Глава 1.

- Никколета, - вопросил Грег из подотдела анализа поведения, врываясь в мой рабочий кабинет. – ты уже закончила с просмотром личных дел?

- Да, и уже отослала их вам, вместе с прикреплёнными заметками. – кивнула, собирая в стопку оригиналы только что упомянутых файлов. – У вас что-то случилось? Инфобаза слетела?

Та в последнее время все норовила рухнуть, подло желая оставить отдел Расследования без информационных источников. Впрочем, база не такая уж и виновата. Оказалось, что это были попытки хакеров взломать базу Содружества, и, как самодовольно сообщали парни из подотдела программирования, абсолютно напускные и неумелые. Позже, когда преступники были пойманы, местные аналитики поведенческого анализа постановили, что оправдывается эта группа подростков также жеманно и неумело. Уинстон, когда захочет, вообще может быть очень грозным и мрачным типом, в особенности, если прикрепить к его форме эмблему директора силовиков Содружества. А учитывая его дурное настроение, вызванное (исходя из сплетен, гуляющих по отделам) расставанием со своим парнем-истребителем, можно вполне оправдать дикий ужас подростков. В общем, мальчики быстро поняли свой промах, извинились и подписали контракт на бессрочную службу агентов Содружества. Грейстон уверял, что парни просто самородки и, спустя пару лет, вполне смогут работать наравне со всеми остальными, зрелыми сотрудниками организации. И я была согласна. Какие еще пятнадцатилетние парни могут похвастаться тем, что добились слета инфобазы Содружества? Такие каверзы и опытным хакерам не даются.

- С инфобазой все отлично, - покачал головой шатен, ослепительно улыбнувшись. – Тебя настойчиво желает видеть брат. И я бы на твоем месте поспешил, потому как парень явно не в настроении.

- Волосы взъерошены? – вопрошаю напряженно.

Последнее время Кристоф Эльзас Ривера, переводчик в делегации, Приближенной к Императору Виктории, а также мой названный брат был крайне мрачен и недоволен. Блондин практически не ел, постоянно ввязывался в словесные перебранки с Уинстоном, забрал у меня почти весь запас ароматизированных свечей и антистрессовых раскрасок и даже перестал укладывать волосы.

Такие перемены в друге (и новоявленном брате) не остались незамеченными. Как-то Док в своей излюбленной манере предложил ему валерьяночки, но был послан так далеко, что Рейнгару пришлось закрывать мне уши, а Уинстон, закалённый армией Виктории и Содружества, даже покраснел и смущенно отводил взгляд. Потом отпаивали уже Дока, шокированного и раненного в самое сердце. Было действительно жаль сердобольного врача.

Доставалось, кстати, не только работникам экипажа. Викторианской делегации - в число которых входил Кристоф - тоже часто перепадало внимание блондинистого смерча. Глава делегации Генри как-то имел неосторожность заявить, что Крис предоставил им неточный перевод речи Императора Зингавы - обособившейся тропической планеты, совершенно недавно вышедшей на контакт с внешним миром. Обвинение, в принципе, не обоснованное, и Генри прекрасно понимал, что выдвигает напрасное обвинение. Кристоф, впрочем, незаслуженное обвинение терпеть не стал, поэтому без истерик и лишних скандалов стремительно подошел к Генри, выхватил бумагу и с аппетитом принялся ее есть, приговаривая что-то вроде: «Не нравится, да?! Тогда сами все переводите, упыри проклятые! А этот перевод вы получите только в переработанном виде!». После этого красавец удалился в свою каюту, и, если бы это было возможно на космическом корабле, хлопнул бы дверью на последок.

Инцидент стал последней каплей и Грейстону пришлось прямым приказом с Виктории отстранить Криса от работы, на некоторое время.

Кристофу приходилось скитаться по кораблю без дела. И если раньше попадало только тем, с кем он непосредственно контактировал во время рабочего дня, то теперь доставалось всем. Даже молоденьким Истребителям, прибывшим на корабль для практики. При виде блондинистой фурии, парни разбегались по углам и, принимая стойку, отдавали честь. К слову, у Истребителей это действие принято не было, но парням было глубоко начхать. Шутка ли, попасть в поле зрения Кристофа? Порой и у меня возникало жгучее желание присоединиться к новоявленным Истребителям.

Вот и сейчас я продумывала позорный план бегства (или тактического отступления. Тут кому как больше нравится), ожидая ответа. Мной было выявлено три стадии хмурого настроения Кристофа. Белый, когда Кристоф находиться в относительном спокойном расположении духа, язвителен, едок, но не чрезмерен. Симптомы: не расчесанные волосы, находящиеся в естественном беспорядке, мерзкая ухмылка и зажатый в руке сенсор. При серой стадии братец относительно спокоен, неразговорчив, но при любом неосторожном вопросе взорвется. Напоминает бомбу. Симптомы: не глаженная рубашка, кроссовки с развязанными шнурками и офисный портфель, характерно позвякивающий при движении. И самое ужасное настроение Кристофа, выявленное моей скромной и изрядно побаивающейся его персоной – черный. В таком состоянии блондин напоминает смерч, сметающий на своем пути все. Язвительные комментарии к диалог, не касающимся его, сарказм, льющийся в каждом слове, море презрения. Но хуже всего, что вот это его мерзкое поведение – затишье перед бурей. Стоит сказать ему что-то против, как повседневно размеренный Крис начинает орать. Симптомы: пиджак в университетскую клетку, характерный Викторианский выговор, распространенный в старинной Виктории, имеющей структуру королевства, и полупустая бутылка, зажатая в руке.

