Пролог

«Бузина черная, называемая в народе шевейский[1] чай, представляет собой ветвистый кустарник или небольшое дерево от трех до семи метров в высоту. Для нее характерны бородавчатая кора, супротивно расположенные ветки с рыхлой сердцевиной, а также крупные щитковидные соцветия с желтовато-белыми неприятно пахнущими цветками, из которых осенью развиваются плоды — от глянцево-черных до черно-фиолетовых. В сельской местности кусты бузины растут вблизи хлевов, сараев или жилых домов. Встречаются они также и по берегам ручьев. Бузина применяется в качестве… Леди Лаанара!»

А? Где? Кто? Что?

Каблучки аккуратных черных туфелек, отстукивающие размеренный монотонный ритм по холодным плитам Большой Библиотеки, замирают. Я поднимаю взгляд выше, вдоль темной шерстяной юбки, белой накрахмаленной кофты с выглаженным кружевным воротничком, морщин на шее, выдающих возраст женщины, остановившейся передо мной. Выше по раздраженной складке губ, острому носу (на его кончик упрямо сползли старомодные очки в большой круглой оправе, из-за которых их хозяйка получила прозвище Стрекоза). Встречаюсь взглядом с парой сердитых светло-серых глаз. Ой, что сейчас будет…

 — Леди Лаанара, встаньте, пожалуйста.

Маретта тиа Ольгара, одна из старейших и уважаемых представительниц южного клана драконов, лучшая наставница по природным наукам и просто моя учительница. Или мучительница, если честно признать, что наукам я не приглянулась с первого дня нашего знакомства, как и они мне.

 — Сколько можно мечтать на уроке?! Ваше поведение не достойно эссы[2] Южного Предела.

Знаю-знаю. Снова провинилась, снова глупая, ленивая, несобранная. Но что я могу поделать, если в библиотеке даже в яркий солнечный день царит усыпляющая полутьма? Свет словно тонет в бесконечных тянущихся от пола до высокого потолка шкафах, тает среди толстых пыльных фолиантов, наполненных мудростью предыдущих поколений, которая гораздо меньше привлекает девятилетнюю девчонку, чем происходящее за окном. А творится там следующее…

 — Леди Лаанара! — учительница поправляет съехавшие на кончик носа очки. По-моему, совершенно напрасное занятие. — Когда вы решили, что лекция о целебных свойствах трав, которую я читала, не стоит вашего внимания?

На самом деле последнее, что я помню, были артишоки или анис — этих растений столько! Все не выучишь! Но я молчу, старательно уткнувшись взглядом в пол, пытаясь изобразить виноватый вид. Получается плохо, потому что глаза нет-нет да скашиваются в сторону окна, где во дворе мальчишки пытаются подобраться к толстому белому коту, любимцу нашей кухарки. Кот развалился на прогретой весенним солнцем крыше сарая, лениво покачивает кончиком хвоста и делает вид, что не замечает приближения вражеских сил.

 — Леди Лаанара, — устало вздыхает учительница, предпринимая очередное усилие привлечь мое внимание. Какие тут травы, когда Крис почти подобрался к коту! Давай! Еще чуть-чуть. — Вам должно поучиться прилежанию у вашей сестры. Вот кто достоин быть примером для подражания.

Упоминание о сестре действует лучше ледяного душа. Я ненавижу, когда меня сравнивают с Харатэль, наверно, потому что сравнение всегда не в мою пользу. Моя старшая сестра красивая, умная, решительная, образованная, справедливая, а главное, ответственная, ответственная перед собой и миром — как и надлежит быть дракону. В общем, идеал, которым мне никогда не стать. А еще Харатэль после смерти матери отвечает за мое воспитание, и ей приходится выслушивать все жалобы учителей насчет недостойного эссы поведения. Моя сестра — совершенство, и когда я вижу в ее взгляде, направленном на меня, разочарование, мне хочется провалиться от стыда под землю (может быть, и провалилась, да пока не умею).

