Жан Дегир

Жан Дегир, последний из старинного рода графа де Гира, лейтенант французских ВВС, один из тех пилотов, что прибыли в Россию воевать против нацистов в составе эскадрильи «Нормандия», атаковал «юнкерс». Поймав в прицел правый двигатель бомбардировщика, он дал длинную очередь. «Юнкерс» задымил и, завалившись на правое крыло, пошел вниз. Провожая взглядом подбитый им самолет, чего делать не стоило, он услышал в наушниках тревожный голос:

- Жан! «Мессер» на хвосте! Уходи вправо!

Жан не достаточно хорошо успел изучить русский язык, он понял, что ему грозит опасность, но не понял куда ему уходить. Действовать нужно было мгновенно, он бросил свой «як» влево и тут же наткнулся на очередь «мессершмитта». Мотор остановился, из-под капота вырвалось пламя, пока оно еще не ворвалось в кабину, и самолет еще слушался рулей, Жан развернул машину в сторону линии фронта, пытаясь дотянуть до своих.

До лини фронта было недалеко, километров десять, но мотор не работал, пламя, преодолев противопожарную перегородку, уже добралось до кабины. Самолет стремительно терял высоту. Оставалось одно – прыгать. Жан открыл фонарь кабины и, отстегнув ремни, перевалился через борт, выдержав несколько секунд, пока отойдет подальше от горящего самолета, рванул кольцо. Рывок парашюта он ощутил за несколько секунд до земли, потом удар о землю и темнота.

Первое, что он увидел, когда сознание вернулось к нему, людей в форме пехотинцев вермахта, что стояли над ним и смотрели сверху-вниз на его распластанное на земле, беспомощное тело. «Все. Конец», – подумал он. Но до конца было еще далеко, это было только начало, начало той мучительно страшной жизни, в которой собственное бессилие, невозможность мести, борьбы попросту сводит с ума.

Схватив за руки и за ноги, его, словно бесчувственное бревно, бросили в кузов грузовика. Куда-то везли по ухабистой дороге, где каждый толчок, бросок, вызывали нестерпимую боль. Сколько времени его везли, куда, он не знал, он вообще потерял ощущение времени, казалось, что эта дорога, вся в рытвинах и колдобинах бесконечно длинна. Наконец, машина остановилась. Двое солдат влезли в кузов и сбросили тело Жана, как мешок, на землю, острая боль пронзила его.

- Встать! – скомандовал по-немецки офицер. Жан не двигался.

- Встать! – повторил он команду на ломаном русском. Жан не пошевелился. Тогда немец ударил его сапогом в живот. Жан застонал и сделал попытку приподняться, но боль в правой ноге остро пронзила его, уложив обратно на землю.

- Встать! – заорал немец, выходя из себя.

- Он ранен, Ганс, – сказал тот, что стоял рядом, – он не может встать, у него, вероятно, нога сломана.

- Я заставлю встать эту русскую скотину! – ответил тот, кого назвали Гансом.

- Он не русский, – сказал второй, – он ни черта не понимает ни по-русски, ни по-немецки.

- Все он понимает! Как это, не русский?

- А ты на куртку его летную посмотри.

Кожаные куртки летчиков Красной армии шились в форме реглана, где рукав выкраивался вместе с плечевой частью, а на Жане была куртка, рукава которой пристрочены к плечам, кроме этого, у куртки был широкий меховой воротник, которого у курток русских пилотов не было.

- Да? Действительно. Но если не русский, то кто же он тогда? – опешил Ганс.

- Не знаю, нужно допросить. Герман уверял, что слышал в воздухе французскую речь.

- Как ты его собираешься допрашивать? На каком языке?

- Нужно доставить его к майору Шварцу, тот знает французский.

Жана привезли в расположение авиационной части люфтваффе, которая действовала на этом участке фронта. О том, что против них воюют французы в составе эскадрильи «Нормандия», немцы еще не знали, но французская речь, которую слышали в воздухе пилоты во время боя, озадачила немецкое командование.

Что это могло означать? Франция была оккупирована Германией, французские вооруженные силы перестали существовать. Генерал де Голль на территории французских колоний в Африке создал комитет «Сражающаяся Франция», возможно, это он сформировал воинские части и отправил их воевать в Россию. Согласовано ли это с США и Британией, чьи войска высадились на африканском побережье? Если согласовано, то значит ли это, что Черчилль не выполнил свое обещание не активизировать боевых действий против Германии в течение трех лет, и в войну могут включиться в любой момент вооруженные силы Британии и США?

