Грани падения
Грани падения
Рекомендации Всесоюзного ЭВМ "Прогресс” от 12 февраля 1990 года
Общие:
Диагностика протезов -выполнено
Прием таблетки С-190 - не выполнено
Личные для Льва Сломова, начальника роботизированной бригады сборочного цеха №4 завода «Москвич»:
Сборка четырех автомобилей Москвич-1990
– Простите, не могу выполнить ваш запрос, – со вздохом передразнил Лев излюбленную фразу электронно-вычислительной машины.
Стальная рука-протез скользнула прочь с новенького терминала "Прогресса”. Понатыкали их повсюду, а толку никакого.
– Наддали? – Дамир, напарник Льва, насупился, предчувствуя ответ.
– Как было четыре, так и осталось, – не хотелось даже материться.
Зато Казах разразился безмолвными проклятиями. Безмолвными для Льва, ибо ветеран войны почти ничего не слышал. Читал по губам, но лишь русскую речь.
– …да пропади все в атомном огне! И весь этот хваленый "Прогресс”! И поставщики! И литейщики! И наш бесхребетный начальник цеха! – единственное, что удалось выудить.
От "атомного огня” неприятно передернуло, и под тяжелым взглядом высокого блондина щуплый, седовласый казах потупил взгляд и потянулся за папиросой.
– Не вини начальника, его чаша еще горше нашей, – Лев сам приуныл из-за невыработанной смены.
Вместо сорока рублей дадут жалкие восемь, в лучшем случае!
Бригада роботов-остолопов на одной линии сборки собирает до сотни автомобилей за смену. Но то ли опять сталь на завод запаздывала, то ли затюканный Климыч, начальник цеха, устроил новые проблемы... смена заканчивалась через два часа, а воз и ныне там, не спасти уже выработку.
– Рюмка его горше, а не чаша!– не унимался напарник, готовый раскурочить хоть ломом всех остолопов.
Лев давно понял, что вся-то и разница между ними. Он видел проблемы как сверху, так и внизу, в то время как Дамиру своя рубашка всегда ближе к телу, и начхать он хотел на чужие затруднения.
– Сядешь на его место, через день взвоешь.
– И взвою! –судорожно попытался закурить казах, несмотря на воспрещающий знак прямо над головой. –И взвою! Но хоть семья будет сыта! У тебя семьи нет, тебе не понять!
Вечный аргумент. Но, в отличие от сварливого напарника, Лев не собирался делиться своим положением. Какой смысл?
Вместо этого он мягко вырвал левой рукой зажигалку и помог прикурить. К запаху стали и свежих сидений примешался дым от дешевого курева.
– Отключение. Код синий, - скомандовал Лев, и все тридцать остолопов разом опустили головы, переходя в гибернацию или как там назвали это конструкторы.
Дамир привалился к тошнотворно желтой стене, понемногу успокаиваясь. Откипал он быстро, но взрывался часто. Но это лучше, чем слушать бесконечные стенания.
Лев проследил его завистливый взгляд в сторону первой и второй линии, где кипела работа. Им редко не хватало материалов, третьей доставались только огрызки работ, а на четвертой всех отправили в отпуск за собственный счет.
– Уроды… –вся желчь на везунчиков вылилась в единственном слове.
Мерзко!
Лев почувствовал истинное презрение, доступное лишь небожителям. Вот почему всегда приятнее остолопы. Нескладные серые цилиндры с ручками-ножками. Без глаз или рта. Те, кому чужда вся человеческая низость.
– Дамир, проверишь СУМ-23, у него что-то с приводами, –небольшая неисправность робота полдня не давала покоя.
Бригадир посмотрел на собственную правую руку. Протез до локтя. Красный, как знамя победы, прощальный подарок армии. И у него с приводами вот уже полгода не в порядке, задержки сигналов или, наоборот, странные сокращения фаланг.
В бесплатных клиниках с таким "царским”, по словам механиков, протезом сделать ни черта не могут, квалификация не та. А на новый денег нет, с голоду бы не опухнуть…
– Не буду я проверять, рабочий день окончен. Нет кузовов, нет сборки, все, – мрачно заявил Дамир, кивнув на безмолвную линию.
Лев не мог здесь поспорить, другие рабочие злосчастной третьей линии уныло слонялись по цеху, ожидая сигнала об освобождении. Но эти грязные синие фигуры не волновали.
– У нас нет сборки, а у тебя есть сломанный робот, – безапелляционно, по-армейски, командовал Лев.
Да еще говорил громче, чем нужно, из-за глухоты.
В этот момент он вновь очутился на плацу… шел снег… горло болело… поредевший взвод с мрачными лицами… от него ждут решения… важного решения… еще живая правая рука отозвалась фантомной болью…
– Ладнэ, сделаю, – проворчал, наконец, казах, когда привлек внимание Льва.