 — Леди Маретта, пожалуйста, не говорите ничего сестре, — не люблю клянчить, но стоит подумать, что сегодня за ужином у Харатэль будут грустные глаза и причиной ее плохого настроения снова окажусь я, меня пробирает дрожь. — Я выучу все растения. Честно-честно. И базилик этот, и…

 — Бузину, — непроизвольно поправляет леди Ольгара.

 — Да-да, бузину. И все остальные. Только не говорите сестре.

Учительница задумчиво рассматривает ветвь с темными плодами, изображенную в справочнике, откуда она зачитывала мне главы о лекарственных растениях, потом решительно захлопывает книгу и ставит обратно на полку.

 — Я считаю, на сегодня достаточно. Вы свободны, леди Лаанара.

Каблучки цокают по мраморным плитам библиотеки, учительница направляется к выходу. Я так и стою, провожая взглядом прямую, несмотря на возраст, спину, и все-таки решаюсь робко спросить.

 — А сестра?

Учительница оборачивается и неожиданно улыбается мне, отчего ее лицо утрачивает холодную строгость и неприступность.

 — Ваша сестра, несомненно, понимает всю важность образования, особенно для вас. Но порой она забывает, что вы еще ребенок, а дети должны не только учиться, но и играть.

Она берется за позолоченную ручку, открывает тяжелую дверь из мореного дуба и добавляет.

 — На следующем занятии, я надеюсь, вы будете внимательней, юная леди.

 — Да-да, обязательно.

Дверь закрывается, и в этот момент с улицы доносятся восторженный вопль Криса и дикий — кота. Я в мгновение ока оказываюсь у окна, чтобы увидеть следующую картину: пронзительно орущий кот (как подвывает-то! будто его режут!) пытается вырваться из объятий Криса (дурак! кто же так держит! сейчас ему достанется от вредной зверюги).

Распахивается боковая дверь, ведущая на кухню, из нее выбегает растрепанная женщина с метлой, обводит бешеным взглядом двор в поисках негодяя, осмелившегося покуситься на ее любимца. Кот решает, что хорошенького понемногу, и цапает острыми когтями по схватившей его руке. Теперь орет Крис. И где он таких слов набрался? Достанется же ему от учителя риторики, если тот услышит, как выражается юный лорд, порученный его заботам. О, а вот эта фраза мне нравится, надо запомнить…

В несколько длинных прыжков удалившийся на безопасное расстояние кот, прихрамывая, ковыляет к своей хозяйке, молча, но с таким страдальческим видом — ни дать ни взять народный герой, потерпевший за правое дело. Симулянт! Мало его мясом кормят, вон какие бока наел! Мышей совсем ловить разучился. Кухарка, охая и ахая, подхватывает любимца на руки, обещая, что даст ему вкусненькой сметаны, а до его обидчиков она потом доберется…

Я отхожу от окна. Надо скорее сбежать из дома, пока кто-нибудь не обратил внимание, что юная леди слоняется без дела, следовательно ее нужно к этому самому делу припрячь. Право же, обидно тратить хороший солнечный денек на ерунду вроде изучения древних фолиантов или уборки (подумаешь, две недели не могу пересмотреть платья, никуда они не денутся). Когда тебе девять лет, на улице весна и стоит отличная погода, можно найти кучу совершенно бесполезных, с точки зрения взрослых, но веселых занятий — например, ту же охоту на наглого кухаркиного кота. И, кажется, я догадываюсь, куда отправились незадачливые охотники.

Спускаюсь на первый этаж, на цыпочках пробираюсь мимо кладовых, подсобных помещений, кухни — лучше выйду через заднюю дверь, у парадного входа вечно кто-нибудь слоняется, а мне сейчас не следует ни с кем встречаться. Поварята не в счет — остановить они меня не могут, а если и расскажут взрослым драконам, я к тому времени буду далеко. Дверь открывается с легким скрипом — опять сторож экономит на масле — я, постоянно оборачиваясь, косясь на окна (Хаос, только бы не заметили!), бегу к деревьям. Скоро густая листва скрывает от меня стены дома, а меня — от любопытных взглядов. Все! Можно вздохнуть спокойнее. Свобода!