Доклад о том, что летчики люфтваффе во время боя слышали французскую речь, уже поступил Герингу, он распорядился, в случае захвата в плен французов, выяснить: кто они? По чьей инициативе воюют в России? Как оказались на русской территории?

Двое солдат подняли Жана и поволокли его помещение штаба полка, который находился в низком дощатом домике, выкрашенном темно-зеленой краской. Местами краска уже облупилась, и внизу, у самого основания, выступали черные пятна. Когда Жана подняли, он заметил на стоянке ряд «мессершмиттов», и по раскраске самолетов понял, что это именно те, с которыми они встретились сегодня в бою. Жана доставили к командиру эскадрильи майору Шварцу, усадили перед ним на стул.

- Кто Вы? – спросил майор.

- Французский офицер.

- Звание, имя, фамилия, номер части?

- Лейтенант Жан Дегир. На остальные вопросы отвечать не буду. Можете не стараться, от меня Вы ничего не добьетесь.

- Думаете, Вас будут пытать? – майор достал портсигар. – Сигарету хотите?

- Я не курю.

- Тогда, может, шнапс?

Жан терпеть не мог шнапс, предпочитая французский коньяк, но решил выпить, чтобы притупить острую боль в сломанной ноге. Он молча кивнул в ответ.

- Вот, видите, – примирительным тоном сказал майор, наливая в рюмку шнапс из плоской металлической фляги, – мы можем обращаться с пленными по-человечески, напрасно русские пугали Вас жестокостями немцев. Мы с Вами европейцы, в отличие от этих русских дикарей, и сможем понять друг друга.

Жан выпил, по телу разлилось тепло, боль притупилась.

- Я не буду принуждать Вас отвечать на вопросы, которые Вы, как офицер, считаете неприемлемыми, ответьте мне только на один: по чьей инициативе Вы оказались в России, по Вашей собственной или по приказу командования? Какого командования? Генерала де Голля?

- Как офицер, я подчиняюсь своему главнокомандующему, генералу де Голлю, я добровольно выразил желание сражаться за Францию.

- Но где Франция, и где Россия?

- За Францию сражаются там, где сражаются против Германии.

- Понятно. Вы доброволец, но кто инициатор создания воинских формирований для переброски их в Россию? Генерал де Голль? Или это инициатива таких же добровольцев, как Вы?

- Именно такие добровольцы, как я, определили решение генерала де Голля.

О сбитом французском летчике уже было доложено в местное отделение абвера, и капитан Шульц тут же прибыл на аэродром, куда доставили пленного француза. Он вошел в штаб уже во время допроса.

- Это он? Сбитый французский летчик? – спросил Шульц.

- Он.

- Допросили? Что говорит?

- Говорит, что воинские формирования для переброски в Россию сформированы генералом де Голлем.

- Спросите его, Шварц, какие формирования? Состав? Численность личного состава? Номера частей?

Майор перевел Жану вопросы капитана.

- Я не буду отвечать на эти вопросы.

- Он отказывается отвечать. В гестапо ему быстро развяжут язык, у них даже немые разговаривают, а я вынужден соблюдать видимость приличия.

- Гестапо? – возмущенным голосом спросил Шульц. – Причем здесь гестапо? Это вопросы внешней разведки. Нужно знать, кто за этим стоит, не появятся ли здесь в ближайшее время английские и американские войска? А гестапо пусть ловит партизан.

- Ну, в те вопросы, что Вас интересуют, вряд ли он посвящен.

- Мне приказано доставить его в Германию, желательно живым и целым, там разберутся. Что с ним? Он ранен?

- Сломал ногу, неудачно приземлился с парашютом.

- Уберите его, окажите медицинскую помощь, чтобы он не издох по дороге.

Естественно, вопросы, на которые Жан отвечать отказался, интересовали немецкое командование, и к нему применили бы все известные методы, чтобы выбить эту информацию, но Шульц, перед самым допросом, получил данные от армейской разведки. Он знал, что французское воинское формирование – всего одна эскадрилья из четырнадцати пилотов. Но, как известно, и малая искорка может стать причиной большого пожара, важно было знать, что может последовать за этим. Нужно было выведать у Жана все, что он знает относительно инициаторов и организаторов отправки эскадрильи в Россию. Вопрос решался на самом высоком уровне, мнение о том, что Жан скорее будет более откровенен со своими соотечественниками в лагере, чем со следователем, и скажет то, о чем под пытками постарается умолчать, преобладало. Потому он избежал допроса с пристрастием, и был отправлен в лагерь, где было немало французов.

