Конец Третьего Рейха

 Штандартенфюреру СС Генриху Гофману удалось обнаружить вторую картину только в ноябре 1944 года, он объездил весь остров Рюген, обследовал все музеи и частные коллекции, но не увидел ничего, хоть отдаленно напоминающее предмет своих поисков. Он не допускал, что Отто фон Краус мог обмануть, потому продолжал искать, несмотря на неудачи, постоянно преследовавшие его.

Был обычный, серый, холодный осенний день, низкие, тяжелые, мрачные облака с рваными краями ползли с Балтики, принося на остров сырость и дождь. Порывы ветра гнали по улицам мокрую опавшую листву, заметая дороги, тропинки, заметая прошлую жизнь; все былые надежды тлели на угасающих кострах сгоревших листьев, в них догорали судьбы людей, некогда с восторгом воспринимавших приход к власти фюрера, свято веря в то, что он приведет их в новую, светлую жизнь. Генрих подумал, вот и его жизнь так же тлеет на этих кострах, сгорает, как сгорали жизни людей на кострах инквизиции, кострах зажженных его далеким предком.

Гофман сидел на мокром камне у старого причала и смотрел, как волны лениво набегают на берег, и так же лениво отползают назад, оставляя на камнях водоросли, грязную пену мазута и мелкие деревянные обломки каких-то судов, давно покоящихся на морском дне. Старый рыбак вытаскивал сети из лодки, недовольно ворча, – в этот день был плохой улов, мелкая рыбешка билась в сетях, и ее хватило бы лишь на то, чтобы накормить кота.

На Генрихе был дорогой серый костюм, отбывая на остров, он сменил на  него свою черную униформу, местные жители с опаской относились людям в форме СС, и на контакт с ними шли неохотно. Здесь, на острове, Гофман представлялся коллекционером, собирающим полотна старых мастеров, и обещал заплатить хорошие деньги за картину, которая вызовет у него интерес.

- Что, неважный улов сегодня? – спросил он старика.

- Ой, господин, и не говорите, не ловится нынче рыба, совсем не ловится. Вот Вы, я вижу, важный господин, скажите, как жить нынче простому люду? Когда, наконец, кончится эта проклятая война?

- Война непременно закончится победой Рейха, – ответил Генрих, – тогда и простой народ будет жить, как живут господа.

- О какой победе Вы говорите? Три моих сына погибли на восточном фронте, один из них был моряк, теперь он покоится где-то на дне, его корабль потопила русская подводная лодка. Сегодня русские уже в Прибалтике, а скоро они будут здесь. Будут, обязательно будут. Это я Вам говорю, старый рыбак, Питер Ламберг. Предок мой был графом, говорят, он носил фамилию де Ламбер, приехал сюда то ли из Франции, то ли из Фландрии. Он был вельможей, а я, вот, простой рыбак, мне все равно, кто придет, русские или французы, или англичане, лишь бы закончилась эта бойня.

- Пораженческие настроения у Вас, герр Питер, за такие слова могут и в гестапо забрать.

- Гестапо? Ну и пусть гестапо, я уже ничего не боюсь. Я свою жизнь прожил, прожил честно, в труде. Разве я виноват, что русские бьют нацистов? Пусть гестапо спрашивает с тех, кто развязал эту войну. А с меня что спрашивать? Сыновья мои там, в русской земле лежат, а за что? Скажите, за что они погибли? Говорят, здесь, на этом острове в древности жили славяне, здесь был их город, Аркона. Вот они и вернутся сюда.

- И все-таки, я бы не советовал Вам так откровенничать с незнакомыми людьми.

- Что? Сдадите меня гестапо? Или Вы сами из них, из нацистов?

- Нет-нет, что Вы, я частный коллекционер, собираю картины старых мастеров, к нацистам никакого отношения не имею.

- Картины? Вы собираете картины? – удивленно спросил старик.

- Да, а что Вас так удивляет? И войны и беды, все когда-нибудь кончается, а искусство вечно.