Я люблю окружающий имение сад, напоминающий скорее маленький лес. Невысокие ветвистые яблони, по которым удобно лазить за красными наливными плодами, и непроходимые заросли малины, несмотря на все старания садовника, растущие вперемешку с крапивой. Деревянные заборчики-стенки, опутанные виноградом. Полянки клубники и земляники.

Но пока еще рано для ягод, да и цель у меня другая. Я мчусь напрямик, игнорируя проложенные дорожки и тропинки, огибая деревья и перепрыгивая через клумбы (не всегда удачно, но мне никогда эти тюльпаны не нравились).

Впереди белеет просвет, последний рывок, и я выбегаю к реке, разрезающей лес-сад пополам. Чуть выше по течению растет старая яблоня, склонившаяся к самой воде. Невысоко над землей ее ветви расходятся, образуя уютное гнездо, в котором удобно прятаться (и где давно никто не прячется по причине общеизвестности этого места). Именно там, как я и предполагала, расположились мальчишки.

 — Эй, привет, бескрылые!

Рыжеволосая башка Криса резко поворачивается на тонкой шее, веснушчатое лицо расплывается в озорной улыбке. Мальчишка встает на толстый сук в полный рост (несмотря на возраст, он довольно высокий, хотя и худой как жердь) и легко спрыгивает на землю.

 — Ланка, привет! Сбежала от Стрекозы?

Я фыркаю, придумал тоже: он же знает, что я никогда не прогуливаю занятия, не желая расстраивать сестру. Если честно, почти никогда.

 — Наставница меня сама отпустила.

 — Наверно, леди Ольгара окончательно разочаровалась в твоих умственных способностях и решила не тратить свое драгоценное время.

 — Заткнись, бескрылый!

 — Сама такая!

Пока мы переругиваемся, на землю спускается второй мальчишка. На две ладони ниже Криса, темноволосый, бледнокожий по сравнению с нами, опаленными лучами южного солнца, и более крепкий, кряжистый, Алик был рожден в далеких северных горах, среди снегов и суровых холодных ветров.

Удивительно, если задуматься: один из моих лучших друзей принадлежит другому клану. Возможно, когда мы станем взрослыми, нас ждет разная судьба; возможно, глубоко в душе мы даже понимаем это. Но если тебе всего девять лет, слово «предназначение» еще не имеет смысла, и ничто не мешает играть вместе трем озорным драконятам.

Порой Алик приезжал к нам, иногда я и Крис отправлялись к нему в гости. После войны, закончившейся три года назад, когда Южный Храм и северные племена объединились, чтобы противостоять безумию, охватившему Западный Предел и часть ренегатов из воинов льда, Старшие поощряли все, что сближало наши народы.

 — Смотри, Ланка, — Крис с гордостью показывает глубокие царапины на правой руке, оставленные когтями кота. — Боевые ранения.

 — Ага, — хмыкаю я. — И что теперь?

 — Как что? Теперь я раненый герой, а ты должна обо мне заботиться: мазями мазать, сладостями угощать, хвалебные оды петь.

 — С какой это стати?

 — Ты — будущая жрица!

 — И что?

 — Эй, Ланка, разве к тебе сегодня жених не должен приехать. Исхард тиа Инь... Ань... — перебивает Алик бессмысленный разговор, — Иньлэрт.

 — Тили-тили тесто, жених и невеста, — сразу подхватывает Крис.

 — Заткнись, бескрылый. Он мне не жених, — на самом деле Исхард из северных племен и вправду станет моим мужем, если мы выберем друг друга. Странное обстоятельство, смущающее меня, ведь обычно драконы находят себе пару из своего клана.

 — Жених и невеста, — продолжает напевать гнусавым голосом Крис. Я подбираю голыш, задумываюсь, но запускаю камнем в реку, а не в противного мальчишку. Исхард — мой друг, не такой, конечно, как Кристофер или Алик, ведь он старше меня в четыре раза. Хотя... что значат для драконов, живущих сотни лет, какие-то двадцать-тридцать?

 — А тебе завидно? — поддразниваю я Криса.