- Взъерошены, - кивнул Грег. – рубашка не глажена, пиджак в клетку и в руке бутылка виски.

Да, Грег Чакс, аналитик из подотдела поведенческого анализа отдела Расследоваий, был в курсе разработанной мной шкалы. И даже более того, он стал кем-то вроде моего друга, соратника и поддержки в одном своем офисном лице.

С момента похищения прошло около двух недель. Одну из них мы потратили на то, чтобы окончательно разобраться с террористической мини-базой в космосе, допросить подозреваемых, рассмотреть улики, собрать информацию и получить как можно больше пользы от неожиданной находки. Всю ту неделю док не спускал с меня бдительно взгляда, каждый день устраивая осмотр и внимательно отслеживая каждое изменение. Я не была против, наоборот – даже признательна за заботу. Было неожиданно приятно почувствовать себя не просто похищенной девчонкой, вынужденной работать на Содружество и Викторию в частности, а частью команды, за которую действительно переживают и желают помочь.

После злополучной встречи с курьером, отель, в котором мы остановились, получил нахлобучку со всех сторон, в особенности – от Рейнгара. После долгих разбирательств с произошедшим была выявлена причастность Императора Испаншаро к моему похищению, что окончательно развязало руки Виктории. Шумиха в прессе, общественный резонанс, порицание со всех сторон, суд и смертная казнь. Да, Виктория никогда не прощает государственных заговоров, особенно с террористами. В мире, содрогнувшемся от террористических атак, не нашлось святых душ, считающих смерть слишком жестоким наказанием за разруху. И даже Испаншарцы сочли решение суда более, чем просто приемлемым. Но было бесконечно дико слышать от Императора, политического деятеля, главы всей планеты, вдохновенные речи об анархии. Он ни разу не пожалел о том, что позволил террористам весело погулять на подвластной планете.

Вторую неделю мы потратили на то, чтобы добраться до Виктории. Да, к собственному удивлению, оказалось мы не сразу же отправимся на Ла’Даньеро. А жаль, я действительно горела желанием приступить к расследованию немедленно, настолько быстро, насколько это возможно, потому что во мне вдруг с неожиданной силой проснулось желание избавить мир от бесчеловечных созданий, способных убить детей, разрушить чью-то семью, забрать жизнь или шанс на таковую, сломать кого-то физически и морально, и лишить мирного существования, только из-за того, что им захотелось власти.

 Да, я понимаю, что каждый из нас особенная личность. Мы проживали разные истории, бывали в ситуациях, в которых не было других, были по-особенному воспитаны, вели личную борьбу, иначе взрослели и не бывали в головах друг друга. И, черт, я действительно стремилась понять и принять людей, способных принести в мир лишь хаос и разруху, потому что понимала, что они – не я. Но я не смогла смириться с тем, что делают террористы.

Люди не могут убивать ради наживы, люди не могут мстить, не зная того, на кого обрушится возмездие, люди не способны убить новорожденного ребенка за обиды причиненные им тогда, когда малютка даже не родился. И люди не способны отбирать жизни у тех, кто этого не заслужил. Да, мы все разные личности и не нужно судить других, не пережив их жизнь, не побывав в их шкуре, не прочитав их мысли, но, видимо, я не настолько демократична и философски развита, чтобы спустить с рук убийство невиновных.

Я долго размышляла над этим, после того, как меня спасли с корабля, и док обнаружил несколько переломов, обезвоживание, кровопотерю и мутацию, совершившую невероятный скачок. Да, меня спасли, но сколько еще таких баз, на которых до сих пор мучают людей, не заслуживших этого? И сколько из похищенных, плененных, притеснённых людей умрет к тому моменту, как мы сможем их спасти? Счет шел не на десятки, сотни и, я уверена, что даже не на тысячи. Их было намного больше. Без вести пропавшие, откровенно похищенные, проданные подпольными организациями…несчастные, которых уже наверняка отчаялись найти. И хуже того, неожидающие спасения, смирившиеся и изморенные люди, осознающие, что умрут в этих чертовых казематах, а их близкие так и не узнают, что они не сбежали в другую строну, не умотали с любовником в жаркие страны, не бросили учебу ради неудавшейся карьеры музыканта, не оставили детей одних ради обустройства собственной жизни. С некоторых пор, я перестала считать себя жертвой обстоятельств, потому что на своей шкуре испытала, что значит быть реальной жертвой. И, в сравнении с теми, кого безжалостно мучают каждый божий день, мои проблемы мелкой пылью осыпались к ногам.

Похитили? Так не убили и не пытают же. Заставили подписать нерасторжимый контракт? Ну, я же в нем не душу продаю, в самом деле-то. Да и условия более, чем просто выгодные. Оторвали от родителей и друзей? Зато те живы и имеют шанс на нормальную жизнь, пусть и в далеке от меня.