Многие из французских военных, что попали в плен еще в мае сорокового года, во время боев на французско-бельгийской границе, содержались в лагере, в горах, у скалы Старый монах. Там строился подземный завод по производству атомного оружия. Немецкие физики-ядерщики вплотную подошли к решению проблемы создания бомбы, летом 1944 года был создан опытный образец устройства, который и был испытан в октябре на острове Рюген. Устройство имело значительные размеры, и не могло еще быть применено в качестве авиабомбы или боевой части ракеты, но ученые надеялись в ближайшем будущем проблему эту решить, потому и строился этот секретный, подземный завод. Сам завод, вместе с исследовательскими лабораториями, был в ведомстве «Ананербе», а руководство лагерем и охрану осуществляла служба имперской безопасности, СД.  

Врач полка наложил на сломанную ногу шину, плотно прибинтовав ее к ноге, и выдал Жану костыль, чтобы тот мог передвигаться самостоятельно. После его отвезли на железнодорожную станцию. Его, на этот раз, не забрасывали в кузов, а даже помогли взобраться, сам капитан абвера сопровождал пленника. Он сел в кабину, а в кузов запрыгнули четыре солдата с автоматами, хотя он, со сломанной ногой, и так не смог бы сбежать. Теперь он не лежал, а сидел на полу кузова, опираясь  спиною о борт.

 Дорога была все такой же, грязной, раскисшей, покрытой лужами, ямами и колдобинами, и каждый ухаб болью отдавался в сломанной ноге. Путь лежал через лес, на деревьях уже начала распускаться листва, но пения птиц не было слышно, гул близкой канонады заглушал все звуки весеннего леса. Ствол березы, перебитый осколком снаряда, как полуоткрытый шлагбаум, проплыл над машиной, и тонкая ветка с набухшими почками, хлестнув по кабине, прошла мимо лица пленника. Жан подумал, что даже исхлестанная пулями, иссеченная осколками снарядов жизнь, все равно прорывается зеленой листвой сквозь серный дым войны. Придет еще время, когда он будет спокойно гулять по весеннему лесу и слушать пение птиц, непременно придет. 

Лес кончился, и машина въехала в небольшой городок с железнодорожной станцией. Уцелевших домов было мало, повсюду виднелись закопченные дымом пожаров развалины, черные трубы местами торчали из земли там, где еще недавно стояли дома. У самой станции машина остановилась, капитан ушел, а Жан, под охраной четырех автоматчиков, остался сидеть в кузове. До слуха его доносились свистки паровозов, крики команд на немецком, грохот и лязганье вагонных колес. Наконец, капитан возвратился и приказал погрузить пленного в грязный товарный вагон, в котором уже находились другие военнопленные.

Потом менялись станции, эшелоны, команды, иногда поезд попадал под бомбежку, он останавливался, охрана разбегалась, стараясь укрыться в лесу от бомб, а пленные так и оставались в закрытых вагонах. В те минуты, когда свист бомбы разрывал пространство и грохот близкого взрыва сотрясал вагон, Жан думал, что, наверное, было бы лучше умереть тут, под бомбами русских самолетов, сразу кончилось бы все: и боль, и отчаяние, и позор плена. Страшило лишь то, что никто из близких и друзей никогда не узнает о его судьбе. 

С конечной станции, куда прибыл эшелон, пленных везли в лагерь в закрытых грузовиках, так что он не знал, куда его привезли, где находится этот лагерь, хотя местность казалась ему знакомой. Лагерь располагался в горах, на самом перевале; у края его, перед поросшим низкими деревьями склоном высилась скала, под скалой – вход в пещеру. Дощатые, неотапливаемые бараки серо-грязного цвета стояли на самом седле перевала, продуваемого всеми ветрами. Вокруг были разбросаны камни-валуны, поросшие мхами и лишайниками. По периметру лагеря располагались четыре вышки, на которых дежурили часовые с пулеметами. Колючая проволока ограждала территорию лишь с трех сторон, с четвертой границу лагеря обозначала пропасть. Перед самой пропастью скалы обрывались уступом высотой в человеческий рост, откуда до пропасти было несколько метров пологого склона, покрытого россыпью мелких камней, удержаться на которых, сорвавшись с обрыва, было сложно.

 Пленных распределили по баракам, довели распорядок лагерной жизни, и начались тяжелые, каторжные будни. Работали под землей, пленные кирками вырубали полости в подземелье для складских помещений и цехов, к готовым помещениям доступа они не имели. В эти помещения вели железные двери, наподобие тех, что отделяют друг от друга отсеки подводной лодки, за дверью был тамбур, в котором стоял часовой, потом следующая дверь, и только за пятой дверью начинались лаборатории и цеха.