 — Было бы чему завидовать. Тоже мне невеста нашлась — тощая, костлявая, да еще и конопатая! — Крис отпрыгивает назад, уворачиваясь от заслуженного пинка, спотыкается о корень и летит в густые заросли крапивы, растущие вдоль реки.

 — Хаос! Ланка! — воет он, глядя на покрасневшие от жгучей травы руки, прежде чем сунуть их в холодную еще воду.

 — Сам виноват! — парирую я, с интересом рассматривая склонившуюся к реке спину и размышляя, если его сейчас толкнуть, то, пожалуй, мальчишка окунется с головой. От мерзопакостной идеи приходится отказаться: мокрый Крис легко превращается в мстительного Криса, а купаться в холодной воде меня не тянет, да и за испорченное платье по макушке не погладят. — Мы так и будем препираться или все же чем-то займемся?

 — Вообще-то, есть идея наведаться к старой крепости, — сообщает Алик. — Говорят, когда наши ее оставляли, они не все унесли с собой — может, найдем что-то интересное.

 — Ага, ага! Оно лежит там и дожидается, пока мы явимся. Если кто не помнит, нам строго-настрого запретили приближаться к развалинам.

 — Трусиха ты, Ланка, — бурчит Крис. — Не хочешь — не иди.

 — А вот и пойду! — иначе ребята мне до конца жизни припоминать будут, как я сдрейфила. Если подумать, я вполне успею вернуться к вечернему чаю, на котором меня ждут сестра и мой так называемый жених. Да и на развалины, чего отрицать, посмотреть интересно — как говорится, запретный плод сладок. Мысли о каре, постигающей сладкоежек, я старательно отгоняю прочь. — Давай, бескрылый, вылезай уже из болота и пошлепали, иначе мы туда до холодов не доберемся!

Сначала наш путь лежит через сад — по узкой тропинке, ведущей сквозь заросли крапивы, в которую совсем недавно свалился Крис. Крапива молодая, невысокая, даже до пояса не достает. Подняв повыше руки, мы легко преодолеваем это препятствие. Дальше по широкому, потемневшему от времени и сырости бревну, перекинутому через реку. Можно, конечно, пройти еще немного и перебраться по мосту, но настоящий следопыт никогда не выйдет на торную дорогу, где его способны заметить разъезды противника. Мы вытягиваемся в цепочку, стараясь ступать след в след. Крис, возглавляющий отряд, тихим шепотом отдает приказы, предупреждая нас с Аликом, в каких безобидных, на первый взгляд, кустах таятся вражеские секреты, ждущие подходящего момента, чтобы захватить врасплох трех отважных разведчиков.

Сад плавно переходит в лес. Цветущие яблони и груши сменяются березами, липами, рябинами. Над головой льются трели вернувшихся с зимовки птиц. Сквозь просветы в молодой листве виднеется синее-синее небо. Пахнет мокрой землей, травой, свежестью, весной. И мир кажется огромным, таинственным, прекрасным.

Начинается подъем. Дорога взбирается вверх, склон, незаметный на первых порах, становится круче — вскоре мы все тяжело дышим, жадно хватая губами воздух, и даже Крис забывает о своих командирских обязанностях. Лес отдаляется, волнуется позади зеленым морем, за которым белеют стены дома. На мгновение я чувствую укол совести: если сестра узнает о том, что мы ходили к старой крепости, она сильно расстроится. Но отступать уже поздно: нас ждет увлекательное приключение, прочее становится неважно.

Мы бредем по зеленому лугу, любуясь первыми распустившимися цветами. Карабкаемся выше и выше, туда, где кончается земля и до небес можно дотронуться рукой. Серые непокорные вершины гор манят неприступностью, но наш путь сегодня лежит не к ним, а по заросшей тропе, убегающей к перевалу.

Подъем заканчивается, когда мы выходим на старый тракт.

Заброшенная ныне дорога когда-то была единственной, что вела к землям южных кланов и Великой Пустыне, где находится знаменитый на весь мир Храм Целителей. Говорят, в те дни в здешних краях не могли протолкнуться от тянущихся в обе стороны купеческих караванов и толп паломников, жаждущих воспользоваться мудростью и умениями жриц.