Единственной реальной проблемой, не прекратившей мне казаться незначительной, осталась мутация, начавшая прогрессировать с удвоенной скоростью. Я ощущала огромный физический подъем, нехарактерный для Землян. Такое ощущение, словно мне больше не требовались сон, еда и отдых. И если бы не бдительный присмотр, то я действительно забывала бы про физические потребности, наплевав на организм.

К новоприобретённым внешним и физическим качествам добавилась скорость, не только телесная, но и интеллектуальная. Иногда я действительно не успевала отследить мысль, промелькнувшую и раскрывшуюся у меня в голове за пару секунд. Перебирая папки, я уже не делила их на три группы, теперь были всего две основные – причастные к заговору и нет. Никаких «пересмотрю позже» больше не наблюдалось.

Ко всему прочему я стала иначе ощущать краски мира. Словно их стало в разы больше, распознавала тонкие нотки ароматов, видела и слышала иначе, не так, как это было раньше. Теперь я уверенно могла сказать, что больше не являюсь Кэсседи Никколетой Романовской-Элмерз. Та, в кого я превратилась была иной: сильной, волевой, рассудительной, здравомыслящей и смелой. Ей была Никколета Грэйс Ривера, и я старательно пыталась принять эту девушку. 

Но, возвращаясь к теме Ла’Даньеро. Рейнгар объяснил невозможность отправки, заметив, что без специально заверенных Императором бумаг, этот поступок будет просто незаконен. Дело в том, что Ла’Даньеро – деревня на небольшой, тропической планетки, созданная для перевоспитания (мягкая формулировка термина «промывка мозгов») политических деятелей, обвинённых в государственной измене. И появляться там можно исключительно после получения специального разрешения, на подготовку коего уходит достаточно внушительное количество времени. А учитывая, что едет большая группа, то процесс вообще притормаживается намертво. Конечно, Император Виктории со своей стороны повлиял на скорость получения необходимых бумаг, но дело осталось за малым – психологическая проверка каждого обвиненного, находящегося на Ла’Даньеро. А этого, по моим скромным подсчетам, около тысячи.

Во время полета на Викторию меня очень волновала возникшая заминка с Ла’Даньеро, хотя стоило бы позаботиться и о кое-чем другом. По условию контракта я обязана работать в офисе Содружества на Виктории. Разумеется, командировки, задания и работа в космосе также рассматривалась в контракте, но уже под другими пунктами и со множеством подпунктов. Мне кажется, подпиши Император разрешение и меня вообще бы в бункер, запертый на кровный замок, согнали. Работать в большинстве своем мне придется на Виктории, а значит следовало заранее позаботиться и о жилье, местных водительских правах, и Викторианской медицинской страховке. Радовало лишь то, что гражданство и прочие документы, удостоверяющие личность, мне уже предоставил Крис, закатив при вручении красочную речь о моей незаменимости и уникальности в качестве сестры.

Поэтому, вопрос о проживании, машине и медицинской помощи стал мегаактульным. Рейнгар сразу и честно предложил переехать к нему, и, судя по преисполненным уверенностью глазам, он действительно не видел в этом ничего ужасного и свято верил в то, что нам стоит съехаться. Я всерьез подумала над его предложением, но поняла, что не хочу торопиться. Начать жить вместе, это почти как заключить юридический незаверенный брак. А выйти замуж я была точно не готова. Не найдя в себе ощущение правильности поступка, я отклонила предложение, вызвав реальное недоумение со стороны мужской части корабля. А учитывая, что я была единственной девушкой среди Истребителей и Викториансев, меня дружно не понимал весь экипаж. Даже мрачный Крис и тот потребовал объяснений, ввалившись вечером прямо в мою каюту, и застав меня, принимающую ванну. Вытолкнуть блондина, уверенного в своей правоте, было действительно трудно.  

Впрочем, Крис недолго переживал за чувства Рейнгара, и почти сразу же предложил переехать к нему. Братец заявил, что я его сестра, – хоть и названная – так что порицание со стороны общественности и интереса журналистов это не вызовет. То, что он предложил пожить у него было действительно мило и неожиданно с его стороны, но поразмыслив, я отказалась и от этого предложения. Во-первых, Кристоф взрослый мужчина, привыкший жить в одиночестве. Его квартира – этакая берлога холостяка, не видавшая женской руки. И ему навряд ли понравиться если я начну переделывать ее под себя. Во-вторых, все дело опять в том, что братец – мужчина в полном расцвете сил (если вы поняли, о чем я) и у него есть потребности. Нет, я не боялась поползновений с его стороны, все же Кристоф гей. Но, по всей классике жанра, мне бы пришлось освобождать жилищное пространство, дабы не смущать своим присутствием влюбленных, а это было бы крайне неудобно. Я за все время, проведенное на корабле, привыкла работать круглосуточно, а значит, уходя из офиса Содружества, мне бы требовалось брать важные бумаги для исследования домой. Но отказать Кристофу и остаться дома я бы тоже не смогла, и как итог - снизилась бы работоспособность, потому что брать сверхсекретные бумаги, положим, в кафе, я бы точно не стала.