Тот пробудился ото сна и нашел себя рядом с напарником у обшарпанной стены, откуда открывался замечательный вид на мрачный, полумертвый цех. Между пальцев протеза зажата папироса. Он же бросает…
– Но почему мне платят не за роботов, а, как и тебе, за автомобили? Нечестно, слушай... – все упрямство Дамира, скрытого трудоголика в душе, почему-то сошло на нет.
Лев пощупал левой рукой пульс и быстро собрался. Никто не должен знать, что произошло… требовалось время, чтобы успокоиться.
– Ты, как и я, ими командуешь, только еще ремонтируешь, а машины мы делаем вместе, – он не знал, дрожал ли голос, мог лишь следить за лицом Дамира.
– Чушь это собачья, а не работа. Как в книге, этой, как ее… "Котлован”, все пытались, пытались дом построить, а все не получалось, девочка так и дождалась дома и померла… вот и все наше СССР здесь, – Дамир махнул рукой с папиросой и зашипел, обжегшись обильным пеплом.
Не ссориться. Всеми силами. Но и сохранять достоинство. Так действовал Лев, кто не боялся стоять под бомбами, но боялся потерять стабильную работу. Как бы не бесил напарник, какие бы ни были провалы в памяти…
– Просто власти нет, – на мгновение отвернулся Лев Сломов, вспомнив, как его отец подростком вместе с братом в этом цеху без всяких ходячих роботов собирал автомобили.
Какой тогда был завод, какое производство… а теперь? Повсюду машины, человек же просто обслуга. И без результата.
Не хватало еще, что люди, полные невежества, начитаются с павшей цензурой что попало.
– В твоем "Котловане” пришло бы пятнадцать молодцов с винтовками, и быстро бы все подстроили…
Вырвалось.
– К черту тебя, сталинист ты поганый, – рассвирепел Дамир, и все усилия пошли прахом. – Там истина в книге! Если системы нет, не построишь ты ничего! Только людей угробишь! Все ты своими армейскими методами мыслишь! - казах изображал странные пассы у головы, но эти жесты ничего не говорили.
– Любая истина относительна, – стало легче, и Лев просто вертел в стальных пальцах недокуренную папиросу, теперь уж снежный ком не остановить. – И люди вокруг разные. Есть строители, а есть разрушители, и в низах, и в верхах. Так всегда в жизни. Вот пришел к власти новый старик с трясущимися руками, а дела не поправились, просто поменялась говорящая голова в телевизоре. И запомнится он разве что позволением печатать все, что раньше запрещено. Вот так и вспыл Платонов и иже с ним. Хотя врагами строя их язык назвать не повернется…
Впервые за месяц прорвало на такой длинный монолог. Вспомнились деньки, когда он подменял самого политрука…
– На все-то у тебя ответ найдется! – Дамир не унимался, как заядлый спорщик он редко признавал чужую правду. – Да кто ты вообще такой, чтобы о таком рассуждать?! Вот люди еще при Сталине понимали, как все хреново, и не стеснялись об этом писать! Читаешь и видишь! Наше время! Наши люди! Наше все! И оно, наше, не работает! Придумали "Прогресс”, новые оковы на народ надели!
Лев едва заметно усмехнулся. За такой разговор еще десять лет назад оба бы присели на нары как раз до сегодняшнего дня. Литературу, может, и разрешили, а вот политических никто из тюрем выпускать не спешил.
– Все будет работать, если правильно сделать. Поэтому у меня ни одного простоя на линии, - Лев холодным взглядом осадил напарника, который откровенно побаивался бывшего военного. – Поэтому иди и чини СУМ-23.
Тот пригладил ежик седых волос и проверил руку, не выступил ли пот. А потом с прытью двадцатилетнего поспешил к "пациенту”.
Рабочие вокруг заспешили, видимо, все-таки прозвучал сигнал. Настала пора скинуть тесный синий комбинезон и получить мизерный расчет. И снова выслушать отказ о переводе на другую линию.
Впрочем, Лев и не питал надежд. Уж если не переводят Дамира с тремя детьми, на что надеяться холостяку?
По дороге встретились бастующие у стенда с рабочей стенгазетой. Третья линия и четвертая, и даже две сердобольных женщины со второй, видимо, с перекура. В коридоре впереди мелькнул Климыч и тут же смылся. По-мужски.
Уже о самой раздевалки Лев настиг хрупкого начальника цеха, что тщетно, с помощью слов, пытался унять избиение одного из рабочих. Рядом лежали разорванные книги с религиозной литературой, даже не православной.
Проклятый сектант. Агитаторов вокруг полно, но эти самые настойчивые и их идеи проникают с каждым новым зараженным.