- Дело в том, господин, что у меня в чулане где-то валяется старая картина, очень старая, сказывают, еще мой предок ее привез, тот, что графом был. Если дадите мне за нее немного денег, я мог бы купить себе еду, а то рыба совсем не ловится.

- Идемте, посмотрим Вашу картину, – ответил Генрих, надежда, которая угасала, как залитый дождем костер, вновь затеплилась в его душе. Картина, привезенная из тех мест, откуда родом были и предки самого Гофмана, могла оказаться именно той, которую он искал.

В старом чулане, посреди рыболовных снастей, старых обрывков изношенной одежды, стоптанных рыбацких сапог с голенищами выше колен, в углу, покрытая многолетним слоем пыли лежала картина. На картине была изображена дама, в длинном, красном платье, с густыми черными, падающими на обнаженные плечи волосами, она стояла у перил лестницы; одна рука ее небрежно касалась перил, другой она поддерживала платье. Дама спускалась по ступеням, нога в позолоченной туфельке уже сделала шаг, появившись из-под края платья. Глаза ее, светящиеся тайным, зеленоватым светом, смотрели  в упор на штандартенфюрера.

Сердце Гофмана екнуло – это была она, та самая картина, которую искали все его предки, начиная от инквизитора, отца Филата. Генрих схватил ее, смахнул пыль первой, попавшейся тряпкой, и увидел то, что привело его в состояние нервной дрожи, – там, в нижнем углу, где обычно художники ставят свою подпись, были цифры – координаты, которых не хватало ему для определения места нахождения рукописи. 

В предместье Берлина, где находился дом штандартенфюрера Гофмана, заняла позиции дивизия СС, и Генрих был назначен командиром части, приданной этой дивизии. Ему выпала великая честь пасть смертью храбрых, защищая последние рубежи Третьего рейха, но честь эта Генриха не устраивала. Ему хотелось вывезти картины, укрыться где-нибудь от возмездия, чтобы продолжить поиски рукописи, которая, казалось, была уже у него в руках, по крайней мере, он подошел близко, очень близко к разгадке тайны, которую род его хранил вот уже несколько столетий.

Правда, были проблемы, пересчитать координаты в современную систему, он так и не смог, те, обрывочные знания математики, которыми он обладал, не давали ему такой возможности. Изучив систему координат Аль Хорезми, он, все же, не сумел сопоставить ее с современной системой. Поверхность Земли, изображенная на карте, на плоскости, по разному отображается при различных углах проекции, простых арифметических действий, которые были доступны Гофману, было явно недостаточно. Естественно, он мог бы обратиться к коллегам из «Ананербе», но не хотел никого посвящать в свои тайны, он надеялся, что где-то, когда-то, найдется специалист, который поможет ему справиться с этой задачей, не вникая в суть дела.

Но для этого нужно было вывезти картины и сохранить свою жизнь, которую его начальство решило принести в жертву, на алтарь Третьего рейха. Дезертировать, то есть, позорно бежать, прихватив с собой картины, было практически не реально. Его бы схватили и расстреляли. Итог один – смерть, но, в этом случае, уже не почетная смерть героя, а позорная смерть предателя. Выхода не было. И тогда он решился на последний отчаянный шаг, он обратился к Отто фон Краусу, который в свое время дал ему гарантии безопасности.

- Выслушав внимательно Генриха, Отто ответил:

- Те гарантии, которые я Вам дал, – выполнены. Я имел ввиду, как Вы сами понимаете, что никто никогда не узнает о том, какую информацию Вы мне передали. Слово свое я сдержал. Остальное уже от меня не зависит, я не обещал избавить Вас от того, что требует от Вас долг офицера, до последней капли крови защищать интересы Рейха.

Генрих сник. Последняя надежда растаяла, как весенний снег.

- Но, – продолжал Отто, – честь русского офицера не позволяет мне бросить Вас, своего друга, на произвол судьбы.

- Вы? Русский офицер? – с дрожью в голосе и надеждой произнес Генрих.