Следовательно, мне требовалась квартира. Причем в срочно порядке и обязательно неподалеку от офиса Содружества, в хорошем районе и с системой безопасности. Вопрос с временным проживанием решился быстро - я просто на месяц забронировала номер в отеле, находящимся в непосредственной близости к офису. С безопасностью района, кстати, проблем возникнуть не должно было, так как основной офис Содружества располагался в столице Виктории – Джорджии, политическом сердце планеты.

 Джорджия целиком и полностью спокойный, размеренный и демократичный город, преступность в котором равна нулю, а вежливость – поголовное качество. Именно в этом городе находятся все департаменты, посольства, политически важные точки для планеты, и город, должна признать, целиком оправдывает звание столицы Виктории. Чистые улицы, обильное количество парков, озелененных участков перед домами, охраняющие свежесть и аккуратно подстриженные газоны, отреставрированные старинные здания, изящная архитектура, лучшие рестораны, отели и музеи планеты, небоскребы, уходящие шпилями в небо, но сохраняющие очарование старинной Виктории. Наверное, именно здесь и ощущаешь место в истории, занимаемое Викторией, ее влияние и достижения. Джорджия словно вырвана из времени и при этом сохраняет высокий рейтинг по посещаемости и туризму.

И даже влиятельные бизнесмены и политики, выбравшие местом своего проживания Джорджию, ведут себя с аристократичной вежливостью, учтивостью и доброжелательностью старинной Виктории. Если честно, то я остерегалась местного высшего света, неизменно проживающего в столице, полагая, что хуже самовлюбленной верхушки, только самовлюбленная верхушка Виктории. За все эти века планета получила огромную власть и влияние, и я действительно была удивлена, когда познакомилась с абсолютно спокойными, располагающими и вежливыми людьми. Зато я убедилась, что действительно успешные люди не кичатся своей авторитетностью. У них просто нет необходимости что-то кому-то доказывать.

Выбрать отель оказалось в разы труднее. В Джорджии, как я уже поминала ранее, находятся одни из лучших отелей не то, что планеты - мира, с богатейшей историей, лучшей репутацией и огромной сферой услуг, предоставляемых клиентам. И в первые в жизни я не составила таблицу сравнения плюсов и минусов, а просто выбрала отель, упираясь на свое желание и, конечно, озвученные критерии. Мой выбор пал на шикарный пятисотэтажный отель, находящийся близко к офису Содружества, с хорошей системой безопасности, вежливым и дружелюбным обсуживающим персоналом, роскошной архитектурой и удивительно современными технологиями. И теперь я жила в потрясающем месте, общалась с великолепными людьми (не беру в расчет Уинстона, тот как был засранцем, так и остался), действительно любила свою работу, встречалась с удивительным человеком и верила в то, что все будет хорошо. И только мутация, невозможность видеться с семьей и отдаление от родного дома, с которым я так и не попрощалась, омрачали жизнь.

Потрясла головой, отгоняя непрошенные мысли. Я старалась не думать о семье, прекрасно понимая, что пока с ними нет меня, они в безопасности.

- Какой уровень тревоги? – вопросила, внимательно оглядывая безупречный костюм Грега, строгий черный галстук с забавным изображением уточек, начищенные туфли.

Кажется, у кого-то сезонное обострение. Такое бывает у аналитиков, когда мания контроля разрастается с невиданной силой и буквально поглощает разум, заставляя доводить все до максимально идеального состояния.  Особого удивления у меня это не вызвало, все же бедняга постоянно подвергается нервному напряжению, давлению со стороны внешних факторов и занимается тем, что копается в голове у других людей, считывая их и раскладывая полученное по полочкам. Копаться в чужой жизни всегда непросто, ведь нужно одновременно с расследованием также рассматривать различные варианты событий, то как они повлияли и к чему привели, но самое сложное в данном направлении -  всегда выбирать правильный вариант, действительно повлиявший на развитие личности субъекта. Трудная работа, не оставляющая времени на себя, требующая постоянного внимания и трезвого рассудка. Тут хочешь не хочешь, а до мании контроля дойдешь.

С подобной манией контроля в моей практике аналитика я столкнулась на втором курсе, при углубленном изучении поведенческого анализа. Изучение поведения человека, практически чтение его мыслей, поэтапное восстановление его жизни на примере проб и ошибок. Так изучать человека, это словно будучи заочно знакомым с субъектом, знать, что творится у него в голове.

Целое искусство работать в этой области и не стать психом.  Занимаясь чужими жизнями, ты замечаешь, что любая мелочь, раньше казавшаяся тебе несущественной, начинает раздражать. Нарушенная цветовая гамма при раскладке вещей, неровно повешенная картина, прядь, выбившаяся из прически, складка на одежде, пыль под кроватью, невежливое поведение. Все это в купе с анализом чужого поведения перегружает мозг. И чтобы избежать срыва, ты стараешься избавиться от собственных недостатков, делая все идеально, превращаясь в робота, исполняющего заданную команду. Забывая о собственной жизни, ты непроизвольно зацикливаешься на объекте внимания. Его поведении, мыслях, чувствах, будущем, прошлом, настоящем.