Но с тех пор, как уступ и часть стены древнего форта после одного из землетрясений обвалились в пропасть, перевал перестал считаться безопасным, и крепость бросили. Сейчас торговые пути проходят намного западнее, наверно, оно и к лучшему. Мне нравится моя долина такой, какая она есть — тихое спокойное место — я не представляю ее иначе.

Постепенно склон горы, ограждающий путь с левой стороны, становится выше, круче, и на него уже невозможно забраться без специального снаряжения или хотя бы острых когтей. Справа, наоборот, земля опускается, превращаясь в глубокое ущелье. Трава сменяется голым камнем. На откосе над головами появляются остатки укреплений — природных балконов, защищенных бортиками из бурого кирпича, где раньше дежурили дозорные, а во время войны прятались стрелки. И, наконец, мы видим саму крепость.

Некогда высокая, в три человеческих роста, стена, перегораживающая путь, не выдержала ударов времени, стала ниже, а местами вовсе обвалилась и больше не представляла собой непреодолимое препятствие. Деревянные ворота за полвека прогнили насквозь: одна из створок лежит на земле, другая сиротливо висит на месте и отзывается жалобным скрипом, когда Алик дотрагивается до нее. Стальная решетка проржавела, как и подъемный механизм, который заклинило намертво. Из четырех дозорных башен целой сохранилась только одна: две рухнули в пропасть вместе с куском стены во время памятного землетрясения, третья обратилась в груду камней (возможно, по той же причине).

Форт выглядит покинутым, и от него веет тем таинственным духом старины, который, словно мед пчел, привлекает юных кладоискателей.

Выбрав место, где стена ниже всего, мы с Аликом подсаживаем Криса, потом забираюсь я, а следом и северянин. Сердце замирает от восторга при виде хаоса, царящего во внутреннем дворе.

Мы в настоящей крепости, и эта крепость по праву первооткрывателей принадлежит нам. Перед глазами вместо полуразрушенных строений встает гордый замок с реющими на башнях стягами. Несут вахту часовые, напряженно вглядывающиеся вдаль в ожидании врага. Маршируют по плацу солдаты, подчиняясь строгим окрикам офицеров.

Крис подбирает ржавый штырь, залезает на груду камней — все, что осталось от стены одного из домов. Привязав грязный носовой платок, с гордым видом втыкает в землю получившееся кривое подобие знамени.

 — Я, Первый коготь дракона[3]Кристофер тиа Элькросс, объявляю эту крепость собственностью Южного Храма.

 — И северного клана, — добавляет Алик.

Крис на секунду задумывается, потом переиначивает.

 — Объявляю эту крепость собственностью объединенной армии Северного и Южного Пределов. Леди Лаанара, проверьте арсенал и казну, лорд Аликандр, приготовьтесь к обороне — сюда движется большая армия противника.

Мы дружно отдаем честь и дружно смеемся.

 — Идем искать сокровища? — предлагает Алик. — Кто первый отыщет что-нибудь интересное, тот…

 — Герой! — перебивает Крис. — А последний — сопливая девчонка!

 — И не мечтай, бескрылый!

Мальчишки шустро скрываются в соседних строениях, я с сомнением смотрю на развалюху, доставшуюся мне. Двухэтажная, с дырявой крышей, она не внушает доверия. Интересно, что здесь находилось раньше. Штаб? Казармы? А может, действительно арсенал? Сейчас тут обосновались крысы: я явственно слышу их писк, когда подхожу к стене, сразу же смолкнувший, стоило мне оступиться на груде щебня. Настороженная тишина нравится мне еще меньше (а вдруг там прячется кто-нибудь похуже крыс, кто-нибудь большой, злой и страшный… страшно голодный). Я уже собираюсь вернуться и позвать друзей, но передумываю. Не хочется выглядеть «сопливой девчонкой» в глазах Криса.