- Да, я русский офицер. А почему Вас это так удивляет? Я не делаю из этого секрета. Мои предки из древнего рода фон Краусов прибыли в Россию еще при царе Петре, и, по семейной традиции, служили в армии, я сам служил в разведке Генерального штаба русской армии, а после революции воевал против большевиков под знаменами барона Врангеля, который, кстати говоря, тоже был немцем. Я покинул Севастополь с последним кораблем, уходящим в Стамбул. Так вот, Генрих, я не могу оставить Вас в беде. Я добился того, чтобы Вас, как ценного специалиста «Ананербе», внесли в список нашей тайной организации ОДЕССА[1]. Вас вывезут в Северную Италию, оттуда в Грецию, потом морем переправят в Аргентину.

Отто лукавил, честь офицера не обязывала его спасать этого палача, инквизитора, нацистского преступника, и он с удовольствием пустил бы ему пулю в лоб, но вынужден был спасать его шкуру от справедливого возмездия. Руководствовался он иными соображениями. Он опасался, что Гофман все же умудрится вывезти картины, минуя все опасности на своем пути, либо сгинет вместе с полотнами, содержащими бесценную информацию. Безопаснее было переправить его в Аргентину, подальше от того места, где спрятаны рукописи.       

Генрих уже открыл было рот, чтобы выразить Отто свою благодарность, но тот жестом остановил его.

- Не стоит благодарить. Помните, я давал Вам гарантии безопасности, только при условии, если Вы, со своей стороны, не натворите глупостей?

Генрих кивнул.

- Так вот, предостерегаю Вас от тех глупостей, которые собираетесь сотворить. Не пытайтесь прихватить с собой картины, они погубят Вас, если Вас схватят, как дезертира, и приговорят к расстрелу, я уже ничем помочь не смогу. В расположение части, в свой дом, не возвращайтесь, сразу же после нашего разговора, отправляйтесь вот по этому адресу, – он протянул Генриху записку, – Вас ждут.

- Сколько у меня времени?

- Нисколько. Времени у Вас нет. Русские начнут наступление с минуты на минуту. Если сделаете все, что я говорю, останетесь живы. И не питайте иллюзий, я не испытываю к Вам уважения. Вы – прошлое, Генрих. Прошлое. Темное, мрачное, средневековое инквизиторское прошлое. Будущего у Вас нет.

- Инквизиторское? – осторожно произнес Генрих. – Как? Вам и это известно?

- Да, Генрих, известно. Вы потомок незаконнорожденного сына инквизитора, отца Филата, предание о рукописях передается из поколения в поколение в Вашем роду. Но пора в этой истории поставить точку. Больше не занимайтесь рукописью, забудьте о ней. Да и к чему она Вам? Что Вы собирались с ней делать?

- Ей интересуются те, кто управляет миром.

- Ну и что? Хотели ее выгодно продать Бессмертным? Учтите, торговаться с Вами никто не будет. Если узнают, что рукопись у Вас, ее просто изымут, а Вас уничтожат, как свидетеля. Других вариантов нет.

Генрих понимал, где-то в глубине души, что Отто прав, если он и сумеет добыть рукопись, то не сможет никак ей воспользоваться, а если заявит о ней,  его просто ликвидируют.

- Так что, езжайте в Аргентину, заведите огород и выращивайте капусту.

- Почему капусту? – оторопело спросил Генрих.

- Помните? Римский император Диоклетиан? Он оставил престол и стал заниматься огородом, а когда его просили вернуться к власти, ответил: «Если бы вы видели, какую капусту я вырастил, то не стали бы меня просить об этом». Так что, лучше выращивайте капусту, может быть, еще сделаете хоть что-то полезное в своей жизни.   

Отто фон Краус согласовал со своим руководством, с Управлением разведки Первого Белорусского фронта, операцию по спасению картин из дома штандартенфюрера Гофмана. Советский десант должен был прорваться к дому Гофмана сегодня ночью, до того, как орудия тяжелой артиллерии разобьют позиции дивизии СС, а заодно превратят в груду развалин и сам дом, где штандартенфюрер хранил картины. Картины должны вывезти до начала наступления. Казалось, все складывается удачно, детали операции были отработаны до мелочей, но тут, словно осенний ветер в открытое окно, к Отто ворвалась баронесса Геркан.