Аналитики не признают собственных чувств, им нужен лишь холодный расчет. Грег же эмоционален и это медленно его убивает. Приносит раздор в жизнь, дает ложные следствия, приводит к неправильным выводам. И чем сильнее у тебя задатки аналитика, тем сложнее справляться с собственной натурой.

Аналитик должен быть беспристрастен, расчетлив, наблюдателен. Эмоции же все ломают, они приносят хаос в голову, а вместе с этим у представителей нашего склада ума появляются истерики, мигрень, физическая ломка тела.

- Черный, - кивнул Грег, наблюдая за напряженной мной.

- Пригласи его в мой кабинет, - попросила, опускаясь в кресло.

- Отлично, а то Вэнди уже час развлекает твоего психа.

Вэнди – мой секретарь. Милая девушка, умная, талантливая, но абсолютно наивная и незащищенная. Она могла бы с успехом взлететь по карьерной лестнице, но из-за черт ее характера, девушка остается моим помощником. Если честно, то я давно хотела ее повысить (примерно сразу же, как начала с ней работать), но Вэнди отказалась, заявив, что ее и тут неплохо кормят. И к чему бы это?

- Нужно выдать ей премию…- пробормотала я, аккуратно сдвигая ровную стопку с планшетными папками.

Я была удивлена, когда Рейнгар, представив меня отделу, познакомил и с моим секретарем. Если честно, то я искренне недоумевала по этому поводу и даже попробовала поговорить с аналитическим гадом, подумав, что это поблажка для меня. Я не собиралась пользоваться выделенными привилегиями лишь потому, что прихожусь девушкой Рейнгара. Залог хороших отношений с шефом состоит в том, чтобы отделять работу от личной жизни. Рейнгар же уверил меня, что секретарь назначен мне из-за должности, а не из-за его собственных попыток устроить меня с удобством.

К слову, по поводу поблажек мы с ним до сих пор ругаемся. Он почему-то уверен, что я должна быть на привилегированном положении, а я вот напротив, считаю, что моя работа его не касается. На самом деле я стараюсь не ругаться на работе, да и он сдерживает порывы придушить меня, но, по-видимому, наша маленькая война не остается незамеченной. В офисе Содружества делают ставки, убьем ли мы друг друга до свадьбы. Да-да, они с чего-то решили, что мы непременно женимся.

- Ну наконец-то, - возвопил Кристоф, вваливаясь в мой кабинет. – соизволила царевна-матушка выслушать меня, дурня бестолкового. Примите поклон в знак благодарности, - И блондин склонился в поклоне до пола.

- Прости, Крис, - поморщившись от его представления, все же попыталась извиниться. – но я на работе и у меня действительно мало времени.

- А я должен мучиться это время в обществе твоей чрезмерно-доброжелательной секретарши? – ужаснувшись, воскликнул Кристоф, приглаживая и без того гладко-зачесанные в высоких хвост волосы. А Грег сказал, что братец растрепанный. – «Ох, мистер Ривера, отлично выглядите…Ох, мистер Ривера, не желаете чая; Ох, мистер Ривера, отличный пиджак». Противная же женщина!

- Успокойся, - спокойно, но непреклонно оборвала его я. Вэнди отлично справляется со своей работой, и сомневаться в ее профессионализме не приходится. – ты же знаешь, что это вежливость, прописанная в протоколе. Вэнди обязана быть к тебе доброжелательной.

- А почему я-то страдать от этого должен?! – искренне изумился Кристоф.

На стеклянный журнальный столик были торжественно водружены бутылки, разной степени крепости. Оглядев счастливого Кристофа с не менее десяти бутылок, произнесла:

- Что с тобой случилось?

- А что со мной случилось? – заинтересованно выдал блондин, изящным, отточенным жестом открывая вино. – По-моему все прекрасно!

Молча наблюдаю, как из портфеля он извлек бокалы на высокой, тонкой ножке и, наполнив одним, передал мне, а второй оставил себе, наполнив его почти до края. И как только не разбил?

- Кристоф, ты сам не свой. – произношу, отодвигая бокал. – Посмотри, что ты творишь со своей жизнью – пьешь, отстранен от работы, поссорился с друзьями. Где мой настоящий блондинистый прохвост, преисполненный счастью к жизни и любовью к отмщению обидчикам? Ты же вниз катишься, а я даже помочь не могу, не зная, в чем причина!

- Неужели Никколета, гениальный аналитик, взорвавший своим талантом и милой мордашкой весь мир, сдает позиции? – пафосно и иронично выдал Крис. – Могла бы и догадаться. Или на друзей, в отличие от работы, у тебя времени нет?

- Я могла бы покопаться в твоем досье, поднять данные, провести анализ…но я не хочу копаться в твоей жизни, Кристоф, потому что в первую очередь это неприятно для тебя. – напряженно выдала я, глядя как с самодовольной ухмылкой Кристоф откидывается на спинку светлого дивана.

- Хочешь поговорить о том, что неприятно для меня? – едко произнес брат. – Мне неприятно, что меня послал собственный отец, начальник читает морали, а сестра-подруга пытается уверить, что я скатился!