Упрямо закусив губу, я хватаюсь за край окна, подпрыгиваю, подтягиваюсь и забираюсь внутрь. И едва сдерживаю стон разочарования: комната передо мной абсолютно пуста. Голые потемневшие стены, потолок со следами подтеков, ободранный деревянный пол, паутина по углам и толстый слой пыли, от которого сразу же хочется чихать. В общем, ничего странного, страшного или любопытного.

Следующая комната оказывается точной копией предыдущей, такой же пустой и обычной — похоже, здесь раньше были казармы.

Мальчишкам повезло не больше моего — арсенал или казну мы так и не нашли. Результатами часового пребывания в крепости стали разбитое зеркальце, кусок порванной карты, картина, затертая до такой степени, что невозможно было разобрать рисунок, погнутая ложка и еще куча всякой ерунды. Крис клялся, что видел обломок меча (настоящего, с гравировкой), но тот провалился в какую-то дыру и теперь до него не добраться. В общем, ценность из наших находок представляли только две — почерневшая серебряная монета, на которой угадывалось изображение летящего дракона, и статуэтка воина из тусклого металла.

Крис с унылым видом изучает добычу.

 — Не густо.

Мы с северянином согласно киваем.

 — Что делать будем? — спрашивает Алик. — Поиграем в прятки?

 — Ну их. Лениво, — меня на самом деле больше не тянет лазить по пустым комнатам, да и солнце начинает клониться к горизонту. Приближается время вечернего чаепития, до которого мне надо успеть переодеться и умыться: платье все в пыли и паутине (достанется же мне от сестры!).

 — А я знаю, где мы еще не были! — восклицает Крис, показывая рукой на уцелевшую башню. На самом деле, конечно, мы не были не только там — я не отважилась подняться на второй этаж «своего» дома — но об этом благоразумно молчу.

 — Крис, там нет ничего, — морщится Алик.

 — Может быть, и нет. А может, и есть. Разве тебе неохота проверить? — ой-ей, когда у Криса загораются глаза, его ничем не проймешь. Алик все же пробует.

 — Если ты сверзишься оттуда, тебе срочно придется учиться летать.

Крис беззаботно отмахивается, потом смотрит на меня.

 — Ланка, идешь со мной? Или тоже собираешься праздновать труса? — Алик прав, я понимаю, что он прав и нам не следует соваться в башню, которая держится только на честном слове. Но разве я могу проиграть Крису?! Ладно, мы еще посмотрим, кто из нас трус.

 — Идем, бескрылый. Если не испугался, — я быстрым шагом, пока решимость не покинула меня, направляюсь ко входу в башню.

Три пролета мы преодолеваем молча. Скобы, вбитые в стены, покрыты ржавчиной и оставляют на ладонях рыжие следы, но держатся и оказываются достаточно крепкими, чтобы вынести наш небольшой вес — ни одна не обламывается и даже не шатается.

В башне так же пусто и пыльно, как и в остальных частях заброшенной крепости. И единственное отличие очередного этажа от тех, что мы миновали, не останавливаясь, — окна: одно узкое, для стрелков, направленное в сторону тракта, и два широких, смотрящих во внутренний двор.

Я направляюсь сначала к узкому.

Отсюда открывается превосходный вид на дорогу до того места, где склоны гор расступаются, обозначая спуск в долину. Кажется, я даже вижу кусочек сада вдалеке. Небо окрашивается в пастельные мягкие тона, характерные для вечера, порыв ветра взъерошивает волосы, и мне чудится запах булочек, выпекаемых к чаю, — пора домой. Я отворачиваюсь, подхожу к Крису. Тот машет рукой Алику. Северянин складывает руки рупором, кричит нам:

 — Довольно! Спускайтесь!

Приоткрытая дверь сбоку выходит на естественный карниз вдоль скалы. Лестница рядом с ней исчезает в темноте провала внизу, поднимается к светлому пятну далекого неба. А мы ведь высоко забрались. Моя решимость начинает быстро испаряться. Я перевожу взгляд на Криса: «Скажи, что достаточно, пожалуйста». Но друг молчит.

 — Дальше, бескрылый? На самый верх?