 Несмотря на то, что у Жана нога еще полностью не срослась и он пользовался костылем, от тяжелых работ его не освобождали. Жан работал киркой, опираясь на здоровую ногу и на костыль. Возвращаясь в барак после работы, он изможденный падал на нары и забывался тяжелым, тревожным сном. Короткий сон не давал отдыха, с каждым днем ему становилось все хуже, Жан понимал, долго он так не протянет.

Однажды вечером после работы к нему подошел человек, присел рядом, на нары и спросил:

- Из новеньких?

- Да, прибыл неделю назад.

- Француз?

- Француз.

- Я тоже француз, Анри, – представился неизвестный, – я «маки», боец сопротивления, что воюет в этих горах.

- Жан, французский летчик.

- Вижу, тяжело тебе с больной ногой, хочешь на легкую работу? Могу посодействовать. Надо поговорить с капо, старшим по бараку.

«Легкой» называли работу с обогащенным ураном, физически она не была такой изнурительной, но от этой «легкой» работы, получив смертельную дозу облучения, многие уже отправились в мир иной.

- Знаешь, где мы?

- Понятия не имею.

- Это место называется Старый монах, в горах, на перевале.

- Это, что, Франция?

- Франция, дружок, Франция.

- Так я родом из этих мест! – оживился Жан. – В этих пещерах есть выход на другую сторону склона, можно найти его и бежать. Я знаю где укрыться так, что никто не найдет.

- Хорошая идея. Найти сможешь?

- Постараюсь.

- Я подменю тебя после полудня, займешься поиском, только не заблудись, и на вечернюю поверку не опаздывай. Опоздаешь – расстреляют. Оберкапо берегись, зверь, страшнее охранников.

Утром, на следующий день, во время работ, к Жану подошел немолодой седой человек, русский, но неплохо владевший французским.

- Меня Иваном зовут, – представился он, – а ты кто?

- Жан, французский летчик.

- Что говорил тебе этот, Анри?

- Предлагал легкую работу.

- Не соглашайся. Это работа с радиоактивными веществами. Это смерть. К капо нашего барака не обращайся, все вопросы решай с оберкапо.

- Но Анри говорил, что он зверь.

- Разные звери бывают. Лучше дело иметь с волком, чем с шакалом. 

Для Жана начался новый этап в его лагерной жизни, после полудня его подменял Анри, а Жан с факелом отправлялся на поиски выхода. Он знал точно, выход существует. О том, что в пещере, где когда-то жил старый монах-отшельник было два выхода, гласило старинное семейное предание. Еще предание говорило о том, что где-то в этих пещерах его далекий предок спрятал древние рукописи.

Жан обследовал зал за залом, проверяя каждую щель, каждый проход, но пока успехов не было, все, обследованные Жаном проходы, оканчивались тупиками. Однажды, ощупывая руками выступы скал, он ощутил, как скала, казавшаяся монолитной, двинулась под рукой. Он напрягся всем телом, стараясь отодвинуть скалу, надеясь, что там, за ней, может оказаться выход. Но, когда скала, точнее, плита, тщательно подогнанная к скале так, что не видно было и щели, отодвинулась, выхода за ней не было. Перед ним открылась ниша, на дне  лежал сверток, обмотанный истлевшей тканью, покрытый многолетним слоем пыли. Он взял сверток, развернул, и увидел листы пергамента испещренные письменами на незнакомом ему языке. Буквы были похожи на русские, но прочесть текст он не смог. Жан решил, что это именно та рукопись, о которой и гласило предание. Он положил ее на место и задвинул плиту.

Он не знал, что с рукописью, спрятанной его далеким предком Гаральдом де Гиром, работал монах-отшельник по имени Кудеяр, славянин, ушедший из Черногории, когда жители ее приняли христианство. Он перевел текст на древнеславянский язык, убрав из него места, где Антоний обращался к Понтию Пилату, комментарии Антония, оставив лишь то, что говорил Иисус из Назарета, называемый Христом. Исходный текст рукописи хранился в этих же пещерах, но в другом месте.

Выход Жан все же нашел. Он сообщил об этом Анри, и тот настаивал на побеге.

- Подбери надежных людей, с Иваном поговори, он здесь авторитетом пользуется, поможет людей подобрать.

Когда он заговорил с Иваном о побеге, тот ответил:

- Бежать не надо. Время еще не пришло. Мы знаем этот выход, пользуемся им, о нем только Анри не знал. Ты не показал ему выход?

- Нет еще, не успел.

- И не показывай. Не нужно ему знать о выходе. Доверять ему нельзя. Я уточнял. Мы имеем связь с «маки», там его никто не знает. Не наш он.