Я молча смотрела на Кристофа, гася образовавшийся внутри пожар. Да, было действительно неприятно слышать это от него, но важно было понимать, что он в состоянии депрессии и не несет ответственности за сказанное. Потом ему будет действительно стыдно. Я тебе обещаю, блондинистый засранец, тебе будет ох, как стыдно.

- Прости, - неожиданно произнес Кристоф, кинув на меня мрачный взгляд. – я не должен был этого говорить.

- Не расскажешь, что у тебя случилось? – через некоторое время вопросила я, прерывая затянувшееся молчание.

Не нужно быть психологом, чтобы понимать почему Кристоф пришел именно ко мне и именно сейчас. Он мог бы и дальше с успехом избегать меня, но не стал. Значит и сам понимает катастрофичность своего состояния.

- Ты не должна меня осуждать, Никки…- произнес он.

- Кристоф, - произношу осторожно, опускаясь рядом с ним. – никогда, слышишь? Я никогда не стану осуждать тебя. Ты можешь положиться на меня, милый, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Кристоф усмехнулся, покрутив бокал, наблюдая как благородного цвета жидкость, омывает тонкие края.

- Ты когда-нибудь задавалась вопросом, как я стал геем? – неожиданно спросил он, вновь наполняя бокал, только что им полностью опустошённый.

Я отрицательно покачала головой, признавая, что эта сторона его жизни обошла меня стороной. Ему это не мешало, меня не смущало, а если и были те, кого это не устраивало, то они справедливо держали язык за зубами. Кристоф потрясающий человек, и это единственное, что должно волновать публику.

- Интересная часть моей жизни, Кэсседи. – хмыкнул блондин, оборачиваясь ко мне лицом. – Тогда я был совсем другим человеком. Знаешь, как большинство людей, только поступивших в Университет, я мечтал изменить мир к лучшему. Для достижения этой цели участвовал в сомнительных собраниях, где обсуждалось правительство, выдвигал совершенно невероятные теории всемирного заговора, допоздна просиживал в библиотеке за книгами, ища доказательства моей теории. 

- Ты был крутым парнем, - улыбнулась я, готовясь к худшему.

- Да, - кивнул блондин. – в школе нас считали лузерами. Каждый крутой парень был обязан ударить или поддеть, пройдя мимо таких как я. От этого никуда не деться, - вздохнул Кристоф, вновь наполняя бокал. – модель школьной иерархии как нельзя точно описывает структуру взрослого мира.

- Эй, - улыбнулась я, накрывая его руку своей ладонью. – эти парни были идиотами. Посмотри на себя, кем ты стал и чего добился! Им такое и не снилось, верно?

- Да я не переживаю по этому поводу. - хмыкнул он, кинув на меня неопределенный взгляд. – Когда я поступил в Университет, то ожидал того же: подколок, издевательств и жестокости. Но как я был удивлен, осознав, что юношеская жестокость осталась глубоко в прошлом! Спортсмены, красавчики, всеобщие любимцы перестали быть лидерами. Мускулы стали надоедать, и им на смену пришел интеллект. Было неожиданно стать вдруг классным парнем, звездой любой тусовки.

Кристоф грустно улыбнулся, и в его глазах промелькнул огонек воспоминаний.

Предзакатный свет бил из огромного окна, очерчивая профиль Кристофа. Пепельные волосы растрепались и непослушными прядками упали на точенное лицо. Четкие линии высоких скул, чувственных губ и черных бровей напряглись, выдавая его внутренние переживания. Руки, давно сжатые в кулаки, лежали на его коленях, и он, оперевшись на локти, сгорбился. Словно ощущая физическую тяжесть от камня из прошлого, тянущего его ко дну.

- О да, наверное, именно в университете ты и научился пить. – рассмеялась, пытаясь разбавить напряженность обстановки.

- Да, - несмело улыбнулся Кристоф. – до сих пор помню, как впервые напился. То ощущение чего-то невероятного, словно волна сумасшедшего адреналина ударила в голову. Кто бы мне сказал, что наутро будет так плохо.

- Скажи мне, что в тот день не было экзамена. – улыбнулась, сочувственно поморщившись.

- Экзамена не было, - хохотнул блондин. – был переводной тест.

- Бедолага, - вздохнула я.

В ответ он рассмеялся грустным, унылым, горьким смехом, перебирая в руках светлую ткань рубашки. Несколько минут Кристоф молчал, собираясь с мыслями. Я не торопила его, понимая, насколько сложен для него этот разговор. Сейчас Кристофу приходится переживать все заново. И это целиком его решение и право выбирать, рассказывать ли мне подробности своего прошлого. Безусловно, в некоторых случаях лучше не ворошить то, что давно забыто.

Кристоф был ужасно горячим и мелко подрагивал, словно не мог справиться с мелкой дрожью в теле. Я обняла брата за таллию, положив голову на плечо. Мне хотелось забрать кусочек его страхов, поддержать, облегчить физическую боль, раз уж справиться с моральной у меня не хватало сил.

- Я встретил ее на одной из вечеринок. – тихо начал он, и я погладила его по плечу, подбадривая. – Популярная девчонка, невероятно красивая, легкая в общении, понимающая мужскую психологию, первая во всех кругах...