- Что произошло, баронесса? – спросил Отто с тревогой. – Да на Вас лица нет! Проблемы с Мастером?

- Да, проблемы. Я не знаю с чем или с кем они связаны. Вы сказали, что на Вас можно положиться? Что Вы поможете мне?

- Я не отказываюсь от своих слов. Помогу, если, конечно, это в моих силах. Что произошло?

- Я нищая, Отто! Нищая! Сегодня я попыталась снять деньги со своих счетов в Швейцарии. Они все заблокированы! Там миллионы, все, что осталось мне от покойного мужа, барона Штайгера. Ничего нет! Все пропало! Я никому не передавала номера счетов. Кто? Кто мог это сделать? Мастер? Да?

- Возможно и он, возможно, кто-то другой. Вернуть Ваши деньги я не смогу, это не в моей компетенции.

- Но я нищая! Нищая, понимаете?

- Не преувеличивайте, баронесса. Тех драгоценностей, что остались у Вас, хватит, чтобы обеспечить Вам безбедную жизнь. А о миллионах потерянных не жалейте. Да и не Ваши они. Они принадлежат масонам, Ваш покойный муж просто хранил их, Вам разрешали пользоваться ими, понимая, что даже при всей расточительности, свойственной прекрасной половине человечества, Вы никогда не смогли бы растратить все эти деньги. Теперь они понадобились масонам, и они их изъяли. Номера счетов значения не имеют, поверьте, они были известны не только Вам. Эти деньги не принесли бы Вам счастья, они политы кровью, этими деньгами финансировали приход Гитлера к власти, с их помощью развязали эту войну, и тот, кому эти деньги принадлежат, несет ответственность за все беды, что принесла человечеству война. С Вас, лично с Вас, теперь эта ответственность снята, Вы должны испытывать облегчение, а не разочарование.

- Что? На мои деньги уничтожали в концлагерях моих соотечественников, евреев? Это действительно так, Отто? Но мой муж, ведь он был евреем. Он не мог финансировать то, что делали нацисты.

- Мог, баронесса, мог. Именно евреи финансировали Гитлера. Подумайте, как мог Гитлер в столь короткий срок поднять экономику Германии? И это при тех огромных репарациях, что наложены были на страну после поражения в Первой мировой войне? И Ротшильды, и Ваш муж, и другие еврейские банкиры вливали финансы в экономику Германии только для того, чтобы развязать эту кровавую бойню. Да и сам Гитлер еврей, и Гиммлер, и Геббельс, посмотрите, никто из них не соответствует идеалу арийской нации.

- Но они уничтожали евреев!

- Не всех, заметьте, баронесса, не всех. Ни Вас, ни Вашего мужа не тронули, уничтожали только тех, кто нарушил Завет, смешал свою кровь с кровью гоев, кто жил среди них, кто не считал врагами тех, кто не ведет род свой от Авраама. Помните, что говорится в Завете?

«...и не отдавать дочерей своих иноземным народам, и их дочерей не брать за сыновей своих...» «...земля, в которую вы входите, чтобы наследовать ее, осквернена сквернами иноплеменных земли, и они наполнили ее нечистотами своими. И теперь не отдавайте дочерей ваших в замужество за сыновей их, и их дочерей не берите за сыновей ваших, и не ищите мира с ними во все времена...»

Тех, кто нарушил этот завет, ждет смерть. Это обрезание сухих ветвей, очищение. А помните, кто устроил первый еврейский погром?

- Я не знаю.

- Это был библейский пророк Моисей.

«Кто Господень, ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. Возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.»    

Роль левитов в этой войне исполнили палачи в черных мундирах СС. Так что, не удивляйтесь, и благодарите Бога за то, что он избавил Вас от этих кровавых денег. 

Те, несчастные, что покинули этот мир через трубу крематория, об этом понятия не имели, если бы они только знали, они бы прокляли и Тору, и Моисея, и Иегову.

- Это еще не все.

- Что еще?