В лагере была своя подпольная организация, был сформирован боевой отряд из наиболее подготовленных и физически крепких узников, люди отряда выходили наружу, связывались с местным сопротивлением, накапливали оружие и боеприпасы для восстания, нужно было не просто бежать, а вывести всех заключенных. В руководстве организации знали о том, что происходит в цехах и лабораториях подземного предприятия. Знали и то, что живым отсюда, по плану немцев, никто никогда не выйдет. Потому, единственным выходом было восстание, но поднять его следовало в нужный момент, когда войска регулярной армии, то ли советской, то ли армии союзников, обещавших открыть второй фронт, будут достаточно близко, и нацисты не смогут организовать карательную операцию по подавлению восстания.

Как-то вечером, во время поверки, оберкапо, построив заключенных, сказал:

- Что-то вы не слишком весело выглядите. Улыбаться! Улыбаться всем! – гаркнул он зычным голосом.

Но никто не улыбнулся, все стояли, мрачно понурив головы.

- Давно физзарядкой не занимались?

- А ну, ты, вот, ты, – ткнул он пальцем в первого попавшегося узника, – выйти из строя.

Тот вышел.

- Лечь. Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать, – командовал он до тех пор, пока тот не упал без сил.

- Молодец, хватит, а теперь ты, – указал он на Жана.

- Господин оберкапо, он не может, у него нога сломана, – вступился за Жана Анри.

- А ты кто? Адвокат? Защитник? Иди сюда.

Анри вышел.

- Говорю еще раз всем. Последний раз. Здесь нет защитников, здесь каждый сам за себя. Каждый сам за себя отвечает. И сам за все расплачивается. И чтобы вам получше эту истину запомнить, продемонстрирую наглядным примером.

Оберкапо расстегнул кобуру, вынимая «вальтер». Анри упал на колени:

- Господин, господин, – залепетал он, – не надо, ведь я же...

Выстрел оборвал фразу Анри на полуслове.

- Уберите эту падаль, – скомандовал оберкапо. – Разойдись!

«Зверь, действительно зверь», – подумал Жан.

Время шло, в июне сорок четвертого войска союзников высадились в Нормандии, нацистскому руководству стало ясно, что подземный завод не успеет начать производство оружия возмездия, и все секреты, все достижения в области ядерной физики вскоре могут оказаться в руках противника. Тогда было принято решение эвакуировать завод в Антарктику, в Новую Швабию, туда, где уже были подготовлены условия для развертывания производства ядерного оружия.

Заключенные больше не долбили гранит, они упаковывали оборудование, контейнеры с обогащенным ураном, готовили производство и лаборатории к эвакуации. Когда последний грузовик с серыми контейнерами покинул перевал, нацистам оставалось провести операцию по ликвидации заключенных. Расстреливать их не собирались, уничтожить нужно было не только людей, но и все следы пребывания тут подземного предприятия. По плану, разработанному СД со всей немецкой скрупулезностью, заключенных должны были согнать в пещеру и взорвать все, и людей, и помещения. Достаточного количества взрывчатки для этого в лагере не было. Пока ждали грузовики со взрывчаткой, заключенные подняли восстание.

Бойцы французского сопротивления, «маки», атаковали лагерь снаружи, подпольщики действовали изнутри. Внутреннюю охрану убрали сразу, без единого выстрела. Среди заключенных были фронтовые разведчики, они и составляли костяк отряда сопротивления, командовал разведчиками Иван. Когда внутренняя охрана была ликвидирована, бойцы отряда подтянулись к выходу в ожидании начала атаки. Штурм лагеря планировался на рассвете, «маки» ночью подошли вплотную к колючей проволоке, заняв позиции за валунами. Заключенные уже не ночевали в бараке, их всех согнали в пещеру, ожидая прибытия грузовиков со взрывчаткой.

Когда уже почти рассвело, выстрел из «фауст-патрона» уничтожил одну вышку с пулеметчиком, остальные вышки были недоступны с внешней стороны – одна скрывалась за скалой, остальные две, расположенные у обрыва, находились слишком далеко. «Маки» не планировали врываться на территорию лагеря, для чего пришлось бы проделывать проходы в колючей проволоке под огнем, их задачей было связать боем охрану, чтобы подпольщики могли вывести пленных через второй выход пещеры, ведущий на западный склон горы. Бойцы отряда лагеря должны были атакой изнутри не допустить охрану к пещере, удержать ее, пока не выведут всех, а после, отступив вглубь, взорвать вход. Услышав взрыв и пулеметные очереди, бойцы вырвались из пещеры и, укрывшись за валунами, открыли пулеметный и автоматный огонь.