Ухватив бутылку виски, он легким движением открыл ее, на несколько долгих секунд прикасаясь губами к горлышку.

- И гребанная продажная тварь. – закончил Кристоф оборванную фразу, вновь втягивая в себя обжигающую жидкость. Затем, словно опомнившись, протянул бутылку мне.  – Будешь?

- Нет, спасибо. – покачала я головой, внимательно следя за ним.

Глядя на количество выпитых бутылок, я чувствовала, как в душе расцветала тревога. Док всегда прав относительно диагнозов, и каким бы он не был наглецом, но врать на этот счет не станет никогда. И если Док посоветовал Крису не пить, значит в его состоянии это действительно противопоказано.

- Окончив университет, я так и был с ней, поражаясь тому, что она до сих пор не бросила меня. – продолжил он, уже более уверенно произнося слова. – Я знал, что такие девушки не задерживаются подолгу с одним. И дело даже не в том, что я был так плох, а в том, что им всегда мало кого-то. Выпив тебя, выжав все соки, они принимаются за другого, забыв про то, что когда-то клялись тебе в вечной любви. Их натура всегда требует более сильного партнера. Я не был удивлен, когда однажды вернувшись с работы, обнаружил пустые шкафы нашей квартиры и письмо.

Кристоф грустно улыбнулся, допивая оставшуюся в бутылке жидкость.

Я грустно усмехнулась, опустив голову. Многие из моих знакомых поступали так, оставляя письмо на обеденном столе, где раньше, будучи влюбленными, вместе завтракали. Кидали письмо на постель, простыни которой до сих пор помнили ее запах. Черт, да они могли просунуть этот гребанный электронный кусок в дверь их квартиры, навсегда испортив ассоциацию бывшего любимого с их семейным гнездышком. Подруги делали это как угодно, даже оставив его на автоответчике рабочего сенсора, прислав по электронной почте, или заказав курьера, доставившего письмо на работу.

Девушки делают это, не думая, каким способом разрушают чей-то мир обычным куском пластика. Все равно что смешать черную краску с белой. В итоге черного, конечно, не будет, но и чистого белого больше никогда не выйдет. Останется лишь серый, беспросветный серый.

Когда твои подруги так поступают, то ты улыбаешься вместе с ними, лишь в глубине души испытывая жалось по отношению к брошенному мужчине. Ничего удивительного, человеческой сущности присуще спускать подлость поступков знакомых. Но совершенно другое дело, когда с твоим другом также поступает неизвестная женщина. Вот это да, это действительно непередаваемая гамма эмоций. От жалости до бессильной злости.

- И пусть я знал, что она поступит так, но…, наверное, я просто идиот, Ник. Потому что я купил кольцо, хотел сделать ей предложение. – он мрачно усмехнулся, крутя в руках выпитую наполовину бутылку.

Кольцо...в воспоминаниях всплыла алая бархатна коробочка, расположившаяся на прикроватном столике в его каюте. Тогда я взглянула на нее мельком и отогнала нахлынувшие предположения, предпочитая не копаться в жизни близкого человека.

– Два года мне потребовался на то, чтобы навсегда забыть ее. Стереть любое упоминание из своей жизни. Я делал это всячески: топил горе в алкоголе, переехал в новый дом, купил другую машину, начал играть в гольф, усиленно строил карьеру. – спокойно произнес Кристоф, и я позавидовала его выдержке. – И наконец получил то долгожданное повышение, к которому шел всю жизнь. Я стал переводчиком в делегации, Приближенной к Императору Виктории. Верхушка была достигнута, я ликовал, празднуя вместе с друзьями. Тот вечер был моим, целиком и полностью посвященным моей победе. И все было великолепно, пока в том ресторане не появилась она.

И Кристоф снова замолчал, подбирая подходящие слова, чтобы описать все то, что крутилось у него в голове. Я сочувственно смотрела на его опущенные веки и сжатые зубы, и понимала - встретив эту дрянь, я припомню ей весь тот ужас, что пережил Кристоф. Почувствовав, как ногти в сжатых кулаках впиваются в кожу, попыталась взять себя в руки.

Наверное, нужно было применить знания аналитика, считать Кристофа и сказать дежурные фразы, облегчившие бы его страдания. Но я не могла так поступить с ним, отмахнувшись от решения Кристофера рассказать мне о своих чувствах, и вместо дружеской поддержки бросить в него комок профессионализма. Не хотелось разговаривать с другом шаблонами, заготовленными психологами на все случаи жизни.

- Я был пьян, Кэсседи. – простонал он, опуская лицо в ладони. – Я был так ужасно пьян. Глупое оправдание тому, что мы снова переспали, но большего у меня нет. Я не помню, как это произошло, но наутро мы проснулись вдвоем. Я потребовал, чтобы она убиралась вон, пригрозил позвать охрану, вызвал ей такси …Она ушла. Правда, прихватила кое-какие бумаги, не предназначающиеся ее ручонкам и глазам общественности, но ушла.

И его зубы непроизвольно сжались, желваки заходили, а в глазах проявилась ненависть. Черт, никогда я не видела Кристофа в таком состоянии.

- Она подставила тебя?

