект я считаю равным своему, дорогой.
— Она знает, о чем говорит?
— Если ты имеешь в виду, что какая-то новая мерзость движется на Таймс-сквер, она уверена в этом, детка.
— Есть идеи, почему?
— Да, дорогой. Есть люди, которые занимаются всякой грязью, это для них не просто бизнес, это люди, которые просто не знают, как все работает, если ты понимаешь, о чем я.
— Марго сказала, они ненавидят ниггеров.
— Это не все, я думаю. Сейчас их мало, и они американцы. Но они все притворяются иностранцами.
— Откуда?
— Подумай о стране, еще более жестокой для таких людей, как я, детка. Подумай о стране, в которую половина придурков этой страны мечтает ее превратить.
— Мишель, перестань. География не моя сильная сторона.
— Может быть, преступление — твоя сильная сторона — подумай о стране, в которой они применяют смертную казнь, там где мы используем гребаную реабилитацию.
— Южная Африка?
— Дайте ему золотую звезду или быстрый минет, на выбор, — и Мишель снова захихикала.
— Откуда ты знаешь, что это Южная Африка?
— Детка, я не знаю. Это может быть Родезия, как ее сейчас там называют, или что-то в этом роде. Но это белые люди, с замашками африканских солдат.
— Есть идеи почему?
И я подумал о маме Вонг и собаке с темной спиной — родезийском риджбеке, их разводят, чтобы выслеживать беглых рабов. Эти собаки могут даже лазать по деревьям. Не то, чтобы они милые домашние животные, но некоторые без ума от них. Мишель видела, что я пытался поймать кончик мысли и додумать ее. Она молчала, курила. Я думал обо всех разговорах во дворе, когда был Внутри. Ребята с короткими битами мечтали об условно-досрочном освобождении — ребята с телефонными номерами думали только о побеге. И белые воины, неонацисты, расисты всех видов всегда думали о ней… Они всегда говорили о Родезии, как о Земле обетованной. Где они могут быть собой.
— Мишель, чего они хотят?
— Дорогой, только Бог знает, но Она не рассказывает. А они здесь и доставляют много проблем людям.
— Каких проблем?
— Не могу сказать. Я не много об этом знаю. Просто слышала, что с ними лучше не иметь дел, что они не признают уличных правил, понимаешь?
Я просто сидел, глядя через ветровик на улицу. Мишель смотрела на меня.
— У тебя еще вопросы, милый, или ты передумал насчет поцелуя жизни?
— Еще один. Поспрашиваешь о придурке, о котором я тебе рассказал?
— Все, что скажешь, Берк. В это замешаны деньги? Я все еще хочу съездить в Данию и вернуться блондинкой.
Снова захихикала.
— Я не знаю, если честно, Мишель, может быть. Я могу дать тебе двадцатку, как вклад.
И дал ей часть вчерашней налички.
Опять хихиканье.
— Как вклад во что?
Я коснулся лба, словно отдал ей честь и она выскользнула из машины.
Я не знал, что Мишель хочет еще… операцию на ее причиндалах, или на голове, да это и не имело для меня значения. Может быть, парни, который платили ей двадцать пять баксов за автомобильный минет точно не знали, что они покупают, может быть знали. Ее пол может быть и загадка, но в моем мире, ты не то, кто ты есть, а то, что ты отстаиваешь.