Лагерная охрана оказалась в сложном положении, атакованная снаружи и изнутри, она оказалась прижатой к скалам, и лишь пулеметные вышки давали ей преимущество.

К той вышке, что находилась у самой скалы, подкрались разведчики, пулеметчик не мог простреливать пространство под собой, они заложили взрывчатку и подожгли шнур. Взрыв завалил вышку, похоронившую под собой пулеметчика. Оставались две вышки, те, что располагались у обрыва.

 Пока отряд подпольщиков вел бой, остальные покидали лагерь через выход, обнаруженный Жаном, постепенно отходили и ополченцы. Двое из них, Жан и сам оберкапо, остались, чтобы прикрыть отход. Перед началом восстания Жан взял рукопись из тайника.

Оберкапо и Жан заняли позицию у скалы Старый монах, за валунами, у обоих были пулеметы МГ и автоматы. Очередь с вышки ударила по камню, за которой укрылся Жан.

- Уходи! – крикнул оберкапо.

- Я с тобой! – ответил Жан, дав короткую очередь по вышке, которая была ближе к нему. Пулемет на вышке умолк, и он перебежал к камню, за которым занял позицию оберкапо.

- Если меня убьют, а ты останешься жив, знай, я никогда не был предателем, это я руководил подпольной организацией лагеря, – говорил оберкапо Жану, – тогда, во время поверки, я не заставил бы тебя заниматься «физзарядкой», хотел Анри спровоцировать, знал, что он вступится за тебя. Он был подсадным, если бы узнал, где выход, продал бы нас всех, восстания бы не получилось. Всех бы нас ликвидировали, в том числе и его. Он знал о ликвидации. Дурак. Думал его пожалеют.

Пули свистели, били по камню, не давая возможности высунуться из-за него и ответить. Работал пулемет с последней вышки. А охрана, пользуясь этим, цепью, короткими перебежками приближалась к позициям Жака и оберкапо.

- А если я погибну, а тебе выпадет жить, – ответил Жан, – возьмешь у меня рукопись, это древний документ, очень важный. Его нужно спасти.

- Зачем тогда со мной остался? Тебе уходить надо было вместе с рукописью.

- Не могу, не могу быстро двигаться, нога не правильно срослась, я хромой. Отсекай их слева, уходим туда, к пропасти. Наши уже успели уйти. Должны успеть. Нам тоже уходить надо.

Пулеметным огнем они отсекли немцев, прижимая их к скалам, а сами, прячась за камни, постепенно приближались к обрыву.

- Надо было в горы уходить, – говорил оберкапо, – зря послушал тебя. Здесь мы в ловушке, отступать некуда. Живым не сдамся, лучше с обрыва вниз головой. Прощай Жан. Это все. Мы свое дело сделали, люди ушли.

- Уйдем с обрыва, но не вниз головой, а по тропе. Я родом из этих мест, все тропы знаю. Там, где склон, за скалами, начинается тропа, ее ни откуда не видно. Если даже вплотную подойти, то скалы тропу скрывают, кажется, что отвесный склон, никто не сунется, кто не знает. Расстреливаем патроны, бросаем пулеметы и уходим, а там, внизу, мой дом, замок фамильный. А ты, ты-то кто, звать тебя как, оберкапо?

- Александр я, русский.

- Русский? –  удивился Жан. – Судя по твоему произношению, думал, что ты из Прованса.

- Я разведчик, русский разведчик. Внедрен был давно, еще до войны. Да, жил я в Провансе. Потом задачу получил, внедриться сюда, на подпольный завод, ну а дальше, по обстоятельствам. Справа обходят! Стреляй! У меня все. Патроны кончились, – Александр отложил в сторону ставший бесполезным пулемет, передвинул висевший за спиной автомат на грудь.

Жан дал длинную очередь по немцам, что пытались обойти их справа, со  стороны Старого Монаха и, израсходовав весь боезапас, бросил пулемет и, отстреливаясь короткими  очередями из автомата, побежал к обрыву.

- За мной! Не отставай! –  крикнул он Александру. – Здесь осторожно! Склон сыпучий!

Они спрыгнули со скал на склон, что отделял пропасть от плато, и прижимаясь к самым скалам, цепляясь руками, за выступы камней, пробирались к тропе. Пулеметчик с вышки уже не мог достать их, пули свистели над головами, улетая в пространство.

Но когда они добрались до того места, откуда, по словам Жана, должна была начинаться тропа, Жан пришел в ужас, – тропы не было. Начало ее было взорвано, и теперь на этом месте остался только отвесный склон, уходящий в пропасть.