- Эта тварь буквально растоптала мои карьеру, уважение семьи и чертову репутацию. – горько усмехнувшись, он вцепился в бутылку. Я молча наблюдала за тем, как та пустеет, обнимая его. – Меня практически уволили, силовики Содружества дружно разминали пальцы при виде меня, суд поднимал вопрос о ссылке, отец отказался становиться поручителем.

- Какое обвинение тебе выдвинули? – вопросила я, понимая, что дальнейшие слова окончательно пробьют его барьер контроля ситуации. Возможно, последует истерика с ломанием мебели, разрыванием пластика и разбиванием бутылок. Пусть так, зато ему станет действительно легче и контролируемые эмоции вырвутся в потоке ярости.

А мне же было важно услышать ответ. От того, какое обвинение ему выдвинули, зависел приговор и последующие санкции. И также узнать, насколько далеко пошла эта мразь. 

- Подозрение в государственной измене.

Однажды, примерно на третий день после похищения, я поклялась, что не притронусь к вину в порыве запить отчаянье. Гиблое дело, пытаться унять личностные переживания алкоголем. Но сейчас я перехватила бутылку Кристофа и отпила, чувствуя, как алкоголь шипастым цветком проникает во внутрь.

- Кто тебя вытащил? – и столкнувшись с его внимательным взглядом, пояснила: - Один человек никогда не сможет опровергнуть обвинение в государственной измене.

- Ты права, - вздохнул Кристоф. – я оказался на самом дне и самому мне было не выбраться. СМИ поголовно писали о том, что я подставил под удар Викторию, предоставив бумаги Земле, по телевиденью показывали репортажи из моей тюрьмы, буквально все заголовки блестели моими инициалами. Я не надеялся выкарабкаться. Потеряв семью, работу, все, что у меня было, я вдруг понял, что никто не сможет позаботиться обо мне, кроме меня. Но было уже поздно, я слишком понадеялся на своих друзей и отца, в итоге оказавшись за решеткой с клеймом предателя. И самое гнусное, что это было не так. Жизнь-то кончена, а я даже пожить не успел. Ты не поверишь, Ник, но меня вытащил Рейнгар.

Я пораженно приоткрыла рот, пытаясь вплести в образ Рейнгара эту историю. Да, репутация у него, конечно, как у влиятельного, жестокого, расчетливого аналитика, знающего все потайные лазейки чужих жизней, но я скорее поверила бы в то, что до конца разбил Кристофа. Но, по-видимому, Рейнгар обладает большим благородством и холодным умом, чем я думала. Когда весь мир признал Криса виновным, Рей поставил под сомнения все теории и предположения, в поисках реальных докозательств.

- Он присутствовал на каждом судебном заседании, опровергал статьи газетенок, устроил свое расследование. И, спустя какое-то время, доказал мою невиновность. – устремив взгляд в окно, Кристоф произнес то, чего я меньше всего сейчас ожидала. – Наверное, поэтому я хотел, чтобы вы были вместе. Как бы его не боялись, как бы не пытались доказать, что Рейнгар бесчеловечный, но он обладает большей добротой, чем все те разоблаченные чиновники и государственные деятели. Знаешь, Рейнгар далеко не ужасен.

- Я знаю, Кристоф…- спокойно, даже ласково произнесла я, успокаивая брата.

- Спустя какое-то время ее нашли, обвинили по всем статьям, которые удалось приплести к делу, а затем отправили в ссылку на Ла’Даньеро. – продолжил Крис, бросив на меня напряженный взгляд.

Теперь все встало на свои места. И его нервозность, и депрессия, и нервные стрессы вдруг перестали казаться странными. Впереди Кристофа ждал восставший кошмар из прошлого. Наверняка, он даже толком попрощаться с ней не успел, чтобы перечеркнуть этот этап жизни. Перестать чего-то бояться можно в том момент, когда это «что-то» победишь.

- И она до сих пор там, верно?

- Да, она там. Я уверен, что ей промыли мозги, но знаешь, всегда остается ощущение, что человек просто притворяется побежденным. Так и мерещится, что она вновь превращается в суку, возвращается на Викторию и мстит мне. – он поморщился, обнаружив дно бутылки.

- Знаешь, - задумчиво произношу, косясь в сторону папок с личными делами. – я могу лично проанализировать ее карту.

- Хочешь сказать, что лично проведешь поведенческий анализ? – вопрошает Кристоф, и я вижу, как на дне его глаз зажигается огонек надежды.

- Если это поможет тебе чувствовать себя лучше, то я обязательно проведу анализ. – киваю, мягко улыбаясь Крису и мысленно прощаясь со сном.

До получения бумаг, позволяющих отправиться на Ла’Даньеро с расследованием осталось несколько недель, не более. За этот срок мне необходимо найти квартиру, познакомиться с отцом Кристофа, проштудировать множество туристических заметок и статей о Виктории (все же, по мнению окружающих, я коренная жительница Виктории. Глупо будет ошибиться в бытовой мелочи), посетить научную лабораторию, занимающуюся изучением мутации, а теперь еще и вести дополнительное расследование. Впрочем, свою работу я люблю, а родственникам нужно помогать.

Эх, здравствуй, Виктория!