 — На самый верх, Ланка, — вздыхает Крис и лезет первым. Наверное, он тоже надеялся, что я скажу: «Хватит!». Я следую за другом.

Скобы недовольно скрипят, грозясь вывернуться из стены и обрушить нас во тьму, голодным хищником затаившуюся под ногами. Недовольно, злобно гудит ветер. Чудится, сама башня раскачивается под его порывами, а ведь во дворе легкий весенний фён был почти незаметен. Карабкаемся мы медленно: боязливо льнем к стене, до судороги цепляясь за очередную перекладину, замираем в нерешительности прежде, чем подняться немного выше.

Когда мы наконец добираемся до вершины, я переваливаюсь через край да так и остаюсь лежать, прижавшись к полу, дрожа от холода и страха. Я ощущаю себя былинкой, которую в любой миг может подхватить и унести ураган, властвующий здесь.

Крис бесстрашно вскакивает на каменную кладку невысокого ограждения, раскидывает руки-крылья, словно собираясь взлететь. На лице мальчишки блуждает улыбка, дерзкая, счастливая, бесшабашная.

 — Ланка!

Я нахожу в себе смелость приподняться на локтях и выглянуть за зубцы. Хаос меня забери! Мир раскрывается перед нами будто на ладони. Позади, далеко-далеко, за границей Благословенного Дола, на самом горизонте, кажется, можно увидеть вольные степи Ангары[4]. Впереди вздымаются укутанные в туманы, мрачные и неприступные пики гор. А выше… выше только небо. Красиво и… жутко. На мгновение мой взгляд падает вниз, где Алик, задрав голову, с тревогой наблюдает за нами. От высоты кружится голова. Я зажмуриваюсь. Страх и благоразумие наконец-то берут верх над гордостью и безрассудством.

 — Крис, пожалуйста, давай вернемся. Здесь опасно!

Кристофер оборачивается, протягивает мне руку.

 — Не дрейфь, Ланка. Вставай! Смотри, как хорошо!

Я почти верю словам, вкладываю свою ладонь в его…

Виноват ли порыв налетевшего ветра, неловкое движение или непогода и дожди, размывшие кладку, но внезапно Крис шатается. Кусок стены выворачивается из-под его каблука и с грохотом рушится вниз. Мальчишка теряет равновесие, падает следом, каким-то чудом исхитрившись ухватиться кончиками пальцев за край. От резкого рывка я тоже валюсь на пол. Крис висит над пропастью, одной рукой цепляясь за полуразрушенное ограждение башни, другой — за мое запястье. Ноги мальчишки скользят по стене, не находя опоры.

Я упираюсь свободной ладонью в крошащийся и опасно подрагивающий камень, молясь Древним, чтобы он устоял на месте. Сейчас, подождите немного, сейчас я извернусь, оттолкнусь и вытяну друга… только бы найти точку опоры.

Снизу доносится перепуганный крик Алика.

 — Держи его, Ланка! Держи!

Драконенок ныряет в крепость. Успеет ли?

Пальцы Криса соскакивают с камня, и он полностью повисает на моей руке. Мне кажется, что кисть вот-вот оторвется. Угол бортика больно впивается в грудь. Хаос, вечный, нетленный, какой же он тяжелый!

 — Держись, бескрылый! Я тебя вытащу, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. Пытаюсь немного подтянуть его — куда там!

Кладка крошится под пальцами, еще один камень вылетает из стены, чтобы разбиться далеко внизу. Я чувствую, что постепенно начинаю сползать вслед за Крисом: мальчишка, несмотря на худобу, весит больше, чем я, и утягивает меня следом. Похоже, нам действительно срочно придется учиться летать. Меня захлестывает паника, я дергаюсь, напрасно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь надежный выступ, за который можно зацепиться, только ухудшая ситуацию. Хаос! Сейчас мы свалимся оба!

Алик успевает. Хватает за ноги, тянет к себе. Старается одновременно удержать меня и подобраться поближе к Кристоферу.

 — Не отпускай его, Ланка! Только не отпускай!