Хотелось просто закрыть глаза и смыть с себя всю накопившуюся за сегодня мерзость… вот только ни горячей, ни холодной воды.
***
Рекомендации Всесоюзного ЭВМ "Прогресс” от 12 февраля 1990 года
Общие:
Диагностика протезов - выполнено
Прием таблетки С-190 - выполнено
Целый час в очереди за таблеткой С-190 в аптеке. Полчаса, чтобы отправить запрос на следующую через несколько дней.
Рутина, от которой невозможно отказаться тем, кто живет пораженных радиацией территориях. Государство решило, что проще производить таблетки, чем вывозить немалые остатки населения Союза и всю инфраструктуру на небольшие чистые участки в Сибири или еще где.
– Пропустите! У меня ребенок!
– Я стоял здесь последним!
– Граждане, успокойтесь, хватит на всех! – пытались унять людей фармацевты в кассах, и сегодня дело едва не закончилось всеобщей стачкой.
Лев видел, как страх не получить казенную таблетку ел людей. Сам он знал, что только через неделю без приема лекарства появляются опухоли и другие болячки. Как и знал, что производить лекарство несложно, чудодейственный препарат советского производства стоил дешево, а действовал эффективно.
– Убийца… – бросила в лицо немолодая, старомодная женщина, стоило Льву отвернуться от терминала "Прогресса”.
Но в спину всегда бросать проклятия проще, и дама в ужасе отшатнулась назад, врезавшись в очередь позади.
Льва это позабавило. Всегда забавляло.
– Ваши слова для меня ничто, – ответ с годами не менялся.
Сколько же на самом деле проклятий бросали ему вслед? До выхода из затхлых помещений аптеки близ больницы он заметил лишь смелого мальчугана, который, науськанный воспитанием родителей, смело выкрикнул:
– Выродок! – но тут же получил сильный подзатыльник от бабки и заревел.
И все же в привычной шкуре из темно-серой шинели, высоких сапог и зимней шапки с красной звездой Лев действительно жил, не притворялся и не прятался. Многие сослуживцы поступили низко, сняли форму и стыдились своей профессии. Позор мундира.
После череды оскорблений лишь только охранник дворе больницы еле заметно козыркнул в вечернем сумраке. Вот тебе и остатки чести, спрятанные на пенсии, в охране или милиции. Но Лев считал, что лучше так, чем никак, и отдал честь с помощью протеза как полагается.
Так он отдавал честь давно… своим солдатам… своим командирам… аномально холодные улицы Праги… опять болит горло… оно болело, пока в полевых условиях не удалили гланды… без наркоза… но эта боль просто сласть по сравнению с тем, что пришлось пережить позже…
Лев очутился не где-нибудь, а на Новодевичьем кладбище. Сердце в этот раз билось ровно и спокойно. Может, это вовсе и не приступ…
Ведь обещал бабушке сходить на могилу родителей, много раз обещал. А теперь задумался, и ноги сами принесли туда, куда требовало насквозь дырявое подсознание.
– Ты? – охнула Полина.
Кого Лев не ожидал увидеть у могилы родителей, так это сестру. Сколько ей? Тридцать семь, на два года старше? Цифры то и дело путались с военными координатами…
– Саша, встань за мной! – стоя за невысокой оградой, Полина спрятала за спину ребенка в старом зеленом ватнике.
Но маленькая, полная женщина с блестящими хной волосами, завитыми химией, не смотрелась таким уж защитником. Да еще полушубок дорогой, с белым пушистым воротником, может даже и с настоящего песца. Писк моды.
Нет, такие не детей защищают, а сидят в ресторанах, привлекая внимание мужчин.
– Дядя Лева… – Саша аккуратно выглянула из-за мамы, и Лев увидел прижатого к груди потрепанного олимпийского медведя.
Его любимую плюшевую игрушку из далеких шестидесятых… на глаза бы навернулись слезы, умей они плакать. Оттого лишь в душе осталась томящая, но столь сладостная горечь потерянного детства.
– Не разговаривай с ним! – гаркнула на дочку мать, приоткрыв большой пухлый рот от волнения. –Зачем ты сюда пришел?!
– Я пришел к родителям, – машинально достав папиросу из неприкосновенного запаса, Лев покрутил ее меж стальных пальцев. – Или ты хочешь меня и этого лишить? Я не знал, что ты придешь. Ты редко тут бываешь…
– Еще упрекни меня!
– Я тебя не упрекаю… –в горле стоял ком, но голос все еще звучал твердо.
Нет хуже неприязни, чем от собственной семьи. Вся броня Льва трескалась от слабых, но жестоких ударов. И все же он сильнее сестры, намного.