- Сегодня ночью британская авиация нанесет бомбовый удар по особняку Гофмана, бомбить будут прицельно, чтобы уничтожить картины, Мастер передал британской разведке точные координаты дома.

- Это уже серьезно. Попробую воспрепятствовать этому.

- А я? Что будет со мной? Город сдадут? Сюда войдут русские? Что делать? Куда бежать?

- Город сдадут. Русские войдут в Берлин. Война закончится. Но бежать никуда не надо. Лично Вам ничего не угрожает. Когда русские войдут в Берлин, обратитесь к коменданту города, спросите полковника Кузьмина, передайте привет от меня. Он о Вас побеспокоится.

- Передать привет от Вас? Этого достаточно?

- Вполне. Ни о чем не беспокойтесь, все будет хорошо, Вы найдете свое место в новой Германии, в новой жизни.

- Но кто Вы, Отто фон Краус?

- Я? Отто фон Краус. Наследник старинного немецкого рода, русский офицер, предки мои пришли в Россию еще при Петре, я говорил Вам, Вы знаете.

- И Вы служите …

- Я служу истине, а она не на стороне нацистов.

Информацию о бомбардировке особняка штандартенфюрера Гофмана, полученную от баронессы, Отто тут же передал разведке Первого Белорусского фронта, которая готовила операцию по спасению картин. Пьеро вел радиосвязь прямо из дома Крауса, он не опасался, что радиостанцию запеленгуют, ни авберу, ни гестапо было уже не до этого, они готовили к эвакуации документы, все, что не могли вывезти, уничтожали.

Как воспрепятствовать бомбардировке? Советская авиация обрела полное господство в воздухе, можно было бы перехватить бомбардировщики еще на подходе, но как тогда Сталин должен объяснять Черчиллю, почему советские истребители сбивают самолеты союзников? И тогда принято было иное решение. О бомбардировке с большой высоты не могло быть и речи, чтобы поразить со стопроцентной вероятностью такую мелкую цель, как отдельно стоящий дом, да еще в темное время суток, удар нужно будет наносить с предельно малых высот, с пикирования. Руководители операцией решили применить зенитный прожектор, чтобы ослепить пилотов, не дать отбомбиться прицельно.

Операция удалась, бомбардировщики британских ВВС не смогли нанести точный удар, основная часть бомб легла рядом, но один фугас все же попал в цель, в доме начался пожар. Командир десанта вынес из горящего дома картины, но одна из них, на которой был изображен суд инквизиции, была серьезно повреждена, та ее часть, где были указаны координаты, полностью сгорела, и восстановить цифры было уже невозможно.

Но это была именно та картина, с которой Отто переписал информацию перед тем, как продать ее штандартенфюреру. Координаты места нахождения рукописи руководитель личной разведки Сталина получил, получил он и координаты, пересчитанные Отто в современную систему, не имея той картины, на которой была указана широта местности.

Оставалось провести операцию поиска рукописи. Осуществить поиск артефактов на территории чужого государства, причем так, чтобы это не привело к осложнению отношений с этой страной, не так-то просто, это требовало серьезной подготовки. И подготовка такая проводилась со всей тщательностью, но осуществить намеченное Сталин не успел. В марте 1953 года произошло то, о чем писал в своих стихах молодой семинарист, Сосо Джугашвили, который позднее перевел свою фамилию на русский, – джуга, на древнегрузинском языке означает сталь.

             Но вместо величья славы

             Люди его земли

             Отверженному отраву

             В чаше преподнесли.

            Сказали ему: "Проклятый,

            Пей, осуши до дна…

            И песня твоя чужда нам,

            И правда твоя не нужна!"

Операция по изъятию картин из особняка штандартенфюрера СС Гофмана была последней миссий Отто фон Крауса на территории Третьего рейха. В ту же ночь, когда началось наступление советских войск, Отто вместе со своим начальником, полковником Лаубе, по заранее подготовленному коридору, ушли в расположение войск союзников со списками немецкой агентуры, оставленной на территории Советского Союза. Но к этому времени, копии этих списков уже лежали на столе руководителя личной разведки Сталина.