Почему у Криса такая мокрая ладонь, я ощущаю, как его пальцы медленно выскальзывают из моих. Медленно, но неотвратимо...

 — Не смей падать, Крис! — отчаянно кричу, пытаясь схватить его и второй рукой. — Слышишь, бескрылый!

Я вижу его лицо, белое от страха, на котором особенно четко видны темные пятна веснушек. Слышу, как злорадно завывает ветер подо мной. Чувствую пальцы Алика, до боли вцепившиеся в лодыжки, тянущие назад. И руку Криса, которая вырывается из моей руки.

 — Ланка…

 — Нет! Крис!

Он падает медленно, словно перо, отпущенное по воздуху. Достигает кучи камней во дворе и остается лежать, нелепо раскинув руки и ноги, точно сломанная кукла. Мы слишком юны, мы не умеем летать.

 — Крис! Криииис!

Но друг почему-то не отвечает. Не встает, удивленно потирая ушибленное место, не ухмыляется своей вечной озорной улыбкой, не обзывает меня трусихой и сопливой девчонкой.

 — Крис!

Словно издалека до меня доносится голос Алика.

 — Ланка!

Я оборачиваюсь, смотрю на его лицо, на перепуганные глаза, на слезы, текущие по щекам, как у малолетки. И понимаю, что я такая же — испуганная, плачущая от осознания: случилось нечто страшное, непоправимое.

 — Ланка, ты сможешь сама спуститься?

Судорожно киваю. Пробую встать на ноги, в итоге ползу к лестнице на четвереньках. Алик несколько мгновений смотрит на меня, потом устремляется вниз — к Крису.

Я следую за ним. Шатает. Болят лодыжки, за которые меня пытался удержать Алик, болит бок, которым я ударилась при падении. Только рука странно пуста. И слезы текут по щекам. Глупые нелепые слезы, неспособные помочь…

 Скоба выскальзывает из разжавшихся пальцев, и полпролета я лечу. Приземляюсь, падаю. Похоже, подвернула ногу, но это не страшно — заживет. Ковыляю туда, где над Крисом склонился Алик, отталкиваю северянина.

 — Крис! Очнись!

Рыжий молчит, в застывших глазах отражается вечернее небо. Я хватаю его за плечи, тереблю, будто это может помочь.

 — Приди в себя, бескрылый!

Алик пытается оттащить меня.

 — Ланка, он умер. Он мертв, Ланка.

Мертв. Пальцы разжимаются сами собой. Дети не понимают, что такое смерть. Они знают лишь, это нечто страшное, окончательное, что не дано исправить. Ни одна сила в мире не способна вернуть тех, кто перешагнул порог Небесного Дома. Но дети не верят в смерть, они считают, что будут жить вечно.

Я вглядываюсь в стекленеющие глаза, ища свет ускользающей за грань души, и шепчу слова, смысл которых не понимаю, но мне объяснят… чуть раньше.

 — По праву крови…

Пальцы переплетаются с пальцами друга, поцарапанными, с обгрызенными ногтями. Правильно, только так. Я должна стать проводником, что покажет ему путь сквозь паутину случайностей и совпадений, приведших к нелепому и трагичному финалу.

 — Именем Хроноса, перебирающего песчинки времени…

Никто не способен оживить умершего. Даже жрицы Южного Храма, известные своим лекарским даром, одной из которых через много лет стану и я, не способны воскрешать. Но я не воскрешаю, я сохраняю.

 — Именем Рока, чертящего наши судьбы среди звезд…

Тысячи мелочей, решений, слов, поступков складываются в единую цепь, рождая настоящее. Но если разбить эту цепь, если убрать хотя бы одно звено, можно изменить предопределенную судьбу.

 — Именем Шанса…

Бросить вызов фатуму, попробовать все исправить. Это странный опасный дар, потому что за попытку в случае проигрыша я заплачу своей жизнью. Я ясно понимаю это, будто кто-то шепчет мне на ухо, но не боюсь. Потому что еще не верю в смерть…

 — Хаос, вечный и нетленный, прими мой вызов!