Полина это чувствовала и не могла ничего противопоставить спокойному тону. Лишь боязливо взглянула на дочь, что вжималась носом в облезлую шерсть мишки. Тихая, затюканная девочка боялась теперь лишнее слово вымолвить.
– Стой тихо, не вертись…
А потом что-то пробормотала в собственный воротник.
– Если ты что-то говоришь, я не слышу, – устало напомнил Лев.
Несомненно, в очередной раз пыталась настроить Сашу против него. Как и год. Как и два года назад, во время редких, минутных встреч. Ничего не меняется. Дочка ходит в старье, а мать выглядит как всегда роскошно. Настолько они не сочетались, стоя рядом друг с другом.
– Это не для тебя сказано, –вновь огрызнулась Полина.
Вот только семилетняя девочка смотрела на густой снег грустными, умными глазами. Из нее никогда не вырастет вторая Полина, сколько бы оригинал не старался.
– Тебе хватает денег, что я посылаю? –Лев окончил бесполезную перепалку, не приближаясь ни на шаг.
Иначе истерики не избежать.
Но вопрос оказался ударом хлеще самой смачной пощечины.
– Какая тебе разница… можешь и не посылать…
Сестра дрожала, как на казни. Невольно, но мрачное торжество охватило все нутро Льва.
– Это уже мое дело. Я посылаю их Саше, не думаю, что она против.
– Не вмешивай сюда ребенка, Сломов. Да, мы получаем твои деньги! Я выплачиваю долги мужа, ее отца, если ты не знаешь.
Лев как-то пытался из любопытства прикинуть долги мужа, под чьей фамилией несчастная теперь бродит, не желая иметь связей со старой семьей. Выходило, что задолжал он за хороший Москвич, прямо с конвейера.
– И тебе, несомненно, нужно еще. Прямо сейчас.
Лев не без хитринки взглянул на Сашу, что мигом поняла его взгляд и чуть просияла. Левая рука еле нащупала в правом кармане шинели заслуженные восемь рублей и сорок копеек мелочью.
– Не нужны мне твои подачки… – некрасивое лицо Полины в слабой гримасе лишилось остатков привлекательности.
Но Лев продолжил протягивать деньги, не делая ни шагу навстречу.
– Ос… оставь деньги на снегу и уходи, – наконец, с позором сдалась сестра.
– Нет. Ты уж возьми. С деньгами так не поступают.
Лев наслаждался страхом и стыдом своей сестры-неудачницы. Она всегда была такой, беззаботные мирные годы превратили ее в фифу, которой все должны.
– Вы, киборги опасны… тем более военные… –начались слабые отговорки.
– Ты знаешь, что я не опасен.
– Не знаю! И знать не хочу! –сестра заплакала, и на мгновение ее стало жалко. –Живи своей жизнью, Лев, и не вмешивайся в нашу! Мы живем отлично, и без тебя! Скоро у Саши будет новый папа, и мы заживем еще лучше! У тебя есть еще другие родственники, которых ты и твоя братия в могилу еще не отправили, приставай к ним! Да, вали лучше из города, хоть к дяде Коле в Гдыню, хоть во Владивосток!
Он уже хотел убить ее… плачущая женщина и проклятый город…едва не привели к новому приступу…
– Владивосток уничтожен… – немигающие глаза Льва смотрели с немым укором.
Он закрыл их на мгновение. Обошлось. Не делай зла –вернется бумерангом. Но, может, этого Лев и добивался?
– Ох, да плевать! Ты понял меня, –собрав остатки достоинства, сестра твердым шагом подошла и забрала деньги.
– Нам друг друга никогда не понять…
Промозглый ветер обдал спорящих снегом, и Полина, словно угорь, решила быстро вывернуться и прикрыться ребенком.
– Мы уходим, Сашенька простудится… пойдем, – она резко дернула руку дочери.
Но девочка стойко терпела боль и одарила дядю слабой, но доброй улыбкой. Лев же не смог себя заставить улыбнуться в ответ. Осталось лишь приятное безмолвие кладбища. И могила родителей, военных летчиков, откуда они пристально смотрели на сына с фотографий, но за этим взглядом скрывалась теплота и нежность…
Кто-то приходил сюда поплакать. Кто-то погрустить. А Лев заряжался силами.Родители хотели, чтобы он жил, чего бы это не стоило, как бы тяжело не было.
Судьба могла распорядиться иначе, повезло бы выжить другому пареньку. Какому-нибудь всеобщему любимцу с большими карьерными перспективами, кто изменит огромную страну к лучшему.
Но вместо этого выжил Лев. Презираемый. Бесполезный. Военный призрак. Перст судьбы, превратившийся в насмешку, рассудил так.
И он смирился. Да будет так.