- Черт! – вскрикнул он. – Проклятые боши взорвали вход на тропу! Теперь мы в ловушке!

Это была та тропа, по которой Гаральд много веков назад собирался спускаться в долину, та, перед которой путь ему преградил камнепад. Вторая, та, что показал Гаральду старый монах, начиналась ближе к вершине, у сосны, Жан знал о ней, но путь к этой тропе преграждали три ряда колючей проволоки под током, да и пространство до самой вершины простреливалось с вышки.

- Теперь нам конец, – сказал Александр, – что ж, примем последний бой.

Немцы прекратили огонь, они поняли, что эти двое никуда от них не денутся, и спокойно шли к обрыву. Александр и Жан заняли позиции в местах, где высота скал позволяла вести огонь стоя, а выступы давали возможность укрыться от ответного огня. Немцев оставалось не так и много, человек десять, и можно было держать их, не допуская к обрыву, пока хватит патронов. Подпустив атакующую цепь поближе, Александр дал короткую очередь из автомата, двое упало, остальные залегли, с вышки ударил пулемет.

Когда пулемет смолк, Александр услышал урчание автомобильного мотора, снизу на перевал поднимался грузовик.

- Они вызвали подкрепление, – крикнул он Жану, – долго нам не продержаться! Бей короткими, прицельно, экономь патроны.

Немцы больше не поднимались в атаку, – ждали, пока грузовик с солдатами доберется до перевала. Александр и Жан тоже не открывали огонь, высунуться для прицельной стрельбы не давал пулеметчик на вышке. Грузовик вполз на перевал и остановился. Жан приготовился открыть огонь, не дать солдатам выпрыгнуть из кузова и перегруппироваться, но в кузове людей не было, там были ящики со взрывчаткой, которую ждала охрана лагеря, чтобы взорвать заключенных вместе с подземным заводом.

- Александр! Это не подкрепление, это ящики со взрывчаткой!

- Прикрой меня! – крикнул Александр, вынимая гранату.

Жан выпустил длинную очередь в сторону вышки, Александр метнул гранату в грузовик.

- Ложись! – крикнул он.

Они вжались в скалу, распластавшись по ней, укрываясь от взрыва. Взрыв был ужасной силы, он снес с перевала все: и пулеметную вышку, и немцев, и бараки, и ограждения из колючей проволоки. Только стена скал спасла Жана и Александра от удара взрывной волны, камни и клочья земли посыпались на них. Несколько минут они не могли слышать друг друга, и когда способность различать звуки вернулась к ним, Александр, поднимаясь и отряхиваясь от засыпавшей его земли, сказал:

- Нам повезло, что подрывники поспели раньше подкрепления.

- Кажется, подкрепление тоже скоро будет здесь, – ответил Жан.

Где-то внизу, по серпантину, шла колонна машин, звук моторов, пока еще слабый, отдаленный, доносился до перевала.  

- Надо уходить в горы, скорее, – ответил Александр.

- Далеко уйти не успеем. Бежать со своей ногой я не смогу. Там, у вершины, сосна, видишь? За ней тропа, еще одна, может, хоть она сохранилась.

- Идем, – согласился Александр.

Взрывная волна, изуродовав крону сосны, все же не смогла вырвать ствол, прочно вросший корнями в скальную породу, но тропы, по которой когда-то смог пройти Гаральд и провести лошадь, не было, вход на нее был подорван, от нее остался лишь крутой склон, усыпанный мелкими камнями, а через три метра, там, где тропа делала поворот за скалу, метров в трех от обрыва, виднелась небольшая площадка.

- Нужно добраться туда, – показал рукой на площадку Жан.

- Склон крутой, сыпучий. Тут не пройти.

- Всего три метра, Александр, всего три метра! Вот что. Держи. – Жан вытащил из-за пояса рукопись и предал Александру. Потом разделся, снял с себя полосатую лагерную одежду, оставшись в одном нижнем белье.

- Давай нож, – сказал он.

Александр достал нож, висевший у него на поясе. Они разрезали на длинные куски одежду Жана, скрутили их, прочно связав между собой. Получилась «веревка», длины которой хватало, чтобы преодолеть опасный склон. Конец «веревки» они привязали к стволу сосны, и Жак, ухватившись за другой конец, осторожно ступил на сыпучий склон. Шаг, шаг, еще шаг, камни при каждом движении сыпались из-под ног, но ему удалось добраться до площадки.

- Тропа есть! – радостно крикнул он. – Держи!

Он бросил конец «веревки» Александру, и тот, поймав ее, спустился на площадку к Жану.

- Идем, – сказал Жан.

- Погоди, нужно сначала уничтожить следы.

Александр прицелился в ствол сосны, и короткой очередью перебил «веревку», полосатой змеей скользнула она по камням, улетая в пропасть.

- Все. Теперь можно идти, не опасаясь погони. 

Они шли вниз по тропе, той самой тропе, что когда-то, много веков назад спасала далекого предка Жана, Гаральда, от преследования тамплиеров.

Вошли в замок. Здесь было все, как прежде, еще до того, как Жан, лейтенант ВВС Франции, улетел в далекий Алжир к генералу де Голлю, чтобы продолжить борьбу с немецкими оккупантами.

- Неплохое гнездышко! – заметил Александр. – Богато живешь!

- А как же? Бывший граф, все-таки.

- Граф... В исподнем! – засмеялся Александр, вид Жана в одном нижнем белье с автоматом на шее развеселил его.

- Граф.., – со смехом повторил он, – а почему бывший? Что? От титула своего отрекся?

- Не отрекался. Только титула у меня никогда и не было. Это предок моего брата графом был, род наш с острова Руян, из Арконы, когда крепость пала, его ребенком сюда вывезли, граф де Гир и усыновил его. А когда брат, или точнее, кузен моего предка отсюда ушел, спасаясь от тамплиеров, предок мой остался за замком присматривать, все ждал, что брат вернется. Но не вернулся, говорят, куда-то на Русь ушел.

- Так ты из славян? Земляк! Если верить нашему семейному преданию, то предки мои в далекой древности с острова Руян еще с Рюриком пришли[1]! Мы с тобой варяги, лейтенант! – Он дружески хлопнул Жана по плечу и запел. – От скал тех каменных у нас, варягов, кости...

 - Варяги! А откуда знаешь, что я лейтенант?

- Я ведь разведчик, все-таки. Мне все знать положено.

И тут он снова рассмеялся. Рассмеялся задорно, весело, впервые за то время, которое его знал Жан.

- Да, я же ведь, оберкапо! – говорил он, продолжая смеяться. – У меня все ваши личные дела были! Досье на всех! На каждого!

Его смех заразил и Жана. Он тоже смеялся, смеялся впервые с тех пор, как очередь немецкого летчика подожгла мотор его «яка». Они смеялись, покатывались со смеху и не могли никак остановиться. Все нервное напряжение долгих лет суровой жизни, полной опасностей, что подстерегали их на каждом шагу, разрешилось этим неудержимым, веселым смехом.

Смех прервался так же неожиданно, как и начался. Какой-то странный звук раздался из спальни, дверь открылась, на пороге возник немолодой, небритый, обросший многодневной щетиной, что еще не успела превратиться в бороду, человек в форме солдата вермахта. Жак и Александр мгновенно вскинули автоматы.

- Не стреляйте! Не стреляйте, господа! Прощу вас, – взмолился он, повторив эту фразу три раза: по-немецки, по-русски и по-французски.

- Я не враг, я мобилизованный, дезертир. Мне только нужно переодеться и немного поесть, и я уйду.

- Откуда Вы тут взялись? – спросил Александр, опуская оружие.

Меня мобилизовали из Австрии, в последний момент, когда союзники в Нормандии высадились. Я профессор университета в Вене, профессор Мёллендорф, Людвиг Мёллендорф. Отправили на Западный фронт, но я не хочу умирать. Это глупо, умирать за интересы Рейха. Я историк, я знаю, Австрия в союзе с Германией никогда не добивалась успеха. Я бросил винтовку и бежал с передовой, вот, здесь укрылся, говорили, замок пуст, хозяин погиб в России.

- Хозяин я, – ответил Жан, – как видите, жив, хотя и слегка потрепан. А Вы? Вы, историк?

- Да-да, я историк, занимаюсь древними рукописями, их немало в библиотеке Габсбургов.

- А вот эту рукопись не посмотрите? Александр, – Жан обернулся к Александру, и тот протянул рукопись профессору. Профессор взял ее и начал читать.

- Да... Это же, древнейший документ! – с дрожью в голосе произнес он. – Здесь изложено учение Иисуса Христа, почему-то на древнеславянском языке. Не пойму, почему на древнеславянском? Откуда она у Вас?

- Ее обнаружил мой далекий предок, еще в тринадцатом веке, он спрятал ее в пещере, в горах, – ответил Жан.

- Ее нужно обязательно передать в библиотеку, в библиотеку Габсбургов[2], если Вы позволите, конечно.

- Позволю, конечно, позволю. Ее скрывали много веков, должны же люди, наконец, узнать истину.